Жуковский Василий Андреевич - Собрание стихотворений - Книги

Василий Андреевич Жуковский.
Собрание стихотворений

------------------------------------

Источник: Машинный фонд русского языка

по изданию: В. А. Жуковский. Стихотворения, Л.: Сов. писатель. 1939.

Редакция - Lib.ru Классика, май 2006 г.

------------------------------------

СОДЕРЖАНИЕ:

ЭЛЕГИИ

Сельское кладбище ("Уже бледнет день, скрываясь за горою...")

Вечер ("Ручей, виющийся по светлому песку...")

На смерть фельдмаршала Графа Каменского ("Ещё великий прах... Неизбежимый Рок!..")

Славянка ("Славянка тихая, сколь ток приятен твой...")

На кончину ее величества, королевы Виртембергской ("Ты улетел, небесный посетитель...")

Сельское кладбище (второй перевод из Грея) ("Колокол поздний кончину отшедшего дня возвещает...")

Певец во стане русских войнов ("На поле бранном тишина...")

Василий Андреевич Жуковский
Собрание стихотворений

ЭЛЕГИИ

СЕЛЬСКОЕ КЛАДБИЩЕ

Элегия

Уже бледнет день, скрываясь за горою;

Шумящие стада толпятся над рекой;

Усталый селянин медлительной стопою

Идет, задумавшись, в шалаш спокойный свой.

В туманном сумраке окрестность исчезает...

Повсюду тишина; повсюду мертвый сон;

Лишь изредка, жужжа, вечерний жук мелькает,

Лишь слышится вдали рогов унылый звон.

Лишь дикая сова, таясь под древним сводом

Той башни, сетует, внимаема луной,

На возмутившего полуночным приходом

Ее безмолвного владычества покой.

Под кровом черных сосн и вязов наклоненных,

Которые окрест, развесившись, стоят,

Здесь праотцы села, в гробах уединенных

Навеки затворясь, сном непробудным спят.

Денницы тихий глас, дня юного дыханье,

Ни крики петуха, ни звучный гул рогов,

Ни ранней ласточки на кровле щебетанье -

Ничто не вызовет почивших из гробов.

На дымном очаге трескущей огонь сверкая

Их в зимни вечера не будет веселить,

И дети резвые, встречать их выбегая,

Не будут с жадностью лобзаний их ловить.

Как часто их серпы златую ниву жали,

И плуг их побеждал упорные поля!

Как часто их секир дубравы трепетали,

И потом их лица кропилася земля!

Пускай рабы сует их жребий унижают,

Смеяся в слепоте полезным их трудам,

Пускай с холодностью презрения внимают

Таящимся во тьме убогого делам;

На всех ярится смерть - царя, любимца, славы,

Всех ищет грозная... и некогда найдет;

Всемощныя судьбы незыблемы уставы;

И путь величия ко гробу нас ведет!

А вы, наперстники фортуны ослепленны,

Напрасно спящих здесь спешите презирать

За то, что гробы их непышны незабвенны,

Что лесть им алтарей не мыслит воздвигать.

Вотще над мертвыми, истлевшими костями

Трофеи зиждутся надгробия блестят,

Вотще глас почестей гремит перед гробами -

Угасший пепел наш они невоспалят.

Ужель смягчиться смерть сплетаемой хвалою

И невозвратную добычу возвратит?

Не слаще мертвых сон под мраморной доскою;

Надменный мавзолей лишь персть их бременит.

Ах! может быть под сей могилою таится

Прах сердца нежного, умешего любить,

И гробожитель - червь в сухой главе гнездится,

Рожденной быть в венце иль мыслями парить!

Но просвещенья храм, воздвигнутый веками,

Угрюмою судьбой для них был затворен,

Их рок обременил убожества цепями,

Их гений строгою нуждою умерщвлен.

Как часто редкий перл, волнами сокровенной,

В бездонной пропасти сияет красотой;

Как часто лилия цветет уединенно,

В пустынном воздухе теряя запах свой.

Быть может, пылью сей покрыт Гампден надменный,

Защитник сограждан, тиранства смелый враг;

Иль кровию сограждан Кромвель необагренный,

Или Мильтон немой, без славы скрытый прах.

Отечество хранить державною рукою,

Сражаться с бурей бед, фортуну презирать,

Дары обилия на смертных лить рекою,

В слезах признательных дела свои читать -

Того им не дал рок; но вместе преступленьям

Он с доблестями их круг тесный положил;

Бежать стезей убийств ко славе, наслажденьям,

И быть жестокими к страдальцам запретил;

Таить в душе своей глас совести и чести,

Румянец робкия стыдливости терять

И, раболепствуя, на жертвенниках лести

Дары небесных Муз гордыне посвящать.

Скрываясь от мирских погибельных смятений,

Без страха и надежд, в долине жизни сей,

Не зная горести, не зная наслаждений,

Они беспечно шли тропинкою своей.

И здесь спокойно спят под сенью гробовою -

И скромный памятник, в приюте сосн густых,

С непышной надписью и резьбою простою,

Прохожего зовет вздохнуть над прахом их.

Любовь на камне сем их память сохранила,

Их лета, имена потщившись начертать;

Окрест библейскую мораль изобразила,

По коей мы должны учить умирать.

И кто с сей жизнию без горя раставался?

Кто прах свой по себе забвенью предавал?

Кто в час последний свой сим миром не пленялся

И взора томного назад не обращал?

Ах! нежная душа, природу покидая,

Надеется друзьям оставить пламень свой;

И взоры тусклые, навеки угасая,

Еще стремятся к ним с последнею слезой;

Их сердце милый глас в могиле нашей слышит;

Наш камень гробовой для них одушевлён;

Для них наш мёртвый прах в холодной урне дышит,

Ещё огнём любви для них воспламенён.

А ты, почивший друг, певец уединенный,

И твой ударит час, последний, роковой;

И к гробу твоему, мечтой сопровожденный,

Чувствительный придёт услышать жребий твой.

Быть может, селянин с почтенной сединою

Так будет о тебе пришельцу говорить:

"Он часто по утрам встречался здесь со мною,

Когда спешил на холм зарю предупредить.

Там в полдень он сидел под дремлющею ивой,

Поднявшей из земли косматый корень свой;

Там часто, в горести беспечной, молчаливой,

Лежал, задумавшись, над светлою рекой;

Нередко к вечеру, скитаясь меж кустами -

Когда мы с поля шли, и в роще соловей

Свистал вечерню песнь - он томными очами

Уныло следовал за тихою зарёй.

Прискорбный, сумрачный, с главою наклонённой,

Он часто уходил в дубраву слёзы лить,

Как странник, родины, друзей, всего лишённой,

Которому ничем души не усладить.

Взошла заря - но он с зарёю не являлся,

Ни к иве, ни на холм, ни в лес не приходил;

Опять заря взошла - нигде он не встречался;

Мой взор его искал - искал - не находил.

На утро пение мы слышим гробовое...

Несчастного несут в могилу положить.

Приблизься, прочитай надгробие простое,

Чтоб память доброго слезой благословить" .

"Здесь пепел юноши безвременно сокрыли;

Что слава, счастие не знал он в мире сём;

Но Музы от него лица не отвратили,

И меланхолии печать была на нём.

Он кроток сердцем был, чувствителен душою -

Чувствительным творец награду положил.

Дарил несчастных он - чем только мог - слезою;

В награду от творца он друга получил.

Прохожий, помолись над этою могилой;

Он в ней нашёл приют от всех земных тревог;

Здесь всё оставил он, что в нём греховно было,

С надеждою, что жив его спаситель-бог."

ВЕЧЕР

Элегия

Ручей, виющийся по светлому песку,

Как тихая твоя гармония приятна!

С каким сверканием катишься ты в реку!

Приди, о Муза благодатна,

В венке из юных роз, с цевницею златой;

Склонись задумчиво на пенистые воды,

И, звуки оживив, туманный вечер пой

На лоне дремлющей Природы.

Как солнца за горой пленителен закат -

Когда поля в тени, а рощи отдалённы

И в зеркале воды колеблющийся град

Багряным блеском озарённы;

Когда с холмов златых стада бегут к реке,

И рёва гул гремит звучнее над водами;

И, сети склав, рыбак на лёгком челноке

Плывёт у брега меж кустами;

Когда пловцы шумят, скликаясь по стругам,

И вёслами струи согласно рассекают;

И, плуги обратив, по глыбистым браздам

С полей оратаи съезжают...

Уж вечер... облаков померкнули края,

Последний луч зари на башнях умирает;

Последняя в реке блестящая струя

С потухшим небом угасает.

Всё тихо: рощи спят; в окрестности покой;

Простершись на траве под ивой наклонённой,

Внимаю, как журчит, сливаяся с рекой,

Поток, кустами осенённой.

Как слит с прохладою растений фимиам!

Как сладко в тишине у брега струй плесканье!

Как тихо веянье зефира по водам,

И гибкой ивы трепетанье!

Чуть слышно над рекой колышется тростник;

Глас петела вдали уснувши будит сёлы;

В траве коростеля я слышу дикий крик,

В лесу стенанье Филомелы...

Но что?.. Какой вдали мелькнул волшебный луч?

Восточных облаков хребты воспламенились;

Осыпан искрами во тьме журчащий ключ;

В реке дубравы отразились.

Луны ущербный блик встаёт из-за холмов...

О тихое небес задумчивых светило,

Как зыблется твой блеск на сумраке лесов!

Как бледно брег ты озлатило!

Сижу задумавшись; в душе моей мечты;

К протекшим временам лечу воспоминаньем...

О дней моих весна, как быстро скрылась ты,

С твоим блаженством и страданьем!

Где вы, мои друзья, вы, спутники мои?

Ужели никогда не зреть соединенья?

Ужель иссякнули всех радостей струи?

О вы, погибши наслажденья!

О братья! о друзья! где наш священный круг?

Где песни пламенны и Музам и свободе?

Где Вакховы пиры при шуме зимних вьюг?

Где клятвы, данные Природе,

Хранить с огнём нетленность братских уз?

И где же вы, друзья?.. Иль всяк своей тропою,

Лишённый спутников, влача сомнений груз,

Разочарованный душою,

Тащиться осуждён до бездны гробовой?..

Один - минутный цвет - почил, и непробудно,

И гроб безвременный любовь кропит слезой.

Другой... о небо правосудно!..

А мы... ужель дерзнём друг другу чужды быть?

Ужель красавиц взор, иль почестей исканье,

Иль суетная честь приятным в свете слыть

Загладят в сердче воспоминанье

О радостях души, о счастье юных дней,

И дружбе, и любви, и Музам посвященных?

Нет, нет! пусть всяк идёт вослед судьбе своей,

Но в сердце любит незабвенных...

Мне Рок судил: брести неведомой стезей,

Быть другом мирных сёл, любить красы Природы,

Дышать под сумраком дубравной тишиной,

И, взор склонив на пенны воды,

Творца, друзей, любовь и счастье воспевать.

О песни, чистый плод невинности сердечной!

Блажен, кому дано цевницей оживлять

Часы сей жизни скоротечной!

Кто, в тихий утра час, когда туманный дым

Ложится по полям и холмы облачает,

И солнце, восходя, по рощам голубым

Спокойно блеск свой разливает,

Спешит, восторженный, оставя сельский кров,

В дубраве упредить пернатых пробужденье,

И, лиру соглася с свирелью пастухов,

Поёт светила возрожденье!

Так, петь есть мой удел... но долго ль?.. Как узнать?. .

Ах! скоро, может быть, с Минваною унылой

Придёт сюда Альпин в час вечера мечтать

Над тихой юноши могилой!

НА СМЕРТЬ ФЕЛЬДМАРШАЛА ГРАФА КАМЕНСКОГО

Ещё великий прах... Неизбежимый Рок!

Твоя, твоя рука себя нам здесь явила;

О сколь разительный смирения урок

Сия Каменского могила!

Не ты ль, грядущее пред ним окинув мглой,

Открыл его очам стезю побед и чести?

Не ты ль его хранил неведомой рукой,

Разящего перуном мести?

Пред ним, за ним, окрест зияла смерть и брань;

Сомкнутые мечи на грудь его стремились -

Вотще! твоя над ним горе носилась длань...

Мечи хранимого страшились.

И мнили мы, что он последний встретит час,

Простёртый на щите, в виду победных строев,

И, угасающий, с улыбкой вонмет глас

О нём рыдающих героев.

Слепцы!.. сей славы блеск лишь бездну украшал.

Сей битвы страшный вид и ратей низложенья

Лишь гибели мечту очам его являл

И славной смерти приведенье...

Куда ж твой тайный путь Каменского привёл?

Куда, могучий вождь,тобой руководимый,

Он быстро посреди победных кликов шёл?

Увы!.. предел неотразимый!

В сей таинственный лес, где страж твой обитал,

Где рыскал в тишине убийца сокровенный,

Где избранный тобой, добычи грозно ждал

Топор разбойника презренный...

СЛАВЯНКА

Элегия

Славянка тихая, сколь ток приятен твой.

Когда, в осенний день, в твои глядятся воды

Холмы, одетые последнею красой

Полуотцветшия природы.

Спешу к твоим брегам... свод неба тих и чист;

При свете солнечном прохлада повевает;

Последний запах свой осыпавшийся лист

С осенней свежестью сливает.

Иду под рощею излучистой тропой;

Что шаг, то новая в глазах моих картина,

То вдруг, сквозь чащу древ, мелькает предо мной,

Как в дыме, светлая долина;

То вдруг исчезло всё... окрест сгустился лес;

Всё дико вкруг меня, и сумрак и молчанье;

Лишь изредка, струёй сквозь тёмный свод древес

Прокравшись, дневное сиянье

Верхи поблёклые и корни золотит;

Лишь, сорван ветерка минутным дуновеньем,

На сумраке листок трепещущий блестит,

Смущая тишину паденьем...

И вдруг пустынный храм в дичи передо мной;

Заглохшая тропа; кругом кусты седые;

Между багряных лип чернеет дуб густой

И дремлют ели гробовые.

Воспоминанье здесь унылое живёт;

Здесь, к урне преклонясь задумчивой главою,

Оно беседует о том, чего уж нет,

С неизменяющей Мечтою.

Всё к размышленью здесь влечёт невольно нас;

Всё в душу тёмное уныние вселяет;

Как будто здесь оно из гроба важный глас

Давно-минувшего внимает.

Сей храм, сей тёмный свод, сей тихий мавзолей,

Сей факел гаснущий и долу обращённый,

Всё здесь свидетель нам, сколь блага наших дней,

Сколь все величия мгновенны.

И нечувствительно с превратности мечтой

Дружится здесь мечта бессмертия и славы:

Сей витязь, на руку склонившийся главой;

Сей громоносец двоеглавый,

Под шуйцей твёрдою седящий на щите;

Сия печальная семья кругом царицы;

Сии небесные друзья на высоте,

Младые спутники денницы...

О! сколь они, в виду сей урны гробовой,

Для унывающей души красноречивы:

Тоскуя ль полетит она за край земной -

Там все утраченные живы;

К земле ль наклонит взор - великий ряд чудес:

Борьба за честь; народ, покрытый блеском славным;

И мир, воскреснувший по манию небес,

Спокойный под щитом державным.

Но вкруг меня опять светлеет частый лес;

Опять река вдали мелькает средь долины,

То в свете, то в тени, то в ней лазурь небес,

То обращённых древ вершины.

И вдруг открытая равнина предо мной:

Там мыза, блеском дня под рощей озаренна;

Спокойное село над ясною рекой,

Гумно и нива обнаженна.

Всё здесь оживлено: с овинов дым седой,

Клубяся, по браздам ложится и редеет,

И нива под его прозрачной пеленой

То померкает, то светлеет.

Тот слышен по току согласный звук цепов;

Там песня пастуха и шум от стад бегущих;

Там медленно, скрыпя, тащится ряд волов,

Тяжелый груз снопов везущих.

Но солнце катится беззнойное с небес;

Окрест него закат свободно пламенеет;

Завесой огненной подернут старый лес;

Восток безоблачный синеет.

Спускаюсь в дол к реке: брег темен надо мной

И наводы легли дерев кудряв тени;

Противный брег горит, осыпанный зарей;

В волнах блестят прибрежны сени;

То отраженный в них сияет мавзолей

То холм муравчатый, усыпаный древами;

То ива дряхлая, до свившихся корней

Склонившись гибкими ветвями,

Сенистую главу купает в их струях;

Здесь храм между берез и яворов мелькает;

Там лебедь, притаясь меж берега в кустах,

Недвижим в сумраке сияет.

Вдруг гладким озерком является река;

Сколь здесь ее брегов пленительна картина;

В лазоревый кристал, слиясь вкруг челнока,

Ясенет вод ее равнина.

Но гаснет день... в тени склонился лес к водам;

Древа облечены вечерней темнотою;

Лишь простирается по тихим их верхам

Заря багряной полосою:

Лишь ярко заревом восточный брег облит,

И пышный дом царей на скате озлащенном,

Как исполин, глядясь в зерцало вод, блестит

В величии уединенном.

Но вечер на него покров накинул свой;

И рощи и брега, смешавшись побледнели,

Последни облака, блиставшие зрей,

С небес потухнув, улетели:

И воцарилася повсюду тишина;

Все спит... лишь изредка в далекой тьме промчится

Невнятный глас... или колышется волна...

Иль сонный лист зашевелится

Я на брегу один... окрестность вся молчит...

Как привидение в тумане предо мною

Семья младых берез недвижимо стоит

Над усыпленною водою.

Вхожу с волнением под их священый кров;

Мой слух в сей тишине приветный голос слышит:

Как бы эфирное там веет меж листов,

Как бы невидимое дышит;

Как бы сокрытая под юных древ корой,

С сей очарованной мешаясь тишиною.

Душа незримая подъемлет голос свой

С моею беседовать душою.

И некто урне сей безмолвной приседит;

И, мнится, на меня вперил он темны очи;

Без образа лицо, и зрак туманный слит

С туманным мраком полуночи.

Смотрю... и, мнится, все, что было жертвой лет,

Опять в видении прекрасном воскресает;

И все, что жизнь сулит, и все, чего в ней нет,

С надеждой к сердцу прилетает .

Но где он?... скрылось все... лишь только в тишине

Как бы знакомое мне слышится призванье,

Как будто Гений мой указывает мне

На неизвестное свиданье.

О! кто ж ты тайный вождь? душа тебе вослед!

Скажи: бессмертынй ли пределов сих хранитель

Иль гость минутный их? Скажи, земной ли свет

Иль небеса твоя обитель?..

И ангел от земли в сиянье предо мной

Взлетает; на лице величие смиренья;

Взор к небу устремлен: над юною главой

Горит звезда преображенья.

Не медли улетать, прекрасный сын небес;

Младая жизнь в слезах простерта пред тобою...

Но где я?.. Все вокруг молчит... призрак исчез,

И небеса покрыты мглою

Одна лишь смутная мечта в душе моей

Как будто мир земной в ничто преобратился;

Как будто та страна знакома стала ей

Куда сей чистый ангел скрылся.

НА КОНЧИНУ ЕЕ ВЕЛИЧЕСТВА, КОРОЛЕВЫ ВИРТЕМБЕРГСКОЙ

Элегия

Ты улетел, небесный посетитель;

Ты погостил недолго на земли;

Мечталось нам, что здесь твоя обитель;

Навек своим тебя мы нарекли...

Пришла Судьба, смиренный истребитель,

И вдруг следов твоих уж не нашли:

Прекрасное погибло в пышном цвете...

Таков удел прекрасного на свете!

Губителем, неслышным и незримым,

На всех путях Беда нас сторожит;

Приюта нет главам, равно грозимым;

Где не была, там будет и сразит.

Вотще дерзать в борьбу с необходимым:

Житейского никто не победит;

Гнетомы все единой грозной силой;

Нам всем сказать о здешнем счастье: было!

Но в свой черед с деревьев обветшалых

Осенний лист, отвякнувши падет;

Слагая жизнь, старик с рамен усталых,

Ее, как долг, могиле отдает;

К страдальцу Смерть на прах надежд увялых,

Как званный друг, желанная, идет...

Природа здесь верна стезе привычной

Без ужаса берем удел обычной.

Но если вдруг, нежданная витает

Беда в семью играющих Надежд:

Но, если жизнь изменою слетает

С веселых, ей одних знакомых вежд

И счастие младое умира

Жуковский Василий Андреевич - Собрание стихотворений

Василий Андреевич Жуковский. Собрание стихотворений

СОДЕРЖАНИЕ:

ЭЛЕГИИ

Певец во стане русских войнов ("На поле бранном тишина...")

РОМАНСЫ И ПЕСНИ

ПОСЛАНИЯ

СМЕСЬ

Неопубликованное при жизни

Варианты и другие редакции

Василий Андреевич Жуковский Собрание стихотворений

ЭЛЕГИИ

СЕЛЬСКОЕ КЛАДБИЩЕ

ВЕЧЕР

НА СМЕРТЬ ФЕЛЬДМАРШАЛА ГРАФА КАМЕНСКОГО

СЛАВЯНКА

НА КОНЧИНУ ЕЕ ВЕЛИЧЕСТВА, КОРОЛЕВЫ ВИРТЕМБЕРГСКОЙ

Василий Андреевич Жуковский.
Собрание стихотворений

Василий Андреевич Жуковский
Собрание стихотворений