| Главная » Книги |
Бальмонт Константин Дмитриевич - Избранные переводы, Страница 12
Бальмонт Константин Дмитриевич - Избранные переводы>
И близ меня присев, пророчила она,
В зрачки мои взглянув, вопросов вечных сила,
Глаголом мертвых слов со мною говорила.
Цвет солнца, перезрев, до белизны дотлел
И в голубой листве нашел себе предел,
И в обессиленьи бесстрастия немого,
Как пар вдыхал я жар дыханья огневого.
* * *
Вечно снова, в одоленьи, песню песен зачинаем,
В тайне рук гроза и нежность, сладость музыки светла,
Мы, жнецы твои, дорогу пред собою прожинаем,
Но в просторе бесконечном - нивы, нивам нет числа.
На сто солнц колосья в дали, в шелестеньи неоглядном,
День души и лето духа беззакатны, век их юн,
Нашу песнь еще не кончим, как в безвестном братстве жадном
Сила рук ударит звучно в утишенность наших струн.
И покуда в сердце громы, звонов праздничное пенье,
На земле, что в пляске кружит, будет дружный пляс весны,
Сонмы ртов в извечной жажде будут жадно пить забвенье,
И надежда к душам будет близить утренние сны.
Смерть тем часом молчаливо ход направит городами,
Будет в свадебных чертогах, где игра всех чувств нежна,
Над стихийными боями, солнце жгучими садами,
Всеприсутственна и мудро - победительно - ровна.
Руки, в песне воздымаясь, полны зорких тоскований,
Как цветы, протянут рденье через огненный туман,
И под сводами возникнет войско духа, рать скитаний,
Новым табором раскинут те дружины звездный стан.
Слово в ладе полновластном прозвучит глаголом мира,
И в духовном ратоборстве встанет строй передовой,
С распростертыми крылами взлет задержит средь сапфира,
В часе, бурею тяжелом, недвижим перед грозой.
ПЕТР БЕЗРУЧ
КТО НА МОЕ МЕСТО?
Так мало крови во мне, а она еще льется и льется
Из уст.
Как будет уж дом мой пуст,
И буду я гнить, и трава надо мной
Взрастет и, цветя, заблестит,
Кто займет мое место,
Кто поднимет мой щит?
Окутанный дымом витковских печей,
В глазах моих ночь и огонь из ноздрей,
Я встал,
И солнце горело, и вечер светился,
Нахмуривши брови врагов я считал,
На ком-то из них и венец был алмазный,
Метнулся из шахты я, темный и грязный,
Но каждый увидел мой гнев, мой отпор
И длань рудокопа из гор.
И крови так мало во мне, а она еще льется
Из уст.
Когда же мой дом будет пуст,
И буду я гнить, и трава надо мной
Взрастет, заблестит,
Кто стражем займет мое место,
Кто поднимет мой щит?
* * *
В правой руке нес тяжелый я молот,
Каменный уголь обломком по левой ударил меня,
Око мне выел, выхлестнув пламень,
Семьдесят тысяч проклятий я в сердце несу.
Я Петр Безруч, из Тешина Безруч,
Порабощенного люда я бард,
Агасфер среди чехов,
Я угрюмая тень - привиденье и народа погибшего бард.
КАРЕЛ ТОМАН
СОЛНЕЧНЫЕ ЧАСЫ
Дом обветшалый. На стенах дырявых
Разросся жадный мох.
Лишайники в прожорливых оравах.
Забытый двор давно заглох.
Жабреем каждый стебель здесь задавлен,
Одни крапивы лесом разрослись.
Заплесневел колодец и отравлен,
В нем водопой для крыс.
А яблонь хворая вся - хилость и утрата,
Не знаешь, что она цвела ли хоть когда-то.
В веселый, ясный день, когда лучи блестят,
В обломках посвисты щеглят.
От солнечных лучей меняется картина,
Минут летящих мнится шум,
Как будто тень часов, танцует в них былина,
Вздох: Sine sole nihil sum {*}.
{* Без солнца я ничто (лат.).}
ФЕВРАЛЬ
Ты, который так любишь пустынность
И в чаще глубокой лесов, и в спешном затишьи полей
Слушаешь голос - биение жизни,
Ты не слышишь когда-нибудь
Голос глубин?
Карнавал, доходящий из далей убийства, вражды умираний?
Молчанье земли болит,
И все же в низинах
Дрожание сердца трепещет, и скрытый родник из темнот
Прорывается к свету.
А песня вод молодых
Захмелит твое сердце и счастья в рассудке засветит огни.
Мы в отчаяньи только бездомны, мы в вере никак не одни.
МАРТ
На нашем колодце свистел ранним утром дрозд:
Идет весна, идет весна!
Когда же я в сад открывал окно,
Шептали, трескаясь, почки:
Идет весна, идет весна!
Трепещет сирень, в ожиданьи грушовка.
Идет весна, идет весна!
Расцвели твои волосы новым сверканьем,
И новой руды напился твой смех.
Идет весна, идет весна!
О Боже!
Ты - обновитель и ты - возродитель,
Вспомни о сердце в снегу.
АПРЕЛЬ
Веселый дождь вперегонки
И Божья радуга над краем нам впервые.
Хозяин сеялку оставил
И в упованье
Обходит, им засеянное, поле.
Придут морозы, может быть. Но цел он,
Святой посев.
Один закон есть - быть ростком, пробиться,
Расти в грозу и непогоду,
Всему наперекор.
Толковые к огню подсели деды
И хвалят мудрость старую, уставность,
Приметы старых лет.
ИРЖИ ВОЛЬКЕР
МОРЕ
На бреге, на острове, на береге каменном
Я море выслеживал печальных шесть дней,
Его не нашел я там, - а видел лишь птицу я,
На крыльях взволнованных летала весь день,
На месяце вечером садилась усталая,
И с песней серебряной спадая с него,
На бреге на каменном напевом обманчивым
Та птица внушала мне, что море - она,
С волнами лазурными, взволнованно-синими,
Что миром достаточно как лугом идти,
Что, ежели море ты задумал выслеживать,
Сумеешь ты синее зрачками испить.
ИЗ БОЛГАРСКОЙ ПОЭЗИИ
ИВАН ВАЗОВ
БОЛГАРСКИЙ ЯЗЫК
Язык священный прадедов моих,
Язык терзаний, стонов вековых,
Язык детей, чье скорбное рожденье
Не радость возвещает, яд мученья.
Язык прекрасный, в полной силе встань,
Тебе ли не бросают всюду брань?
А вслушался ли кто, что в этом севе
Есть шепот нив и сладкий звук в напеве?
Кто вник ли, как в тебе играет мощь,
И эта речь - как гулкий, звонкий дождь?
Как плеск, здесь бьется, блеск переливая,
Какая выразительность живая?
От детских дней люба мне звучность та,
И пусть над ней нависла клевета,
Она моим пребудет вдохновеньем,
В грядущем грянет эхо звучным пеньем.
НИКОЛАЙ РАКИТИН
* * *
Я всюду и во всем - в первоогнях весны,
В высоких небесах, где синяя завеса,
В однообразии чуть плещущей волны
И в шепоте вечернем леса.
Сквозь образ тлеющий сверкает вечный храм,
Мой дух глядит волной, цветком, птенцом и дымом,
И в изменяемом я неизменен сам,
Неуловим я в уловимом.
В превратности, где миг - всему единый рок,
Как линия, как звук, как луч, как возглас к чуду,
Я - жизнь, я - вечное стремление, ноток,
Все - мной, со мной, во всем и всюду.
ПРОСТОР
Я жду, а волны, блеск свой холя,
Целуют влажную скалу.
А дальше, там, простор и воля
В жемчужную уходят мглу.
Я жду - в торжественном просторе,
В душе - напев и дышит гладь.
Куда меня уносит море,
Не знаю... И зачем мне знать!
НОЧЬ
Разогретая ночь разлеглась
Но долинам, в покой погруженным.
Где-то птица в забвении сонном
Еле крикнет в дремотный свой час.
А над горной зубчатой громадой
Юный месяц, как юный пастух,
По небесным лугам, светодух,
Водит пышное звездное стадо.
* * *
Над могилой моей вы не ставьте креста,
На нее да не ляжет немая плита.
Лишь души моей знаменье, легкой и вольной,
Посадите вы тополь над ней тонкоствольный.
Он взнесет свои ветви в игре бытия,
И потянется к солнцу, в родные края.
И раскроет лучу он листок благовонный,
И приснится ему весь мой сон недосненный.
НИКОЛАИ ЛИЛИЕВ
ЗВОН
Небесный свод - безумно синий,
Над полем праздник, светлый звон,
Мой дух, пленяемый пустыней,
К безвестной дали унесен.
Чуть брызжет время, ток бегучий,
В волнах текучий златосон,
Мой дух всплывающий, плавучий
К безвестной дали завлечен.
Душа дохнула, час ей тесен,
В безбрежном хочет быть затон,
Мой зыбкий дух, как песня песен,
Волненьем влаги окаймлен.
ЕМАНУИЛ ПОПДИМИТРОВ
ЛАУРА
Белой розы глазок нераскрытый, ты белая роза, Лаура...
Роза зимних ночей, тех, где вьюги метелятся хмуро,
Тех, когда расцветают цветы по стеклу,
И, безлиственна ветка дрожит, как теперь.
Вот я белою розой коснулся, сквозь мглу,
О хрустальную дверь.
- Пробудись, о невеста небесная сонная!
Я коснулся преддверья слегка... Ты слегка поднимаешь вуаль,
Говоришь: Как я долго ждала тебя!
Задремала под бурей, что спенилась хмуро,
Убеляя всю даль.
- Твой голос кремонская скрипка, Лаура,
Когда расцветают цветы по стеклу
И ветка, безлиственно зыбясь, велит моему суеверью
Качнуться во мглу,
На скрипке кремонской глухой я играю пред светлою дверью,
Кличет даль,
Снежная мчится метель, убеленная...
Ты без слов опускаешь вуаль.
- Пробудись, о невеста небесная сонная!
НИВА
Вся жизнь наша - нива. Блажен благодатно,
Кто, рано проснувшись, могучей десницей
Исторгнет и выполет плевел негодный
И светом лезвийным широко растворит
Ее плодородные, влажные недра,
Златую посеет в то лоно пшеницу,
С любовью, с надеждой и с верой уронит
Ядреные зерна, под зимние бури,
Под летние вихри, домыслит, дождется,
Увидит, как медленным сочным наливом
Зерно всколосится и в снежном покрове
Зеленый возникнет узорчатый колос,
Как стебли окрепнут и станут упруги,
И жито цветет, разлелеялось море,
Пьет нежные росы, июльское жженье
В него наливает медвяное злато,
Качается, клонится колос тяжелый,
И зреет, и ждет, чтобы серп его срезал.
Блажен, кто и отдыха даже не знает,
Ярмо на волов надевает с зарею,
Тугие снопы громоздит на телегу
И после, довольный, к гумну подъезжая,
Скирды воздымает до неба высоко.
Придет молотьба, и тяжелым копытом
Идут вороные, ступают по току
И топчут солому. А под вечер, глянь-ка,
Вознесся омет, - не отвеяно жито.
И ветер подует ли с запада тихо,
Лопата взметнет полновесные зерна,
Плева от него отлетает мгновенно,
Червонная стелется долу пшеница.
Отмерит хозяин глубокою мерой,
Возьмет четверик, умолота начатки,
На старую мельницу близко дорога,
Там нежные брызги, хрустенье и гулы,
Тугое зерно стало мягкой мукою.
Хозяйка заботливо тесто замесит
И квасу прибавит, чтоб было что выпить,
Чтоб слаще куснуть испеченного хлеба.
Частицу в квашне отделит она теста
И крест из него над воротами ставит,
Под тенью креста чтобы дом возносился..
Доволен хозяин, что полны амбары,
Готовы запасы на год полносчетный,
А после берет он от чистого жита,
Отбор просевает для будущей пашни.
И сеет, и жнет он, молотит, и веет,
И снова он жнет, чтобы жать и чтоб сеять.
Как в жизни, и здесь неизменность закона:
Посевы и жатва, за жатвой посевы,
И так до предела, до самого края.
И вечны в просторах земли и бессмертны
И труд, и любовь, и горение жизни.
ИЗ АРМЯНСКОЙ ПОЭЗИИ
ПЕТРОС ДУРЯН
МОЯ СКОРБЬ
Я не о том скорблю, что в жажде сновидений
Источник дум святых иссякшим я нашел,
Что прежде времени мой нерасцветший гений
Сломился и поблек под гнетом тяжких зол;
И не согрел никто горячим поцелуем
Ни бледных уст моих, ни бледного чела;
И, счастья не познав, любовью не волнуем,
Смотри - уж предо мной зияет смерти мгла...
И не о том скорблю, что нежное созданье,
Букет из красоты, улыбки и огня, -
Не усладит мое последнее страданье,
Лучом своей любви не озарит меня...
Я не о том скорблю... Нет, родине несчастной -
Все помыслы мои... О ней моя печаль!
Не в силах ей помочь, томясь тоской напрасной,
Безвестно умереть, - о, как мне жаль, как жаль!
СИПИЛ
ЛАДАН
Восходит фимиам, курясь пред алтарем;
Звеня серебряно, качаются кадила,
И дымка ладана, рожденная огнем,
Плывя, чело святых молельно осенила.
Моленья долгие под сводами дрожат,
И плачет пламя свеч. Длиннее и короче
Их устремления. Тоскливо-бледный ряд,
Как будто сонные, слепясь, мигают очи.
У сумрачных колонн, где стонов тлеет страсть,
Трепещет белое, снежисто, покрывало,
Там сердце, сумрака изведавшее власть,
Как ладан от огня, горит и бьется ало.
До вышних областей восходит фимиам,
Идя, как из цветка, из чашечки кадила.
Был ладан веществом, - как запах входит в храм,
Сожженный пламенем, он красочная сила.
И сердце женщины, лелеющее стон,
Когда расплавится, тогда лишь будет сильно,
И сталью вырвется из кожаных ножен,
Лазурным пламенем взнесясь над всем, что пыльно.
| |
| Просмотров: 479 | Рейтинг: 0.0/0 |
| Всего комментариев: 0 | |
Жанры