Аминадав, Саулов сын могущий,
Настиг тебя и, вознеся булат:
"Стой, филистим, беглец быстротекущий!
Настал твой час: погибни, сопостат!" -
Но шлем твой пал, он видит лик цветущий:
Окован, удивлением объят!
"Рази, еврей! - вещает дева брани.-
Нет, нашего стыда не преживу!
Жду смерти, как отрадной, сладкой дани;
Ее, как избавителя, зову.
Сама я под навес враждебной длани
Склоняю, радостна, свою главу!" -
Но витязь страстные подъемлет очи
К очам прелестным девы молодой;
Забыто все: мятеж ужасной ночи,
Погибших стоны, кровожадный бой,
За братьев месть, суровый образ отчий,-
Все, - он живет, он дышит в ней одной!
"О дева! ты свежее роз Сарона,
Кропимых чистой влагою росы,
Стройнее пальмы гордых рощ Эрмона,
Светлее звезд полуночных красы,
Твой голос соловья нежнее стона
В златые, предрассветные часы!
Сойди с коня, волшебница младая!
Царица! властвуй над моей душой;
Безбрежною любовию сгорая,
Счастливец, я невольник буду твой;
Вокруг тебя дыханье веет рая:
Пленен я, очарован я тобой!"-
Так говорит воитель исступленный;
Она ему внимает - и молчит.
Вдруг острыми бодцами окрыленный,
Содрогся конь и как перун летит:
Исчезла дева, как призрак мгновенный;
Вослед он смотрит, он тоской убит!
И се чудесный муж, седой и строгий,
Предстал незапно юноши очам:
"Почто стоишь? почто коснеют ноги?
Почто не мчишься по ее следам?
Зовут тебя ее златые боги!
Спеши! к господним отложись врагам!
Не медли: ты Саулово рожденье,
Достойный сын отступника-отца!
Отвергнул бог все ваше поколенье;
Не обратит вовеки к вам лица:
Его судеб услышь определенье,
Внемли глаголу гневного творца!
Бог предал в грешную твою десницу,
Надежду гордых Хамовых детей,
Евреев бич, друзей твоих убийцу;
Но ты не опустил руки твоей,
Ты пощадил рыкающую львицу:
Бог предает тебя на жертву ей!
Холмы Гельвуи! вас ли вижу ныне?
Ответствуйте: кто витязь сей младой?
Как кедр, он высился в своей гордыне!
Но пал, пожатый женскою рукой!
Не ветер, слышу, воющий в пустыне,
Исраиля несется плач и вой!"
Умолк. Но воин томными очами,
Как ото сна испугом пробужден,
Над долом, над утесом, над шатрами
Блуждает долго, в думы погружен.
Светило дня восходит за скалами;
Он идет в стан уныл и возмущен.
Очищен стан от пришлецов строптивых;
Огонь чудесно сам собой потух:
Восходит глас молитв благочестивых,
Младых евреев ликовствует дух,
Гул песней их, согласных и счастливых,
Живит и напояет жадный слух.
Саул в шатре, в главах Ионафана:
Воскормленный концом копья боец
Сложил величье и суровость сана,
Сложил и шлем, и грозный свой венец,
Ему нанесена любимца рана;
Не победитель он, он весь отец.
Он только сына чувствует страданье:
Сидит во тьме над отроком своим,
Сидит; хранит тяжелое молчанье,
То страхом, то надеждою борим,
Считает каждое его дыханье,
Дрожит... услышал: дышит вместе с ним!
В противном стане ужас и смятенье:
Воздвигнуться и обратить хребет
Готово филистимов ополченье,
И под Анхусов сумрачный намет
(Обуревает их недоуменье)
Стеклися воеводы на совет.
Вдруг раздались восторженные гласы;
Не престает все войско восклицать:
Как в летний день под быстрым ветром класы,
Так возроилась радостная рать!
Адер, царев советник сребровласый,
Вступил в шатер и начал так вещать:
"Анхус и вы, князья и воеводы!
Отриньте тяготу печальных дум.
Бывает ведро после непогоды;
Восстаньте, проясните скорбный ум!
Грядут от Гефа новые народы...
Встречающих вы слышите ли шум?
Их вождь подобится сынам Энака,3
Исчадиям младой еще земли,
Которые в глухую бездну мрака,
Огромные, на вечный сон легли;
Муж грозный, страшного лица и зрака!
Две тьмы за исполином притекли".
- "Друзья! - властитель прервал речь Адера.-
Друзья, насытить поспешите взор:
Страшилищу шесть локтей с пядью мера;
Власы его - густой, заглохший бор,
Врата градские - щит, шелом - пещера,
Глас - гром, ревущий средь дрожащих гор!"
Веселием лицо вождей суровых,
Веселием их сердце процвело;
Встают, текут из-под завес шелковых,
Возносят гордо ясное чело;
Ведут беседу о сраженьях новых,
Готовят новое евреям зло.
Уже никто не помнит пораженья,
Всех упояет будущий успех;
На бога сыплют грешники хуленья,
Подъемлют рать Исраиля на смех;
Все требуют, все жаждут нападенья:
Исполнило слепое буйство всех.
Но Фуд, вперяя в Голиафа взоры,
Шепнул Анхусу: "Светлый властелин!
В чужбине без довольства, без опоры
Мы гибнем меж утесов и стремнин;
Намокли нашей кровью дол и горы, -
Да прекратит войну удар один! -
Пусть Голиаф, оружьем покровенный,
Блестящий в злате солнечных лучей,
Сойдет во стан Саулов устрашенный
И так речет: "Найдется ли еврей,
Найдется ли меж вами дерзновенный
Изведать тяготу десницы сей?
Померимся! - и, если одолеет,
Покорствуя велению судьбы,
Никто противустать вам не посмеет,
И будем вам всегдашние рабы;
Но если предо мной не уцелеет,
Да будете рабами Хаму вы!"
Оставят ли наш вызов без ответа -
Мы победили: тот уж поражен,
Чья кровь огнем отваги не согрета,
Кто может быть угрозой устрашен;
Впадут ли в сети нашего навета -
Уже заране, мыслю, бой решен!"...
...Доселе я, могущие терцины!4
На ваших звучных прилетел крылах.
Разнообразно-быстрые картины
Живописалися в моих очах:
В мечтах я почерпал цельбу кручины,
Веселье даже обретал в мечтах.
Не погасай во мне до совершенья,
Небесный, чистый пламень вдохновенья!
Пусть моего земного бытия
Оставлю некий памятник в грядущем!
Пусть оживу в потомстве дальнем я.
Восстав от гроба, в образе цветущем!
Всплыви, не погружайся, песнь моя,
В потоке том, без устали текущем,
Которого огромный, вечный шум
Глотает отзыв дел, и слов, и дум.
Тогда, сойдя к брегам реки молчанья,
К тебе приближусь робко, дивный Тасс!
Услышу мудрые твои вещанья,
Услышу твой сладчайший меда глас.
На тех брегах, исполнен трепетанья,
Поэты всех веков, увижу вас,
Сыны разноязычных поколений,
Но всех вас обессмертил тот же Гений!
На локоть опершись, среди цветов,
Не угрожаемых зимою хладной,
Гомер, священный праотец певцов,
Улыбкой озаряяся отрадной,
На сладость Ариостовых стихов
Склоняет слух внимательный и жадный;
Близ них стоит величествен, один,
Прославивший Каялу славянин.5
Но Дант и Байрон, чада грозной славы,
Под сумрачным навесом древ густых
Обители безмолвия - дубравы
Беседуют о горестях земных;
Мечтою шествуют вослед отравы,
Отравы, изливающей в живых
Весь холод тления, весь ужас гроба;
Главу склоняют, - умолкают оба.
Среди роскошных вас узрю равнин,
Вас, чистые и сходные светила,
Софокл, Вергилий, Еврипид, Расин!
Но близ Аристофана, близ Эсхила
Предстанет мне чудесный исполин:
Тебе подобен он, певец Ахилла!
Едва ли не достиг той высоты,
Которой обладал единый ты.6
Подъемля взор с поэта на поэта,
Влекомый душу высказать мою,
Сиянием их сладостного света
И взор и душу жадно упою.
Но Тасса тень, в тончайший блеск одета,
Меня усмотрит нового в раю;
Ко мне направит шаг свой бестелесный.
"Кто ты?" - речет с улыбкою небесной.
Уведает и кроткою рукой
Введет, введет меня в их круг священный,
Их окружусь блаженною толпой,
Восторгом непостижным упоенной,
И о певцах земли моей родной,
О вас, певцы отчизны незабвенной,
Услыша их приветливый вопрос,-
И там, и между ними буду росс! -
О Грибоедове скажу Мольеру,
И Байрону о Пушкине реку;
Поэт, воспевший в провиденье веру,
Воспевший сердца страстного тоску,
Жуковский! к барду, твоему примеру,
Любимцу твоему,7 я притеку
И назову тебя... и тень святая
Былые звуки вспомнит среди рая.
____________
1Дант.
2И собираша иноплеменницы полки своя на брань
и собрашася в Сокхофе Иудейском и ополчишася средь Сокхофа и средь Азека
в Афесдаммине. Саул же и мужи Израилевы собрашася и ополчишася во удели
Телевинфа. Книга Царств I, гл. 17, 1-2.
3Энакимляне, племя исполинов, обитавших в
Палестине. О них говорится во многих местах Исторических книг Священного
Писания.
4Терцины - rime terze, строфа, которою Дант написал свою
"Divina Comedia"; она состоит из двух три раза крест-накрест по-
вторенных рифм. Автор ее в своей поэме разнообразил следующим
образом: во 1-х, он иногда начинал строфу с женского, иногда же
с мужского стиха; во 2-х, в той строфе, по которой образовывал
прочие, употреблял иногда два только женских стиха одинакового
окончания, третий же рифмовал с первым женским следующей стро-
фы (см. начало 1-й Книги и многие места 2-й). Сие последнее пере-
плетение рифм труднее первых двух; но имеет то преимущество, что
рассказ не распадается на лирические куплеты. Терцинами написаны
существующие доселе три книги Давида (кроме эпизода: Руфь в че-
тырехстопных ямбах в 1-й книге, эпизода, оканчивающего второю
книгу, и двух лирических Эпилогов); но, быть может, автор упо-
требит впоследствии и другие сочетания. Где рассказ переходит oт
одного рода терцин к другому, иногда снова выбрасывается жен-
ский стих, а иногда прибавляется еще четвертый мужеский.
5Творец "Слова о полку Игореве".
6Нужно ли сказать, что здесь говорится о Шекспире?
7К Шиллеру.
IV
КНИГА "УПОВАНИЯ"
Златое лето быстро протекло;
Провеяло над желтыми лесами
Холодной, влажной осени крыло;
Покрылась твердь густыми облаками;
Гусей станицу к югу повлекло:
С ружьем охотник бродит над холмами.
Дряхлеет мраком покровенный год:
Борей, исторгшись из глухой пещеры,
Браздит прозрачную равнину вод;
Пал на поля туман тяжелый, серый,
Зимы жестокой недалек приход:
Но близок день Любви, Надежды, Веры.
Святые сестры, дивная семья!
Небесная Премудрость вас родила:
Вас, чистые, вас призываю я!
Пусть надо мной почиет ваша сила,
Пусть озарится вами жизнь моя!
Вы будете души моей светила:
Когда неизреченная тоска
На стонущее сердце мне наляжет,
Когда иссякнет слез моих река,
Когда болезнь мое дыханье свяжет, -
Надежда! кроткая твоя рука
Мне вдруг безоблачную даль укажет.
И вслед за нею тихая Любовь:
Уже спокоился мятеж сердечный,
Спокоилась неистовая кровь;
В ее ногах я сплю, дитя беспечный;
Всех тех, кого любил я, вижу вновь,
Мне возвратил их всех отец мой вечный.
Явилась Вера радостным очам,
Уста раскрыла вестница господня, -
Склоняю слух к ее златым устам.
Нет! создан я не только для сего дня;
Подъемлю взоры смело к небесам;
Редеет тьма, замолкла преисподня.
С таинственной, надзвездной высоты,
Где созерцаешь образ всеблагого,
По их следам да притечешь и ты,
София! в область сумрака земного;
И пусть мои все мысли, все мечты
Проникнет ток сияния святого!
Возьму псалтирь я, вдохновен тобой,
Тобой единою руководимый;
Над тлением, и скорбию, и тьмой,
Как лебедь, блеском солнечным златимый,
Так воспарю и глас воздвигну мой,
В безбрежном море радости носимый.
Несозданным сияет светом ключ,
Которым ангелов поишь небесных.
Из-за печальных и ненастных туч,
В глухую ночь пределов мира тесных
Простри ко мне хотя последний луч,
Последний луч твоих лучей чудесных:
Да обличу кичливых слепоту,
Да мощь поведаю души смиренной;
Да воспою достойно битву ту,
В которой пал, Давидом пораженный,
Пал и покрыл всю поля широту
Живого бога хульник дерзновенный!
Но прежде успокою слух и взор:
Исчезни блеск и звон войны кровавой,
И ты сокройся, витязей собор,
Воспитанных и воспоенных славой!
Взошел я на вершину злачных гор,
Вступил в беседу с шепчущей дубравой;
Брожу вослед сребристого ручья,
Журчащего средь камышей шумливых;
В твоей тени возлягу, древ семья,
Приют прохладный пастырей счастливых! -
Светает день... Кого же вижу я?
Кто юный пестун оных стад игривых?
Он на скале высокой воссидит,
Ее же вожделенными лучами
Воскресшее светило дня златит;
Дыханье утра тешится власами,
Глава подъята, лик его горит,
И по струнам он бегает перстами:
"Благослови, душа моя!1
Воспой создателя вселенной;
Владыку мира славлю я:
Велик, велик неизреченный!
В сиянье славы бог одет;
Воздушною повитый бездной,
Как в ризу, облаченный в свет,
Он рек безмерной тверди звездной -
И се раскинулась в шатер!
Грядет: из выспренних селений
На крыльях ветра ход простер,
И тучи - ног его ступени,
Рабы его - полки духов;
Его слуга - крылатый пламень:
Велит - и на лице лугов
Струит потоки твердый камень;
Велит - и, восстонав, назад
Стремятся трепетные воды;
Велит - и вздрогнет бледный ад,
И двигнутся столпы природы!
О боже! Землю создал ты,
И не разрушится твердыня;
И ты ж послал от высоты
Шумящий дождь - и пьет пустыня:
Онагры ждали в тяжкий день,
Послышали - бегут с утеса;
Примчался пес, притек елень,
Волк жаждой привлечен из леса, -
Всех утоляет щедрый бог.
На крутизне ж витают птицы,
Смеется вихрям их чертог;
Средь скал поют восход денницы.
Господь траву дает стадам.
Он землю всю питает с неба;
Растит вино на радость нам,
Растит златые класы хлеба;
Пшеница сердце подкрепит,
Багрец блестящий лозной влаги,
Сверкая, взоры веселит,
В душах возжжет огонь отваги.
Не ты ли, боже! насадил,
Вспоил дождем, питал туманом,
Грел теплотой благих светил,
Воздвигнул кедры над Ливаном?
Их ветви клонятся от гнезд:
В них шум и свист и щекот слышен;
Но дом орла в соседстве звезд
Над всех жилищами возвышен.
Обитель серны высота;
Под камнем дремлет заяц скорый;
Не жизнь ли полнит все места,
Поля, холмы, долины, горы?
Всем основал всевышний грань,
Связует все предел священный,
И не воздвигнутся на брань,
Не истребят красы вселенной.
Быть мерою времен луну
Творец повесил средь эфира;
Возводит солнце в вышину,
Не солнце ли зеница мира?
Оно познало свой восток,
Познало бега и покоя
Положенный из века срок
И в час свой гасит пламень зноя.
Господь подернет небо тьмой:
Тогда наступит время нощи
И звери выступят толпой
Из тишины дремучей рощи.
Но что? подобный грому рев!
Свирепым ошиба размахом
Разит бока крутые лев:
Все кроются, объяты страхом.
Встает обильной гривы влас,
Горящий взгляд во тьме сверкает;
Он к господу подъемлет глас:
Его утробу глад терзает.
Проснется вновь веселый день,
И сонм отступит кровожадный;
Подастся вспять в лесную тень,
Возляжет в темноте прохладной.
С одра воздвигся человек
И бодро,радостно и смело
На деланье свое потек,
До вечера исшел на дело.
Сколь все велико, боже Сил,
Все сотворенное тобою.
Ты все премудро совершил
Могучей, щедрою рукою.
Созданий тьма за родом род
Здесь, на лице пространной суши;
Но и в обширном поле вод
Живут бесчисленные души.
Сонм кораблей в волнах бежит;
В сиянии полудня блещет
Ругающийся морю кит
И столп воды до облак мещет.
Всех ты хранишь, властитель всех,
Все от тебя приемлют дани:
Отваги, здравья,яств,утех
Твои их исполняют длани.
От них ты отвратишь ли лик -
Они трепещут, жертвы страха.
Незапный трепет их проник;
Речешь - исчезли, нет и праха...
Пошлешь ли духа твоего?
Он распрострет над бездной крилы,
Под дивным веяньем его
Вселенна встанет из могилы.
К хребтам ли прикоснешься гор -
И воздымились во мгновенье!
На мир ли бросишь гневный взор -
Колеблет мир твое воззренье!
Возвеселится о делах
Своей десницы благ податель:
Он славится во всех веках,
Да хвалится вовек создатель!
Пока не пала жизнь моя,
Пока дышу и существую,
Пою господню милость я,
Горе подъемлю песнь святую!
О, да преклонит кроткий слух
Всевышний на мой глас смиренный!
В груди моей взыграет дух,
Святым восторгом упоенный!
А вы исчезните с земли,
Толпы хулителей строптивых!
Чтобы, как не были, прошли
Дела и память нечестивых!
Благослови, душа моя!
Благослови творца вселенной!
Владыку мира славлю я:
Велик, велик неизреченный!"
Так пел Давид всевышнего дела,
Так возносил к благому глас хвалений:
Так жизнь Давида, как ручей светла,
Текущий вдаль из-под древесной сени,
В драгой отчизне, мирная, текла
Средь сладостных о стаде попечении.
Но катится свирепый гром войны:
Уже под ним стонает Иудея;
В Сокхофе варвары ополчены,
В юдоли Телевинфа рать еврея.
Ис