| Главная » Книги |
Кюхельбекер Вильгельм Карлович - Давид, Страница 2
Кюхельбекер Вильгельм Карлович - Давидницу.
Стоял в ночи средь храмины Саул
И в прах поверг венец и багряницу;
И в прахе меч лежал и лук и тул,
Был бледен царь и дик и без одежды.
Вошли; на сына страждущий взглянул,
Очнулся; мрак его покинул вежды;
Вздохнул он, по челу повел рукой;
Воссел; "Ужели нет, - сказал, - надежды?
Ужель не возвратится мне покой?"
К Саулу сын глагол свой обращает:
"Бог ведро посылает за грозой:
На помощь бога царь да уповает!
Да взыщет жертвой гневного творца!
Вещать же раб твой пред тобой дерзает:
Испало здравье твоего лица;
Но в песнях дивная душам отрада;
Пошли в Эфрафу быстрого гонца
(Фаресовы искусны в песнях чада),
Пусть вещий предстоит тебе певец!
Владыку осенит ли облак ада?
Впадет ли в бездну скорби мой отец?
Пусть на струнах раздастся глас могущий:
И дух уступит властелю сердец!
Есть в Вифлееме юноша цветущий
(Ему родитель старец Нессей),
Разумный отрок, сладостно поющий,
И вещего мне славит воин сей.
Он сам ему внимал душою жадной,
И знает дом его и всех друзей..."
И царь утешен речию отрадной;
Так зноем изнуренная земля
Вкушает дождь обильный и прохладный,
И блещут новой роскошью поля.
"О свет надежды! - он простер вещанья. -
Ты, тьму души унылой раздели,
Смирил мои мятежные стенанья!
В Эфрафу, бодрый витязь, потеки;
Поведай старцу: ждет Саул даянья,
Драгого дара от его руки;
Муж древний! так скажи ему, о сыне
Не сетуй, в радость сердце облеки:
Нет! не овец ему пасти в пустыне;
Твой отрок будет приближен к царю,
Царю он будет предстоять отныне. -
Спеши ж, уходом упреди зарю:
Да не промедлишь где в дороге, воин!
Пусть скоро твой приход счастливый зрю!
Великого возмездия достоин,
Не всуе будет тягостный твой путь. -
А ты, - тобой я в скорби упокоен;
Прийди, да припаду тебе на грудь,
Сын, друг мой, всех забот моих делитель;
Счастливее Саула, сын мой, будь! -
Будь мощный, радостный по мне властитель;
Возвысь избранный господом народ!
Но что я рек? - Отринул вседержитель,
Отвергнул бог мой злополучный род,
Увы! вотще мое благословенье!
Ему подобен шум бессильных вод;
Но как утес небес определенье:
Подвигнет ли скалу ревущий вал?
Глухой судьбы не победит моленье:
Тебе в наследство клятву я стяжал!"
И снова скорбь Саула одолела;
Он, обнимая сына, возрыдал;
Расслабли члены крепосного тела;
На одр страдалец пал, лишенный сил.
"На мне рука господня тяготела, -
Так он, подъемлясь, с страхом возгласил.-
Был в исступленьи я - и дух виденье,
Ужасное виденье мне явил!
Казалось мне, меня объяло тленье,
Лежал я средь белеющих костей,
По полю разметало их сраженье;
Моих я зрел растерзанных детей,
Я зрел тебя: пронзенный и безглавый,
Ты был завален грудою мечей.
И вдруг явился отрок величавый
И молча ходит между мертвых тел,
Стал надо мной, взял мой венец кровавый,
Мою порфиру дерзостный надел,
И я... Но с тверди, мглою покровенной,
Могущий глас над полем возгремел:
"Сей прах да свеется с лица вселенной!"-
Тогда сокрылись холм, и дол, и лес;
С земли дхновеньем бурным восхищенный,
Ношуся шумен под шатром небес...
Но ты вошел - и отступил мучитель,
И призрак в синем воздухе исчез" -
Так горестный беседовал властитель.
При блеске же полуночных светил
В Эфрафу, в Иессееву обитель,
Саулов вестник доблестный спешил...
...И на холме цветущий град Халева,1
Младого солнца блеском озарен,
Явился зренью вестника царева.
Он в граде сем, он в сих стенах рожден.
Взглянул: не дол ли, где под кровом древа
Он отдыхал, ловитвой утомлен?
Меня же не увидишь, Авинора,
Журчащий в сладком сумраке ручей!
Мне не бродить в тени родного бора;
Не зреть, отец, могилы мне твоей:
Вы умерли для узничьего взора,
Свидетели моих счастливых дней!
Как часто на брегу реки родимой,
Видений, снов, надежд, восторга полн,
Безбрежными желаньями томимый,
Прислушивался я ко стону волн!
Туда рвалося сердце, в край незримый,
Куда из глаз моих скрывался челн.
И что же, что обрел в стране чудесной,
В которую стремился я тогда?
Ее, во блеск одетую небесный,
Являла мне обманщица мечта...
Объемлет мрак меня; в темнице тесной
Уединенные влачу лета!
Но вы слетите, дум моих созданья!
Поведайте святые были мне;
Меня не допускайте до роптанья:
Жив бог мой, жив в надзвездной вышине!
Сбирает ангел слезы и стенанья;
Судьба в безмолвной зреет тишине!
Уже прияли Асаила стены;
Шагают медленно его стопы:
Везде ему встречаются премены,
Везде превратности земной судьбы!
Где дом Арама, древностью почтенный?
Остались только падшие столпы!
Здесь Иофор, Исмаила потомок2
(Но возрастил отца его Вооз),
В сад обратил седой скалы обломок;
Утес оделся тканью нежных лоз...
Раздался голос сладостен и громок:
То соловей поет, любовник роз.
Там дале, мудрой хитростию строя,
Жилище зиждет новое Додой;3
Но юноше мил прежний дом Додоя,
Тот ветхий дом, смиренный и простой,
Где возрастал клеврет и друг героя,
Додоев сын, Элеана младой.
И вот исходят красные девицы,
Износят водонос на раменах:
На лицах цвет алеющей денницы,
Любви улыбки на живых устах;
На шуйцу съемля водонос с десницы,
С вопросом испытующим в очах
На путника взирают... вдруг узнали.
"Ужели ты в Эфрафе, Асаил?
Да здравствуешь, Саруин сын!" - вещал".
Посол пред красными чело склонил,
Им усмехается, но, к их печали,
Вдруг в Иессеевы врата вступил.
Он входит... Добрый пес, его почуя,
Подъял оградой повторенный лай.
И к сыну вдруг бросается Саруя.
"Господь тебе веселья, счастья дан!"-
Так вопиет она, его целуя.
Воздвигся звать родителя Самай;
Пришельца радостны обстали братья;
Но сам поспешно Иессей притек,
Младого воина прияв в объятья,
"Будь здрав, возлюбленный! - питомцу рек. -
С весельем ли тебя могу приять я?
Царь не разгневан, юный человек?"
И был ответ: "И царь, и воевода,
И сын царев ко мне благоволят;
Вину ж познайте моего прихода!"
И, вмиг умолкнув, все кругом стоят.
"Царь твоего желает ветви рода!" -
Он рек и поднял на Давида взгляд.
Потом о царских говорит страданьях
(Их только песни могут усладить),
Давида хвалит в хитростных вещаньях,
Отца боязни тщится устранить:
На пышных долго медлит воздаяньях.
Ему подобно, пагубную нить
Обводит кровопийца сокровенный,
Паук, алчбой наставленный ловец,
Вокруг добычи, бдительно плененной.
Уже без страха слушает отец;
Но в думы о грядущем погруженный,
Стоит пред ними сумрачен певец,
Когда же вестник, далее глаголя,
Пред старцем повторил цареву речь,
Тогда отец вещал: "Господня воля!
Не ныне ли година битв и сеч?
Без пестуна печальна наша доля:
Да укрепится в царской длани меч!"
Умолк; но в тихих персях мыслью тайной
Давида чудный жребий обращал:
"Нет! сын Саруин вестник не случайный;
К помазаннику бог его послал:
Се первый шаг к судьбе необычайной,
К которой он смиренного избрал!"
Крылами старца осеняет дума.
Он к сыну воздвигает долгий взор;
Но сей уже от суеты и шума
В священный, древний устранился бор.
Тянулся за полночными вратами,
Глубокой тьмою кроя темя гор,
Отец лесов, воспитанный веками.
Там песнопевец в тишине святой
Бывал пленяем дивными мечтами;
Там он сложил псалтири звучный строй.
Летали по струнам живые персты,
И к небесам он воспарял душой
И видел пред собой эдем отверстый.
Послыша песнь его, смирялся лев,
Кровавый барс, медведь обильношерстый
Стихали, прекращали дикий рев,
Не ужасали боязливой лани,
Внимали молча из-под сени древ.
Давид, подъемля бремя испытаний,
Прощаясь с воздухом родной страны,
Простер благоговеющие длани -
Вознесся звук с трепещущей струны;
Подъялся глас, как пар благоуханий:
"Среди братьев юн и мал,
По следам ходил я стада;
Песни были мне отрада:
Звуки сердца бог мне дал.
Царь ко мне склоняет слух,
Вдаль зовет меня могущий:
Из моей изыду кущи,
Взятый от овец пастух.
Как же глас мой за предел
Скал седых, равнин обширных,
Гор отчизны, долов мирных
Так нежданно излетел?
Пел не для владык земли
Отрок темный и беспечный;
Пред тобою пел я, вечный!
Ты, всевышний, мне внемли!
Да яснеет мне твой день!
Облачи меня в надежду;
В упованье, как в одежду,
Душу сирую одень!
С колыбели ты мой бог;
Я к тебе подъемлю руки:
Кто ж моей псалтири звуки
Взвеет в твой святый чертог?"
Сам он услышал, сам повсюдусущий;
Он возглаголил манием очес:
Воздвигся Гавриил быстротекущий
И в миг единый с высоты небес,
Быстрее смертных помыслов полета,
Спарил в объемлющий Давида лес;
И лес чудесного исполнен света,
И се увидел юноша святой
Во ткань, белее снега гор, одета
Архангела господня пред собой.
Во прах простерся отрок устрашенный;
Но ангел рек: "Восстань, господь с тобой!
Им послан я к тебе, благословенный!
Да идешь без боязни в Гаваон!
Еще Саул восстанет сокрушенный,
Еще вождем евреев будет он:
И победит Азот, и Геф, и Газу,
И одолеет гордый Аккарон:4
Щадит господь благой, казнит не сразу!
Но сирого свирепый оскорбит;
Тогда, как струп, Саула, как проказу,
Саулов род каратель истребит, -
И ты воссядешь на его престоле.
Господень будет над тобою щит.
Вверяйся ж бодро благостного воле:
Твоих злодеев изнеможет гнев;
Весну твою взлелеявшее поле
Без страха променяй на дом царев!"
Умолк и как мерцание зарницы
Исчез. Давид один во мраке древ.
Но, покровенный блеском багряницы,
К покою клонится усталый день;
Отрадный вечер возвещают птицы;
С дубов огромная простерлась тень;
Душистая повеяла прохлада.
Спешит избранник под родную сень.
Кормилица возлюбленного чада
Печальная готовит одр ему;
Впоследнее златого сна услада
Сойдет к Давиду в отческом дому!
И се, прияв отца благословенье,
Отшелец уклоняется ко сну...
____________
1Град Халева - Вифлеем.
Сей Халев не есть известный Иефониин, посланный Моисеем
из Кадиса - Варни соглядать с одиннадцатью другими обетованную
землю и получивший от Иисуса Навина в удел Хеврон или Арво;
но Халев или Халови, Есромов.
См: Кн. Паралипоменон 1, гл. 2.
2В книге Паралипоменон 1 в гл. 2 муж Авигеи, сестры
Давида, исмаилитянин, называется сим именем.
3Также исторические лица.
4Филистимская пентархия состояла из следующих пяти городов:
Азота, Аккарона, Аскалона, Гефа и Газы.
III
КНИГА "АФЕСДАММИН"
При бледном свете западной Авроры
Достигнул путник высоты крутой,
К которой устремлял из дола взоры;
Цветущий луг оставил за собой,
Покинул злачные холмы и горы,
Эдем роскошный, созданный весной;
Стал и глядит с вершины безотрадной...
Лежит пред ним седая глубина,
Подернутая мглой густой и смрадной;
Туманы подымаются со дна;
Горе их возвевает ветер хладный,
Но не расторгнется им пелена,-
Так я стою на жизненной вершине,
Так вижу пред собой могильный мрак;
К нему, к нему мне близиться отныне,
Пока мне не предстанет смерти зрак,
Не поглощусь в отверстой всем пучине,
Не скроюсь, как полуночный призрак.
Огромный сын безоблачной Тосканы,1
При жизни злобой яростных врагов
В чужбину из отечества изгнанный,
По смерти удивление веков,
Нетленных лавров ветвями венчанный
Творец неувядаемых стихов!
И ты шагнул за жизни половину,
Тяжелый полдень над тобой горел;
Когда, в земную ниспустясь средину,
Ты царство плача страшное узрел,
Рыданий, слез и скрежета долину,
Лишенный упования предел. . .
Не силою чудесной дарованья -
Злосчастием равняюсь я с тобой.
Но смолкните, бесплодные стенанья!
Да преклонюсь смиренною главой
Под быстрые, земные испытанья,
Мне данные всевышнего рукой!
Ужели милость бога позабуду?
Ужели не был в жизни счастлив я?
К отцу вселенной благодарен буду:
Он, моего создатель бытия,
Он охранял меня всегда и всюду;
И юность улыбалась и моя!
Еще младенец, пил я вдохновенье;
Умру, но, может быть, умру не весь;
Печальный, горький жребий - заточенье,
Но, счастливый дитя, пою и здесь;
Есть надо мной и ныне провиденье:
Почто же, слабый, унываю днесь?
Игрою вещих струн сын Иессеев
Не долго услаждал Саулов слух;
Не долго усмирял царя евреев
Свирепой скорбию теснимый дух:
Война! На брег ли ступит рать злодеев -
От жажды их поток мгновенно сух;
Пред ними красное подобье рая,
Но вторглись, вознесли кровавый меч,-
За ними степь простерлася глухая;
Восходит к небу средь убийств и сеч
Зловонный дым, огонь трещит, сверкая;
Прошли - замолкнула живая речь.
Как язва, как пожар, как наводненье
Или колеблющий природу трус,
Опустошал Исраиля владенье
Царь Гефа, бурный, дерзостный Анхус;
Пред грозным - страх, за ним - оцепененье!
Так некогда, любимец славы, рус,
И на тебя обрушилося море
Неистовых, бесчисленных врагов;
Земля твоя вопила: горе! горе! -
Но воскипела кровь твоих сынов,
И се летят с веселием во взоре,
Вселенна ждет; сразились - нет врагов.
Саул с утеса вострубил трубою:
На звучный глас, на дикий зов войны,
Копье хватая жилистой рукою,
Воспрянули от лона тишины,
Взвились, шумящей понеслись толпою
Исраиля могущие сыны.
Коней седлает Рувим окрыленных,
Воздвигся ярый мечебоец Дан,
Ефрем борцов сзывает дерзновенных,
Взроился шумный Галаадов стан,
Грядет Асир с пределов отдаленных,
На битву мчится Гад, как хищный вран!
Спустился Симеон с горы в долину,
Покинул челн прибрежный Завулон,
Вручили жезл начальства Веньямину;
Сошлися, притекли со всех сторон.
Иуда же всю наводнил равнину,
Всех братьев силой превосходит он. -
А юноша узрел отчизну снова.
Он вновь среди своих любезных гор,
Он вновь вступил под сень родного крова;
Вновь видит сердцу незабвенный бор,
И жадным зрением лица отцова
Роскошствует Давидов светлый взор.
Он бродит, сладостной тоской влекомый,
Лежит на нем блаженство, как недуг;
Он каждый холм приветствует знакомый,
Он каждый злачный посещает луг:
Счастливцу все - утесы, стены, домы,
Все, самый воздух - возвращенный друг!
Но мне не счастия писать картину,
Не радость, не смеющийся покой!
Покрытую шатрами зрю долину,
Шатры иные на горе крутой;
Зовет меня в юдоль Афесдаммину!2
Мечи звучат, несется бранный вой!
Из тьмы веков, из алчных уст забвенья
Мой стих вождей исторгнет имена.
Восстаньте же на голос песнопенья,
Воздвигнетесь от гробового сна,
Вы, мужи силы, князи ополченья,
Будь память ваша мощна и славна!..
...Вас в помощь я зову, певцы сражений,
Вергилий, Ариост, Боярдо, Тасс;
Отец Гомер, неистощимый гений,
Чей сладостный, высокий, чистый глас
Был чудом всех веков и поколений!
Певцы славян, или забуду вас?
Тебя, российского создатель Слова,
Великий сын полуночи седой;
Тебя, могущий, смелый бард Орлова,
Тебя, Державин, честь земли родной!
Его забуду ли, певца Петрова,
Забытого пристрастною толпой?
Бодрись, Шихматов! ждут тебя потомки;
Тебя почтит веков правдивый суд;
Преклонят внуки слух на глас твой громкий;
Увенчан будет лаврами твой труд,
А памятники ложной славы ломки,
Как созданный скудельником сосуд...
Певцы! даруйте звучность и паренье,
И мощь, и быстроту стихам моим:
И возвещу кровавое смятенье,
Твою свирепость, ярый филистим,
Евреев вопль и дивное спасенье,
От господа ниспосланное им!..
...Пусть будет прежний бой поток свирепый,
Который, воздымая звучный рев,
Наполня громким грохотом вертепы.
Кипит, валит обломки скал и древ,
Клокочет, рвет препоны и заклепы,
Летит и падает в бездонный зев, -
Но океан, до облак восходящий
Безбрежным гневом скачущих зыбей.
Трубою страшного суда гремящий,
Несытый пожиратель кораблей -
Бой новый, с воплем бешенства летящий
По грудам тел Иаковлих детей!
Вотще Халев, Иоанафан, Ванея,
Вотще мужей властитель Авенир
Зовут, бодрят бегущего еврея:
Он покидает алчной брани пир;
Бежит, но не спасется, цепенея,
От маха грозных Хамовых секир.
Свирепый гнев тогда схватил Саула;
Тяжелое колебля копие,
Он возопил в услышание гула:
"Отныне срам наследие мое!
Увы! Исраиль, мощь твоя заснула;
Но вероломство накажу твое!"
И мчится он, страшнее филистима,
Каратель грозный бледных беглецов,
И рать, неистовым вождем гонима,
Вновь хлынула на дерзостных врагов;
Но царь вонзил железо в Людиима
И гнусный труп метнул до облаков.
И вот лицо к лицу с Ионафаном
Сошелся Хус: но, преклоняя меч;
"Делами славен ты и славен саном! -
Так обратил герой к герою речь. -
Тебя давно ищу я в поле бранном,
Тебя ищу среди кровавых сеч.
Тебя ли встретил ныне. . . Час блаженный!
О сын Саула! Я прославлюсь днесь;
Воитель, средь евреев вознесенный!
Могущий витязь, силу Хуса взвесь:
Один из нас, железом пораженный,
Один из нас падет без жизни здесь!"
Так Хус вещал... И с быстротой чудесной,
Как ярый вихорь, сжатый между гор,
Свистящий, воющий в юдоли тесной,
Как вод, гонимых бурею, напор,
Как в ночь ненастную перун небесный,
Слепящий блеском устрашенный взор, -
Так, славы пламенной алчбой объятый,
Нагрянул, вмиг и здесь, и тут, и там,
Вращая быстрый меч рукой крылатой,
На внука Киса твой потомок, Хам!
Разит то твердый щит, то шлем косматый:
Не слабым следовать за ним очам!
Чудесная, единственная встреча
Двух равных силой, доблестных бойцов
Сзывает зрителей сблизи, сдалеча,
Влечет с противных воинства концов;
И се, холмом хребет свой обеспеча,
Придал к земле муж славный меж стрельцов,
Князь Элисам, сражающий стрелою
В парении надоблачном орла;
Он ждет, - но не дивится праздный бою,
Нет! взором ищет Хусова чела,
И вдруг за свистнувшею тетивою
Завыла меткая его стрела!
Стрелу отвеял ветер; ниже рама,
На гибель Хусову окрылена
Неотразимым луком Элисама,
В десной сосец вонзилася она.
"Кто ты? [Гнуснее, чем грабитель храма],
Нет, не отвагой грудь твоя полна", -
Саулов сын воскликнул, раздраженный.
Но гневных слов воитель не скончал:
Глубокой язвой прежде пораженный
(Пылающий ее не ощущал),
Незапно хладным мраком покровенный,
Колеблется и возле Хуса пал;
Жестокой жаждой мщения боримы,
Вождя подъемлют с воплем на щиты,
Несут его младые филистимы
На грозные, седые высоты.
Но что? Ионафан неустрашимый!
Какой судьбою был постигнут ты?
От ярости противников безмерной
Тебя, сражаясь, отстоял Эман,
Оруженосец доблестный и верный;
Сквозь пожираемый пожаром стан
Изнес тебя, сокрыл во тьме пещерной,
Сам пал и умер от несчетных ран. . .
___________
1 Дант.
2И собираша иноплеменницы полки своя на брань и собрашася
в Сокхофе Иудейском и ополчишася средь Сокхофа и средь Азека
в Афесдаммине. Саул же и мужи Израилевы собрашася и ополчи-
шася во удели Телевинфа. Книга Царств I, гл. 17, 1-2.
ВСТРЕЧА ДАЛИДЫ И АМИНАДАВА
Воителей жестоких и надменных,
Ниспавших на Исраиль с высоты,
Не много здравых, целых и спасенных.
Далида, дева битв! едва и ты
Избегла рук евреев разъяренных
Под ризой распростертой темноты.
| |
| Просмотров: 381 | Рейтинг: 0.0/0 |
| Всего комментариев: 0 | |
Жанры