Этот пьяный бред интеллигента, впавшего в буйный коммунизм - он был политруком какой-то части, - я слышал ночью, в товарном вагоне поезда Орел-Тула.
- Вы думаете - пьян? Совершенно правильно, до положения риз. Только до этого никому нет дела. Кто вам мешает, черт вас побери совсем! Скажите пожалуйста - трезвенники какие... Ведь это верно: по мне уж лучше пей, да дело разумей. Дело...А если дела нет, а так - трепанье языка? начхал я на ваши декреты!..Вот встану в Туле и - напьюсь. Обязательно. Продам всю эту ерундовину и напьюсь... Я, милостивые государи, насилия над собой не потерплю. Не-ет, не потерплю!..А впрочем - ваше драгоценнейшее!..
Он замолчал на несколько секунд. Заскрипела пробка в невидимом горлышке бутылки, забулькало что-то.
- Очаровательно... Древнейшие говорили: "In vino veritas". Так это в вине. А в самогоне? Я вас спрашиваю - какая истина может быть в самогоне? Откровенно говоря, никакой. Нализался и баста. Объяснение в участке.. Мне как-то не по себе сегодня. Кажется - должно случиться непоправимое. Чего же вы молчите?Ага... понимаю... Друзья по вагону, с героем моего романа без предисловий, сей же час, позвольте познакомить вас. Онегин... виноват... В девятьсот десятом окончил университет. Обратите внимание - на весьма. Это раз. Подавал надежды, оставлен при университете, понимаете... пьяное дело... Это два. Был скульптором. Вылепил чью-то морду и - первый приз. Колоссально! Мог бы спиться от радости, если бы раньше... Плюнул. Пошел в артисты, был в преддверии Александринки. Карпов хвалил, Варламов... Но тут она ему сказала: брошу я карты, брошу биллиарды, брошу я горькую водочку пить... Дура была - все равно не бросил... Мамочка, ведь это профанация искусства. От брака спирта с Мельпоменой только горячка рождается. Никаких двадцать! Ты должен быть гордым, как пламя, ты должен быть острым, как меч... Как Данте... Вот глупости - Данте... А Шекспир?..
- Господи! - взмолился бабий голос в углу, - И спать не дают охальники. Хоть бы ради великого посту языки-то попридержали. Ругаются тут...
- Пардон, мадам, миль пардон... Божественные ручки ваши целую, страусовым пером шляпы... Но, собственно говоря, вы можете совершенно свободно заткнуть свою плевательницу. Я разрешаю вам... Апухтин... И вдруг, представьте себе, - война. Как, что, кем, чем, о? Ничего не известно. Признали мы за благо... скрепил барон Фредерикс? Позвольте, а мне какое дело - скрепляй! Не разговаривать! Все отставной козы барабанщики - в окопы... На первый и второй - рассчитайсь!.. Выпьем... Как говорят хохлы: выпьэм, шоб дома не журылысь... И ничего остроумного..
Опять заскрипела пробка.
- И кто ее выдумал - революцию? Есть анекдот: спрашивает неженатый женатого - ты как женился, по расчету или по любви? Нет, по глупости... По этому самому соображению и я в партию влип... Чрезвычайно просто. Идет рожа, на роже - английское сукно, у рожи - особняк, в особняке - Мюр и Мерилиз. А я гол и бос, в животе - митинг... Да... Скажете, продался? За сапожки фасонные душу заложил? А вы-то где были тогда, неподкупные? Почему - куска хлеба не дали ... лизали? Ничего. Пройдет это. А он, мятежный... Хе... Помню - в юности говорили нам: народ превыше всего, иди на костер во имя его, жертвуй всем... Мы слушали, умилялись: ах, пейзаны... народовольство... сейте разумное, доброе, вечное... Сеяли благо, а взошло насилие. И где - спасибо? Ничего не понимаю. Мотаю головой, как баран. Послушай, милый мой, скажи, я обманул кого-то страшно или меня обманули? и почему - кровь? Разве можно, чтобы - кровь? Высшая справедливость, милосердие и вдруг - стенка. По приговору реввоентрибунала девять оправданы, а шестьдесят два... Кто позволил, кому они нужны - шестьдесят два? Не отвечаешь, хитришь, милый. Ты тоже такой? Ну, одно слово, одно! Почему несли в душу светоч, создавали пророков, а вышло - гадость, шкурничество? Грабь награбленное. Как - грабь, ведь у Карла Маркса... Дует здесь чертовски. Зачем - компартия, а человека не видно? Понимаешь - человека?
- Стыдно, - сказал кто-то в темноте, стараясь, видимо, изменить голос, - стыдно и страшно... До чего вы нас довели. Почему теперь правду говорит только пьяный, да и то в темноте, чтоб не увидели, боится? Что вы с нами сделали, вы (?), пьяницы и сифилитик? Когда конец всему этому, Господи?!..
- С подлинным верно. Устами вашими глаголет истина. Не партия, а клозет всероссийский, в самую точку. Гадит всякий, кому не лень. Сто больших утопий и миллион просто воришек. Главное - ничего нет запретного. Вали валом, все для будущего... Ловкая работа - схватил - и в заграничный банк. В банк... Для будущего... И будет мир как сад цветущий для окрыленных птиц-людей... Сад... Недавно подходит ко мне красногвардеец, спрашивает: вот вы - политрук, так объясните нам, когда ж рай-то на земле наступит. Я был трезв тогда, ей-Богу.. Hy и что я скажу? Когда? Отстаньте от меня, пожалуйста! В самом деле - такой дурак! Что я - нарком рая? Жди... Мир во человецех благоволение. Самое смешное - они ждут от начальника нашей дивизии - собственный дом в Харькове... на чужое имя... Тот не ждет от мадам Красиковой пуд бриллиантов. Мадам Луначарскую арестовали в поезде, в корзине - все ценности Гатчинского дворца... Троцкий... Рай - володимерское, богомазы... А ля вотр...
Он снова достал бутылку и пил очень долго.
- Я не знаю, как это сказать... ну, словом, душно. Совесть... у меня еще совесть есть. Клянусь самым святым для меня... Вы чужие - но поймите... Бывает так мерзко за самого себя. Вы уйдите, будут другие, а это останется. Я знаю, вы думаете: пьян. Не противоречу. Что у пьяного, т.е. у трезвого на уме. Вы думаете - гнойный нарыв на теле народа. Это мы... Добавлю - и вонючий... Совершенно ясно - лопнет он, нарыв. Потечет гной. Что тогда? Будет день, и погибнет священная Троя... У меня была жена, такая славная. Развелся я с ней - модно. Говорила часто - ты безвольный, плохо кончишь. Вы не видели ее? Глаза синие- синие, блоковские. Любила страшно древнерусскую живопись... Не важно... Куда мне теперь? Что? Я ничего не говорю. Иногда такой страх. Ведь не слепой же я - вижу. Обманываем мы вас. И я тоже. Простите меня, я не нарочно, я нечаянно. Я верил - будет счастье. И вот - разбитое корыто. Даже корыта нет. Горечь какая. Как быть? Скомандовать самому себе - кругом? Идти к Александринке, к Островскому, в чей-то тихий дом, в жуткую правду? Хорошо, я пойду. Мне здесь уже нечего делать. Пойду, буду ждать, как вы... Лучших дней... Но - клеймо... Разве стереть его? Ведь клеймо останется... Побежит за мной... Пальцем...
Он закашлялся и умолк. Мерно дребезжал вагон, в дверную щель дул свежий, весенний ветер. Чиркнула спичка, неярко облила коричневую стену, увешанную мешками и чайниками... Погасла...
- Нализался... - сонно вздохнула баба, - погибели им, окаянным, нетути... Когда брали парнишку мово, одежда на ем была хоть и латаная, а - ничего, крепкая одежда. А вернулся, с войны-то, - гол, как сокол... Только и радости, што - товарищ... Шпукулянты...
Сопя и кашляя, громко плакал в углу пьяный политрук...
Опубликовано в газете "Русские вести" 8 февраля 1923 г.
Оригинал здесь: http://magazines.russ.ru/nov_yun/2002/54/.