>
Все замыслы мои бесплодно гинут,
Я осужден, оплеван, я покинут
Разумными и честными людьми!
А ты мне чем помог? Чем, прах тебя возьми?
Едва не каждый день мне поднося иконы,
Знамена да жетоны,
Ты, утопая весь во лжи,
Сулил мне доблестных "союзников" "мильёны".
А где они? А где они, скажи?.."
Упрекам нет конца. Сановник в гневе пылок.
"Союзник" же то запыхтит,
То закряхтит,
То поскребет всей пятерней затылок,
То пальцем ковырнет в носу...
*
Так я уж, так и быть, отечество спасу,
Скажу сановнику открыто,
Холопским душам не во гнев:
"Поставь скорей казенное корыто,
"Союзников" набьется полон хлев!"
ПРАВДА, КРИВДА И КОПЕЙКА
Издательство
"Копейка",
собрав
газетчиков, предложило им не продавать
"Правды".
(Из письма наборщика Х-с.)
Нельзя сказать, в каком году
Так повелось, но так ведется,
Что Кривде с Правдой не живется,
Что Кривда с Правдой не в ладу,
И не одна она, злодейка:
Союзник верный ей Копейка.
Людьми подмечено давно:
Копейка с Кривдой заодно!
Имея общую лазейку,
Они вдвоем всегда, везде.
С тех пор как создал черт Копейку,
Копейка с Правдой во вражде!
ПОЮТ
(Быль)
Рабочими организуются певческие хоровые
общества.
Из рабочей жизни.
Жена молодка,
Красотка,
К заводчику, как банный лист,
Пристала:
"Ах, мне нехорошо!.. Ах, я совсем устала!..
А ты - бесчувственный... буржуй, капиталист.
Фу, гадкий, гадкий...
Как есть тюлень!
Ну, как не стыдно: целый день
Все у тебя в уме расчеты да раскладки!
Хотя на часик их забудь.
Садись вот здесь... Вот так... Поговори со мною...
Ну, приласкай меня... Склонись ко мне на грудь...
Побудь,
Как муж с женою!.."
"Ох, матушка, не до того!
Ведь ты ж не знаешь ничего.
Не только у меня заботы,
Что выкладки да в барышах расчеты.
Ты не заметила: рабочие... поют!
Поют с недавних пор, идя домой с работы.
Так эти песни мне покою не дают!
Попробовал певцов приструнить я построже, -
Так нет, спокойны все: ни криков, ни угроз.
Но стоит им запеть, как весь я настороже!
И слов не разберешь, а жутко... И по коже,
Поверишь ли, дерет мороз!"
*
Когда рабочий плачет,
Тогда хозяин скачет,
Когда ж рабочий весел,
Хозяин нос повесил.
РЫБОЛОВЫ
Бывают же дела!
Зовите это чудом, -
Но вслед за православным людом
Лиса посты блюла
И в пост жила лишь рыбным блюдом.
"Тут дело вкуса, мол, совсем не чудеса",
Мне скажут. Я не прекословлю.
Но дело в том: раз утречком Лиса
Пришла к реке на ловлю.
В струи прозрачные закинута леса
С наживкой - мухой золотистой.
Разнежилась Лиса на травушке росистой;
Ан глядь - напротив Волк сидит на берегу,
- Принес его нечистый! -
Сидит и ни гу-гу:
Тихонько рыбу удит.
Так делать нечего, себя Лисичка нудит
И куму шлет привет.
Кум корчит ей в ответ
Подобие улыбки:
"Желаем кумушке - наудить больше рыбки!"
А рыбки нет как нет!
В досаде Волк уж было забожился:
"Уловец-то какой здесь был, кума, вчерась!.."
И вдруг насторожился.
За ним - Лиса. В реке резвился
Меж двух крючков - Карась!
От жадности у Волка ни терпенья,
Ни совести, - он к рыбе держит речь:
Миляга, подь сюда! От ложного движенья
Тебя хочу я оберечь.
Пусть рыбы немы, да не глухи...
Послушай-ка, держись подальше ты от мухи!
Не то как раз нарвешься на крючок.
Меж тем - гляди сюда: ну что за червячок
Перед тобою вьется!"
Лиса от бешенства трясется:
"А, серый черт!.. Так знай: ты больше мне не кум,
Подохнуть бы тебе от лихоманки!
Карасик, положись на собственный свой ум.
И муха и червяк - равно приманки.
Да разница все ж есть,
Какую съесть.
Голубчик мой, я так толкую:
Коль все равно тебе, какую
Кончину живота обресть,
Так выбирай из них любую;
В рыбачью сеть ты можешь влезть,
Узнаешь человечьи руки;
Иль можешь смерть приять от щуки,
Иль от другой какой помрешь ты штуки,
Иль можешь за ничто пропасть,
Живым попавши в волчью пасть!..
Сравни ж теперь, - а в выборе ты волен! -
Таким концом ты можешь быть доволен?
А мне ты попадись - тебе почет какой!
Тебя я скушаю - уж похвалюсь заране! -
Не прежде, как, обсыпанный мукой,
Ты хорошо прожаришься в сметане!"
*
Карасик! Что тебе лукавый "рыболов"?!
Не слушая его коварно-льстивых слов,
Себе, а не врагу, в угоду
Нырни поглубже в воду!
КАШЕВАРЫ
Хочет ли "Правда" вообще работать вместе
с нами, так называемыми "ликвидаторами"? Мы
ждем от "Правды" ответа.
("Невский голос".)
Взялась за ум рабочая артель:
"Довольно быть нам сборищем случайным
Да путаться по кабакам и чайным,
Как все мы путались досель!"
Артель единогласно
К решению пришла:
Кормиться всем из общего котла!
Прекрасно.
Добыт котел и выбран кашевар -
Кривой Захар.
А так как было ясно,
Что не управиться Захару одному,
Приставили к нему
Двух пареньков охочих
(Не дюже-то рабочих),
Ерёму да Кузьму.
Так надо же греху случиться:
При первой же стряпне
Пришлося по нужде Захару отлучиться,
Когда со справою котел уж был в огне.
Кузьма с Ерёмой тары-бары
Да растабары:
"Мы тоже кашевары!"
"Ась, брат? Чай, надоть посолить".
"И поперчить да маслица расплавить".
"И молочком недурно б забелить".
"А опосля кваском заправить".
"Постой-ка, Кузя, виноват:
Забыл подбросить я салат".
Захар, вернувшися, не доглядел оплошки,
Что там сварилося - бог весть!
Артели ж довелося есть.
Едва успев хлебнуть по три-четыре ложки
Невиданной окрошки,
Ребята наши - кто куда!
Тошнит и рвет бедняг без меры,
Как от холеры.
Беда!
А поварам грозит расправа
За то, что вышла их еда -
Еще бы ничего - бурда! -
А то, как есть, отрава!
*
Ох, ликвидаторы! Что долго говорить!
Нам с вами каши не сварить!
ПОДЖИГАТЕЛИ
Зубатовщина - не умирает.
(Из газет.)
Не спится Прову Кузьмичу.
В глухую ночь идет он к стражнику Фаддею.
"Охти, беды! Совсем собою не владею.
Скажи по совести, Фаддей, - я знать хочу:
Уж я ль о батраках моих не хлопочу?
Уж я ль им не радею?
На деле, в помыслах, во всем пред ними чист!
Скажу, как перед богом...
А вот - гляди: подметный лист!
Они ль, а может, так какой-то стрекулист,
Грозят поджогом!"
Печалуется Пров, - ему и невдомек,
Что подметнул листок
Не кто иной, как плут и бражник,
Сам... стражник.
Фаддей меж тем ворчит: "Да, милый, времена!
Крушенье света, знать, приходит, старина!
Антихрист сам никак стал сеять в людях злобу.
Всяк только и глядит, где плохо что лежит.
Одначе, чтоб самим не лезть врагу в утробу,
Нам что-нибудь с тобой придумать надлежит...
Смекай! Устроим-ка, Кузьмич, с поджогом... пробу!"
Быть по сему. В ту ж ночь, домой вернувшись, Пров
Средь сонного двора поджег вязанку дров.
Дрова попалися - сырец, горели скудно,
Так было загасить огонь совсем не трудно.
Настала енова ночь. Фаддей вошел в удар:
"А ну-ко-сь, подожги, Кузьмич, теперь амбар!"
Кузьмич послушен.
И в этот раз огонь - верней: почти пожар -
Руками батраков был, хоть с трудом, потушен.
У Прова пот на лбу.
Пров крестится, благодарит судьбу.
"Постой, - шипит Фаддей, - что ж, думаешь ты, даром
Возились мы с дровами и с амбаром?
Попробуем теперь поджечь избу".
Поджег Кузьмич. Ан тут и вышла-то зарубка:
Изба была стара, суха,
Внутри все бревна - требуха,
Огню податливы, что губка, -
Как порох, вспыхнула изба.
Напрасно колокол церковный бил тревогу:
Хоть к Прову полсела сбежалось на подмогу,
Торчала через час замест избы - труба!
И во дворе не велики остатки.
В огне погибли все достатки
Несчастных батраков.
Пров убивается. Фаддей же - был таков!
Проделано все ловко.
А был всему конец какой?
Поправил кое-как дела Кузьмич страховкой;
Фаддея становой
"За расторопность со сноровкой"
Пожаловал двойною ассигновкой.
За всю же бывшую с пожаром кутерьму,
- Ну, есть ли правда где на свете?! -
Остались батраки в ответе:
Их "за поджог" всех упекли в тюрьму!
ПОРОДА
У барыни одной
Был пес породы странной
С какой-то кличкой иностранной.
Был он для барыни равно что сын родной:
День каждый собственной рукой
Она его ласкает, чешет, гладит, -
Обмывши розовой водой,
И пудрит и помадит.
А если пес нагадит -
Приставлен был смотреть и убирать за ним
Мужик Аким.
Но под конец такое дело
Акиму надоело.
"Тьфу, - говорит, - уйду я к господам другим!
Без ропота, свободно
Труд каторжный снесу,
Готов служить кому угодно,
Хоть дьяволу, но только бы не псу!"
Так порешив на этом твердо,
Оставшись как-то с псом наедине,
Аким к нему: "Скажи ты мне,
Собачья морда,
С чего ты нос дерешь так гордо?
Ума не приложу:
За что я псу служу?
За что почет тебе, такому-то уроду?!"
"За что? - ответил пес, скрывая в сердце злость.
За то, что ты - мужичья кость,
И должен чтить мою высокую породу!"
*
Забыл Аким: "По роду и удел!"
Так ведь Аким - простонародье.
Но если я какого пса задел,
Простите, ваше благородье!
СЫНОК
Помещик прогорел, не свесть конца с концом,
Так роща у него взята с торгов купцом.
Читателям, из тех, что позлословить рады,
Я сам скажу: купчина груб,
И рощу он купил совсем не для прохлады,
А - дело ясное - на сруб.
Все это так, чего уж проще!
Однакож наш купец, бродя с сынком по роще,
Был опьянен ее красой.
Забыл сказать - то было вешним утром,
Когда, обрызгана душистою росой,
Сверкала роща перламутром.
"Не роща - божья благодать!
Поди ж ты! Целый рай купил за грош на торге!
Уж рощу я срублю, - орет купец в восторге, -
Не раньше осени, как станет увядать!"
Но тут мечты отца нарушил сын-мальчонок:
"Ай, тятенька, гляди: раздавленный галчонок!"
"И впрямь!.. Ребята, знать, повадились сюда.
Нет хуже гибели для птиц, чем в эту пору!
Да ты пошто ревешь? Какая те беда?"
"Ой, тятенька! Никак ни одного гнезда
Мне не осталось... для разору!"
*
Что скажешь о сынке таком?
Он жадность тятькину - в количестве сугубом, -
Видать, усвоил с молоком,
Был тятька - кулаком.
Сын будет - душегубом!
"ПЕС"
"Хозяин стал не в меру лих!
Такую жизнь, - сказал в конюшне рыжий мерин, -
Терпеть я больше не намерен:
Бастую - больше никаких!"
И мерину в ответ заржали все лошадки:
"Ты прав, ты прав!
Стал больно крут хозяйский нрав,
И далеко зашли хозяйские повадки!"
Бывалый мерин знал порядки.
Он тут же внес на общий суд
Ряд коренных вопросов:
Про непосильный труд,
Про кор