| Главная » Книги |
Жуковский Василий Андреевич - Собрание стихотворений, Страница 9
Жуковский Василий Андреевич - Собрание стихотворенийир младенец, гость желанный!
Тебя узрев, коленопреклонен,
Младый отец пред матерью спасенной
В жару любви рыдает, слов лишен;
Перед твоей невинностью смиренной
Безмолвная праматерь слезы льет;
Уже Москва "своим" тебя зовет...
Но как понять, что в час сей непонятный
Сбылось с твой, младая мать, душой?
О! для нее открылся мир иной.
Твое дитя, как вестник благодатный,
О лучшем ей сказало бытиии;
Чистейшие зажглись в ней упованья;
Не для тебя теперь твои желанья,
Не о тебе днесь радости твои;
Младенчества обвитый пеленами,
Ещё без слов, незрящими очами
В твоих очах любовь встречает он;
Как тишина, его прекрасен сон;
И жизни весть к нему не достигала...
Но уж судьба свой суд о нем сказала;
Уже в её святилище стоит
Ему испить назначенная чаша.
Что скрыто в ней, того надежда наша
Во тьме земной для нас не разрешит...
Но он рожден в великом граде славы,
На высоте воскресшего Кремля;
Здесь возмужал орел наш двоеглавый;
Кругом его и небо и земля,
Питавшие Россию в колыбели;
Здесь жизнь отцов великая была;
Здесь битвы их за честь и Русь кипели,
И здесь их прах могила приняла -
Обманет ли сие знаменование?
Прекрасное Россия упованье
Тебе в твоем младенце отдает.
Тебе его младенческие лета!
От их пелен ко входу бури с света
Пускай тебе вослед он перейдет
С душой на все прекрасное готовой;
Наставленный: достойным счастья быть,
Великое с величием сносить,
Не трепетать, встречая рок суровый,
И быть в делах времен своих красой.
Лета пройдут, подвижник молодой,
Откинувши младенчески забавы,
Он полетит в путь опыта и славы...
Да встретит он обильный честью век!
Да славного участник славный будет!
Да на чреде высокой не забудет
Святейшего из званий: "человек".
Жить для веков в величии народном,
Для блага "всех - свое" позабывать,
Лишь в голосе отечества свободном
С смирением дела свои читать:
Вот правила царей великих внуку.
С тобой ему начать сию науку.
Теперь, едва проснувшийся душой,
Пред матерью, как будто пред Судьбой,
Беспечно он играет в колыбели,
И радости младые прилетели
Её покой прекрасный оживлять;
Житейское от ней ещё далёко...
Храни её заботливая мать;
Твоя любовь - всевидящее око;
В твоей любви - святая благодать.
ПОДРОБНЫЙ ОТЧЕТ О ЛУНЕ
Послание к государыне императрице Марии Федоровне
Хотя и много я стихами
Писал про светлую луну;
Но я лишь тень его одну
Моими бледными чертами
Неверно мог изобразить.
Здесь, государыня, пред вами
Осмелюсь вкратце повторить
Всё то, чем ветренный мой гений,
Летучий невидимка, мне
В минуты светлых вдохноыений
Шептал случайно о луне.
Когда с усопшим на коне
Скакала робкая "Людмила",
Тогда в стихах моих луна
Неверным ей лучом светила;
По темным облакам она
Украдкою перебегала;
То вся была меж них видна,
То пряталась, то зажигала
Края волнующихся туч;
И изредка бродящий луч
Ужасным блеском отражался
На хладной белизне лица
И в тусклом взоре мертвеца.
Когда ж в санях с "Светланой" мчался
Другой известный нам мертвец,
Тогда кругом луны венец
Сквозь завес снежного тумана
Сиял на мутных небесах;
И с вещей робостью Светлана
В недвижных спутника очах
Искала взора и привета...
Но, взор на месяц устремив,
Был неприветно-молчалив
Пришелец из другого света. -
Я помню: рыцарь Адельстан,
Свершитель страшного обета,
Сквозь хладный вечера туман
По Рейну с сыном и женою
Плыл, озаряемый луною;
И очарованный челнок
По влаге волн, под небом ясным
Влеком был лебедем прекрасным;
Тогда роскошный ветерок,
Струи лаская, тихо веял
И парус пурпурный лелеял;
И, в небе плавая одна,
Сквозь сумрак тонкого ветрила
Сияньем трепетным луна
Пловцам задумчивым светила
И челнока игривый след,
И пышный лебедя хребет,
И цепь волшебную златила. -
Но есть ещё челнок у нас;
Под бурею, в полночный час
Пловец неведомый с (Варвиком)
По грозно воющей реке
Однажды плыл в том челноке;
Сквозь рёв воды, протяжным криком
Младенец их на помощь звал;
Ужасно вихорь тучи гнал,
И великанскими главами
Валы вставали над валами,
И всё гремело в темноте;
Тогда (рог месяца блестящий
Прорезал тучи в высоте),
И, став над бездною кипящей,
Весь ужас бури осветил:
Засеребрилися вершины
Встающих, падающих волн...
И на скалу помчался чолн;
Среди сияющей пучины
На той скале Варвика ждал
Младенец-неизбежный мститель,
И руку сам невольно дал
Своей погибели губитель;
Младенца нет; Варвик исчез...
Вмиг ужас бури миновался;
И ясен посреди небес,
Вдруг успокоенных, остался
Над усмирённую рекой,
Как радость, месяц молодой. -
Когда ж неведомая сила
Без кормщика и без ветрила,
(Вадима) в третьем челноке
Стремила по Днепру-реке:
Над ним безоблачно сияло
В звездах величие небес;
Река, надводный тёмный лес,
Высокий берег-всё дремало;
И ярко полная луна
От горизонта подымалась,
И одичалая страна
Очам Вадимовым являлась...
Ему луна сквозь тёмный бор
Лампадой таинственной светит;
И всё, что изумлённый взор
Младого путника ни встретит,
С его душою говорит
О чём-то горестно-ужасном,
О чём-то близком и прекрасном...
С невольной робостью он зрит
Пригорок, храм, могильный камень;
Над повалившемся крестом
Какой-то лёгкий веет пламень,
И сумрачен сидит на нём
Недвижный ворон, сторож ночи,
Туманные уставив очи
Неотвратимо на луну;
Он слышит: что-то тишину
Смутило; древний крест шатнулся,
И сонный ворон встрепенулся;
И кто-то бледной тенью встал,
Пошёл ко храму, помолился...
Но храм пред ним не отворился,
И в отдаленьи он пропал,
Слиясь, как дым, с ночным туманом.
И дале трепетный Вадим
И вдруг является пред ним
На холме светлым великаном
Пустынный з"амок; блеск луны
На стены сыплется зубчаты;
В кудрявый мох облечены
Их неприступные раскаты;
Ворота заперты скалой;
И вот уже над головой
Луна, достигнув полуночи;
И видят путниковы очи
Двух дев: одна идет стеной,
Другая к ней идет на стену,
Друг другу руки подают,
Прощаются и врозь идут,
Свершив задумчивую смену...
Но то, как девы спасены,
Уж не касается луны. -
Еще была воспета мною
Одна прекрасная луна:
Когда пылала пред Москвою
Святая Русская война -
В рядах отечественной рати,
Певец, по слуху знавший бой,
Стоял я с лирой боевой
И мщенье пел для ратных братий.
Я помню ночь: как бранный шит,
Луна в небесном рдела мраке;
Наш стан молчаньем был покрыт,
И ратник в лиственном биваке
Вооруженный мирно спал;
Лишь стражу стража окликал;
Костры дымились, пламенея,
И кое-где перед огнем,
На ярком пламени чернея,
Стоял Казак с своим конем,
Окутан буркою косматой;
Там острых копий ряд крылатой
В сиянье месяца свиркал;
Вблизи Уланов ряд лежал;
Над ними их дремали кони;
Там грозные сверкали брони;
Там пушек заряженных строй
Стоял с готовыми громами;
Стрелки, припав к ним головами,
Дремали, и под их рукой
Фитиль курился роковой;
И в отдаленьи полосами,
Слиянны с дымом облаков,
Биваки дымные врагов
На крае горизонта рдели;
Да кое-где вблизи, вдали,
Тела, забытые в пыли,
В ужасном образе чернели
На ярких месяца лучах...
И между тем на небесах,
Над грозным полем истребленья,
Ночные мирные виденья
Свершались мирно, как всегда:
Младая вечера звезда
Привычной прелестью пленяла;
Неизменяема сияла
Луна земле с небес родных,
Не зная ужасов земных;
И было тихо всё в природе,
Как там на отдаленном своде:
Спокойно лес благоухал,
И воды к берегам ласкались,
И берега в них отражались,
И ветерок равно порхал
Над благовонными цветами,
Над лоном трепетных зыбей,
Над бронями, над знаменами
И над безмолвными рядами
Объятых сном богатырей...
Творенье божие не знало
О человеческих бедах
И беззаботно ожидало,
Что ночь пройдет на небесах
Опять засветится денница.
А Рок меж тем не засыпал; -
Над ратью, молча, он стоял;
Держала жребии десница;
И взор неизбежимый лица
Им я много описал
Картин луны: то над гробами
"Кладбища сельского" она
Катится п"о небу одна,
Сиянием неверным бродит
По дерну свежему холмов
И тени шаткие дерёв
На зелень бледную наводит,
Мелькает быстро по крестам,
В оконницам часовни блещет
И, внутрь ее закравшись, там
На золоте икон трепещет:
То вдруг, как в дыме, без лучей,
Когда встают с холмов туманы,
Задумчиво на дуб "Минваны"
Глядит, и, вея перед ней,
Четой слиянною две тени
Спускаются к любимой сени,
И шорох слышится в листах,
И пробуждается в струнах,
Перстам невидимым послушных.
Знакомый глас друзей воздушных;
То вдруг на "взморье" - где волна
Плеская прыщет на каменья,
И где в тиши уединенья,
Воспоминанью предана,
Привыкла вслушиваться Дума
В гармонию ночного шума -
Она, "в величественный час"
"Всемирного успокоенья",
Творит волшебные для глаз
На влаге дремлющей виденья;
Иль, тихо зыблясь, в ней горит,
Иль, раздробившись, закипит
С волнами дрогнувшей пучины.
Иль вдруг огромные морщины
По влаге ярко проведет,
Иль огненной змеей мелькнет,
Или под шлюпкою летящей
Забрызжет пеною блестящей...
Довольно; всё пересчитать
Мне трудно с Музою ленивой;
К тому ж ей долг велит правдивой
Вам, государыня, сказать,
Что сколько раз она со мною,
Скитаясь в сумраке ночей,
Ни замечала за луною:
Но всё до сей поры мы с ней
Луны такой не подглядели,
Какою на небе ночном,
В конце прошедшия недели,
Над чистым Павловским прудом
На колоннаде любовались;
Давно, давно не наслаждались
Мы тихим вечером таким;
Казалось всё преображенным;
По небесам уединенным,
Полупотухшим и пустым,
Ни облачка не пролетало;
Ни колыхания в листах;
Ни легкой струйки на водах;
Всё нежилось, всё померкало;
Лишь ярко звездочка одна,
Лампадою гостеприимной
На крае неба зажжена,
Мелькала нам сквозь запад дымной,
И светлым лебедем луна
По бледной синеве востока
Плыла, тиха и одинока;
Под усыпительным лучом
Всё предавалось усыпленью -
Лишь изредка пустым путем,
Своей сопутствуемый тенью,
Шел запоздалый пешеход,
Да сонной пташки содроганье,
Да легкий шум плеснувших вод
Смущали вечера молчанье.
В зерцало ровного пруда
Гляделось мирное светило,
И в лоне чистых вод тогда
Другое небо видно было
С такой же ясною луной,
С такой же тихой красотой:
Но иногда, едва бродящнй,
Крылом неслышным ветерок
Дотронувшись до влаги спящей,
Слегка наморщивал поток:
Луна звездами рассыпалась;
И смутною во глубине
Тогда краса небес являлась,
Толь мирная на вышине...
Понятное знаменованье
Души ее в земном изгнанье:
Она небесного полна,
А всем земным возмущена.
Но как назвать очарованье,
Которым душу всю луна
Объемлет так непостижимо?
Ты скажешь: ангел невидимо
В ее лучах слетает к нам...
С какою вестью? Мы не знаем;
Но вестника мы понимаем;
Мы верим сладостным словам,
Невыражаемым, но внятным;
Летим неволею за ним
К тем благам сердца невозвратным,
К тем упованиям святым,
Которыми когда-то жили,
Когда с приветною Мечтой,
Еще не встретившись с Судьбой,
У ясной Младости гостили.
Как часто вдруг возвращено
Каким-то быстрым мановеньем
Всё улетевшее давно!
И видим мы воображеньем
Тот свежий луг, где мы цвели;
Даруем жизнь друзьям отжившим;
Былое кажется небывшим
И нас манящим из дали;
И то, что (нашим) было прежде,
С чем мы просились навсегда,
Нам мнится (нашим), как тогда,
И вверенным еще надежде...
Кто ж изъяснит нам, что она,
Сия волшебная луна,
Друг нашей ночи неизменный?
Не остров ли она блаженный
И не гостиница ль земли,
Где, навсегда простясь с землёю,
Душа слетается с душою,
Чтоб повидаться издали
С покинутой, но всё любимой
Их прежней жизни стороной?
Как с прага хижины родимой
Над брошенной своей клюкой
С утехой странник отдохнувший,
Глядит на путь, уже минувший,
И думает: "Там я страдал,
Там был уныл, там ободрялся,
Там утомленный отдыхал
И с новой силою сбирался".
Так наши, может быть, друзья
(В обетованное селенье
Переведенная семья)
Воспоминаний утешенье
Вкушают, глядя из луны
В пределы здешней стороны.
Здесь и для них была когда-то
Прелестна жизнь, как и для нас;
И их манил надежды глас,
И их испытывала тратой
Тогда им тайная рука
Разгаданного провиденья.
Здесь все их прежние волненья,
Чем жизнь прискорбна, чем сладка,
Любви счастливой упоенья,
Любви отверженной тоска,
Надежды смелость, трепет страха,
Высоких замыслов мечта,
Великость, слава, красота...
Всё стало бедной горстью праха,
И прежних темных, ясных лет
Один для них приметный след:
Тот уголок, в котором где-то,
Под легким дерном гробовым,
Спит сердце, некогда земным,
Смятенным пламенем согрето;
Да может быть, в краю ином
Еще любовью незабытой
Их бытие и ныне слито,
Как прежде, с нашим бытиём;
И ныне с милыми родными
Они беседуют душой;
И, знавшись с тратами земными,
Деля их, не смущаясь ими,
Подчас утехой неземной
На сердце наше налетают
И сердцу тихо возвращают
Надежду, веру и покой.
К ИВ. ИВ. ДМИТРИЕВУ
Нет, не прошла, певец наш вечно - юный,
Твоя пора: твой гений бодр и свеж;
Ты пробудил давно молчавши струны,
И звуки нас пленили те ж.
Нет, никогда ничтожный прах забвенья
Твоим струнам коснуться не дерзнет;
Невидимо их гений вдохновенья
Всегда крылатый стережет.
Державина струнам, родные пели
Они дела тех чудных прошлых лет,
Когда везде мы битвами гремели,
И битвам тем дивился свет.
Ты нам воспел как "буйные Титаны,
Смутившие Астреи нашей дни,
Ее орлом низринуты, попраны;
В прах! в прах! рекла... и где они?"
И ныне то ж, певец двух поколений,
Под сединой ты третьему поёшь
И нам, твоих питомцам вдохновений,
В час славы руку подаёшь.
Я помню дни - магически мечтою
Был для меня тогда разубран свет -
Тогда, явясь, сорвал передо мною
Покров с поэзии поэт.
С задумчивым, безмолвным умиленьем
Твой голос я подслушивал тогда,
И вопрошал судьбу мою с волненьем:
"Наступит ли и мне чреда?"
О! в эти дни, как райское виденье,
Был с нами (он), теперь уж не земной,
Он, для меня живое провиденье,
Он, с юности товарищ твой.
О! как при нем всё сердце разгоралось!
Как он для нас всю землю украшал!
В младенческой душе его, казалось,
Небесный ангел обитал...
Лежит венец на мраморе могилы;
Ей молится России верный сын;
И будит в нем для дел прекрасных силы
Святое имя: Карамзин.
А ты цвети, певец, наш вдохновитель,
Младый душой под снегом старых дней;
И долго будь нам в старости учитель,
Как был во младости своей.
К К. М. С[ОКОВНИН]ОЙ
Протекших радостей уже не возвратить;
Но в самой скорби есть для сердца наслажденье.
Ужели всё мечта? Напрасно ль слезы лить?
Ужели наша жизнь есть только привиденье,
И трудная стезя к ничтожеству ведет?
Ах! нет, мой милый друг, не будем безнадежны;
Есть пристань верная, есть берег безмятежный;
Там всё погибшее пред нами оживет;
Незримая рука, простертая над нами,
Ведет нас к одному различными путями;
Блаженство наша (цель; когда) мы к ней придем -
Нам провидение сей тайны не открыло.
Но рано ль, поздно ли мы радостно вздохнем:
Надеждой не вотще нас небо одарило.
ДРУЖБА
Скатившись с горной высоты,
Лежал на прахе дуб, перунами разбитый;
А с ним и гибкий плющ, кругом его обвитый...
О Дружба, это ты!
САФИНА ОДА
Блажен, кто близ тебя одним тобой пылает,
Кто прелестью твоих речей обворожён,
Кого твой ищет взор, улыбка восхищает, -
С богами он сравнён!
Когда ты предо мной, - в душе моей волненье,
В крови палящий огнь! в очах померкнул свет!
В трепещущей груди и скорбь и наслажденье!
Ни слов, ни чувства нет!
Лежу у милых ног, горю огнём желанья!
Блаженством страстныя тоски утомлена!
В слезах, вся трепещу, без силы, без дыханья!
И жизни лишена!
ИДИЛЛИЯ
Когда она быда пастушкою простой,
Цвела невинностью, невинностью блистала,
Когда слыла в селе девичьей красотой
И кудри светлые цветами убирала -
Тогда ей нравились и пенистый ручей,
И луг, и сень лесов, и мир моей долины,
Где я пленял её свирелию моей,
Где я так счастлив был присутствием Алины.
Теперь... теперь прости, души моей покой!
Алина гордая столицы украшенье;
Увы! окружена ласкателей толпой,
За лесть их отдала любви боготворенье,
За пышный злата блеск душистые цветы;
Свирели тихий звук Алину не прельщает;
Алина предпочла блаженству суеты;
Собою занята, меня в лицо не знает.
ЭПИТАФИЯ ЛИРИЧЕСКОМУ ПОЭТУ
Здесь кончил век Памфил, надутых од певец!
Сей грешный человек! - прости ему творец! -
По смерти жить сбирался! -
Но заживо скончался!
ЭПИГРАММЫ
1
"Ты драму, Фефил, написал?"-
"Да! как же удалась! как сыграна! не чаешь!
Хотя бы что-нибудь для смеха просвистал!"-
"И! Фефил, Фефил! как свистать, когда зеваешь!"
2
Не знаю почему, по дружбе или так,
Папуре вздумалось меня визитом мучить;
Папура истинный чудак,
Скучает сам, чтоб мне наскучить!
3
Для Клима всё как дважды два!
Гораций, Ксенофон, Бова,
Лаланд и Гершель астрономы,
И Мирамонд и Мушенброк
Ему, как нос его, знакомы!
О всём кричит, во всём знаток!
Судить о музыке начните:
Наш Клим первейший музыкант,
О торге речь с ним заведите:
Он вмиг торгаш и фабрикант.
Чего в нём нет! Он метафизик,
Платоник, коновал, маляр,
Статистик, журналист, бочар,
Хирургус, проповедник, физик,
Поэт, каретник, то и то,
Клим, словом, всё, и Клим - ничто.
4
Трим счастия искал ползком и тихомолком;
Нашедши, - грудь вперёд, нос вздёрнул, весь иной.
Кто втёрся в чин лисой,
Тот в чине будет волком.
5
НОВОПОЖАЛОВАННЫЙ
"Приятель, отчего присел?"-
"Злодей корону на меня надел!" -
"Что ж! я не вижу в этом зла!"-
"Ох, тяжела!"
6
Барма, нашед Фому, чуть жива, на отходе,
"Скорее, - закричал, - изволь мне долг платить.
Уж завтраков теперь не будешь мне сулить!" -
"Ох! брат, хоть умереть ты дай мне на свободе!" -
"Вот, право, хорошо: хочу я посмотреть,
Как ты, не заплатив, изволишь умереть!"
Жил муж в согласии с женой,
И в доме их ничто покоя не смущало!
Ребенок, моська, кот, сурок и чиж ручной
В таком ладу, какого не бывало
И в самом Ноеве ковчеге никогда!
Но вот беда
Случился праздник! муж хлебнул и в спор с женою!
Что ж вышло? За язык вступилася рука!
Супруг супруге дал щелчка!
Жена сечь сына, сын бить моську, моська с бою
Душить и мять кота, кот лапою сурка,
Сурок перекусил чижу с досады шею.
Нередко целый край один глупец смущал!
И в наказание могущему злодею
Нередко без вины бессильный погибал.
МОЯ БОГИНЯ
Какую бессмертную
Венчать предпочтительно
Пред всеми богинями
Олимпа надзвёздного?
Не спорю с питомцами
Разборчивой мудрости,
Учёными, строгими;
Но свежей гирляндою
Венчаю весёлую,
Крылатую, милую,
Всегда разновидную,
Всегда животворную,
Любимицу Зевсову,
Богиню-Фантазию.
Ей дал он те вымыслы,
Те сны благотворные,
Которыми в области
Олимпа надзвёздного,
С амврозией, с нектаром
Подчас утешается
Он в скуке бессмертия;
Лелея с усмешкою
На персях родительских,
Её величает он
Богинею-Радостью.
То в утреннем веянье
С лилейною веткою,
Одетая ризою,
Сотканной из нежного
Денницы сияния,
По долу душистому,
По холмам муравчатым,
По облакам утренним
Малиновкой носится;
На ландыш, на лилию,
На цвет-незабудочку,
На травку дубравную
Спускается пчелкою;
Устами пчелиными
Впивается в листики,
Пьёт росу медвяную;
То, кудри с небрежностью
По ветру развеявши,
Во взоре уныние,
Тоской отуманена,
Глава наклонённая,
Сидит на крутой скале
И смотрит в мечтании
На море пустынное,
И любит прислушивать,
Как волны плескаются,
О камни дробимые;
То внемлет, задумавшись,
Как вечер полуночный
Порой подымается,
Шумит над дубравою,
Качает вершинами
Дерев сеннолиственных;
То в сумраке вечера
(Когда златорогая
Луна из-за облака
Над рощею выглянет
И, сливши дрожащий луч
С вечерними тенями,
Оденет и лес и дол
Туманным сичнием)
Играет с Наядами
По гладкой поверхности
Потока дубравного,
И, струек с журчанием
Мешая гармонию
Волшебного шопота,
Наводит задумчивость,
Дремоту и лёгкий сон;
Иль, быстро с зефирами
По дремлющим лилиям, 
| |
| Просмотров: 463 | Рейтинг: 0.0/0 |
| Всего комментариев: 0 | |
Жанры