| Главная » Книги |
Жуковский Василий Андреевич - Собрание стихотворений, Страница 8
Жуковский Василий Андреевич - Собрание стихотворениймой
Летим душой за милыми вослед;
Но к нам от них желанной вести нет;
Лишь тайное живёт в нас ожиданье...
Когда ж? когда?.. Друг милый, упованье!
Гробами их рубеж означен тот,
За коим нас свободы гений ждёт
С спокойствием, бесчувствием, забвеньем.
Пришед туда, о друг, с каким презреньем
Мы бросим взор на жизнь, на гнусный свет;
Где милое один минутный цвет;
Где доброму следов ко счастью нет;
Где мнение над совестью властитель;
Где всё, мой друг, иль жертва иль губитель!..
Дай руку, брат! как знать, куда наш путь
Нас приведёт, и скоро ль он свершится,
И что ещё во мгле судьбы таится -
Но дружба нам звездой отрады будь;
О прочем здесь останемся беспечны;
Нам счастья нет: зато и мы - не вечны.
К ВОЕЙКОВУ
Послание
Добро пожаловать, певец,
Товарищ-друг, хотя и льстец,
В смиренную обитель брата;
Поставь в мой угол посох свой,
И умиленною мольбой
Почти домашнего Пената.
Садись - вот кубок! в честь друзьям!
И сладкому воспоминанью,
И благотворному свиданью,
И нас хранившим небесам!
Ты был под знаменами славы;
Ты видел, друг, следы кровавы
На Русь нахлынувших врагов,
Их казнь, и ужас их побега;
Ты, строя свой бивак из снега,
Себя смиренью научал
И, хлеб водою запивая,
"Хвала, умеренность златая!"
С певцом Тибурским восклицал.
Ты видел Азии пределы;
Ты зрел ордынцев лютый край
И лишь обломки обгорелы
Там, где стоял Шери-Сарай,
Батыя древняя обитель;
Задумчивый развалин зритель,
Во днях минувших созерцал
Ты настоящего картину
И в них ужасную судьбину
Батыя новых дней читал.
В Сарепте зрелище иное:
Там братство христиан простое
Бесстрастием ограждено
От вредных сердцу заблуждений,
От милых сердцу наслаждений.
Там вечно "то же" и "одно";
Всему свой час: труду, безделью;
И легкокрылому веселью
Порядок крылья там сковал.
Там, видя счастие в покое,
Ты все восторги отдавал
За нестрадание святое;
Ты зрел, как в тишине семей,
Хранимы сердцем матерей,
Там девы простотой счастливы,
А юноши трудолюбивы
От бурных спасены страстей
Рукой занятия целебной;
Ты зрел, как вшедши в божий храм,
Они смиренно к небесам
Возводят взор с мольбой хвалебной,
И служат сержцем божеству,
Отринув мрак предрассужденья...
Что уподобим торжеству,
Которым чудо искупленья
Они в восторге веры чтут?..
Всё тихо... полночь... нет движенья...
И в трепете благоговенья
Все братья той минуты ждут,
Когда им звон-благовеститель
Провозгласит: воскрес спаситель!..
И вдруг... во мгле... средь тишины,
Как будто с горней вышины
С трубою ангел-пробудитель,
Нисходит глас... алтарь горит,
И братья пали на колени,
И гимн торжественный гремит,
И се, идут в усопших сени,
О сердце трогающий вид!
Под тенью тополей, ветвистых
Берез, дцбов и шелковиц,
Между тюльпанов, роз душистых,
Ряды являются гробниц:
Здесь старцев, там детей могила,
Там юношей, там дев младых -
И вера подле пепла их
Надежды факел воспалила...
Идут к возлюбленных гробам
С отрадной вестью воскресенья;
И всё - отверзтый, светлый храм,
Где мнится тайна искупленья
Свершается в сей самый час,
Торжественный поющий глас,
И братий на гробах лобзанье
(Принесших им воспоминанье
И жертву умиленных слез),
И тихое гробов молчанье,
И соприсутственных небес
Незримое с землей слиянье -
Всё живо, полно божества;
И верных братий торжества
Свидетели из тайной сени
Исходят дружеские тени,
И их преображенный вид
На сладку песнь: "воскрес спаситель!.."
Сердцам "воистину" гласит,
И самый гроб их говорит:
Воскреснем! жив наш искупитель! -
И сей оставивши предел,
Ты зрел, как Терек в быстром беге
Меж виноградников шумел,
Где часто, притаясь на бреге,
Чеченец илдь Черкес сидел
Под буркой с гибельным арканом;
И вдалеке перед тобой,
Одеты голубым туманом,
Гора вздымалась над горой,
Ив сонме их гигант седой,
Как туча, Эльборус двуглавой.
Ужасною и величавой
Там все блистает красотой:
Утесов мшистые громады,
Бегущи с ревом водопады
Во мрак пучин с гранитных скал;
Леса, которых сна от века
Ни стук секир, ни человека
Веселый глас не возмущал,
В которых сумрачные сени
Еще луч дневный не проник,
Где изредка одни олени,
Идут к возлюбленным гробам
С отрадной вестью воскресенья;
И всё - отверзтый, светлый храм,
Где мниться тайна искупленья
Свершается в сей самый час,
Торжественный поющих глас,
И братий на гробах лобзанье
(Принесших им воспоминанья
И жертву умиленных слез),
И тихое гробов молчанье,
И соприсутственных небес
Незримое с землей слиянье -
Всё живо, полно божества;
И верных братий торжества
Свидетели, из тайной сени
Исходят дружеские тени,
И их преображенный вид
На сладку песнь - "воскрес спаситель!"...
"Сердцам воистину" гласит,
И самый гроб их говорит:
Воскреснем! жив наш искупитель! -
И сей оставивши предел,
Ты зрел, как Терек в быстром беге
Меж виноградников шумел,
Где часто, притаясь на бреге,
Чеченец иль Черкес сидел
Под буркой, с гибельным арканом;
И вдалеке перед тобой,
Одеты голубым туманом,
Гора вздымалась над горой,
И в сонме их гигант седой,
Как туча, Эльборус двуглавой.
Ужасною и величавой
Там всё блистает красотой:
Утёсов мшистые громады,
Бегущи с рёвом водопады
Во мрак пучин с гранитных скал;
Леса, которых сна от века
Ни стук секир, ни человека
Весёлый глас не возмущал,
В которых сумрачные сени
Еще луч дневный не проник,
Где изредка одни олени,
Орла послышав грозный крик,
Теснясь в толпу, шумят ветвями,
И козы легкими ногами
Перебегают по скалам.
Там всё является очам
Великолепие творенья!
Но там - среди уединенья
Долин, таящихся в горах -
Гнездятся и Балкар, и Бах,
И Абазех, и Камукинец,
И Карбулак, и Абазинец,
И Чечереец, и Шапсук;
Пищаль, кольчуга, сабля, лук,
И конь - соратник быстроногий
Их и сокровища и боги;
Как серны скачут по горам,
Бросают смерть из-за утеса;
Или, по топким берегам,
В траве высокой, в чаще леса
Рассыпавшись, добычи ждут.
Скалы свободы их приют;
Но дни в аулах их бредут
На костылях угрюмой лени;
Там жизь их - сон; стеснясь в кружок,
И в братский с табаком горшок
Вонзивши чубуки, как тени,
В дыму клубящемся сидят
И об убийствах говорят,
Иль хвалят меткие пищали,
Из коих деды их стреляли;
Иль сабли на кремнях острят,
Готовясь на убийства новы.
Ты видел Дона берега;
Ты зрел, как он поил шелковы
Необозримые луга,
Одушевленны табунами;
Ты зрел, как тихими водами
Меж виноградными садами
Он, зеленея, протекал
И ясной влагой отражал
Брега, покрытые стадами,
Ряды стеснившихся стругов
И на склонении холмов
Донских богатырей станицы;
Ты часто слушал, как певицы
Родимый прославляют Дон,
Спокойствие станиц счастливых,
Вождей и коней их ретивых;
С смиреньем отдал ты поклон
Жилищу Вихря-Атамана
И иззаветного стакана
Его здоровье на Цымле
Пил, окруженный стариками,
И витязи под сединами
Соотчичам в чужой земле
Ура! кричали за тобою.
Теперь ты случая рукою
В обитель брата приведен,
С ним вспомнишь призраки златые
Неотвратимых тех времен,
Когда мы - гости молодые
У милой Жизни на пиру -
Из полной чаши радость пили,
И "счастье наше" говорили
В своём пророческом жару!..
Мой друг! пророчество прелестно!
Когда же сбудется оно?
Ещё вдали и неизвестно
Всё то, что нам здесь суждено...
А время мчится без возврата,
И жизнь-изменница за ним;
Один уходим за лругим;
Друг, оглянись... ещё нет брата.
Час от часу пустее свет;
Пустей дорога перед нами.
Но так и быть!.. здесь твой поэт
С смиренной музою, с друзьями,
В смиренном уголке живет
И у моря погоды ждет.
И ты, мой друг, чтобы мечтою
Грядущее развеселить,
Спешишь волшебных струн игрою
В нем спящий гений пробудить;
И очарованный тобою,
Как за прозрачной пеленою,
Я вижу древни чудеса:
Вот наше солнышко-краса
Владимир князь с богатырями;
Вот Днепр кипит между скалами;
Вот златоверхий Киев-град;
И басурманов тьмы, как пруги,
Вокруг зубчатых стен кипят;
Сверкают шлемы и кольчуги;
От кликов, топота коней,
От стука палиц, свиста пращей
Далеко слышен гул дрожащий;
Вот, дивной облечен броней,
Добрыня, богатырь могучий
И конь его Златокопыт;
Через степи и леса-дремучи,
Не скачет витязь, а летит,
Громя Зилантов и Полканов,
И ведьм, и чуд, и великанов;
И втайне девица-краса
За дальни степи и леса
Вослед ему летит душою;
Склоняся на руку главою,
На путь из терема глядит
И так в раздумьи говорит:
"О ветер, ветер! что ты вьёшься?
Ты не от милого несешься,
Ты не принес веселья мне;
Играй с касаткой в вышине,
По поднебесью с облаками,
По синю морю с кораблями -
Стрелу пернатую отвей
От друга радости моей".
Краса-девица ноет, плачет;
А друг по долам, холмам скачет,
Летя за тридевять земель;
Ему сыра земля постель;
Возглавье щит; ночлег дубрава;
Там бьется с Бабою-Ягой;
Там из ручья с живой водой,
Под стражей змея шестиглава,
Кувшином черпает златым;
Там машет дубом перед ним
Косматый людоед Дубыня;
Там заслоняет путь Горыня;
И вот внезапно занесён
В жилище чародеев он:
Пред ним чернеет лес ужасный!
Сияет лес вдали прекрасный;
Чем ближе он - тем дале свет;
То тяжкий филина полёт,
То вранов раздаётся рокот;
То слышится русалки хохот;
То вдруг из-за седого пня
Выходит леший козлоногий;
И вдруг стоят пред ним чертоги;
Как будто слиты из огня -
Дворец волшебный царь-девицы;
Красою белые колпицы,
Двенадцать дев к нему идут
И песнь приветствия поют;
И он... Но что? куда мечтами
Я залетел тебе вослед -
Ты чародей, а не поэт;
Ты всемогущими струнами
Мой падший гений оживил...
И кто, скажи мне, научил
Тебя предречь осмью стихами
В сей книге с белыми листами
Весь сокровенный жребий мой?
Признаться ли?.. Смотрю с тоской,
С волнением непобедимым
На белые сии листы,
И мнится, перстом невидимым
Свои невидимы черты
На них судьба уж написала.
Чтоб ни было... сей дар тебе
Отныне дружба завещала;
Она твоя... молись Судьбе,
Чтоб в ней наполнились страницы.
Когда, мой друг, тебе я сам
Её в веселый час подам -
И ты прочтешь в ней небылицы,
За быль, рассказаные мной:
То знай, что счастлив жребий мой,
Что под надзором провиденья,
Питаясь жизнью в тишине,
Вблизи всего, что мило мне,
Я на крылах воображенья,
Веселый [здесь, в тот] мир летал,
И что меня не покидал
Мой верный ангел вдохновенья...
Но, друг, быть может,.. как узнать?..
Она останется пустая,
И некогда рука чужая
Тебе должна её отдать
В святой залог воспоминанья,
Увы! и в знак, что в жизни сей
Милейшие души моей
Не совершилися желанья,
Прими её... и пожалей.
Послание
Друзья, тот стихотворец - горе,
В ком без похвал восторга нет.
Хотеть, чтоб нас хвалил "весь свет"
Не то же ли, что выпить море?
Презренью бросим тот венец,
Который "всем" дается светом;
Иная слава нам предметом,
Иной награды ждет певец.
Почто на Фебов дар священный
Так безрассудно клеветать?
Могу ль поверить, чтоб страдать
Певец, от Музы вдохновенный,
Был должен боле, чем глупец,
Земли бесчувственный жилец,
С глухой и вялою душою,
Чем добровольной слепотою
Убивший всё, чнм красен свет,
Завистник гения и славы?
Нет! жалобы твои неправы,
Друг Пушкин; счачтлив, кто поэт;
Его блаженство прямо с неба;
Он им не делится с толпой:
Его судьи лишь чада Феба;
Ему ли с пламенной душой
Плоды святого вдохновенья
К ногам холодных повергать,
И на коленях ожидать
От недостойных одобренья?
Один, среди песков, Мемнон,
Седя с возвышенной главою,
Молчит - лишь гордою стопою
Касается ко праху он;
Но лишь денницы появленье
Вдали восток воспламенит -
В восторге мрамор песнь гласит.
Таков поэт, друзья; презренье
В пыли таящимся душам!
Оставим их попрать стопам,
А взоры устремим к востоку.
Смотрите: неподвластный року,
И находя в себе самом
Покой, и честь, и наслажденья,
Муж праведный прямым путем
Идет - и терпит ли гоненья,
Избавлен ли от них судьбой -
Он сходит там и тут с собой;
Он благ без примеси не просит -
Нет! в лучший мир он переносит
Надежды лучшие свои.
Так и поэт, друзья мои;
Поэзия есть добродетель;
Наш гений лучший нам свидетель.
Здесь славы чистой не найдем -
На что искать? Перенесем
Свои надежды в мир потомства...
Увы! Димитрия творец
Не отличил простых сердец
От хитрых, полных вероломства.
Зачем он свой сплетать венец
Давал завистникам с друзьями?
Пусть Дружба нежныим перстами
Из лавров сей венец свила -
В них Зависть терния вплела;
И торжествует: растерзали
Их иглы славое чело -
Простым сердцам смертельно зло:
Певец угаснул от печали .
Ах! если б смог возникнуть глас
Участия и удивленья
К душе, не снесшей оскорбленья,
И усладить ее на час!
Чувствительность его сразила;
Чувствительность, которой сила
Моины душу создала,
Певцу погибелью была.
Потомство грозное, отмщенья!..
А нам друзья, из отдаленья
Рассудок опытный велит
Смотреть на сцену, где гремит
Хвала - гул шумный и невнятный;
Подале от толпы судей!
Пока мы не смешались с ней,
Свобода друг нам благодатный;
Мы независимо, в тиши
Уютного уединенья,
Богаты ясностью души,
Поем для Муз, для наслажденья,
Для сердца верного друзей;
Для нас все обольщенья славы!
Рука завистников-судей
Душеубийственной отравы
В ее сосуд не подольет,
И злобы крик к нам не дойдет.
Страшись к той славе прикоснуться,
Которою прельщает Свет -
Обвитый розами скелет;
Любуйся издали, поэт,
Чтобы вблизи не ужаснуться.
Внимай избранным судиям:
Их приговор зерцало нам;
Их одобренье нам награда,
А порицание ограда
От убивающия дар
Надменной мысли совершенства.
Хвала воспламеняет жар;
Но нам не в ней искать блаженства -
В труде... О благотоворный труд,
Души печальныя целитель
И счастия животворитель!
Что пред тобой ничтожный суд
Толпы, в решениях пристрастной,
И ветренной, и разногласной?
И тот же Карамзин, друзья,
Разимый злобой, несраженный,
И сладким лишь трудом блаженный,
Для нас пример и судия.
Спросите: для одной ли славы
Он вопрощает у веков,
Как были, как прошли державы,
И чадам подвиги отцов
На прахе древности являет
Нет! он о славе забывает
В минуту славного труда;
Он беззаботно ждет суда
От современников правдивых,
Не замечая и лица
Завистников несправедливых.
И им не разорвать венца,
Который взяло дарованье;
Их злоба - им родно страданье.
Но пусть и очаруют свет -
Собою счастливый поэт,
Твори, будь тверд; их зданья ломки;
А за тебя дадут ответ
Необольстимые потомки.
Нам славит древность Амфиона:
От струн его могущих звона
Воздвигся город сам собой...
Правдопродобно, хоть и чудно.
Что древнему поэту трудно?
А нынче?.. Нынче век иной.
И в наши бедственные леты
Не только лирами поэты
Не строят новых городов,
Но сами часто без домов,
Богатым платят песнопеньем
За скудный угол чердака,
И греются воображеньем
В виду пустого камелька.
О Амфион, благоговею!
Но, признаюсь, не сожалею,
Что дар твой: говорить стенам,
В наследство не достался нам.
Славнее говорить сердцам,
И пробуждать в них чувства пламень,
Чем ожтвлять бездушный камень,
И зданья лирой громоздить.
С тобой хочу я говорить,
Мой друг и брат по Аполлону;
Склонись к знакомой лиры звону;
Один в нас пламенеет жар;
Но мой удел на свете - струны,
А твой и сладких песен дар
И пышные дары фортуны.
Послушай повести моей
(Здесь истина без украшенья):
Был пастырь образец смиренья;
От самых юношеских дней
Святого алтаря служитель,
Он чистой жизнью оправдал
Всё то, чем верных умилял
В христовом храме, как учитель;
Прихожан бедных тесный мир
Был подвигов его свидетель;
Невидимую добродетель
Его лишь тот, кто наг иль сир,
Иль обречен был к униженью,
Вдруг узнавал по облегченью
Тяжелыя судьбы своей.
Ему науки были чужды -
И нет в излишнем знаньи нужды -
Он редкую между людей
В простой душе носил науку:
Страдальцу гибнущему руку
В благое время подавать.
Не знал он твердого исскуства
Умы витийством поражать
И приводить в волненье чувства;
Но, друг, спроси у сироты:
Когда в одежде нищеты,
Потупя взоры торопливо,
Она стояла перед ним
С безмолвным бедствием своим,
Умел ли он красноречиво
В ней сердце к жизни оживлять,
И мир сей страшный украшать
Надеждою на провиденье?
Спроси, умел ли в страшный час,
Когда лишь смерти слышен глас,
Лишь смерти слышно приближенье,
Он с робкой говорить душой,
И, скрыв пред нею мир земной,
Являть пред нею мир небесный?
Как часто в угол неизвестный,
Где нищий с гладною семьей
От света и стыда скрывался,
Он неожиданный являлся
С святым даяньем богачей,
Растроганных его мольбою!..
Мой милый лруг, его уж нет;
Судьба незапною рукою
Его в другой умчала свет,
Не дав свершить здесь полдороги;
Вдовы ж наследство: одр убогий,
На коем жизнь окончил он,
Да пепел хижины сгорелой,
Да плач семьи осиротелой...
Скажи, вотще ль их жалкий стон?
О нет! он, землю покидая,
За чад своих не трепетал,
Верней он в час последний знал,
Что их найдет рука святая
Неизменяющего нам;
Он добрым завещал сердцам
Сирот оставленных спасенье.
Сирот в семействе бога нет;
Исполним доброго завет,
И оправдаем провиденье.
(на рождение в. к. Александра Николаевича)
Изображу ль души смятенной чувство?
Могу ль найти согласный с ним язык?
Что лирный глас, и что певца иссскуство?..
Ты слышала сей милый, первый крик,
Младенческий привет существованью;
Ты зрела блеск проглянувших очей
И прелесть уст, открывшихся дыханью...
О! как дерзну я мыслию моей
Приблизиться к сим тайнам наслажденья?
Он пролетел, сей грозный час мученья;
Его сменил небесный гость Покой,
И тишина исполненной надежды;
И, первым сном сомкнув беспечны вежды,
Как ангел, спит твой сын перед тобой...
О матерь! кто, какой язык земной
Изобразит сие очарованье?
Что с жизнию прекрасного дано,
Что нам сулит в грядущем упованье,
Чем прошлое для нас озарено,
И темное к безвестному стремленье,
И ясное для сердца провиденье,
И что душа небесного досель
В самой себе неведомо скрывала -
То все теперь без слов тебе сказала
Священная младенца колыбель.
Забуду ль миг, навеки незабвенный?..
Когда шепнул мне тихой вести глас,
Что наступил решительный твой час -
Безвестности волнением стесненый,
Я ободрить мой смутный дух спешил
На ясный день животворящим взглядом.
О! как сей взгляд мне душу усмирил!
Безоблачны, над пробужденным градом,
Как благодать, лежали небеса;
Их мирный блеск, младой зари краса,
Входящая, как новая надежда;
Туманная, как таинство, одежда
Над красотой воскреснувшей Москвы
Бесчисленны церквей её главы,
Как алтари, зажженые востоком,
И вечный Кремль, протекший мимо Роком
Нетронутый свидетель божества,
И всюду глас святого торжества,
Как будто глас Москвы преображенной...
Всё, всё душе являло ободренной
Божественный спасения залог.
И с верою, что близко провиденье,
Я устремлял свой взор на тот чертог,
Где матери священное мученье
Свершалося, как жертва, в оный час...
Как выразить сей час невыразимый,
Когда ещё сокрыто всё для нас,
Сей час, когда два ангела незримы,
Податели конца, иль бытия,
Свидетели страдания безвластны,
Ещё стоят в неведеньи, безгласны,
И робко ждут, что скажет судия,
Кому из двух невозвратимым словом
Идь жизнь иль смерть велит благовестить?..
О! что в сей час сбывалось там, под кровом
Царей, где миг был должен разрешить
Нам промысла намерение тайно,
Угадывать я мыслью не дерзал;
Но сладкий глас мне душу проникал:
"Здесь божий мир; ничто здесь не случайно".
И верила бестрепетно душа.
Меж тем, восход спокойно соверша,
Как ясный бог, горело солнце славой;
Из храмов глас молений вылетал;
И тишины исполнен величавой,
Торжественно державный Кремль стоял...
Казалось, всё с надеждой ожидало.
И в оный час пред мыслию моей
Минувшее безмолвно воскресало;
Сия река, свидетель давних дней,
Протекшая меж стольких поколений,
Спокойная меж стольких изменений,
Мне славною блистала стариной;
И образы великих привидений
Над ней, как дым, взлетали предо мной;
Мне чудилось: развертывая знамя,
На бой и честь скликакл полки Донской;
Пожарский мчал, сквозь ужасы и пламя
Свободу в Кремль по трупам поляков;
Среди дружин, хоругвей и крестов
Романов брал могущество державы;
Вводил полки бессмертья и Полтавы
Чудесный Петр в столицу за собой;
И праздновать звала Екатерина
Румянцева с вождями пред Москвой
Ужасный пир Гагула и Эвксина.
И, дальние лета перелетев,
Я мыслию ко близким устремился.
Давно ль, я мнил, горел здесь божий гнев?
Давно ли Кремль разорванный дымился?
Что зрели мы?.. Во прахе дом царей;
Бесславие разбитых алтарей;
Святилища, лишенные святыни;
И вся Москва, как гроб среди пустыни.
И что ж теперь?.. Стою на месте том,
Где супостат ругался над Кремлём,
Зажженою любуюся Москвою -
И тишина святая надо мною;
Москва жива; в Кремле семья царя;
Народ, теснясь, к ступеням алтаря,
На празднике великом воскресенья,
Смиренно ждет надежды совершенья,
Ждет милого пришельца в божий свет...
О! как у всех душа заликовала,
Когда Молва в громах Москве сказала
Исполненный создателя обет!
О! сладкий час, в надежде, в страхе жданный!
Гряди в наш м 
| |
| Просмотров: 406 | Рейтинг: 0.0/0 |
| Всего комментариев: 0 | |
Жанры