Некрасов Николай Алексеевич - Собрание стихотворений. Том 1.

кликнул что есть силы: - Эй вы, дочки мои милы! Мы, сударыни, на час К нам в беседу просим вас..." Только вымолвил, девицы Прибежали из светлицы И все стали у стены... "Ну, которую в жены Ты, царевич, завоюешь Или всех их забракуешь?"- Царь сказал... Роман взглянул: "Знать, мудрец меня надул, Или я теперь в угаре: Тут такие инда хари, Что за чертовых сестер Их признать - так не позор!"- Так Роман себе помыслил, Их по пальцам перечислил... Вдруг на самом на краю (Я от вас не утаю: Он в тот час немного струсил, Так его переконфузил Ясносветы чудный взгляд!) Видит: два глаза блестят, Самоцветный словно камень, Словно звезды, словно пламень! "Та, та, та! Так вот она Уж доподлинно красна, Правда, в ней уж столько жару, Что недолго до пожару..."- Он подумал... Зорких глаз Не спускал с нее он час, Поразмыслил, постыдился, Да по горло и влюбился. "Уступи ты мне вот эту, Сиротинку Ясносвету, Уж куда мне до другой, Удовольствуюсь и той!"- Так Роман сказал с усмешкой, Царь же думал: "Глуп как пешка Он, урод, молокосос, Слеп он вовсе или кос, Хорошенько я не знаю, Лишь того не постигаю, Отчего не дочь мою Он берет в жену свою... Пусть же нянчится с девчонкой!.." "Коли хочешь, будет женкой Ясносветочка твоей, Приказать не смею ей, А даю свое согласье",- Он сказал... Роман от счастья Чуть в безумство не пришел, Чепухи не замолол... Но опомнился... К невесте Подошел с царем он вместе И его женою быть Стал красавицу просить... Ясносвета оробела, С изумленьем посмотрела, Раскраснелась как заря И с согласия царя Наконец ему сказала: "Что охота вдруг припала, Да и видано то где - На безродной сироте Сыну царскому жениться?.. Но должна я согласиться, Коли дело уж давно Без меня порешено..." Тут Роман кольцо снимает, Ей на руку надевает, А ее берет себе; И, покорствуя судьбе, Царь чету благословляет И, меж прочим, прибавляет: "Но ты знаешь ли - она Ведь как нищая бедна? Я не знаю ее роду, По двенадцатому году В плен была она взята И в дворец мой принята... Я даю ей хлеб лишь с солью, Ты берешь ее голь голью..." "Ладно, - думает Роман,- Не глумися, бусурман. Или ты и сам не знаешь, Что из царства отпускаешь Драгоценный, чудный клад; Ладно, буду я богат, Ведь луне сребра и злата Занимать, я чай, не надо - Царства купит ваши все Тем, что есть в одной косе..." Помолившись, поклонившись И радушно распростившись, Царь с царевной молодой Отправляется домой. Между тем царь Елисей Называть велел гостей,- Предан радостной надежде, Ходит в праздничной одежде, Приказанья отдает Да застольную поет... День к полудню стал склоняться - Гости начали сбираться, И меж множеством гостей Прикатил царь Пантелей, Пожилой, не политичный, С Елисеем закадычный, Приглашенья он не знал, А нечаянно попал... Притворяться не умея, Царь в сторонку Пантелея Вдруг отводит и тишком Говорит ему потом: "Поздравляй, брат, поскорее Ты с невесткой Елисея! Сына, братец мой, женю, И на нынешнем же дню!.. А невеста - так уж чудо! Самоцветней изумруда, Лучше б я и не желал,- Разве ты бы дочь отдал, Так задумался б немного..." - Ох! давно, по воле бога, Дочь погибла у меня, Даже как, не знаю я. Делать нече! Не вернется, Только плакать остается, А охотно бы Роман Был в мужья ей мною избран",- Так ответил со слезами Пантелей и рукавами Ну-тка слезы утирать, Чтоб тоски не оказать... Елисей великодушный Сам завыл, как малодушный, Пантелея утешал И потом ему сказал: "Что касается до сына, То счастливый он детина, Ведь, поверишь ли? луна Будет, брат, ему жена... Всё небесное пространство На одно лишь ей убранство, Вишь, в приданое идет: Целиком небесный свод Ей с морями, областями, Поселеньями, садами, С кормной птицей всех сортов И скотиной всех родов,- Будет тут тряхнуть червонцем! Только жаль, что вместе с солнцем Ей придется всем владеть И сношенья с ним иметь... Впрочем, что же, бог помилуй! Как войдем мы только в силу, Можно, знаешь, и тово... Рати двинуть на него... Не большая ведь персона, Да и светит-то как соня, Не заботясь ни о чем, Ну да мы его пугнем!" Молча слушал Пантелей То, что баял Елисей, И потом сказал с улыбкой: "Ну, смотри, брат, как ошибкой Не вломися в чепуху, Уморишь всех со смеху... Есть ли месяцу причина Выходить за твово сына? Да притом и небеса Без него что за краса!..." Елисей вельми серчает И, подумав, отвечает: "Что сказал, то докажу, Всех на свете пристыжу". Тут он всё пересказал, Что мудрец ему сказал. Пантелей пожал печами. "Славны бубны за горами",- Он подумал, а потом Занялся и пирогом... Так прошло около часу, Елисей напился квасу И хотел ложиться спать На дубовую кровать, Вдруг, обрадованный, слышит: У ворот свиньюшка дышит Так, что ажно всё дрожит. Елисей туда бежит, Сына у двери встречает, Лобызает, обнимает, А Роман вместо ответа: "Вот царевна Ясносвета",- Говорит ему, и он Отпускает ей поклон... Сердце пляшет от блаженства У царя! Все совершенства, Всё, чем славен женский пол, В Ясносвете он нашел. Весть гремит меж тем в народе, Что луны теперь в природе Уж не будет, что она За Романа отдана. Кто шататься в пьяном виде Ночью любит, тот в обиде Был при случае таком; А кто любит царский дом, Тот в сильнейшем был восторге, И в трактирах, и на торге, И в домах, и на дворах Пел с восторга, так что страх... И придворные того же Были мненья: всех пригожей, Всех яснее, всех белей, И прекрасней, и умней Все царевну признавали Да из чарок попивали... Лишь один царь Пантелей Что-то не был веселей... Без любви и без привету Он смотрел на Ясносвету, И так пристально смотрел, Что самой ей надоел... Чтоб скорей окончить дело И кутить опосле смело, В честь счастливому концу, Молодых ведут к венцу... Обвенчали по порядку... Чуть не пляшет царь вприсядку, Так он счастью сына рад! "Был я (мыслит он) богат, А теперь уже найпаче Буду впятеро богаче... Что за нужда, коль темно Будет в небе всё равно!.. И кому это обидно, Что луны не будет видно? Молвит всяк, уняв тоску: "Знать в бессрочном отпуску, Знать, светить ей надоело, За другое взялась дело",- Потолкуют да потом И забудут чередом... От того их не убудет... Перву ночь теперь не будет В небе сумрачном луны, Диву даться все должны!.. Да и сам я подивуюсь, На невестку полюбуюсь: "Что, голубушка, сидишь На земле, а не глядишь Уж, как встарь бывало, с неба, Словно с год не евши хлеба..." Солнце красное садится, Люд крещеный веселится... Попиваючи винцо, Царь наш смотрит на кольцо На руке у Ясносветы И поет ей многи леты... Все спокойны, все поют, А найпаче того пьют... Царь лишь только Пантелей Не стает всё веселей... То глядит на новобрачных, То теченье облак мрачных Мутный взор его следит... Елисей ему твердит: "Что ты братец, что невесел, Что ты голову повесил?.." И уходит от него, Не добившись ничего... Там с придворными толкует, Как он солнышко надует, Как приданое луны Получить они должны, И потом, смеясь свирепо, Обращает взор на небо... Вдруг он видит: в небеса Всходит свету полоса... Он попристальней глядит... Вот летит, летит, летит, Светом радостным блистает И на небо выплывает, Миловидна и красна, Словно прежняя, луна. "Различать я не умею (Говорит он Пантелею, Указав на высоту), Эту как зовут звезду?.." Пантелей глядит, хохочет, Елисея так порочит: "Ну, брат сделал ты чуху, Уморишь всех на смеху, Это просто ведь видна Настоящая луна..." -"Как!" - царь в бешенстве взывает, Мудреца тут призывает, Задает ему допрос. А мудрец, повеся нос, Елисею отвечает, Что он сам того не знает... В это время и все гости Небо взвидели; со злости Стали жалобно кричать, Что луна мешает спать, С мест своих все поскакали, Толковали, рассуждали И кричали так, что дом Обернули кверху дном... Сам царевич в изумленьи С места встал; как привиденье, Помутился, побледнел И на небо поглядел... А меж тем с большим свирепством Царь ругался над волшебством, Проклинал его как мог, Да простит ему то бог! "Чрез ошибку эту злую Взяли, может быть, простую Девку мы себе в родство (Говорит он). Шутовство, Что ли, это, в самом деле? Обмануть, что ль, нас хотели?" И, серчая, что есть сил Всю вселенну царь бранил... А меж тем царь Пантелей Делал во сто раз умней... С Ясносветою несчастной Что-то баял он согласно, Всё об чем-то вопрошал, Что-то всё припоминал... Знать бы было интересно, Да, на грех, то неизвестно... Наконец царь Пантелей Вдруг упал на шею к ней: "Дочь моя! мое рожденье, Небесам благодаренье! Вновь ты мне возвращена!"- Говорил он, а она Так и падает на шею Со слезами к Пантелею... Тут подходит Елисей: "Неужель отец ты ей?" (Вопрошает)."Да, она Точно та, что пленена Встарь была Ходинамелем". Одурманен, словно хмелем, И Роман пришел в тот час, Объяснилось всё как раз, Все четверо обнялися, Быть век в мире поклялися, Безобидно проживать Да деньжонки наживать. Снова кубки заблистали, Пить прилежней вдвое стали, И пошел такой тут пир, Что не знал подобных мир. Я там был три сряду ночи, Ел что было только мочи, За стаканом пил стакан, А всё не был сыт и пьян... 1840(?)

153. Юность Ломоносова.

Драматическая фантазия в стихах; в одном действии с эпилогом. Действующие лица: Старик. Женщина. Михаил, сын их. Извозчик.

<< Сцена 1 >>

<< Простая крестьянская изба; посередине деревянный стол. Старик >> << починивает сеть; пожилая женщина сидит за самопрялкой; >> << вдали в задумчивости сидит мальчик с книгой. >> << Старик >> Плохие времена; прогневался на нас Правдивый бог: хлеба, покосы плохи - Того гляди, придется голодать, Придется продавать последние лаптишки. На ту еще беду ни щука, ни карась, Ни сельди, ни треска не ловятся изрядно. Ох, ох! старуха! худо время! << Женщина >>

  

  

   Ась? Кажись, ворчишь недоброе ты что-то; Господь даст день и пищу, - не тужи! << Старик >> Да, хороша пословица, а знаешь Пословицу другую: на бога надейся, Да не плошай и сам? и эта хороша. Вздохнешь и нехотя, как нету ни гроша, А силы всё слабее да слабее!- Ох! что-то мы с тобой, старуха, Тогда начнем, как выбьемся из сил! << Женщина >> Зато наш сын в то время будет силен: На старости призрит, прокормит нас. Поди сюда, Михайло, о тебе, Ты слышишь, речь идет, поди скорее! << Михаил >> Что, матушка? я книжки зачитался,- Как много тут хорошего, давно Я не был так доволен: как-то сердцу Приятно, как начну читать псалтырь. Послушай-ка! прочту тебе страничку! << Женщина >> Ох, дитятко, ох, горе-богатырь! На горе выучил письму отец Никифор! << Старик >> Доподлинно на горе: малец взрослый, А нет, чтоб отцу в работе помогать. << Женщина >> Чтоб матери горшки переставлял... << Старик >> Чтоб иногда развесил мне хоть сети Для сушки... << Михаил >> << (огорченный) >>

   Матушка, отец родимый мой! << Старик >> Всё с книгою сидит, читает. Дети, дети! Для вас трудись руками и спиной, А вы ленитесь... << Женщина >>

  

   Рвете рубашонки Да дрянные читаете книжонки! << Михаил >> Помилуй, матушка, отменнейшие книги, И даже есть картиночки в иных. << Старик >> Опять свое! << Михаил >> << (жалобно) >>

   Да не сердись, родимый; Что мне велишь, всё сделаю тотчас, Рад помогать тебе, что силы станет, И буду лишь тогда читать, Как дело кончу... << Старик >>

   Ну, родимый, ладно! << Михаил >> << (ласкаясь к нему) >> Прости, коли сердит! << Старик >> << (целует его) >>

   Ну, будь вперед умнее! << Женщина >> Да, да, умнее будь. << Михаил >>

  

  Да, я буду умнее! Я, батюшка, теперь уж не дитя, Пройдет пять лет, - как ты, я взрослый буду И стану работать за всех вас, вам Покойно будет; всем займусь исправно, Лишь вы за то читать мне не мешайте, Как дело кончу... << Женщина >>

  

   Да скажи на милость, Что к чтенью вдруг тебя так пристрастило И что, скажи, хорошего есть в книгах? << Михаил >> O, много! много! матушка! << Женщина >>

  

  

  Да что же? << Михаил >> Не знаю, как сказать, а только хорошо. Когда я в первый раз взял книгу И начал буквы разбирать - Почувствовал я в сердце радость, Готов был с книгой умереть! Глаза мои к словам прильнули, Душа их смыслом увлеклась; Я дальше, дальше, - всё другое, И всё так чудно-хорошо! Куда, я сам не знаю, мысли Меня манили за собой, И вот с тех пор люблю я книги И буду их читать всегда! << Старик >> Да что же толку? Ты ведь будешь Крестьянином таким же, как и я, А я не знаю в книгах ни бельмеса, Да прожил век не хуже грамотея. << Женщина >>

  

  

   Ась? << Михаил >> Я слышал, батюшка, и в книгах Читал, что есть такой народ, Который знает всё на свете: Считает звезды в небесах, Всё, на чем свет стоит, изведал И, как вертится свет, постиг... Таких, слышь, в Питере немало, И всем им там большой почет, Какого немцам не бывало: Сама царица их блюдет! << Старик >> Так что же в том: не хочешь ли и ты Таким же быть заморским колдунишкой? << Михаил >> Признаться, батюшка, я думал, Когда бы ты позволил мне, Поехать в Питер, обучаться Охота забирает страх... Об этом мысль не оставляет Меня; попробовал бы сам Писать такие же я книги... << Женщина >> Вот что затеял, вот те раз! Еще он смеет озорничать! Пусти его, вишь, в Питер: хочет он Учиться, а отца и мать Покинуть. << Старик >>

  

   Не годится, Миша, Такие думы замышлять; и что С них проку? Лучше хлеб насущный Ты честно добывай, крестьянином живи, Куда уж нам до мудрости столичной! Ты там себе пристанища не сыщешь, Умрешь там с голоду... << Михаил >>

  

  

   Я рад Всё претерпеть, лишь можно б было Мне там в училище вступить,- О, как бы я учиться начал! Всё б для науки я забыл! Мне, право, батюшка, порой На ум идет, что без науки Могу я умереть со скуки,- Давно уж я грущу душой. Все книги, что отец Никифор Оставил мне, уж я прочел, Почти уж выучил на память, А жить без книг я не могу... Свези же в Питер, мой родимый, Меня, и в школу там отдай! Я скоро выучусь, приеду И с вами снова буду жить! << Старик >> << (строго) >> Откуда ты набрался этой дичи? Не смей об этом больше говорить! Мальчишка, ты не понимаешь дела... Знать, этого ты духу набрался Из книг; подай - я их все спрячу; Отдам тогда, как будешь поумней! << Михаил >> << (умоляющим голосом) >> Пусти учиться! << Женщина >>

   Ась! << Михаил >>

  

   Хоть книги-то оставь! << Старик >> Подай сюда иль сам возьму их, ну! << Михаил >> << (в страхе) >> Оставь хоть две! << Старик >>

  

   Нет, ты избаловался: Работать не работаешь, шалишь, Да дичь еще такую замышляешь! << Женщина >> Знать, правда, что недобр тот человек, Который возится с нечистой силой книжной! Я, грешная, отроду не читала, Да и читать не приведет господь, Хоть до седых волос уж дожила я; А он молокосос!.. << Михаил >>

  

   Ах, матушка! за что Все на меня? Как я теперь несчастен!.. << Старик >> Из головы дурь выкинь, помогай Работать мне прилежно, приучайся Хлеб добывать трудом, и помни век, Что не бывать тебе, пока живу я, В столице, не видать поганых книг! Иди же, спи спокойно... << Михаил >>

  

   Ах, родимый, Могу ли спать спокойно? Хоть одну Исполни просьбу: я... << Старик >> << (строго) >>

  

   Не смей и говорить! << (Михаил заливается слезами) >>

<< сцена 2 >>

<< (Поле. Вдали лес. Вправо большая дорога) >> << Михаил >> << (один) >> День ото дня мне тяжелей: До вечера от утра за работой, Которая не по сердцу, сижу; Отец за мной так строго смотрит, Все книги спрятал, а без них Мне тяжко, скучно, я страдаю... Бывало, так легко душе, Когда я чтеньем занимаюсь, Стараюсь разгадать: зачем И почему написано в ней то-то Или другое? Время так летит, Не замечаю я его теченья... Бывало, мысль надеждой занята, Что я учиться буду, буду сам писать, Что не простым я буду человеком И, может быть, других перегоню... Что и отца и мать утешу я Собою, облегчу их участь... И всё-то вдруг пропало, разлетелось: Крестьянин я, крестьянином умру! Отец не понимает польз своих И отпустить меня не хочет в Питер... А надо мне учиться, самому Приняться сочинять, да, надо! К тому назначен я судьбой и знаю, Что говорил мне тот небесный вестник, Во сне который посетил меня! Он мне сказал: "Высок удел, Который для тебя назначен, Иди, лишь не кривым путем, Будь честен, добр, покорен, прямодушен, К чужому завести не знай: И своего довольно будет! Учись прилежно, силы все Употреби ты на науку, Иначе будешь мужиком!" И вдруг пропал; тут на меня Повеял запах ароматный... Сначала я не понимал, Что делать; после догадался, За книгу взялся в тот же час И с той поры всё думал, думал, Как бы учиться, как бы мне Моей судьбины не прогневать!.. Читал прилежно и порой Стихи сам пробовал писать я, И так тогда я весел был! Теперь надежды я лишился. Что делать мне? << (по дороге проезжают несколько путешественников) >>

  

   Счастливый путь! Они, быть может, едут в Питер! А я, я должен здесь грустить И не учиться, не послушать Того, что сон мне предсказал! О, что мне делать! я просил Отца раз пять - не отпускает И не отпустит; бредом он Зовет мои предположенья... А доказать я не могу, Что он ошибся! Как же быть? Как в Питер мне попасть? не знаю! Когда б не гневался отец, Тихонько б я ушел отсюда! Но как? дороги не найду! << (по дороге проходят несколько пешеходцев) >> Они идут... а что же я, Ходить тож, кажется, умею. Спрошу, где, как?.. язык ведь есть!.. << (в ужасе) >> А мать, отец? Оставить их На сокрушенье, на рыданья? Они меня балуют так, Лишь на меня у них надежда... Уйду... покоя их лишу, Они почтут меня погибшим! << (Решительно) >> Пусть так... но я им докажу, Что не погиб я, ворочуся я Ученый, умный, ото всех Почтен, с чинами и с богатством, И пусть бранят тогда меня За то, что я от них укрылся! Иду... о, господи, прости, Что я родителей оставлю, Что не послушался я их! Иду, иду!.. << По дороге проезжают извозчики с кладью. Михаил идет к ним. >>

  

  Спрошу, где Питер, На первый раз хотя у них... << (Обращается к извозчику.) >> Где в Питер мне пройти поближе, Скажи, старинушка? << Извозчик >>

  

   Что, свет? Да ты зачем идти туда намерен? Ведь Питер-то - отсюда не видать! << Михаил >> << (в замешательстве) >> Да так, мне надобно... Скажи, Пожалуйста, скорей! << Извозчик >>

  

  Так ты не шутишь? << Михаил >> До шуток ли? << Извозчик >> Да как же ты пойдешь, И что тебе идти-то за охота? << Михаил >> << (в сторону) >> Ах, боже мой! что ж я ему скажу? <<(Вслух) >> Пожалуйста, скажи, - там у меня родные, А здесь я сирота! << Извозчик >>

  

   Теперь я понимаю... Да только всё того мне не понять, Как ты дойдешь? Ведь ты и мал, и беден! << Михаил >> Дойду, дойду... << Извозчик >>

   Пристанешь, захвораешь! << Михаил >> Нужды нет! << Извозчик >>

   Жалко мне тебя... Садись на воз, я подвезу покуда. << Михаил >> << (садится с веселой улыбкой) >> Вот видишь: ты тужил, Как я дойду, а первый сам помог мне, - На свете не без добрых, знать... << Извозчик >>

  

  

   И не без злых! << (Ударяет кнутом по лошади и уезжает вместе с Михаилом.) >> << Входит старик, отец Михаила, и за ним жена его. >> << Старик >> Да где же наш Михайло? Что за пропасть, День целый я ищу его напрасно,- Помилуй бог, уж не пропал ли он? Искал, искал, ну так, что утомился! Где он? Не в Питер ли ушел, шалун, Не утонул ли, не упал ли в яму?.. О господи! как сердцу тяжело! Как будто должен я его лишиться! << Женщина >> << (входит) >> Ах, горе, горе! мы его лишились. Искала я везде, и у соседей Я спрашивала - нет... О боже мой! Да где же он? да что же с ним случилось! << Старик >> Везде искала - нет! О, страшное сомненье Исчезло! Новою бедой господь Карает нас: его святая воля! Одна была надежда - миновалась... << Женщина >> << (плачет) >> Пропала наша лучшая надежда. << Старик >> Один был сын - и тот недолго был! О горе, горе нам, старуха! << Женщина >>

  

  

   Горе, горе! << Плачут отчаянно; занавес опускается. >> << Эпилог >> << Действие происходит через пятнадцать лет. Кабинет, великолепно убранный. >> << Ломоносов сидит в задумчивости, сочиняя стихи. >> << Ломоносов >> Ну, это будет хорошо... Что ж дальше? Подумаю, так что-нибудь придет... << (Думает) >> Нет ничего... На мысль воспоминанья Приходят, я их разбудил стихом. "Как прошлое для нас заманчиво и ново!" Давно ль еще я был совсем не то! Я помню, был когда-то я в деревне, Читал псалтырь и сказку о Бове И приходил в восторг от разной дряни. Я помню, как отец меня бранил За леность, за любовь к науке. Он Не верил ни ученью, ни людям И был уверен, что ученье вздор! Покойный сон страдальческому праху - Тяжелый крест он до могилы нес, И жаль, что весть отрадная о сыне Не усладила дней его последних. А мать моя, - она меня любила, Хоть тоже от нее за книги доставалось! А как я их ужасно огорчил, Когда вдруг скрылся из дому... Как много С тех пор со мной случилось перемен! Трудов немало перенес я: Нередко даже голодал, С людьми боролся и с судьбою, Дороги сам себе искал. Сам шел всегда без руководства, Век делал то, что честь велит, И не имел хоть благородства, А благородней был других... Зато достиг своих желаний, Учиться дали средства мне - Я быстро шел путем познаний И на хорошем был счету... И вот я шел да шел, трудился, Свой долг усердно исполнял И этим кой-чего добился: Теперь я тот же дворянин! Но это всё еще ничтожно Совсем не этим я горжусь, Такое титло всем возможно. Горжусь я тем, что первый я Певец Российского Парнаса, Что для бессмертья я тружусь... Горжуся тем, что, сын крестьянский, Известен я царице стал И от нее почтен вниманьем И ей известен, как пиит. Горжуся тем, что сердце россов Умел я пеньем восхитить, Что сын крестьянский Ломоносов По смерти даже будет жить! <1840(?)>

154-156. Из водевиля "Утро в редакции"

1 Чуть проснешься, нет отбоя От задорливых писак, Не дают тебе покоя, Жгут сигары и табак, Предлагают нам услуги, Повестцу вам принесут И, как будто на досуге, С жаром вам ее прочтут. Тот пучок стихотворений Вам изволит предлагать,- Сам не знает ударений, А ударился писать. Тот свою дрянную сказку Подает в десятый раз: "Я поправил тут завязку, Стал короче мой рассказ". Тот с безграмотной статьею Силой ломится к вам в дверь: "Извините - беспокою, Но последний раз теперь". Тот придет с пиесой дикой: "Прочитать я вас прошу, Человек-де вы великой, Вашим мненьем дорожу"- И начнется искушенье... И пойдет тут кутерьма. Просто сущее мученье, Ходишь точно без ума. Тут клянешь литературу, Проклинаешь сам себя; В лапах держишь корректуру, А держать ее нельзя. А тут смотришь - вдруг газеты Новый номер принесут, В нем тебя сживают с света, По карману больно бьют... А тут смотришь - гневный фактор Впопыхах к тебе бежит: "Господин, дескать, редактор, Типография стоит!" Как-нибудь гостей проводишь, Над статьей начнешь корпеть, Что попало производишь, Только б к сроку подоспеть! Вдруг... о, страх! толпою гости, Как враги, нахлынут вновь. От досады ноют кости, Приливает к сердцу кровь. День проходит, день потерян... Заглянуть беда вперед; На другой день - будь уверен - То же самое пойдет! 2 Как скучны эти господа! Жить не дают совсем в покое. Придут и сядут без стыда, Болтают битый час пустое, А ты тут думай: вот беда! Я не один, и нас не двое. 3 А завтра публика что скажет? Она меня же обвинит! Кто правоту мою докажет? Кто ей всё дело объяснит? Кто скажет ей, что на рассвете Я встал, забыв и сон и лень, И что на нашем белом свете Мне ежедневно - черный день? <1841>

157-160 Из водевиля "Шила в мешке не утаишь - девушки под замком не удержишь"

1 На объявленья ловят нас, Кто нынче их не рассылает... О новой книге в день пять раз Книгопродавец объявляет... Все деньги шлют за новизну, Спеша прочесть ее во здравье, А получают старину, Где ново - только лишь заглавье. Врачи зубные о зубах Кричат немало и кричали, А между тем не дай аллах, Чтоб мы к ним на зубы попали. Очки вам оптик продает, Слепцы в которых видеть станут,- А кто их купит, тот поймет, Что он оптически обманут... Какой-нибудь мосье Гримо, Недоучившийся повеса, Берется с глаза снять бельмо, А сам не смыслит не бельмеса. Вот объявленья! Вот они! Сказать не будет неприлично, Что объявленья в наши дни - Легчайший способ врать публично! 2 Жизнь нашу тратя на химеры, Весь век мы все до одного На разнородные манеры Вертимся около того... Чиновник, чтобы подслужиться Там, где есть польза для него, И повышения добиться,- Вертится около того. Тот на красавице женился Для утешенья своего; Вдруг знатный друг к нему явился, Вертится около того! Писатель раз умно напишет, Так, что похвалят все его, Да после тем же всё и дышит, Вертится около того. Жених невесту так голубит, Ее хранит как божество - Подумаешь: ее он любит,- Вертится около того. << (Бьет по карману.) >> Тут, впрочем, нечему дивиться, Мудреного нет ничего: И мир-то, кажется, вертится Весь около того! 3 Доктора свои находки Сыплют щедрою рукой: Лечат солью от чахотки И водой от водяной. Прежде этими вещами Добывали мы доход, А теперь не рады сами, Что пустили воду в ход. Времена для нас плохие, Мы теперь хоть волком вой: Не зовут уж нас больные, Сами лечатся водой. И недужных, и уродов - Всех вода лечить взялась, И теперь водопроводов Тьма на свете завелась. В бога здравья воду тянут, Воду тянут, как вино, И уж скоро в море станут Без помехи видеть дно... Не дождутся злого году... Как во всех концах земли Всю до капли выпьют воду - Сядут раком на мели! 4 Наш мир - театр. На сцене света Играть нам роли суждено, В репертуаре жизни этой Пиесы те же уж давно: Любовь - ошиканная драма, Честь - историческая быль, Приязнь - на век наш эпиграмма, И Совесть - шутка-водевиль. Мы в жизни бенефицианты. Вся трудность в том, что надо знать, Чтоб показать свои таланты, Какую пьесу разыграть: В Любви и Дружбе мало смеху, От Чести выгодой не льстись, А Совесть дай толпе в потеху,- Так схватишь славный бенефис! <1841>

161-164. Из водевиля "Феоклист Онуфрич Боб, или муж не в своей тарелке"

1 Табак противен модным франтам, Но человек с прямым умом, Писатель с истинным талантом Живут, как с другом, с табаком. Нос образованный и дикий Его издревле уважал, И даже Фридрих, муж великий, Табак в карман жилетный клал. Наполеон пред жарким боем Им разгонял свою тоску,- И вряд ли б он прослыл героем, Когда б не нюхал табаку. Табак смягчает нрав суровый, Доводит к почестям людей: Я сам, винюсь, через бобковый Достиг известных степеней. Табак, наш разум просветляя, Нас к добродетели ведет, И если, трубку презирая, Весь свет понюхивать начнет - Добро, как будто в мире горнем, Здесь процветет с того числа И на земле табачным корнем Искоренится корень зла! 2 - Что это за история? Во что ты наряжен?.. Купил в столице с горя я Французский балахон... Там все творят магически: Лишь в Английский придешь - Нарядят эластически Уродом, и пойдешь. Одежда хоть престранная, Не стоит ни гроша, Но так как иностранная, Так очень хороша! Метода басурманская На свете завелась: Смола американская Повсюду разлилась! Вы, жители пустынные, Лишь любите свое; А там так всё резинное: И люди и житье! Там каждый страшно тянется, Чтоб честь приобрести: В резине ловко кланяться - За то она в чести... 3 Погибель разрушителю Блаженства моего! Пойду к градоправителю С прошеньем на него! Со мной сыграл ты шуточку И честь мою задел, Теперь под нашу дудочку Напляшешься, пострел! Мужьям в наш век решительно Стеречь должно жену: Вот как неутешительно Бросать ее одну! С родимыми пенатами Чуть-чуть ты разлучен - И хватами усатыми Весь дом твой окружен. 4 Приятные мечтания Я в сердце заключал, День бракосочетания Я лучшим почитал... Вдруг мне судьба повесила Беду на шею вновь: Жена закуролесила. И как ведь? стынет кровь! Не знал я прежде ревности, Сей гибельной чумы, От коей гибли в древности Великие умы, - Теперь я как помешанный. Мне нужен мщенья лавр, Понятен мне ты, бешеный Веницианский мавр! <1841>

Из водевиля "Актер"

И вот как у нас понимают искусство! Вот как на жрецов его люди глядят: Ты тратишь и силы, и душу, и чувства,- За то тебя именем шута клеймят! Талант твой считают за ложь и обманы: Понять его - выше их сил и ума. Им нет в нем святыни, для них шарлатаны И Гаррик, и Кин, и Лекень, и Тальма! <1841>

166. Из водевиля "Вот что значит влюбиться в актрису"

Ах, как мило! ах, как чудно - Быть актрисой, всех пленять, Над толпою многолюдной Каждый день торжествовать!.. Чуть на сцену - все лорнеты На тебя устремлены, Генералы и корнеты - Все тобой поражены! Тот стишки тебе скропает, Тот срисует твой портрет, Тот с любовью предлагает На придачу фунт конфет. Не играешь - балагуришь, Будь дурна хоть выше мер... Глазки сделаешь, прищуришь, И захлопает партер! <1841>

167. Из водевиля "Дедушкины попугаи"

Чтоб о женщинах понятья Сын ваш как не разгадал, Я всех женщин без изъятья Из истории прогнал... Клеопатру, Феодору, Катерину Медичи - Всех без счету, без разбору В шкаф я запер на ключи, Сам об них молчал как рыба, Но и тут брала тоска, - Благо в нем еще, спасибо, Кровь не слишком-то жарка. Есть такие забияки, Что запри их хоть замком, Словно гончие собаки, Слышат женщину чутьем! <1841>

168. Актриса

На сцене я для всех загадка: Иначе действую, хожу, Смотрю так весело, так сладко, Что хоть кого обворожу. Но посмотрите за кулисы, Там изменяюсь я тотчас - Театр, актеры и актрисы Не то на деле, что для глаз! Что вас в театре занимает, Что вас из кресел и из лож Так веселит, так поражает - Всё подражание, всё ложь! У нас поддельные картины, Умны мы - от чужих речей, Природа наша - из холстины, А солнце наше - из свечей. Рассчитаны движенья наши. Суфлер - вот наше волшебство, И сами мы, кумиры ваши,- Актеры, больше ничего! За нами можно волочиться В честь нашей славе и красе, Мы даже любим тем гордиться - Мы те же женщины, как все. Поклонников у каждой вволю, На сцену явится едва! И на мою, признаться, долю Их также есть десятка два! Они болтливы все, любезны, И даже остры на полдня, Притом они мне и полезны: Они так хвалят все меня! В честь мне дрожат в театре стены От их здоровых, крепких рук, А я за то порой со сцены Им глазки делаю - всем вдруг! <1841>

169. Из повести "В Сардинии"

Если жизнь ослепит блеском счастья глаза, Даст на счастье обет, Да изменит... солжет... и наступит гроза,- Есть терпенье для бед, Есть для горя - слеза! Если тот, с кем делить ты все тайны привык, Чью ты руку сжимал, Вдруг обидит тебя иль предаст хоть на миг,- Есть для мести - кинжал, Для проклятья - язык. И на всё и за всё оживляющий вновь В чем-нибудь есть ответ... Лишь ничем не зальешь страстью полную кровь... Гамм ответных нет Без любви на любовь! Под балконом тебя столько черных ночей Я стерег от измен. Сколько взоров кидал я тебе из очей, Сколько сплел кантилен!- Нет ответных речей! Подожду ... и уйду, как земле возвратят Светлый день небеса... Но уж завтра сюда не вернусь я назад... Есть для горя - слеза, Для отчаянья - яд! <1842>

170. Песнь Марии

Из драмы "Материнское благословение" В хижину бедную, богом хранимую, Скоро ль опять возвращусь? Скоро ли мать расцелую любимую, С добрым отцом обнимусь? Бледная, страшная, в грезах являлася Мать моя часто ко мне, И горячо я с мечтой обнималася, Будто с родимой, во сне!.. Сколько, я думаю, к горю привычная, Мать моя слез пролила... Если б отсюда она, горемычная, Речь мою слышать могла, Я закричала б ей,- пусть не пугается: "Жизнь для меня не тошна. Матушка! дочь твоя с горем не знается: Замуж выходит она!" <1842>

171. Из водевиля "Кольцо маркизы, или ночь в хлопотах"

Недолго нас незнанье мучит,- Чуть закипит огонь в крови, Сейчас же сердце нас научит Всем тайнам языка любви. Не верьте, если уверяем, Что не понять нам слов иных, А сами взоры потупляем, Краснеем при намеках злых. Притворство явно и безбожно! Зачем бы взоры потуплять? Того стыдится невозможно, Что невозможно понимать! Нам всё понятно чрезвычайно, И существует под луной В шестнадцать лет одна лишь тайна... А иногда - и ни одной!.. <1842>

172. Портреты

1 Суд современный, грешный суд - В нем судьи слепы, словно дети, Он то решает в пять минут, На что потребно пять столетий! Людей-гигантов каждый год У каждой множество эпохи, А как потомство наведет Свои правдивые итоги - Увы! огромная толпа Редеет, чуть не исчезает!... Судьба на гениев скупа, Она веками их рождает!... 2 Подчас войдет случайно в моду Поэт, актер иль музыкант, Который сам не думал сроду, Что дал господь ему талант. Но вот о нем все закричали И докричались до того, Что бюст счастливца изваяли, Великим прозвали его... А он? Он с бюстом чудно сходен: Он так же точно, как и бюст, Формально никуда не годен, Ни в чем не грешен, тих и пуст! 3 С кого не пишем мы портретов?.. Богач, без мозга, без души, Нам задал несколько обедов - Скорей портрет с него пиши! Тотчас чудес о нем наскажут, Опишут жизнь его в два дни И исторически докажут, Что он Горацию сродни. Полна хвалами биографья, Где строчка каждая ложна И где жена его Агафья Агатой важно названа... 4 Иной полвека делал зло, Труслив, бессовестен, продажен, Но счастье плуту повезло, И вдруг он стал спесив и важен. У всех поклонников своих На стенках тщательно повешен, Он на портрете добр и тих, Как агнец, кроток и безгрешен, Но разгляди его вполне, В оригинале - не в картине: Ему б висеть не на стене, Ему висеть бы на осине! 5 Иной, напротив, щедр и знатен, Прилично вел себя всегда, И громких дел, и черных пятен Равно душа его чужда. Он добр и пуст, и слава богу! Ему зевать бы да толстеть, Но и к нему нашло дорогу Желанье - в рамке повисеть. Занятий не берет он в руки, Чужим умом дела ведет, А сам от праздности и скуки Свои портреты издает... 6 Какой-нибудь писатель странный Во сне увидит сгоряча, Что он из тысячи избранный, И ну писать, писать с плеча! Почуяв лавры над главою, Тотчас он тиснул свой портрет, С улыбкой гордою и злою, "Как Байрон, гордости поэт". Но байроническою миной Он никого не удивил... Он поросенка в коже львиной Напомнил всем - и насмешил! 7 В иной актрисе нет приметы Ума, таланта и души, Но пишут все с нее портреты За то, что глазки хороши. Актер на сцене фарсирует, А в частной жизни с ним сойдись - Облобызает и надует, А ты ему же подивись! Вот он: портрет его так важен! Вообразить не станет сил, Что и душою он продажен, Да и способностями хил! 8 Суд современный, грешный суд - В нем судья слепы, словно дети, Он то решает в пять минут, На что потребно пять столетий! Людей-гигантов каждый год У каждой множество эпохи, А как потомство наведет Свои правдивые итоги - Увы! огромная толпа Редеет, чуть не исчезает!.. Судьба на гениев скупа, Она веками их рождает!.. <1842>

173. Из рецензии на "Русский патриот. Отечественное песнопение..."

  Привет русскому патриоту Умолкни в мире глас наветов, Склони главу, подлунный свет, И громко грянь творцу приветов Нелицемерный свой привет! Сей дивный муж твореньем новым Днесь всю Европу огласил И в нем весь мир приветным словом Без исключенья подарил! Когда, сознав в душе отвагу, Свою он книгу издавал, То даже серую бумагу Приветом братским обласкал. И пусть жестокие зоилы Все скажут: в книге толку нет! Лишь были б перья да чернилы - И им напишет он привет. Проснется правда, зла каратель, Потомство взглянет и найдет, Что рифм приветственный слагатель Был гений, "русский патриот". И если в гору, полный жару, Его не вывезет Пегас,- Оно прогоны даст на пару Для отправленья на Парнас! <1842>

174. Из рецензии на "Пять стихотворений Н. Ступина..."

У нее, как у страдальца, Неприятный желтый цвет; Шириной она в два пальца, В ней на палец толку нет. При журнале на узоре, Может быть, читатель мой, Вы видали инфузорий - Вот портрет ее живой! По формату, по сюжету Неописанно мала, Странно, как, на диво свету, В свет в наш век она зашла! Всех возможных предприятий Удивительней она: Для нуждающихся братий, Говорят, сотворена. За усердье честь и слава И еще бы кое-что,- Но, нам кажется , в ней, право, Не нуждается никто! Видно, ей погибнуть вмале Жребий горький предстоит. Вот, послушайте, в начале Что наш автор говорит: "Доселе я не торговал Небесным даром вдохновенья, Ни дум, ни чувств не продавал, Не продавал воображенья. Зачем теперь я изменил Обет души, обет смиренный, Перо печатью заменил И в торг пускаюся презренный?" << (Стр.7 и 9) >> В самом деле, для чего вы Изменили свой обет? Сами ж вы, держась основы, Говорите, наш поэт: "Кто для земных, для мелких нужд Продаст небесный дар за злато, Корыстолюбия не чужд, Готов платить святою платой За хлеб, за деньги на вино,- Ужель в душе его презренной Есть чувство светлое одно, Ужель певец он вдохновенный?" << (Стр.17 и 18) >> Но пора беседе нашей Положить конец давно, А то больше книге вашей Выйдет взгляд наш неравно. В заключенье допустите Вам совет полезный дать: Строже впредь обет храните - Грех обеты нарушать! <1842>

175.

Еще звено от цепи вековой Оторвалось и с грохотом упало Туда, где всё берет свое начало, Где всё конец находит роковой, Где спят года и славы и позора. Еще к векам забвенным прибыл год - И нет его! Он снова не придет, Но нет ему и тяжкого укора! Что начертал неумолимый рок, Сбылося то по воле провиденья: Не он был скуп на наслажденья, А жребий мира был жесток! <1843>

176. Кабинет восковых фигур

Из Вены, в человеческий рост, Содержащий более 125 частию вращающихся фигур Или автоматов, групп и изображений Предметов исторических и мифологических, Из коих многие целые из воску. Каждый день с 4 до 9 часов пополудни Показываются публике При великолепном освещении Кто не учился в детстве в школах, Историй мира не читал, Кто исторических героев В натуре видеть не желал, И кто в часы уединенья, В часы вечерней тишины Не рисовал воображеньем Картин геройской старины? Чтоб оживить свои идеи, О чем мечтала старина, Так вы идите в галерею, Идите в дом Осоргина. Там всё, что умерло и сгнило, Мы оживили навсегда. Оно и дешево и мило: Ей-ей, смотрите, господа! Чем вам по Невскому слоняться, Морозить уши и носы, Идите с прошлым повидаться, Смотреть истлевшие красы. Там целый ряд былых деяний Людей умерших и живых Предстанет в пышных одеяньях В лице героев восковых. Вы их с вниманьем рассмотрите,- Довольны будете собой, Притом художнику дадите За труд награду с похвалой. Взойдете - прямо перед вами Стоит задумавшись один, Тальма, прославленный людями, Французской сцены исполин. Его французы все любили, Он их героев представлял; Как мы их лица оживили, Так он их страсти оживлял. Иван Иваныч Штейнигер-с С саженной бородою, Он был в немецком городе-с Когда-то головою. А вот Вильгельм Васильевич Тель, парень молодой; Он славно дрался с немцами За город свой родной. Он - штука не последняя - В историю попал, Хоть в жизнь свою истории Ни разу не читал. А жил-то он в Швейцарии В то время, когда там Жил Геслер, злой правитель их, Всех щелкал по ушам. Там этому-то Геслеру Тель как-то нагрубил. У Теля сын был маленький, Отец его любил. Ну, Геслер и велел ему, Чтоб в сына он стрелял И яблоко с главы его Стрелой своею снял. С тоскою Тель прицелился, Вдруг воздух завизжал, Все вскрикнули от радости - Он в яблоко попал. Всё это здесь представлено, Всяк сделан как живой: Сам Геслер, Тель, жена его, И сын, и тесть седой - Картина интересная. Да что тут толковать, Придите, так увидите - Мы рады показать. Вот лорд Кохрен, британец храбрый, Одет в пурпуровый мундир; И с ним Миаули отважный, Известный греков командир. И предводитель фильелинов, Искавший счастия людей И храбро дравшихся за греков Для славы собственной своей; Фабвье, полковник знаменитый, Порядку греков он учил, От императора французов Он крест французский получил. Встречался с турками он редко, Да больно турок не любил, Хотя и редко, да уж метко При каждой встрече колотил. К ним турка смуглого с посланьем Паша египетский прислал, Тот турок, полн негодованья, Вождям посланье отдавал. А здесь рожденный для короны, Еще в младенческих летах, Представлен сын Наполеона У юной мамки на руках. С дитяти глаз она не сводит, Его лелеет, веселит, С ним на руках весь день проводит, Всю ночь у ног его сидит. Смотрите больше на ребенка: Печать несчастия на нем, Рейштадтским герцогом он умер, Родился римским королем. А здесь царевна молодая Во всей красе, во цвете лет, С тоскою взоры устремляет В последний раз на божий свет. Пред нею, преклонив колена, Стоит Мельвиль, седой старик, Товарищ гибельного плена, Главою грустною поник. Вокруг, в тревожном ожиданьи, С слезами фрельны на глазах Сидят, прощаясь до свиданья В блаженной жизни, в небесах. Вот графы Кентский и Шревсбури, И мрачен их печальный взор, Они несут, как тучи бурю, Царевне грозный приговор. Еще вблизи от эшафота, С улыбкой зверства на устах, Стоит отверженец народа, Палач с секирою в руках. При первом взгляде на картину Все фибры сердца задрожат, Ведь это страшная кончина Несчастной Марии Стюарт!!! Ах, вот еще про этого, Совсем было забыл, Когда взойдете в двери вы, Тут немец прежде был, Сидит он, как оглянетесь, Весь в черном, небольшой, Так вы ему не кланяйтесь, Он мертвый, восковой. Знать, это Шульт, хозяин сам, Сначала думал я, Да что-то больно пристально Он смотрит на меня. Тут я и образумился - Знать, это не живой, Взглянул тотчас же в книжечку: Ах точно, восковой. Он Пальмом прозывается, В Нюрнберге прежде жил, Да книжечку какую-то Про немцев сочинил. Книжонка-то пустячная, Да франков он ругал, Так автора несчастного Француз и расстрелял. - А вот, пленительна как счастье, Стройна как дикая сосна, Царица неги, сладострастья Сидит, детьми окружена. Она бела, как снег ваш хладный, Как ваши зори, румяна, Как летний вечер ваш отрадна, Как цвет полуденный, нежна. Кто молод, в ком бушуют страсти, Кто их не в силах победить, Кто любит негу сладострастья, Кто может пламенно любить,- Вы не ходите в галерею, Не пробуждайте сердца сон, Не оживить вам Галатею, Как оживил Пигмалион. Венера сердцем овладеет, Все чувства страсти пробудит, Она и старость разогреет, А юность? - в прах испепелит. А здесь две старушоночки Танцуют менуэт. Величиной с котеночка, А 70 лишь лет, И рожицы умильные, Улыбка на устах, Старушки щепетильные, Смешны ну так, что страх! Ну вот и Кант, философ славный, А вот и Лютер, Меланхтон, Вольтер, писатель презабавный, Сатирик злой и атеист. А здесь сидит его патрон, Великий Фридрих, бич австрийцев, Король, писатель и артист. О вы, седые дипломаты, О вы, читатели газет, Есть и для вас в моей палате Презанимательный предмет. Сюда, сюда, Кузьма Петрович, Сюда, сюда, почтенный Шпак, Взойдите прямо и смотрите, Немного вправо, точно так: Преинтересная картина - Пред вами рядышком стоят И черноокая Христина, И черноусый Фердинанд. - Хотите видеть в отдаленьи От пулей, ядер и огня Картину грозного сраженья И смерть французского вождя,- Смотрите: бледный, помертвелый, На трупе бранного коня Лежит Моран, беспечно смелый, Средь грозной битвы и огня. Он был убит под Люнебургом, Который храбро защищал, И эту сцену в Петербурге Теперь кто б видеть не желал? Смотрите ж, вот она: всё мрачно, Вождя любимого всем жаль, На лицах воинов бесстрашных И безнадежность и печаль, А их доспехи боевые Сребром и золотом горят, Все эти лошади - живые, Все эти люди говорят! А здесь Махмуд, султан турецкий, Среди наложниц молодых, И азиятских, и немецких, И итальяночек живых. Потом Антония-девица, Она с усами, с бородой, Хотя с усами не годится Ходить девице молодой. А вот и тот, кто целый мир Геройской славой изумил, Пред кем Европа трепетала, Чье слово чтилось как закон, Чье имя храбрых ужасало, Кто прежде был Наполеон. Но смерть героя не щадила, Как он при жизни не щадил,- Она великого сразила, Как он всю жизнь свою разил; Под пышным черным балдахином Лежит герой Наполеон, Вокруг его стоят уныло Маршал Бертран и Монтолон, Вокруг развешаны знамена, Трофеи славы и побед, Под ними меч Наполеона, Который знает целый свет. Кто ж это в бархатной скуфейке, С крестом французским на груди, Сидит так смирно на скамейке, На гроб так пристально глядит? То славный Гете современник, Писатель с чувством и умом, То славный веймарский советник Виланд, вы знаете об нем; Виланд и Гете нам знакомы, И город Веймар нам сродни, Под сенью царственного дома Они так пышно расцвели. Как сердцу русскому не биться, Припомнив город нам родной, Его державная царица Была российскою княжной. А здесь Франклин - в года былые Он много истин нам открыл, Открыл отводы громовые И молний злобу усмирил. Кто это кроткое созданье, Кто эта дивная жена, За что на горе и страданье Она судьбой обречена? Каким небесным выраженьем Горят прекрасные глаза, В чертах и кротость, и смиренье, С ресницы катится слеза; Вблизи страдалицы прекрасной Истлевший череп и земля Напоминают ей всечасно Тщету земного бытия. Ее назвать я вам не смею, Она не здешняя жена, Пред нею мир благоговеет, Она для неба создана!- А это просто чучело, Стоит такой смешной, В старинной шапке с бантиком, С небритой бородой. Стоит да ухмыляется, Как лошадь на овес, Да так и заливается, Такую дичь понес. Какой-то вальс чувствительный Орган его поет, Ну просто так разительно, Что всякого проймет; Из воску весь составлен он, А как живой стоит, Одно мне в нем не нравится - Совсем не говорит. Приятно б побеседовать - Он много, чай, видал, Когда с своей шарманкою В Неметчине гулял. Известно, что в Неметчине Не то, что на Руси, И бабы словно барыни, Поди-ко расспроси! Да вот хоть эта барыня, Ведь с прялкою сидит, А тоже, смотришь, в чепчике, Да как еще вертит. Смешная, но преумная, Уж видно по глазам, Читает, верно, книги всё - Да только по складам. А вот еще компаньица, Прекраснейший народ, Картежники да пьяницы, Один из них урод, Не знает он приличия, Зевает за столом - Но, верно, невоспитанный. И платье-то на нем Не то, что на хозяине. Вот этот так дантист, Носина преогромнейший, Должно быть что артист. Одет весьма прилично он, Да только без очков