p;
Мой первый взмах - высок.
Пустил я косу низко:
Коса вошла в песок!
"Умора!.. Фу ты, ну ты!" -
Смеются косари.
На пальцах в три минуты
Натер я волдыри.
Но боль сношу геройски, -
Уж как ни есть - кошу.
С крестьянами по-свойски
Под вечер - к шалашу.
Вкусна простая каша
Из общего котла.
Бесхитростная наша
Беседа весела.
"Так завтра к вам опять я!
Прощайте, земляки!"
И любы мне пожатья
Мозолистой руки.
ПОЛКАН
Заграй Полкана поносил
Что было сил:
"У, дьявол старый!.. Лежебока!..
Хозяйский прихвостень!.. Наушник!.. Егоза!
Бесстыжие твои глаза!..
Подох бы ты до срока!"
"Аль ты совсем оглох, Полкан:
Сидишь - молчишь, как истукан.
Что ж не проучишь ты буяна?"
Приятель так - Султан -
Спросил Полкана:
"Ужель ты хочешь допустить,
Чтоб стал Заграй тебя честить
Пред целым нашим вечем?!
Грызни как след его!!"
"Ох, брат, -
Вздохнул Полкан, - грызнуть я рад,
Да нечем!"
*
Кадет, кадет!
Ну, что бы взять пример с Полкана,
Чтоб не было обмана:
Молчать бы, коль зубов уж нет!
ГИПНОТИЗЕР
Помещик некий, быв изрядным фантазером,
Задумал стать гипнотизером,
Добыл из города два воза нужных книг,
Засел за них, читал не две - не три недели,
Едва ль не целый год, и, наконец, достиг
Желанной цели:
Любого мужика мог усыпить он вмиг!
Да слуги барина к тому ж гневить не смели,
Так стоило ему явиться средь двора,
Как бабы, мужики и даже детвора
Валились наземь и храпели.
"Вот ум! Вот голова! -
Прошла про нашего затейника молва
Среди помещиков-соседей. -
Подумать лишь, хитрец каков!
Не надо больше тумаков:
Почище найдена управа на медведей!"
(То-бишь, на мужиков.)
И в первый праздничек соседи мчат к соседу.
Но пир гостям - не в пир, беседа - не в беседу,
И преферанс - не в преферанс!
Им гипнотический подай скорей сеанс!
Без лишней канители
Желанью общему хозяин уступил:
Емелю-конюха в два слова усыпил.
Все гости онемели!
Хозяин между тем из сонного Емели
Что хочет, то творит:
"Емеля, - говорит, -
Глянь, становой в деревню мчится!"
Мужик томится:
"Ой... братцы... ой...
Разбой!"...
"Постой,
Никак - сшибка!
Не разглядел я, виноват,
К нам едет думский депутат!"
У мужика - улыбка:
"Вот будет рада... попадья...
Стал депутатом... поп Илья!"
Поповским голоском запел хозяин: "Чадо,
Скажи, чего первей просить для паствы надо,
Когда в столице буду я?"
И стоном вырвалось у бедного Емельки:
"Проси... земельки!"
"А про помещиков ты, вражий сын, забыл?!" -
Тут гости сгоряча вскричали в общий голос.
Емеля взвыл.
Стал у Емели дыбом волос,
И, засучив по локоть рукава,
Такие наш мужик понес слова,
Что гости с перепуга
Полезли друг на друга!
*
Скажу я господам иным
(Здесь места нет пока угрозам):
Мужик чувствителен всегда к своим занозам.
Не прикасайтеся к его местам больным,
Хоть он и под тройным
Гипнозом!
БЛАГОДАРНОСТЬ
"Спасите!.. Режут!.. Караул!!!"
"Робя!.. Корней... Петра... Федул!
Будите всех скорее, черти!
Чать, у хозяина разбой!"
Бегут приказчики толпой
Спасать хозяина от смерти.
Вмиг дом хозяйский окружив,
И в дверь и в окна прут ребята.
Разбойная ватага смята.
Хозяин жив!
"Ф-фу! - отдышался наш купчина. -
Уж думал я: пришла кончина.
Ан, слава богу, уцелел.
Теперя б одного хотел:
Чтоб, значит, братцы... по закону...
Вы мне по рублику б несли..."
"За что?!"
"Воздвигли б вы икону
За то, что вы меня спасли!"
ДОМ
В шестиэтажном доме г. Торкачева,
выходящем на Лазовскую, Разъезжую и Глазовую
ул. и Скорняков пер., произошла катастрофа:
обвалились своды, потолки и балки всех шести
этажей. Утверждают, что обвал произошел
вследствие того, что из экономии большая часть
дома построена из старого кирпича.
(Новое время, No 13056, 1912 г.)
Знавал я дом:
От старости стоял, казалось, он с трудом
И ждал разрухи верной.
Хозяин в оны дни весьма любил пожить,
И расточительность его была безмерной,
А тут - пришлось тужить:
Дом - ни продать, ни заложить,
Жильцы - вразброд бежали,
А кредиторы - жали,
Грозили под конец судом.
Хозяин их молил: "Заминка, братцы, в малом.
В последний раз меня ссудите капиталом.
Когда я новый дом
Наместо старого построю,
Доходами с него я все долги покрою".
Вранье не всякому вредит:
Хозяин получил кредит.
А чтоб вранье хоть чем загладить,
Он к дому старому почал подпорки ладить,
Подлицевал его немного кирпичом,
Кой-где скрепил подгнившие устои,
Переменил обои
И - смотрит богачом!
Дом - только б не было насчет нутра огласки -
По виду ж - ничего: жить можно без опаски.
Тем временем пошла охота на жильцов:
Хозяин нанял молодцов,
Чтоб распускали слухи,
Что в "новом" доме все с заморских образцов:
От притолок до изразцов;
Покои все светлы и сухи;
Жильцам - бесплатные услуги и дрова
И даже
- Живи в подвале, в бельэтаже -
Всем честь одна и та же
И равные права.
Порядков новых-де хозяин наш поборник:
Он для жильцов - всего послушный только дворник,
Хозяева ж - они. А что насчет цены,
Так дешевизне, впрямь, дивиться все должны.
Для люда бедного вернее нет привадки,
Как нагрузить ему посулами карман.
Хоть были голоса, вскрывавшие обман:
Снаружи, дескать, дом сырой, вчерашней кладки,
Внутри же - весь прогнил, -
На новые позарившись порядки,
Жилец валил!
Хозяин в бурное приходит восхищенье:
"Сарай-то мой, никак, жилое помещенье!"
Набит сарай битком
Не только барами, но и простым народом.
Трясет хозяин кошельком,
Сводя расход с приходом.
Как только ж удалося свесть
Ему концы с концами,
К расправе приступил он с черными жильцами:
Пора-де голытьбе и время знать и честь,
И чтоб чинить свои прорехи и заплаты,
Ей след попроще бы искать себе палаты,
Не забираться во дворец.
Контрактов не было, так потому хитрец
Мог проявить хозяйский норов
И выгнать бедноту без дальних разговоров.
А чтобы во "дворец" не лез простой народ,
Он рослых гайдуков поставил у ворот
И наказал швейцарам -
Давать проход лишь благородным барам,
Чинам, помещикам, заводчику, купцу
И рыхлотелому духовному лицу.
Слыхали? Кончилась затея с домом скверно:
Дом рухнул. Только я проверить не успел:
Не дом ли то другой, а наш покуда цел.
Что ж из того, что цел? Обвалится, наверно.
1912 г.
ПОСЛЕСЛОВИЕ 1919 ГОДА
На днях, отдавши дань "очередным делам",
Ушел я с головой в бумажный старый хлам:
Пред тем как сбыть его на кухню для растопки,
Попробовал я в нем произвести "раскопки".
И до чего был рад,
Когда нашел пяток полузабытых басен,
Что мною писаны "сто лет" тому назад.
По скромности своей, конечно, я согласен,
Что басни - не ахти какой великий клад.
И все ж, считаяся со сроком
И с тем, какой я "дом" тогда имел в виду,
Вы скажете, что я в двенадцатом году
Был недурным пророком.
"Дом" - сами знаете: стряслась над ним беда, -
"Хозяин" и "жильцы" из благородной кости
Махнули кто куда, -
По большей части - к черту в гости;
А уцелевшие, осатанев от злости,
Досель еще чинят немало нам вреда.
Но, вырвав все клыки из их широкой пасти,
Мы барской сволочи вернуться снова к власти
Уж не позволим никогда, -
Ни им самим, ни их лакеям,
Всей "демократии" гнилой, -
Мы знаем цену всей работе их былой
И "учредительным" затеям:
В руке их - красный флаг, а белый - под полой.
Глупцами лестно ли нам быть в глазах потомков,
Быть осужденными суровым их судом?
Дом старый рушился. Но мы наш новый дом
Не станем строить из обломков.
Мы, "черные жильцы", дадим врагам ответ:
Как их искусные строители ни бойки,
Но скоро убедить сумеем мы весь свет,
Что дома лучшего не может быть и нет,
Чем дом советской стройки.
ЛАПОТЬ И САПОГ
Через года полтора
Все уйдут на хутора.
Худо ль, лучше ль будет жить,
А нет охоты выходить.
("Псковская жизнь", 1911 г., No 557.
"Деревенские частушки".)
Где в мире найдем мы пример, подобный
русской аграрной реформе? Почему не могло бы
совершиться нечто подобное и среди
тружеников промышленного дела?
("Россия", 17/VIII 1912 г.)
Над переулочком стал дождик частый крапать.
Народ - кто по дворам, кто - под навес бегом.
У заводских ворот столкнулся старый лапоть
С ободранным рабочим сапогом.
"Ну, что, брат-лапоть, как делишки?" -
С соседом речь завел сапог.
"Не говори... Казнит меня за что-то бог:
Жена больна и голодны детишки...
И сам, как видишь, тощ,
Как хвощ...
Последние проели животишки..."
"Что так? Аль мир тебе не захотел помочь?"
"Не, мира не порочь.
Мир... он бы, чай, помог... Да мы-то не миряне!"
"Что ж? Лапти перешли в дворяне?"
"Ох, не шути...
Мы - хуторяне".
"Ахти!
На хутора пошел?! С ума ты, что ли, выжил?"
"Почти!
От опчества себя сам сдуру отчекрыжил!
Тупая голова осилить не могла,
Куда начальство клонит.
Какая речь была: "Вас, братцы, из села
Никто не гонит.
Да мир ведь - кабала! Давно понять пора;
Кто не пойдет на хутора
Сам счастье проворонит.
Свое тягло
Не тяжело
И не надсадно,
Рукам - легко, душе - отрадно.
Рай - не житье: в мороз - тепло,
В жару - прохладно!"
Уж так-то выходило складно.
Спервоначалу нам беда и не в знатье.
Проверили. Изведали житье.
Ох, будь оно неладно!
Уж я те говорю... Уж я те говорю...
Такая жизнь пришла: заране гроб сколотишь!
Кажинный день себя, ослопину, корю.
Да что?! Пропало - не воротишь!
Теперя по местам по разным, брат, пойду
Похлопотать насчет способья".
Взглянув на лапоть исподлобья,
Вздохнул сапог: "Эх-ма! Ты заслужил беду.
Полна еще изрядно сору
Твоя плетеная башка.
Судьба твоя как ни тяжка, -
Тяжеле будет, знай, раз нет в тебе "душка"
Насчет отпору,
Ты пригляделся бы хоть к нам,
К рабочим сапогам.
Один у каши, брат, загинет.
А вот на нас на всех пусть петлю кто накинет!
Уж сколько раз враги пытались толковать:
"Ох, эти сапоги! Их надо подковать!"
Пускай их говорят. А мы-то не горюем.
Один за одного мы - в воду и в огонь!
Попробуй-ка нас тронь.
Мы повоюем!"
ПРЕДВЫБОРНОЕ ПОЛОЖЕНИЕ
"Г-н К. нашел, что человек - животное
четвероногое. Самое естественное его положение
- "коленно-локтевое".
("Запросы жизни", No 33.)
Кусковой рек Коробка:
"Да! Выборы - сраженье.
Какое ж в нем, миледи,
&