| Главная » Книги |
Кюхельбекер Вильгельм Карлович - Давид, Страница 8
Кюхельбекер Вильгельм Карлович - Давидp;теснимый.
Однажды (ночь была, и на холме
Саул усталый в лоне колесницы
Заснул, и в общей и глубокой тьме
Расслабли всех друзей его десницы,
И страха не было ни в чьем уме,
И всех сомкнулись томные зеницы)
Узнал я и к клевретам возгласил:
"И кто из вас, покрытый мглой ночною,
Со мною вступит в стан царевых сил?"
И рек Авесса: "Я гряду с тобою".
Оружие схватил и поспешил
На мрачный Эхелафский холм за мною.
Пришли мы: в колеснице царь лежал.
И у возглавия копье стояло,
Копье, пред коим филистим дрожал
И воинство Амона трепетало.
Кровавый, тусклый месяц освещал
Огромное сверкающее жало.
Вблизи же спал беспечный Авенир,
И до единого все стражи спали.
И мнилось, окрест их покой и мир,
Им не грозят ни страхи, ни печали.
Мы видим, беззащитен царь и сир,
И, приступив, над колесницей стали.
Авесса рек мне: "Час настал, властитель:
Ужель еще увидит сей зарю?
Злодея предал нам небесный мститель:
В него ударю и не повторю
Его ж копьем: не он ли наш гонитель?"
- "Не убивай его, - был мой ответ, -
Пред богом грех царево убиенье.
Сыны Саруины, вы мне в навет,
В укор вы мне, в соблазн и в искушенье.
Знай! Буде на войне десницы нет,
Избранной на Саулово паденье,
И буде не постигнется судьбой;
Жив бог! Я воздержу и руку вашу,
И не погибнет он моей рукой.
Днесь с копием возьмем златую чашу,
Что у возглавья налита водой,
И возвратимся вспять в дружину нашу".
С холма мы сходим: всюду тишина;
Никто не слышал нашего прихода,
Никто не вспрянет с прерванного сна,
Услышав шорох нашего исхода;
Их усыпил господь: глядит луна
На лица неподвижного народа.
И мы взошли на темя высоты,
От стана властелина удаленной,
И стали средь прозрачной темноты,
И так воззвал я, свыше укрепленный:
"Меня ли слышишь, беззаботный, ты?
Ответствуй, спишь ли, Авенир надменный?"
И Авенир ответствовал и рек:
"Чей зов восстал, из мрака вопиющий?
Вещай, кто ты, отважный человек?"
- "Вождь, об руку властителя грядущий!
Тебя, - я молвил, - в славу царь облек:
Кто муж, как ты, в Исраиле могущий?
Почто же господина своего
Не охраняешь? Ночию губитель
Проник до самого одра его.
Сын смерти ты (свидетель вседержитель!),
Ты сам и каждый сонма твоего
Небрежный, сну предавшийся воитель.
Зри: копие и чашу кто отъял,
Что при возглавии царевом были?"
И ветер до царя мой глас домчал.
"Давид, мой сын! - Саул глаголил.- Ты ли?"
- "Твой раб Давид, - ему я отвечал, -
Но се твои дружины степь покрыли,
И средь пустынь следишь меня ты вновь,
Подобен в алчности ночному врану,
Удара, царь, мне ныне не готовь:
Саул, противиться тебе не стану,
Но бог увидит пролитую кровь. ..
...Отселе сына Киса я не зрел:
Он возвратился в гордую Гаваю,
А я потек, властитель, в твой удел.
Во мне к нему нет злобы, но страдаю
Живее, чем от ядовитых стрел,
Лишь падших за меня воспоминаю.
Увы! Их много... всех же паче вы
Смущаете Давидовы виденья,
Когда иных беспечные главы
Объемлет сон в часы успокоенья,
Жрецы господни, жители Номвы,
Вы, триста жертв ужасного сгубленья!
По смерти Самуила от лица
Моих врагов с дружиной братии малой
Однажды в дом маститого жреца
Авимелеха я прибег усталый;6
Приял меня с любовию отца
Мирских событий ведец запоздалый:
Не знал он, ни его клевретов лик
Моей судьбины; хлебом и дарами
Меня снабдили; но в их град проник,
Воспоен не евреянки слезами,
Жестокосердый муж, пастух Доик,
Прославленный кровавыми делами;
Сей зрел меня. Сидел Саул потом
На холмной высоте близ Рамы-града,
Копье в деснице, на главе шелом;
Двудесноручные Рахили чада
Стояли воруженные кругом;
Меж них Доик, пастух царева стада. . .
. . .И се из сонма их исшел злодей,
Доик свирепый, Сирии злочестивый.
"В Номве приял Давида иерей
Авимелех мятежный и строптивый,
И хлебом одарил его мужей,
И прорекал Давиду путь счастливый".
Так он вещал, и царь послал в Номву:
Авимелех, маститый сын Ахита,
По первому явился в Раму зву
И триста и четыре с ним левита,
В эфуд одетых. Преклонив главу,
"Что повелишь, Исраиля защита?" -
Священник вопросил. "Лукавый жрец!
Ты совещался с сыном Иессея:
Коварство ваших ведаю сердец;
Эльканы сына, моего злодея
Питомцы вы; вы жезл мой и венец
Хотите дать деснице Иудея!" -
В ответ властитель. "Царь, почто твой гнев? -
Была к Саулу речь Авимелеха. -
Или Давид не друг, не зять царев?
Твоей души отрада и утеха
Святыми песнями, в войне же лев,
Раб верный, муж победы и успеха?
О нем я вопрошал отца судеб,
Но много раз и ныне не впервые;
И меч ему я дал, и рати хлеб.
Жрецы мы мирные, умы простые:
Что дали, дали для твоих потреб.
Да посрамятся злых языки злые!"
- "Ты смертию умрешь, - Саул вещал, -
И твоего отца весь дом с тобою.
Избейте сих жрецов! - он глас подал. -
Горят с Давидом общею враждою
Против меня". Но ни один кинжал
Ничьею не был обнажен рукою.
Тогда Саул рассвирепел,узрев
Сопротивленье всех мужей-евреев,
И рек: "Воспомните мой царский гнев!
Восстань, Доик, побей жрецов-злодеев!"
И Сирии, будто тигр, подъявший рев,
Ударил в безоружных иереев;
И в оный день проклятого рукой
Злосчастных триста и четыре пало
Жрецов, одеянных в эфуд святой,
Но было трупов их Саулу мало:
Он жен и чад их предал на убой,
И пламя стены их домов пожрало.
Погибли все: и слабая жена,
И отрок, свежею красой цветущий,
И с женихом невеста сражена,
И мать, и первенец ее сосущий,
И пастырю, и стаду смерть одна,
И старец пал, и пал с ним муж могущий.
Вдруг на заре я увидал пожар
В степи далеко от Номвы священной,
И что ж? Ко мне прибег Авиафар,
Ахитов внук, единственный спасенный,
Не древний муж, - но тяжек был удар, -
С главой чрез ночь прибег он посребренной.
И ныне что я молвлю о себе
И как поведаю свои страданья,
Анхус, гостеприимный царь, тебе?
И ныне средь полночного молчанья
Рыдаю о постигшей их судьбе,
И их погибель зрят мои мечтанья!
Но бесконечно бог, господь мой, благ:
Когда меня безжалостный родитель
Преследовал, мой кровожадный враг,
Когда, пустынь немых и знойных житель,
Скитался изнурен я, гладен, наг,-
Тогда являлся сын, мой утешитель.
И в день тот я, бессилен и уныл,
Растерзанной стенящею душою,
Уже и в вере к господу остыл,
Но взор воздвигнул: брат мой предо мною,
Припал, меня лобзаньями покрыл
И долго плакал над моей главою.
Тогда в последний раз его я зрел, -
Его любил я - бог-всевидец знает!
И что ж! Погибнет он от ваших стрел,
Погибнет вскоре - сердце мне вещает..."
И се Давид от скорби онемел,
И руку царь страдальцову сжимает.
Без радости перебираю вас,
Глухие струны! робкая десница
Боится пробудить ваш вещий глас;
Моя псалтирь унылая вдовица;
Душа моя печальна, как темница:
Упал ее светильник и погас!
Когда на быстрых крыльях вображенья,
Бывало, забывая тяжкий плен,
Несуся я из гроба заточенья,
Из мрачных, душных, безответных стен,
Как мотылек, подобье воскресенья,
Из разрешенных жизнию пелен, -
Тогда Надежда и Любовь и Вера
Мне в близкой сердцу моему дали
Являли светлый образ Исандера;
Не раз они с улыбкой мне рекли:
"Всему - и радостям и скорбям мера;
Тягчайшие страданья уж прошли.
Настанет день, счастливый день свиданья:
Твоим услышишь песням приговор;
Оценит друг души твоей созданья..."
И за хребтом Кавказских, грозных гор
Я увлекаюсь бурею мечтанья
И слышу глас его и вижу взор!
Ах! и в часы, когда в земное счастье
Страшливым сердцем верить устаю,
Я друга помнил нежное участье,
Крепился и сносил судьбу свою:
"Пусть разнесет мой хладный прах ненастье!
Он память сохранит мою".
Так я вещал; но он, увы! руками
Убийц свирепых пораженный, пал!
Не возмутились зверскими сердцами,
Не пощадил груди певца кинжал;
Он пал! - а я отвержен небесами:
Каратель и в слезах мне отказал!
В слезах бесплодных, бедных! - боже, боже! -
Я жизнию готов бы их купить;
Но холоден, окаменел. . . Почто же
Мне доле клятву бытия влачить?
Почто не я простерт на смертном ложе
И что еще велишь мне пережить?
О, жажду, жажду с ним соединенья!
Приял в Эдем свой милосердый бог,
Приял его в небесные селенья!
От тщетных битв устал я, от боренья,
Завяло сердце, дух мой изнемог.
В житейских бурях ты был мне хранитель,
Мой Исандер! и ныне, возлетев
В надзвездную, незримую обитель,
Молися за меня: смягчится гнев,
Помянет и меня мой искупитель;
Мы свидимся под сенью райских древ!
Тогда кора растает ледяная
И с обновленного меня спадет,
В слезах желанных, сладких утопая,
К тебе направлю радостный полет,
Обнимемся - и песнь моя святая
В живых восторгах бога воспоет!
______________
1См. Псалом 7.
2Керы - богиня Судеб, смерти, горя, почти
то же, что у римлян Парки. Не от этого ли слова npoисходит наше
кара?
3См. Псалом 113.
4См. Книгу Царств 1, гл. 24.
5См. Книгу Царств 1, гл. 23, начиная с стиха 19.
6См. гл. 22.
IX
КНИГА "ПУСТЫНИ ХАНААНСКОЙ"
Другое лето жил в чужой стране
Вифлеемит и с ним сыны изгнанья,
Его клевреты в мире и войне,
Участники и счастья и страданья:
Им были дни те, как в тяжелом сне
Недужному несвязные метанья.
И дал Анхус Давидовым друзьям
Высокий Секелаг, питомцы ж брани,
Стремяся к Амаликовым сынам,
Степные часто пролетали грани
И были страшны древним тем врагам,
Карали их и собирали дани. . .
...Но се, когда Сауловой судьбой
Чревоболело время роковое,
И покрывалось небо тяжкой тьмой,
И ждало в грозном и немом покое,
Да разразится гибельной грозой,-
Не спало провидение святое;
Давид хранился ангелом своим
Исраилю в цельбу и в утешенье.
Возникла брань, и, скорбию тягчим,
Такое богу он принес моленье:
"Да внемлет бог богов мольбам моим,
Меня да не введет во искушенье!
Был я бездомен, страха полн, уныл,
В горах скитальца, беглеца в пустыне,
Анхус меня с клевретами прикрыл,
Меня утешил; с дня того поныне
Не во властителя, в отца мне был,
О мне труждался, как о кровном сыне,
Но се свирепую сзывает рать
Моей отчизны враг неукротимый,
Анхус спешит Исраиль воевать,
И в день сей мне вещают филистимы:
"Восстань, иди за хлеб наш нам воздать!"
Что сотворю, их воплями теснимый?"
Тогда боязнь к Давиду бог вселил
В сердца князей градов иноплеменных,
И совещались воеводы сил.
И Фуд царю предстал от устрашенных:
"Да устранишь Давида, - возгласил, -
И с ним его клевретов дерзновенных,
Да не исходят с нами на войну!
Не от пришельца ли нам ждать навета,
Когда течем карать его ж страну?
Она ему при колыбели пета,
В ней встретил жизни сладкую весну,
В ней протекли его златые лета.
С Саулом примирится, и (дрожи!)
С ним примирится нашими главами.
Полны сердца людские тайн и лжи;
Друзей страшися наравне с врагами;
Пусть ныне друг тебе Давид, - скажи,
Или обманут не был ты друзьями?
Его евреи любят: в кущах их
Глас, наше поражение поющий
И торжество Давида, - не затих;
Он их надежда, он их царь грядущий;
Речет - покинув жен и чад своих,
Сбегутся все на зов его могущий.
А мужи те, что делят хлеб его,
Что с ним исшли в чужбину и в изгнанье,
Не пощадят под небом ничего,
С весельем примут гибель и страданье,
Но в блеск и славу облекут того,
Кто гордость их, и честь, и упованье.
Многоречивы старцы искони:
Да буду же в сей день, Анхус державный,
И я многоречив, как все они,
Тебе напомню, властель, подвиг славный,
В Эфрафе подвиг совершен во дни
Битв наших в оной области дубравной:
Мы град заяли; а Давид засел
В твердыне крепкой с братьями своими,
Но там от солнцевых изныли стрел,
Палящих, расточаемых над ними;
Томились жаждой, лишь один светлел
Источник под забралами седыми.
И рек тогда Давид мужам своим:
"Кто, други, напоит меня водою
Из хладного ручья, который зрим?"
Вдруг со скалы с орлиной быстротою
Их трое ринулось; стремимся к ним,
Грозим им вопиющею толпою...
Вотще! Три мужа расторгают всех:
Не видят тучи стрел, ни копий леса,
Боязнь себе вменяют в срам и грех,-
К источнику, назад и уж с утеса
Взирают и подъемлют нас на смех!
Властитель, таковы сыны Фареса.
Но муж и вождь их, он вещал: "Друзья!
Клянуся, недостойными устами
Священной влаги не коснуся я,
Приобретенной вашими душами;
Пить вашу кровь - не мне: вода сия
Пред господом да возлиется нами!"-
Такого мужа, грозного в войне,
Подъятого из праха дивным роком,
Героя и вождя в своей весне,
Нам страшного в волнении жестоком,
Опасного и в мирной тишине,
Не наблюдал я неусыпным оком!
И раз еще владыке и царю
От сонма всех князей соединенных
Желанье всех скажу и повторю:
Нет, не зови пришельцев дерзновенных
На брань с евреями, на нашу прю
С хоругвями врагов, им соплеменных!"
Тогда: "Давид, да идешь в Секелаг,-
Анхус вещал. - Поныне и сначала
Ты предо мною был и будешь благ;
Но зависть сердце сильных обуяла,
Князья рекли: "Не сей ли был нам враг?" -
И робкая душа их встрепетала.
Мой сын, не преходи ж за нашу грань;
Но будь Анхуса жен и чад хранитель,
Над домом нашим да расширишь длань-
И не дерзнет к нам вторгнуться грабитель,
Без нас в отчизне не возжжется брань
И не восстанет буйный возмутитель.
Друг, не вдавайся в мысли: жив господь!
Как ангел божий благ ты предо мною;
Но страха сих вождей не побороть!
Шатания умов их не спокою;
Пусть я - душа, но воеводы - плоть:
Что предприму без них и что устрою?"
Так бог, властитель чувств, и дум, и сил,
От укоризны, и греха, и скверны
Смиренного Давида сохранил;
Но в тот же день непостижимый терны
В терзающий венец Давиду свил,
Да будет до конца испытан верный.
Он возвращался в Секелаг, в свой дом,
С дружиною, ведомою Йоавом:
Вдруг им с обезображенным челом,
Покрытый пеплом, в рубище кровавом,
Предстал, конем измученным несом,
Давида раб, трепещущий Соавом.
"В пустыню обратися! - раб гласит. -
Теки, спеши настигнуть Амалика;
Твой град сожжен, наместник твой убит,
Уведены от мала до велика
Младенцы, жены. . . Поспеши, Давид!"
Смутился вождь от рокового крика,
Но други окрылили бурный шаг,
Приходят, видят: где их были кровы,
Где на холмах вздымался Секелаг
В венце роскошном сумрачной дубровы,
Лишь угль, и пепл, и прах оставил враг,
И смрадный дым, и взрытые основы.
И се послышался великий глас.
Воссев на землю, воины рыдали:
"Господь наш бог забыл в чужбине нас!"
Сражая перси, плача воззывали,
Доколе вопль в устах их не погас,
Избытком залит гнева и печали.
Вдруг от земли воспрянул Ровоам,
Неистовый потомок Симеона,
Ужасный в гневе не одним врагам,
Не знающий святыни, ни закона,
И возопил к рыдающим мужам:
"Бог женам дал оружье слез и стона;
Мы ж станем мстить, и первому - ему! -
Вещал и перст, исполнен дерзновенья,
Простер к Давиду, к князю своему. -
Его на Амалика нападенья,
Его безумия вина всему;
Но в день сей воздадут за нас каменья!"
И люди, от страданий обуяв,
Каменья уж исторгнуть наклонились;
Но Асаил, Авесса и Йоав,
Как львы, на Ровоама устремились:
Он пал и смерть приял, заскрежетав;
Другие же содроглись и смирились.
И се Давид Авиафару рек:
"Мы в силах ли ударить за врагами?
Настигнем ли их, божий человек?
Вспять возвратимся ль с чадами, с женами?"
И сам жреца в святой эфуд облек.
И распростерся жрец пред небесами,
И так поведал, свыше вдохновен:
"Дерзай и узришь стан Амаликита,
Настижен будет хищник и сражен;
Се вижу: рать его тобой побита,
И плен плененных ваших разрешен!
Господь глаголил: "Я твоя защита!""
В тот час Давид избрал шестьсот мужей
И с ними к знойному потек востоку,
Туда, где необъемлемость степей
Безводный океан являет оку,
Ужасный варом пламенных зыбей.
Они пришли к восорскому потоку,
И возвестил Давид двумстам из них:
"Вождя даю вам в доблестном Орее.
Здесь стан храните братиев своих".
А прочим рек: "За мной, друзья, смелее!"
И в волны ринулся морей сухих.
Что шаг, то зной растет и степь мертвее;
С высокой тверди солнце льет пожар,
И солнцеву огню навстречу пышет
С песков пылающих огонь и вар;
Тяжеле конь, тяжеле всадник дышит,
И свод лазури ясен, чист и яр,
И ухо ждет чего-то и не слышит. ..
.. .Деля добычу, ликовали тати,
Вещали о набегах, о войне,
Хвалили шумный мир по щедрой рати
И, утопая в брашнах и вине,
Погибших песней поминали братии.
Вдруг на обзоре малое пятно
Растет, растет, и се уж стало тучей,
И ближе, ближе, грозно и черно,
И впереди несется прах летучий,
И миг еще - пятно превращено
В полк всадников крылатый и могучий.
Вотще созвать рассеянных коней
От пира вспрянули амаликиты;
Уже в их сонм врубается еврей,
Злодеям нет спасенья, нет защиты:
Те пали жатвой мстительных мечей,
Те стоптаны, те камнями побиты;
Едва спаслось четыреста из них,
От гибели унес их бег верблюжий.
Когда же вопль побоища затих,
Когда замолкнул звон и стук оружий,
С каким восторгом жен и чад своих
Тогда лобзали радостные мужи!
И победителей корысть была
Превыше ожидания богата:
Стадам отъятым не было числа,
Все вретища полны сребра и злата;
Прославив бога брани, потекла
Обратно рать, веселием объята.
И вот уже повеял ветерок
От запада незнойный и душистый,
И вот уже прохладен и глубок
Пред ними засинел струей сребристый
Восорский, чистый, как сребро, поток,
И зрят их братья с высоты кремнистой;
Спустились, возгласили им привет.
Но лета нет без гроз, без бури моря,
Без терния цветов шипковых нет;
С начала дней со тьмой о власти споря,
Не одолеет тьмы отрадный свет;
И на земле нет радости без горя.
"Чего? - рекли оставшимся двумстам
Лукавые из исходивших в битву. -
Чего вам? Или вы клевреты нам?
Что? Вы за нас творили здесь молитву!
Жен, детищ ваших возвращаем вам,
Но прочую удержим мы ловитву".
Тут из среды поруганных мужей
Возник предтеча вопля, гневный шепот;
Бледнеет с ярости их вождь Орей:
Миг - и в мятеж преобразится ропот,
И уж десницы рукоять мечей
Хватают, уж раздался стук и топот.
Но разделил враждующих Давид
И к ним простер взывающие длани
И рек: "Ужели бог вас не страшит?
Его ли вы не помните даяний?
Нет, други! Братья братьям без обид
Отдайте долю от прибытков брани.
Покиньте буйство, ненависть и спесь!
Господь нам дал победу и спасенье,
И вы ли кровных оскорбите днесь?
Они же были в щит нам и храненье
И не по воле пребывали здесь,
Но от меня прияли повеленье".
Бог укрепил Давидовы уста,
Пред ним смирились воины сердцами,
Потухли в них и зависть и вражда,
И разделили взятое с друзьями.
Отныне сей обычай навсегда
Вселился меж еврейскими сынами:
Кто стан хранил или отчизны грань,
Приобретал корыстей бранных долю
С тем наравне, кто исходил на брань:
Зане творит не собственную волю,
Но что укажет воеводы длань,
Муж, посвященный боевому полю.
И в Секелаг обратно притекли
Давид и мужи с бременем стяжаний,
И к старшинам Исраильской земли
Послал гонцов и от корыстей дани,
И так гонцы Давидовы рекли:
"Да примете свое из нашей длани,
Вефсурские и рамские князья
И сущие в пределах Вирсавеи,
Вы также - с вами мы 
| |
| Просмотров: 354 | Рейтинг: 0.0/0 |
| Всего комментариев: 0 | |
Жанры