| Главная » Книги |
Арнольд Эдвин - Свет Азии, Страница 9
Арнольд Эдвин - Свет Азииgn="justify"> Вскочили на быстрыхъ коней
И встретились въ парке царя Бимбисары
Все вместе чрезъ несколько дней.
Тамъ Будда ученье свое проповедалъ,
Покорный святымъ небесамъ,
И каждый забылъ, что ему заповедалъ
Король и царевна; и самъ,
Невольно прикованъ къ Нему въ обаяньи
Ловилъ ненасытно слова,
Слова милосердья, любви, состраданья
И правды святой торжества.
Какъ пчелка, росой упиваясь медвяной,
Съ цветовъ ароматной Могра,
Совсемъ забываетъ о ночи туманной,
О томъ, что ей въ улей пора:
Такъ речи всечтимаго Будды внимая,
Забыли послы обо всемъ
И вместе съ толпою Его прославляя,
Пошли за нимъ труднымъ путемъ.
Тогда Суддходана послалъ туда снова
Удайи. Изъ всехъ Его слугъ
Онъ былъ самый верный...Въ дни счастья былого
Удайи Сиддарте былъ другъ.
Приблизившись к парку, Удайи смутился
И только, сорвавъ на пути
Хлопокъ и, закрывши имъ уши, решился
Къ Учителю онъ подойти -
И выслушавъ речь его, Будда смиренно
Промолвилъ, главу преклоня:
,,О, да! Я прийду! Я прийду, несомненно!
Пусть ждетъ повелитель меня!
Не долженъ-ли всякий почтить уваженьемъ
Того, кто даруетъ ему
И жизнь и возможность не жить и терпеньемъ,
О, смерть, победитъ твою тьму!?
Да, тотъ, кто постигнетъ земные обманы,
Достигнетъ небесныхъ высотъ,
Кто добръ, милосердъ и правдивъ, тотъ Нирваны
Достойный покой обрететъ.
Ты долженъ царю и царевне ответить,
Что я къ нимъ иду..."
________________________________________ Чтобъ его
Достойно въ столице взволнованной встретить,
Устроилъ король торжество:
У южныхъ воротъ былъ поставленъ на диво
Изъ шелковой ткани - шатеръ;
Внизу расстилался, свежо и стыдливо,
Душистый цветочный коверъ.
Везде разноцветные флаги пестрели;
У берега синей реки,
На солнце, все въ золоте, ярко блестели
Слоновъ разодетыхъ клыки.
Указано было то место, откуда
Подъ звонъ барабановъ, народъ
Лишь только появится царственный Будда,
Вдругъ крикнетъ: ,,Сиддарта идетъ!"
Вельможи предстанутъ Сиддарте съ поклономъ;
Танцовщицы, нежно звеня,
Кружась и играя, дождемъ благовоннымъ
Засыплютъ его и коня.
Все улицы, зданья, къ приему Владыки
Украситься пышно должны,
И музыки звуки и громкие крики
Должны быть веселья полны!
Все было готово, все въ городе ждали
Когда возвеститъ барабанъ,
Что едетъ Сиддарта...
Но дни протекали:
Сиддарты все нетъ... Какъ туман,
Всю душу царевны печаль охватила,
И вотъ Ясодхара велитъ
Нести ее слугамъ туда, где уныло
Шатеръ пышноцветный стоитъ.
Нигродха - пленительный садъ, осененный
Кудрями цветущихъ деревъ:
Онъ радовалъ сердце одеждой зеленой,
Обильемъ цветовъ и плодовъ.
Шла мимо дорога съ далекаго юга,
И были отсюда видны
Цветы и деревья общирнаго луга...
А дальше, съ другой стороны,
Въ убогих лачугахъ, клейменыхъ презреньемъ,
Оборванный людъ проживалъ,
Который однимъ своимъ прикосновеньемъ
Жрецовъ и вельможъ оскорблялъ.
И эти бедняги Учителя ждали,
Бродили всю ночь напролетъ,
Въ тоске на вершины деревьевъ взлезали.
А Онъ не идетъ! Не идетъ!
И утромъ трудиться опять начинали;
Гирлянды плели и венки,
Боговъ украшали и зелень меняли
На пристани синей реки.
Все это царевна вокругъ замечала
И взоры съ любовью немой
Въ туманную, синюю даль устремляла
И слушала вести с тоской;
И вотъ, она видитъ: идетъ по дороге
Отшельникъ... Его голова
Обрита... О камни изрезаны ноги,
Одежда желта, не нова.
Въ рукахъ его чаша... Деревней идетъ он
Съ протянутой чашей впередъ...
Ему подаютъ у дверей и изъ оконъ...
Иной ничего не даетъ,
Но кротко отшельникъ минуетъ такого;
Идутъ еще двое за нимъ,
И также желты и бледны ихъ покровы...
Но первый отшельникъ такимъ
Величиемъ полонъ, такъ взоръ его светелъ,
Такое въ лице торжество,
Что тотъ, кто хоть разъ на пути его встретилъ,
Во векъ не забудетъ его!..
Мужчины и женщины, старцы и дети
За нимъ шли толпою во следъ
И тихо шептали: ,,Кто странники эти?
Кто-тотъ?.. О, подобнаго нетъ
Ему среди смертныхъ прекраснаго лика!.."
Когда-жъ Онъ сравнялся съ шатромъ, -
Царевна с пронзительньимъ крикомъ: ,,Владыко!
Сиддарта!" какъ крепкимъ кольцомъ,
Любовно Его охватила руками,
Въ объятье на мигъ замерла
И вдругъ, отъ блаженства рыдая, съ слезами
Колена Его обняла.
Когда-же въ последствии Будду спросили:
Какъ клятву нарушить Онъ могъ,
Дозволивъ, чтобъ женския руки обвили
Его, какъ цветочный венокъ, -
Учитель ответилъ: - ,,Великий обязанъ
Все слабости малыхъ сносить,
Что-бъ силой своей не гордясь, техъ, кто связанъ,
Отъ тягостныхъ узъ отдалить.
Тотъ можетъ свободнымъ назваться достойно,
Кто будетъ свободу слепцамъ
Внушать терпеливо, премудро, спокойно...
Къ спасенью по тремъ ступенямъ
Приxодятъ все те, кто въ семъ мире берется
Учить... Вотъ названия ихъ:
,,Намеренье" - первой; вторая зовется
,,Попытка", а третья изъ нихъ -
,,Познанье"... Въ периоде первомъ когда-то
Я жилъ и всемъ сердцемъ желалъ
Премудрости, блага, всего, что такъ свято,
Но взоръ мой во тьме утопалъ.
Сочтите вы зерна клещевины старой...
Назадъ тому сколько-же летъ
Я въ образе Рамы-купца, съ Ясодхарой
Жилъ, нежной любовью согретъ.
Но только тогда мою милую звали
,,Лакшми"... На прибрежьи морскомъ
Близъ места, где жемчугъ ловцы добывали,
Мы съ ней проживали вдвоемъ.
Мы были бедны. Разъ, прощаясь со мною,
(Я шелъ на добычу) Лакшми
Меня умоляла съ безумной тоскою: -
,,Останься! О, милый, пойми, -
Она говорила, быть можетъ, ты губишь
Холоднымъ упорствомъ себя.
Какъ можно покинуть того, кого любишь,
Кто любитъ глубоко тебя..."
Но я не послушалъ. Я къ волнамъ пролива
Направилъ свой утлый челнокъ.
Спасло меня только какое-то диво
Средь бурь и ужасныхъ тревогъ.
И ночью и днемъ опускался я въ море
На самое дно въ глубине,
И вотъ, мне попалась жемчужина вскоре,
Подобная светомъ - луне.
Подобныхъ ей не было въ мире сокровищъ!
Тогда поспешилъ я домой
Въ родимыя горы, забывши чудовищъ
И волнъ угрожающий вой.
Но голодъ въ то время свирепствовалъ всюду,
И трудно мне было въ пути,
Ревниво храня свое светлое чудо,
Себе пропитанье найти.
Но вотъ вдалеке и родное жилище!
Бегу, и, о горе! В дверяхъ
Лакшми моя молитъ чуть слышно о пище
И смерть у ней бродитъ въ глазахъ.
Тогда возопилъ я: ,,О, дайте мне хлеба!
Я царство за жизнь отдаю.
Вотъ жемчугъ... О, ради всего! Ради неба!
Спасите голубку мою!"
И хлеба принесъ мне за перлъ небывальий
Одинъ изъ соседей... Тогда
Лакшми оживилась и мне прошептала:
,,Да, ты меня любишь...О, да!"
Продавъ его сделалъ я доброе дело,
Я далъ благодатный покой
Душе,что терзалась, томилась, горела
Мучительно жгучей тоской.
Но жемчугъ, которымъ теперь я владею,
Который мне далъ океанъ,
Его ни сменять, ни продать я не смею!..
Закон и двенадцать Ниданъ*
Зовется онъ!.. Въ каждой душе благородной
Онъ долженъ храниться на дне,
Какъ даръ совершенный, святой и свободный,
Забытый въ бездонной волне.
Какъ меньше Меру* - муравейникъ чуть видный,
Какъ искры-росинки въ цветахъ
Ничтожнее моря, такъ перлъ тотъ завидный
Ничтожней теперешнихъ благъ.
Но знайте, разумно любовь поступила..
Шадя ея слабость тогда,
Смиренье и кротость моя победила.
Любя, на стезю Ясодхара вступила
И блещетъ на ней, какъ звезда.
И только лишь царь услыхалъ съ содраганьемъ,
Что сынъ его, бритый, худой,
Въ лохмотьяхъ, какъ нищий, живетъ подаяньемъ,
Онъ дрогнулъ, охваченъ враждой.
Вражда заглушила въ немъ преданность сыну,
Онъ молнии гнева металъ
И, силясь излить роковую кручину,
Сребристую бороду рвалъ.
И вышелъ, придворной толпой окруженный,
Нахмурясь, вскочилъ на коня,
И злобно ударилъ и конь оскорбленный
Помчался, копытомъ звеня.
,,Вотъ царь скачетъ! Кланяйтесь!" Чуть успевали
Промолвить прохожие имъ.
И всадники быстро вдали исчезали,
Какъ бурей подхваченный дымъ.
У южныхъ воротъ, близъ стариннаго храма,
Толпился народъ вкругъ того,
Чей взоръ встретилъ благостно, смело и прямо
Владыку-отца своего.
И взоръ этотъ былъ такъ глубокъ, такъ смиренно
Склонилъ Онъ главу предъ отцомъ,
Что гневъ Суддходаны растаялъ мгновенно
Предъ этимъ небеснымъ лицомъ.
Онъ виделъ Сиддарту живымъ и здоровымъ,
Исполненнымъ светлой мечтой,
Влекущей сияньемъ нетленнымъ и новымъ,
Манящей сердца красотой.
Но царь возгласилъ предъ Сиддартой: "Ужели
Здесь въ рубище, съ бритой главой
Мой сынъ. Тотъ, кого небеса съ колыбели
Готовили къ жизни иной?
Готовили къ божеской славе съ любовью,
Мой сынъ и наследникъ мой! Тотъ,
Кто чуть шевельнетъ соколиною бровью, -
Къ ногамъ Его царство падетъ.
Ты долженъ въ отчизну со свитой явиться,
Въ одежде, достойной Тебя!
Взгляни: мое войско, народъ мой толпится:
Все ждутъ господина, любя.
Скажи, где Ты прожилъ те годы разлуки,
Когда я скорбелъ, а она,
Жена твоя, полная горя и муки,
Жила сиротлива одна?
Съ техъ поръ, какъ исчезъ ты, ни звуки ситары,
Ни песни ужъ ей не звучатъ.
Съ техъ поръ, какъ исчезъ ты, твоей Ясодхары
Не красилъ роскошный нарядъ!
И только теперь въ златотканномъ уборе
Встречаетъ она тебя тутъ...
А ты? Ты въ лохмотьяхь... Ты - нищий... О, горе!
Ты бледенъ, измученъ и худъ!
,,Зачемъ?" - вопросилъ онъ съ словами укора.
- ,,Таковъ былъ мой родъ, "- Онъ сказалъ.
- ,,Твой родъ былъ великъ. Но изъ предковъ который,
Подобно тебе поступалъ?"
Учитель ему возразилъ: ,,Не объ этомъ
Сказалъ я: - Невидимъ мой родъ.
Мой родъ - это Будды, чьимъ светлымъ заветомъ
Ихъ верный потомокъ живетъ.
И та, что теперь передъ нами картина -
Была у воротъ городскихъ:
Царь въ воинскомъ платье, приветствовалъ сына
Босого, въ одеждахъ худыхъ.
Отшельника сына, что сердце питая
Любовью къ собратьямъ своимъ,
Сталъ выше царей и, величьемъ сияя,
Былъ миромъ почтенъ и любимъ.
И прежде Владыко, какъ я предъ тобою,
Колени склонилъ предъ отцомъ,
И въ даръ ему нежно принесъ онъ съ мольбою
Сокровища въ сердце своемъ,
И тоже тебе, мой отецъ, приношу я."
И взялъ его за руку Онъ
И толпы народа смиренно минуя,
Внушалъ ему правды законъ.
И царь и царевна шли рядомъ съ Владыкой,
А Онъ имъ четыре открылъ
Возвышенныхъ истины властью великой
И восемь техъ правилъ внушилъ,
Безропотно следуя коимъ, спасенье
Цари обретутъ и рабы.
Стезя та имеетъ четыре ступени
И восемь законовъ судьбы.
Мудрецъ и невежда, все поздно, иль рано
Достигнутъ на этомъ пути
Того, что зовется блаженство, Нирвана,
Что можетъ отъ жизни спасти."
Такъ Будда съ родными въ ворота вступаетъ
Отецъ Его, - съ чашей въ рукахъ,
Речамъ его съ жадной любовью внимаетъ
Лицо его ясно... Въ очахъ
Царевны, блестевшихъ слезою священной,
Зажегся спасительный светъ...
Въ ту ночь Ясодхара и царь вдохновенный
Вступили на путь примиренья блаженный,
Где горя и радости нетъ!
Примечания Капилавасту - столица царства Шуддоданы, отца Будды, на южной границе нынешняго Непала.
Васанта - весна.
Пять учениковъ - они сперва были соучениками Будды, потомъ, после того какъ онъ достигъ просветления, они стали его ревностными последователями, имъ онъ сказалъ свою первую проповедь въ Бенаресе.
Ниданы - Ихъ 12. Это звенья цепи причинъ и следствий, которая была установлена Буддою, для дополнения четырехъ истинъ. Объяснений этой цепи и взаимной и последовательной связи ея звеньевъ существуетъ не мало, но ни одно изъ нихъ нельзя еще считать окончательнымъ.
Меру - мифическая гора.
КНИГА ВОСЬМАЯ. Вблизи отъ Нагары равнина широко
Вдоль речки Коханы идетъ...
Отъ вратъ Бенареса, левее востока
Дорога... По ней пешеходъ
Дней въ пять туда будетъ... Одета равнина
Ковромъ ароматнымъ весь годъ,
Надъ нею блестятъ, какъ венцы исполина,
Снега Гималайскихъ высотъ.
Деревья въ зеркальныя воды глядятся...
Небесъ ея нетъ голубей,
И духи, ея покровители, чтятся
Глубоко до нынешнихъ дней.
Сквозь частый кустарникъ, цветами увитый.
Лишь ветеръ проникнетъ съ трудомъ,
И плющъ, пробиваясь сквозь старыя плиты,
Надъ ними повиснулъ шатромъ.
С камедныхъ деревьевъ, иль съ кедра, порою,
Змея на плиту проползетъ
Шипя, извиваясь, блестя чешуею,
И въ трещине вдругъ пропадетъ.
По гладкому полу, где некогда властно
Ступали вельможи, цари,
Тамъ ящеркамъ бегать теперь безопасно,
А тамъ, где былъ тронъ, посмотри:
В обломкахъ его притаилась лисица...
И только лишь горы одне,
Живительный воздухъ, холмовъ вереница
И въ наши осталися дни,
А все остальное, что въ жизни мы ценимъ,
Исчезло, какъ облако утромъ весеннимъ.
________________________________________ Въ томъ месте стояла столица когда-то
Царя Суддходаны. И Будда - народъ
Училъ, озаренный сияньемъ заката
С холма, что такъ пышно цвететъ.
Разсказъ есть подробный въ священномъ писанье
О томъ, какъ встречаемъ Онъ былъ
В роскошныхъ чертогахъ, - какъ всемъ въ назиданье
Онъ чистую мудрость открылъ.
О томъ, какъ толпа Его слушала жадно
В саду, близъ дворцовыхъ палатъ,
Где били фонтаны, где розы нарядно
Блистали, струя ароматъ.
Тамъ было четыреста тысячъ народа,
Онъ вправо сиделъ отъ отца...
Вокругъ - все великие древностью рода,
Все - верные трону сердца:
Князья Дэвадатта, Ананда; а дале,
Одетые въ желтый хитонъ,
Сарипутра и Могаланъ* тамъ стояли,
Два нищихъ, внимавшихъ Законъ.
Рахула гляделъ, межъ коленъ Его стоя,
Съ улыбкой любуясь отцомъ;
У ногъ - Ясодхара, забывъ все земное,
Сидела съ смущеннымъ лицомъ:
В предведеньи высшей любви безконечной
И жизни, которой чужда
Безсильная старость, восторгъ скоротечный
И смерти холодной вражда.
Исчезли, какъ дымъ, ея скорби, печали...
Она ему руку дала,
И желтую ризу поверхъ своей шали
Покрыла и такъ замерла.
Речей Его дивныхъ и тысячной доли
Не въ силахъ я здесь передать.
Ихъ ветеръ свободный развеялъ на воле,
Ихъ время украло, какъ тать.
За Мудрость Его, за любовь Его къ людямъ
Учителя свято я чту,
Но мы по намекамъ теперь только судимъ
Премудрыхъ речей красоту.
Я знаю ничтожную часть по писанью,
Я знаю, что Будде внимать
Слетела съ небесъ и примкнула къ собранью
Безплотныхъ незримая рать.
Все души усопшихъ, все Дэвы собрались
Внимать благодатнымъ речамъ,
И адския пасти въ тотъ часъ разверзались,
И муки забылися тамъ.
Казалося, солнце уйти не желало
За грань оснеженныхъ вершинъ,
И медлила ночь распахнуть покрывало,
И дивнымъ речамъ, притаившись, внимала
Изъ безднъ пропастей и долинъ.
Межъ ночью и днемъ ( такъ гласитъ намъ писанье)
Пленительный вечеръ стояль,
Какъ юная дева въ пурпурномъ сиянье,
Всечтимому кротко внималъ.
Волнистыя тучки казались кудрями,
Луна - ея перлъ на челе,
Безценныя звезды сверкали камнями,
А тьма, точно ризы, плыла небесами
И стлалась по сонной земле.
Дыхание этой волшебницы дивной
Дарило земле ароматъ,
Въ то время, какъ музыке речи призывной
Внимало и небо и адъ.
Рабъ низкий, богачъ, неизвестный и знатный,
Арийский вельможа и млеччъ*,
Все слушали жадно, была всемъ понятной
Всечтимаго ясная речь.
Писанье гласитъ, что не только народы,
Но птица и зверь, и змея,
Постигли заветъ Милосердья, Свободы
И тягостный смыслъ бытия.
Все жизни въ телахъ обезьяны, шакала,
Оленя, медведя и льва,
Постигли, что время спасенья настало,
Что истина въ мире - жива.
Что души ихъ, съ мрачной людскою душою
Святой заключили союзъ,
Что пала со всехъ, порожденная тьмою,
Цепь тяжкихъ и гибельныхъ узъ.
Благой проповедовалъ: ,,Омъ Амитайя!*
Слова наши жалки, бедны!
Въ бездонное краткую мысль опуская,
Увы, не достать глубины!
Вопросъ и ответъ - все одни заблужденья.
Безмолвствуй! Глубокая тьма
Предшествуетъ жизни... О тайне рожденья
Одинъ только знаетъ Брама!
Не могутъ узреть Его смертнаго очи:
Онъ - тайна изъ тайнъ для ума.
Мы видимъ лишь тени безвыходной ночи...
Вся жизнь безпросветная тьма!
Напрасно покровъ поднимать за покровомъ.
Безмолвствуй, какъ въ небе - звезда!
Того, что таится во мраке суровомъ,
Тебе не познать никогда!
Довольно того, что и жизнь и кончина,
Волнение, радость, печаль,
Вещей неизменная связь и причина
И время, бегущее вдаль,
- Капризный потокъ бытия непрерывно
Стремящийся бурно впередъ,
Пока, изменяяся вечно и дивно,
Въ немой океанъ не впадетъ;
И этихъ бушующихъ волнъ испаренья
Сгустятся въ выси въ облака,
И падаютъ снова они чрезъ мгновенье,
И вновь ихъ приемлетъ река.
Вотъ все, что о призракахъ ведать намъ надо,
Весь миръ, что умомъ не обнять,
Одно колесо безконечнаго ада:
Его никому не сдержать.
Спугнуть вечный сумракъ молитва не можетъ,
Безмолвье вотще вопрошать.
Безуменъ, кто подвигом сердце тревожитъ!
Зачемъ свою скорбь удручать?!
Ахъ, братья и сестры! Все боги безсильны
Помочь вамъ въ житейской борьбе.
Хоть ваши дары велики и обильны,
Ищите спасенье въ себе!
Тюрьму человекъ себе самъ воздвигаетъ.
У всехъ одинакова власть.
И каждый делами себе созидаетъ
И радость, и горе, и страсть.
Все, что происходитъ, - влечетъ неизбежно
Добро, наслажденье, иль зло.
Но ангелы въ небе любуются нежно,
Что было святымъ и прошло,
А злобные демоны въ бездне считаютъ
Минувшаго злыя дела.
Не вечно ничто... Время все ослабляетъ
Величие блага и зла.
Чей путь былъ тернистъ, тотъ, быть можетъ, воспрянетъ
Царемъ... Нечестивый-же царь
Бродить по земле за дела свои станетъ,
Какъ нищий, иль жалкая тварь.
Вы можете жребий поднять свой превыше
Священнаго Индры, и вновь
Его уронить ниже червя и мыши,
Коль васъ не поддержитъ любовь.
Всему свой конецъ. Колесо все вертится
И отдыха нетъ ни на мигъ.
Одно умираетъ, другое родится,
Кружится, мелькаетъ за спицею спица
И плещетъ предвечный родникъ.
Когда-бъ съ колесомъ изменений, о, братья,
Васъ всехъ неразрывно сковать,
То сердце вселенной исторгло-бъ проклятье,
Душе-бы пришлося страдать.
Но вы... вы не скованы... Сердце живое
Спокойно, блаженна душа,
И воля сильнее страдания вдвое,
И жизнь можетъ быть хороша.
Теперь предаюсь я веселью невольно.
Обрелъ я свободу! Обрелъ!
О, знайте, страдаете вы добровольно,
Какъ въ клетке открытой - орелъ.
Никто не принудитъ васъ къ жизни и смерти.
Кружась въ темноте съ колесомъ,
О, братья страдальцы! вы сами-же, верьте,
Себя окружаете зломъ.
Откройте зенницы, и я вамъ въ награду
Премудрую истину дамъ...
Превыше небесъ, ниже самаго ада
И далее звездочекъ, тамъ,
Какъ миръ, какъ пространство само достоверно.
Безъ грани, начала конца,
Есть сила, влекущая прямо и верно
Ко благу и правде сердца.
Безсмертны и вечны ея лишь законы...
Съ премудрой заботой во всемъ
Она проявляетъ себя неуклонно:
Распустится розы цветкомъ,
Серебряный лотосъ таинственно сложитъ,
И въ недрахъ земной глубины
Незримыя силы сливаетъ и множитъ,
Рисуя одежду весны.
Она наполняетъ и землю и воздухъ
И небо: въ ней - ключъ бытия...
Жилище ея на мерцающихъ звездахъ,
Громъ, молния - слуги ея.
Изъ тьмы она сердце живое воззвала
Все старыя скорби и зло
Во благо рука ее все обращала,
Могущество к свету влекло.
Хранитъ она старыя яйца ангины
И съ медомъ ячейку пчелы,
Ей равно покоренъ и родъ муравьиный
И гордые силой орлы;
Она ни минуты покоя не знаетъ,
Не знаетъ суровыхъ преградъ,
Съ улыбкой въ грудь матери соки вливаетъ,
А въ зубы змеиные - ядъ.
Она въ безграничной выси управляетъ
Движениемъ стройныхъ светилъ
И въ недрахъ земли глубоко укрываетъ
Каменья и золото жилъ.
Что скрыто, на светъ выводя неустанно,
Она средь лесистыхъ просекъ
Лелеетъ и кедра главу великана
И травки чуть видный побегъ.
Здесь губитъ, а тамъ ужъ творитъ она снова
Однимъ мановеньемъ руки.
Ей жизнь и любовь - вековая основа,
Страданья и смерть - челноки.
Она созидаетъ и рушитъ мгновенно,
И съ каждымъ ударомъ резца
Все лучше свой планъ выполняетъ въ вселенной
И ищетъ творений венца.
| |
| Просмотров: 463 | Рейтинг: 0.0/0 |
| Всего комментариев: 0 | |
Жанры