Некрасов Николай Алексеевич - Собрание стихотворений. Том 1.

.. И еле мы дышим, Оттиснув наконец и выдав книжку нашу... Но какова она?.. Которые статьи Охотно вы прочли в кругу своей семьи? Какие усыпить успели милость вашу? Не знаем ничего, и знать нам мудрено. Конечно, судят нас собратья аккуратно; Но замечать они умеют только пятна, И в беспристрастии их упрекнуть грешно! Купаясь в мелочной и тягостной борьбе, Которая порой близка бывает к драке, Увы! не знаем мы цены самим себе И ощупью бредем в каком-то полумраке! Кто ж может этот путь тернистый осветить? Кто на дурное нам беззлобиво укажет? Кто за хорошее нам благодарность скажет, Умея покарать, умея и простить? << Подписчик >> Конечно, публика... << Журналист >> К тому и речь веду я. Как умный человек и как подписчик мой, Вы представителем явились предо мной Всей нашей публики; и вас теперь спрошу я: Довольны ли вы тем, что производим мы? Интересуют ли читателей умы "Словесность","Критика","Хозяйство","Смесь","Науки"? Что любит публика? к чему негоряча?.. << Подписчик >> Благодаря всевластной силе скуки И рьяности чтецов, читаются с плеча, За исключением "Наук" и "Домоводства", Все ваши рубрики... << Журналист >> О стыд! о готтентотство! Ужель еще читать не начали "Наук"? << Подписчик >> Давно бы начали, но, батюшка , "Науки" Так пишутся у вас, что просто вон из рук! Охотно ставлю вам семью свою в поруки: Изрядным наделен достатком - сыновей Я дома воспитал, а дочек в пансионе, Страсть к чтению развита у всех моих детей; Засядем вечерком с журналом на балконе, Читаем, и летят скорехонько часы... Не спит моя жена; а как довольны дети! Но чуть в "Науки" я - повесят все носы, Как будто их поймал волшебник лютый в сети! Стараюсь убеждать, доказываю им, Что с пользою теперь мы время посвятим Не басенке пустой, а дельному трактату, И дети верят мне... Поближе к ним подсяду, Читаю, горячусь... Но такова статья, Что через час и сам спать начинаю я! Ну, что вы скажете?.. << Журналист >> Еще бы малым детям Читать вы начали ученые статьи!.. << Подписчик >> Нет, дети, батюшка, немалы уж мои, И в нашей публике ученей вряд ли встретим: Держал учителей, три года жил в Москве... Прислушивался я частехонько к молве И слышал всё одно:"Быть может, и прекрасно, Да только тяжело, снотворно и неясно!" Имейте, батюшка, слова мои в виду!.. Притом, какие вы трактуете предметы? "Проказы домовых, пословицы, приметы, О роли петуха в языческом быту, Значенье кочерги, история ухвата..." Нет, батюшка, таких статеек нам не надо! << Журналист >> Но ежели вопрос нас к истине ведет, Ученый помышлять обязан ли о скуке? << Подписчик >> Не спорю, батюшка, полезно всё в науке, И ваша кочерга с достоинством займет В ученом сборнике достойные страницы... Но если дилетант-читатель предпочтет Ученой кочерге пустые небылицы, Ужели он неправ? << Журналист >> Да вы против наук? << Подписчик >> Напротив, батюшка, я их всегдашний друг! И в вашем и в других журналах, хоть нечасто, Случалось мне встречать ученые статьи - Я сам, жена моя, домашние мои Читали жадно их, как повести... Нет, за сто Изрядных повестей, поверьте, не отдам Одной такой статьи: какое снисхожденье К невинной публике! какое изложенье! Не путешествуя, по дальним городам С туристом я блуждал; талантливый ученый Вопрос мне разъяснил в истории мудреный... Вот этаких статей побольше надо нам! << Журналист >> << со вздохом >> Ах, рады бы и мы всегда таким статьям, Да где их доставать? Таланты так ленивы, Что ежели статью в журнале в год прочли вы С известным именем - благополучный год! Но часто журналист и по три года ждет Обещанной статьи; а в публике толкуют, Что шарлатанит он... << Подписчик >> Куда как негодуют, Что обещаний вы не держите своих! << Журналист >> << махнув рукой >> Мы нынче и давать уж перестали их! << Подписчик >> Но прихотлив талант - в нем возбудить охоту Полезно иногда - скупитесь, видно, вы? << Журналист >> Помилуйте! платить готовы мы без счету! Кто только прогремит, по милости молвы, Тому наперехват и деньги и вниманье... Ох, дорогонько мне пришлось соревнованье! Набили цену так в последние года, Что наши барыши не годны никуда! Бог знает, из чего стараемся, хлопочем? "Известности" теперь так дорого берут, Что сбавил цену я своим чернорабочим... Романы, например... поверьте, приведут Мою и без того тщедушную особу К сухотке злой они, а может, и ко гробу! Спасение в одном - почаще перевод Печатай, и конец... << Подписчик >> По мне, так переводы Пора бы выводить решительно из моды, А много перевесть романа два-три в год... Не спорю: хороши французские романы, И в аглицких меня пленяет здравый ум... Но мы читаем их, как дети, наобум: Нас авторы ведут в неведомые страны; Народности чужой неясные черты Нам трудно понимать, не зная той среды, В которой романист рисуется как дома... То ль дело русский быт и русское житье? Природа русская?.. Жизнь русская знакома Так каждому из нас, так любим мы ее, Что, как ни даровит роман ваш переводный, Мы слабую ему статейку предпочтем, В которой нам дохнет картиною народной, И русской грустию, и русским удальством, Где развернется нам знакомая природа, Знакомые черты знакомого народа... << Журналист >> Вы судите умно. Всё к сведенью приму. Теперь же вам вопрос последний предлагаю: Сужденье ваше знать о "Критике" желаю... << Подписчик >> Позвольте умолчать. << Журналист >> Скажите, почему? << Подписчик >> Сегодня повод вам своей свободной речью Я подал, сударь мой, и так к противоречью, А если мнение о "Критике" скажу, Название глупца, пожалуй, заслужу. << Журналист >> Напротив, никогда! Ведь нет о вкусах спора! Прошу вас, и клянусь, что яблоком раздора Не будет никакой строжайший приговор. << Подписчик >> Ну, если так, я рад! Полезно разговор, О чем бы он ни шел, довесть до окончанья. Я вашей "Критики" любитель небольшой: Не то чтоб были в ней неверны замечанья, Но многословием, надутой пустотой, Самодовольствием, задором и педантством Смущает нас она... а пуще шарлатанством! Ну что хорошего? Как только летний жар Немного поспадет и осенью суровой Повеет над селом, над полем и дубровой, Меж вами, так и жди, поднимется базар! Забыв достоинство своей журнальной чести, Из зависти, вражды, досады, мелкой мести Спешите вы послать врагам своим стрелу. Враги стремительно бросают вам перчатку - И бурей роковой к известному числу Всё разрешается... Ошибку, опечатку С восторгом подхватив, готовы целый том О ней вы сочинить... А публика? Мы ждем, Когда окончится промышленная стычка, Критический отдел наполнившая весь И даже наконец забравшаяся в "Смесь", И думаем свое: "Несчастная привычка, Ошибка грустная испытанных умов, К чему ты приведешь?.." О, выразить нет слов, Как сами вы себя роняете жестоко, Как оскорбляете вы публику глубоко - И всё ведь из чего?.. Шумливая толпа Газетных писунов, журнальных ратоборцев, Напрасно мыслишь ты, что публика слепа!.. Я верю вам, когда бездарных стихотворцев Преследуете вы, трактуя свысока О рифме, о стихе, о формах языка, Во имя Пушкина, Жуковского и Гете, Доказывая им, что хуже в целом свете Не писывал никто и что рубить дрова Полезней, чем низать - "слова, слова, слова!" (Привычка водится за всем ученым миром Сужденье подкрепить то Данте, то Шекспиром). Я верю вам, когда озлобленным пером Вонзаетесь порой в нелепые романы, Пигмеям нанося решительные раны, В надежде щегольнуть и собственным умом; Когда неловкий стих или хромую фразу, Вдобавок исказив и, на потеху глазу, Косыми буквами поставив мне на вид, Кричите вы: "И вот что автор говорит! Где мысль, где логика, где истинное чувство? Тут попран здравый смысл, поругано искусство! О муза русская! осиротела ты!.." Горячность ваша мне хотя и непонятна (Вы знаете, что есть и в самом солнце пятна), Но верить я готов, что чувство правоты Внушило вам и желчь, и едкие сарказмы (Хотя противное видали и не раз мы!). Я также верил вам, сочувствовал душой, Когда в своих статьях, приличных и достойных, Вы отзывалися с разумной похвалой О Пушкине и о других покойных. Язык красноречив, манера хороша: Кто страстно так любил, так понимал искусство, В том был глубокий ум, горело ярко чувство, Светилася прекрасная душа!.. Когда авторитет, давно шумевший ложно, Вы разрушаете - вам также верить можно; Когда вы хвалите ученые труды, Успех которых вам не сделает беды, Я тоже верю вам (хоть страсть к литературе Вас в равновесии не держит никогда: То вдруг расходитесь, подобно грозной буре, То так расхвалитесь, что новая беда). Но иначе смотреть, иную думать думу Привык я, господа, прислушиваясь к шуму, Который иногда затеяв меж собой, Вы разрешаетесь осеннею грозой; Тоска меня берет, по телу дрожь проходит, Когда один журнал, к другому подходя, О совести своей журнальной речь заводит... << Журналист >> Ужели, мой журнал внимательно следя, И в нем открыли вы уловки самохвальства? << Подписчик >> О, как же, батюшка, и даже до нахальства!.. << Журналист >> << вскакивая >> Но где ж? Помилуйте! еще подобных слов Я сроду не слыхал... << Подписчик >> Уж будто? << Слуга >> << докладывает >> Хрипунов! << Журналист >> А! нужный человек! << Подписчик >> << вставая >> Так значит, до свиданья? Оно и хорошо, а то, разгорячась, До грубости свои довел я замечанья И засиделся сам,- прощайте! третий час! Простите, что мои сужденья были жестки (А может, скажете, что даже просто плоски). Но льстить не мастер я и спину гнуть в кольцо... Не думайте, что мы трудов не ценим ваших: Нет, дельный журналист - полезное лицо! В вас благодетелей мы часто видим наших, Мы благодарны вам за честные труды, Которых видимы полезные плоды,- Вы развиваете охоту к просвещенью, Вы примиряете нас с собственною ленью, И вам всегда открыт охотно наш карман - Нас опыт научил, что без статей журнальных Осенних вечеров, дождливых и печальных, Нам некуда девать! Невежества туман Рассеялся давно; смягчило время нравы; Разгульные пиры и грубые забавы Времен невежества сменило чередой Стремленье к знанию, искусствам благородным, И редкий дворянин - конечно, молодой - Теперь не предпочтет собакам превосходным Журнал ваш... Для чего ж грошовый интерес Над правдою берет в вас часто перевес? К чему хвастливый тон, осенние раздоры, Зацепки, выходки, улики, желчь и споры? К чему самих себя так глупо унижать? Поверьте, публика поймет и без навета, Что хорошо у вас, что дурно у соседа, Да, право, и труда большого нет понять! Поверьте, всё пойдет и тихо и прекрасно, Когда вы станете трудиться, господа, Самостоятельно, разумно и согласно - И процветете все на многие года!.. Прощайте! надоел я вам своим болтаньем; Но если речь мою почтили вы вниманьем, Готов я забрести, пожалуй, и опять... << Журналист >> Весьма обяжете... Прощайте! буду ждать! <1851,1874>

38. Новый год

Что новый год, то новых дум, Желаний и надежд Исполнен легковерный ум И Мудрых и невежд. Лишь тот, кто под землей сокрыт, Надежды в сердце не таит!.. Давно ли ликовал народ И радовался мир, Когда рождался прошлый год При звуках чаш и лир? И чье суровое чело Лучом надежды не цвело? Но меньше ль видел он могил, Вражды и нищеты? В нем каждый день убийцей был Какой-нибудь мечты; Не пощадил он никого И не дал людям ничего! При звуках тех же чаш и лир, Обычной чередой Бесстрастный гость вступает в мир Бесстрастною стопой - И в тех лишь нет надежды вновь, В ком навсегда застыла кровь! И благо!.. С чашами в руках Да будет встречен гость, Да разлетится горе в прах, Да умирится злость - И в обновленные сердца Да снидет радость без конца! Нас давит времени рука, Нас изнуряет труд, Всесилен случай, жизнь хрупка, Живем мы для минут, И то, что с жизни взято раз, Не в силах рок отнять у нас! Пускай кипит веселый рок Мечтаний молодых - Им предадимся всей душой... А время скосит их?- Что нужды! Снова в свой черед В нас воскресит их новый год... <1851>

39. За городом

"Смешно! нас веселит ручей, вдали журчащий, И этот темный дуб, таинственно шумящий; Нас тешит песнею задумчивой своей, Как праздных юношей, вечерний соловей; Далекий свод небес, усеянный звездами, Нам кажется, простерт с любовию над нами; Любуюсь месяцем, оглядывая даль, Мы чувствуем в душе ту тихую печаль, Что слаще радости... Откуда чувства эти? Чем так довольны мы?.. Ведь мы уже не дети! Ужель поденный труд наклонности к мечтам Еще в нас не убил?.. И нам ли, беднякам, На отвлеченные природой наслажденья Свободы краткие истрачивать мгновенья?" - Э! полно рассуждать! искать всему причин! Деревня согнала с души давнишний сплин. Забыта тяжкая, гнетущая работа, Докучной бедности бессменная забота,- И сердцу весело... И лучше поскорей Судьбе воздать хвалу, что в нищете своей, Лишенные даров довольства и свободы, Мы живо чувствуем сокровища природы, Которых сильные и сытые земли Отнять у бедняков голодных не могли... <1852>

40. Старики

Неизбежные напасти, Бремя лет, трудов и зла Унесли из нашей страсти Много свету и тепла. Сердце - времени послушно - Бьется ровной чередой, Расстаемся равнодушно, Не торопимся домой. Что таиться друг от друга? Поседел я - видишь ты; И в тебе, моя подруга, Нету прежней красоты. Что ж осталось в жизни нашей? Ты молчишь... печальна ты... Не случилось ли с Парашей - Сохрани господь - беды?.. <1852>

41.

<< Из Гейне >> Ах, были счастливые годы! Жил шумно и весело я, Имел я большие доходы, Со мной пировали друзья; Я с ними последним делился, И не было дружбы нежней, Но мой кошелек истощился - И нет моих милых друзей! Теперь у постели больного - Как зимняя вьюга шумит - В ночной своей кофте, сурово Старуха-Забота сидит. Скрипя, раздирает мне ухо Ее табакерка порой. Как страшно кивает старуха Седою своей головой! Случается, снова мне снится То полное счастья житье, И станет отраднее биться Изнывшее сердце мое... Вдруг скрип, раздирающий ухо,- И мигом исчезла мечта! Сморкается громко старуха, Зевает и крестит уста. <1851 или 1852>

42.

Блажен незлобивый поэт, В ком мало желчи, много чувства: Ему так искренен привет Друзей спокойного искусства; Ему сочувствие в толпе, Как ропот волн, ласкает ухо; Он чужд сомнения в себе - Сей пытки творческого духа; Любя беспечность и покой, Гнушаясь дерзкою сатирой, Он прочно властвует толпой С своей миролюбивой лирой. Дивясь великому уму, Его не гонят, не злословят, И современники ему При жизни памятник готовят... Но нет пощады у судьбы Тому, чей благородный гений Стал обличителем толпы, Ее страстей и заблуждений. Питая ненавистью грудь, Уста вооружив сатирой, Проходит он тернистый путь С своей карающею лирой. Его преследуют хулы: Он ловит звуки одобренья Не в сладком ропоте хвалы, А в диких криках озлобленья. И веря и не веря вновь Мечте высокого призванья, Он проповедует любовь Враждебным словом отрицанья,- И каждый звук его речей Плодит ему врагов суровых, И умных и пустых людей, Равно клеймить его готовых. Со всех сторон его клянут И, только труп его увидя, Как много сделал он, поймут, И как любил он - ненавидя! <конец февраля 1852>

43. Муза

Нет, Музы ласково поющей и прекрасной Не помню над собой я песни сладкогласной! В небесной красоте, неслышимо, как дух, Слетая с высоты, младенческий мой слух Она гармонии волшебной не учила, В пеленках у меня свирели не забыла, Среди забав моих и отроческих дум Мечтой неясною не волновала ум И не явилась вдруг восторженному взору Подругой любящей в блаженную ту пору, Когда томительно волнуют нашу кровь Неразделимые и Муза и Любовь... Но рано надо мной отяготели узы Другой, неласковой и нелюбимой Музы, Печальной спутницы печальных бедняков, Рожденных для труда, страданья и оков,- Той Музы, плачущей, скорбящей и болящей, Всечасно жаждущей, униженно просящей, Которой золото - единственный кумир... В усладу нового пришельца в божий мир, В убогой хижине, пред дымною лучиной, Согбенная трудом, убитая кручиной, Она певала мне - и полон был тоской И вечной жалобой напев ее простой. Случалось, не стерпев томительного горя, Вдруг плакала она, моим рыданьям вторя, Или тревожила младенческий мой сон Разгульной песнею... Но тот же скорбный стон Еще пронзительней звучал в разгуле шумном. Всё слышалося в нем в смешении безумном: Расчеты мелочной и грязной суеты, И юношеских лет прекрасные мечты, Погибшая любовь, подавленные слезы, Проклятья, жалобы, бессильные угрозы. В порыве радости, с неправдою людской Безумная клялась начать упорный бой. Предавшись дикому и мрачному веселью, Играла бешено моею колыбелью, Кричала: "Мщение!"- и буйным языком В сообщники звала господень гром! В душе озлобленной, но любящей и нежной Непрочен был порыв жестокости мятежной. Слабея медленно, томительный недуг Смирялся, утихал... и выкупалось вдруг Всё буйство дикое страстей и скорби лютой Одной божественно-прекрасною минутой, Когда страдалица, поникнув головой, "Прощай врагам своим!" шептала надо мной... Так вечно плачущей и непонятной девы Лелеяли мой слух суровые напевы, Покуда наконец обычной чередой Я с нею не вступил в ожесточенный бой. Но с детства прочного и кровного союза Со мною разорвать не торопилась Муза: Чрез бездны темные Насилия и Зла, Труда и Голода она меня вела - Почувствовать свои страданья научила И свету возвестить о них благословила... ( 1852 )

44. ПРЕКРАСНАЯ ПАРТИЯ

1 У хладных невских берегов, В туманном Петрограде, Жил некто господин Долгов С женой и дочкой Надей. Простой и добрый семьянин, Чиновник непродажный, Он нажил только дом один - Но дом пятиэтажный. Учась на медные гроши, Не ведал по-французски, Был добр по слабости души, Но как-то не по-русски: Есть русских множество семей, Они как будто добры, Но им у крепостных людей Считать не стыдно ребры. Не отличался наш Долгов Такой рукою бойкой И только колотить тузов Любил козырной двойкой. Зато господь его взыскал Своею благодатью: Он город за женою взял И породнился с знатью. Итак, жена его была Наклонна к этикету И дом как следует вела,- Под стать большому свету: Сама не сходит на базар И в кухню ни ногою; У дома их стоял швейцар С огромной булавою; Лакеи чинною толпой Теснилися в прихожей, И между ними ни одной Кривой и пьяной рожи. Всегда сервирован обед И чай весьма прилично, В парадных комнатах паркет Так вылощен отлично. Они давали вечера И даже в год два бала: Играли старцы до утра, А молодежь плясала; Гремела музыка всю ночь, По требованью глядя. Царицей тут была их дочь - Красивенькая Надя. 2 Ни преждевременным умом, Ни красотой нимало В невинном возрасте своем Она не поражала. Была ленивой в десять лет И милою резвушкой: Цветущ и ясен, божий свет Казался ей игрушкой. В семнадцать - сверстниц и сестриц Всех красотой затмила, Но наших чопорных девиц Собой не повторила: В глазах природный ум играл, Румянец в коже смуглой, Она любила шумный бал И не была там куклой. В веселом обществе гостей Жеманно не молчала И строгой маменьки своей Глазами не искала. Любила музыку она Не потому, что в моде; Не исключительно луна Ей нравилась в природе. Читать любила иногда И с книгой не скучала, Напротив, и гостей тогда И танцы забывала; Но также синего чулка В ней не было приметы: Не трактовала свысока Ученые предметы, Разбору строгому еще Не предавала чувство И не трещала горячо О святости искусства. Ну, словом, глядя на нее, Поэт сказал бы с жаром: "Цвети, цвети, дитя мое! Ты создана недаром!.." Уж ей врала про женихов Услужливая няня. Немало ей писал стихов Кузен какой-то Ваня. Мамаша повторяла ей: "Уж ты давно невеста". Но в сердце береглось у ней Незанятое место. Девичий сон еще был тих И крепок благотворно. А между тем давно жених К ней сватался упорно... 3 То был гвардейский офицер, Воитель черноокий. Блистал он светскостью манер И лоб имел высокий; Был очень тонкого ума, Воспитан превосходно, Читал Фудраса и Дюма И мыслил благородно; Хоть книги редко покупал, Но чтил литературу И даже анекдоты знал Про русскую цензуру. В Шекспире признавал талант За личность Дездемоны И строго осуждал Жорж Санд, Что носит панталоны; Был от Рубини без ума, Пел басом "Caro mio" И к другу при конце письма Приписывал: "addio". Его любимый идеал Был Александр Марлинский, Но он всему предпочитал Театр Александринский. Здесь пищи он искал уму, Отхлопывал ладони, И были по сердцу ему И Кукольник и Кони. Когда главою помавал, Как некий древний магик, И диким зверем завывал Широкоплечий трагик, И вдруг влетала, как зефир, Воздушная Сюзета - Тогда он забывал весь мир, Вникая в смысл куплета. Следил за нею чуть дыша, Не отрывая взора, Казалось, вылетит душа С его возгласом: "фора!" В нем бурно поднимала кровь Все силы молодые. Счастливый юноша! любовь Он познавал впервые! Отрада юношеских лет, Подруга идеалам, О сцена, сцена! не поэт, Кто не был театралом, Кто не сдавался в милый плен, Не рвался за кулисы И не платил громадных цен За кресла в бенефисы, Кто по часам не поджидал Зеленую карету И водевилей не писал На бенефис "предмету"! Блажен, кто успокоил кровь Обычной чередою: Успехом увенчал любовь И завелся семьею; Но тот, кому не удались Исканья,- не в накладе: Прелестны грации кулис - Покуда на эстраде, Там вся поэзия души, Там места нет для прозы. А дома сплетни, барыши, Упреки, зависть, слезы. Так отдает внаймы другим Свой дом владелец жадный, А сам, нечист и нелюдим, Живет в конуре смрадной. Но ты, к кому души моей Летят воспоминанья,- Я бескорыстней и светлей Не видывал созданья! Блестящ и краток был твой путь... Но я на эту тему Вам напишу когда-нибудь Особую поэму... В младые годы наш герой К театру был прикован, Но ныне он отцвел душой - Устал, разочарован! Когда при тысяче огней В великолепной зале, Кумир девиц, гроза мужей, Он танцевал на бале, Когда являлся в маскарад Во всей парадной форме, Когда садился в первый ряд И дико хлопал "Норме", Когда по Невскому скакал С усмешкой губ румяных И кучер бешено кричал На пару шведок рьяных, - Никто б, конечно, не узнал В нем нового Манфреда Но ах! он жизнию скучал - Пока лишь до обеда. Являл он Байрона черты В характере усталом: Не верил в книги и мечты, Не увлекался балом. Он знал: фортуны колесо Пленяет только младость; Он в ресторации Дюсо Давно утратил радость! Не верил истине в друзьях - Им верят лишь невежды, - С кием и с картами в руках Познал тщету надежды! Он буйно молодость убил, Взяв образец в Ловласе, И рано сердце остудил У Кессених в танцклассе! Расстроил тысячу крестьян, Чтоб как-нибудь забыться... Пуста душа, и пуст карман - Пора, пора жениться!

   4 Недолго в деве молодой Таилося раздумье... "Прекрасной партией такой Пренебрегать - безумье", - Сказала плачущая мать, Дочь по головке гладя, И не могла ей отказать Растроганная Надя. Их сговорили чередой И обвенчали вскоре. Как думаешь, читатель мой, На радость или горе? .. 1852

45.

О письма женщины, нам милой! От вас восторгам нет числа, Но в будущем душе унылой Готовите вы больше зла. Когда погаснет пламя страсти Или послушаетесь вы Благоразумья строгой власти И чувству скажите: увы! - Отдайте ей ее посланья Иль не читайте их потом, А то нет хуже наказанья, Как задним горевать числом. Начнешь с усмешкою ленивой, Как бред невинный и пустой, А кончишь злобою ревнивой Или мучительной тоской... О ты, чьих писем много, много В моем портфеле берегу! Подчас на них гляжу я строго, Но бросить в печку не могу. Пускай мне время доказало, Что правды в них и проку мало, Как в праздном лепете детей, Но и теперь они мне милы - Поблекшие цветы с могилы Погибшей юности моей! 1852

46. БУРЯ

Долго не сдавалась Любушка-соседка, Наконец шепнула: "Есть в саду беседка, Как темнее станет - понимаешь ты? .." Ждал я, исстрадался, ночки-темноты! Кровь-то молодая: закипит - не шутка! Да взглянул на небо - и поверить жутко! Небо обложилось тучами кругом... Полил дождь ручьями - прокатился гром! Брови я нахмурил и пошел угрюмый - "Свидеться сегодня лучше и не думай! Люба белоручка, Любушка пуглива, В бурю за ворота выбежать ей в диво. Правда, не была бы буря ей страшна, Если б... да настолько любит ли она?.." Без надежды, скучен прихожу в беседку, Прихожу и вижу - Любушку-соседку! Промочила ножки и хоть выжми шубку... Было мне заботы обсушить голубку! Да зато с той ночи я бровей не хмурю Только усмехаюсь, как заслышу бурю... (1850,1853)

47. ПАМЯТИ БЕЛИНСКОГО

Наивная и страстная душа, В ком помыслы прекрасные кипели, Упорствуя, волнуясь и спеша, Ты честно шел к одной высокой цели; Кипел, горел - и быстро ты угас! Ты нас любил, ты дружеству был верен - И мы тебя почтили в добрый час! Ты по судьбе печальной беспримерен: Твой труд живет и долго не умрет, А ты погиб, несчастлив и незнаем! И с дерева неведомого плод, Беспечные, беспечно мы вкушаем. Нам дела нет, кто возрастил его, Кто посвящал ему и труд и время, И о тебе не скажет ничего Своим потомкам сдержанное племя... И, с каждым днем окружена тесней, Затеряна давно твоя могила, И память благодарная друзей Дороги к ней не проторила... (между 1851 и 1853)

48. ЗАСТЕНЧИВОСТЬ

Ах ты, страсть роковая, бесплодная, Отвяжись, не тумань головы! Осмеет нас красавица модная, Вкруг нее увиваются львы: Поступь гордая, голос уверенный, Что ни скажут - их речь хороша, А вот я-то войду как потерянный - И ударится в пятки душа! На ногах словно гири железные, Как свинцом налита голова, Странно руки торчат бесполезные, На губах замирают слова. Улыбнусь - непроворная, жесткая, Не в улыбку улыбка моя, Пошутить захочу - шутка плоская: Покраснею мучительно я! Помещусь, молчаливо досадуя, В дальний угол... уныло смотрю И сижу неподвижен, как статуя, И судьбу потихоньку корю: "Для чего-де меня, горемычного, Дураком ты на свет создала? Ни умишка, ни виду приличного, Ни довольства собой не дала?.." Ах! судьба ль меня, полно, обидела? Отчего ж, как домой ворочусь (Удивилась бы, если б увидела), И умен и пригож становлюсь? Всё припомню, что было ей сказано, Вижу: сам бы сказал не глупей... Нет! мне в божьих дарах не отказано, И лицом я не хуже людей! Малодушье пустое и детское, Не хочу тебя знать с этих пор! Я пойду в ее общество светское, Я там буду умен и остер! Пусть поймет, что свободно и молодо В этом сердце волнуется кровь, Что под маской наружного холода Бесконечная скрыта любовь... Полно роль-то играть сумасшедшего, В сердце искру надежды беречь! Не стряхнуть рокового прошедшего Мне с моих невыносливых плеч! Придавила меня бедность грозная, Запугал меня с детства отец, Бесталанная долюшка слезная Извела, доконала вконец! Знаю я: сожаленье постыдное, Что как червь копошится в груди, Да сознанье бессилья обидное Мне осталось одно впереди... (1852 или 1853)

49. ОТРЫВКИ ИЗ ПУТЕВЫХ ЗАПИСОК ГРАФА ГАРАНСКОГО

49. ОТРЫВКИ ИЗ ПУТЕВЫХ ЗАПИСОК ГРАФА ГАРАНСКОГО Я путешествовал недурно: русский край Оригинальности имеет отпечаток; Не то чтоб в деревнях трактиры были - рай, Не то чтоб в городах писцы не брали взяток - Природа нравится громадностью своей. Такой громадности не встретите нигде вы: Пространства широко раскинутых степей Лугами здесь зовут; начнутся ли посевы - Не ждите им конца! подобно островам, Зеленые леса и серые селенья Пестрят равнину их, и любо видеть вам Картину сельского обычного движенья... Подобно муравью, трудолюбив мужик: Ни грубости их рук, ни лицам загорелым Я больше не дивлюсь: я видеть их привык В работах полевых чуть не по суткам целым. Не только мужики здесь преданы труду, Но даже дети их, беременные бабы - Все терпят общую, по их словам, "страду", И грустно видеть, как иные бледны, слабы! Я думаю земель избыток и лесов Способствует к труду всегдашней их охоте, Но должно б вразумлять корыстных мужиков, Что изнурительно излишество в работе. Не такова ли цель - в немецких сертуках Особенных фигур, бродящих между ними? Нагайки у иных заметил я в руках... Как быть! не вразумишь их средствами другими: Натуры грубые!..

  

  

  Какие реки здесь! Какие здесь леса! Пейзаж природы русской Со временем собьет, я вам ручаюсь, спесь С природы реинской, но только не с французской! Во Франции провел я молодость свою; Пред ней, как говорят в стихах, всё клонит выю, Но всё ж, по совести и громко признаю, Что я не ожидал найти такой Россию! Природа не дурна: в том отдаю ей честь,- Я славно ел и спал, подьячим не дал штрафа... Да, средство странствовать и по России есть - С французской кухнею и с русским титлом графа!.. Но только худо то, что каждый здесь мужик Дворянский гонор мой, спокойствие и совесть Безбожно возмущал; одну и ту же повесть Бормочет каждому негодный их язык: Помещик - лиходей! а если управитель, То, верно,- живодер, отъявленный грабитель! Спрошу ли ямщика: "Чей, братец, виден дом?" - "Помещика..."- "Что, добр?" - "Нешто, хороший барин, Да только... " - "Что, мой друг?" - "С тяжелым кулаком, Как хватит - год хворай". - "Неужто? вот татарин!" - "Э, нету, ничего! маненечко ретив, А добрая душа, не тяготит оброком, Почасту с мужиком и ласков и правдив, А то скулу свернет, вестимо ненароком! Куда б еще не шло за барином таким, А то и хуже есть. Вот памятное место: Тут славно мужички расправились с одним..." - А что ?" - "Да сделали из барина-то тесто ". - "Как тесто ?" - "Да в куски живого изрубил Его один мужик... попал такому в лапы..." - "За что же?" - "Да за то что барин лаком был На свой, примерно, гвоздь чужие вешать шляпы". - "Как так ?" - "Да так , сударь : как женится мужик, Веди к нему жену; проспит с ней перву ночку, А там и к мужу в дом... да наш народец дик Сначала потерпел - не всяко лыко в строчку,- А после и того... А вот, примерно, тут, Извольте посмотреть - домок на косогоре, Четыре барышни-сестрицы в нем живут, Так мужикам от них уж просто смех и горе Именья - семь дворов; так бедно, что с трудом Дай бог своих детей прохарчить мужичонку, А тут еще беда: что год, то в каждый дом Сестрицы-барышни подкинут по ребенку". - "Как, что ты говоришь?" - А то , что в восемь лет Так тридцать три души прибавилось в именье. Убытку барышням, известно дело, нет, Да, сударь, мужичкам какое разоренье !" Ну, словом, всё одно: тот с дворней выезжал Разбойничать, тот затравил мальчишку ,- Таких рассказов здесь так много я слыхал, Что скучно, наконец, записывать их в книжку. Ужель помещики в России таковы? Я к многим заезжал; иные, точно, грубы - Муж ты своей жене, жена супругу вы, Сивуха, грязь, и вонь, овчинные тулупы. Но есть премилые: прилично убран дом, У дочерей рояль, а чаще фортeпьяно, Хозяин с Францией и с Англией знаком, Хозяйка не заснет без модного романа, Ну, всё, как водится у развитых людей, Которые глядят прилично на предметы И вряд ли мужиков трактуют, как свиней... Я также наблюдал - в окно моей кареты - И быт крестьянина: он нищеты далек! По собственным моим владеньям проезжая, Созвал я мужиков: составили кружок И гаркнули: "Ура!.." С балкона наблюдая, Спросил: довольны ли?.. Кричат: "Довольны всем! " - "И управляющим ?"- "Довольны "... О работах Я с ними говорил, поил их - и затем, Бекаса подстрелив в наследственных болотах, Поехал далее... Я мало с ними был, Но видел, что мужик свободно ел и пил, Плясал и песни пел; а немец-управитель Казался между них отец и покровитель... Чего же им еще?.. А если точно есть Любители кнута, поборники тиранства, Которые, забыв гуманность, долг и честь, Пятнают родину и русское дворянство - Чего же медлишь ты, сатиры грозный бич?.. Я книги русские перебирал всё лето: Пустейшая мораль, напыщенная дичь - И лучшие темны, как стертая монета! Жаль, дремлет русский ум. А то чего б верней? Правительство казнит открытого злодея, Сатира действует и шире и смелей, Как пуля находить виновного умея. Сатире уж не раз обязана была Европа (кажется, отчасти и Россия) Услугой важною . . . . . . . . . . . (1853)

50. ФИЛАНТРОП

Частию по глупой честности, Частию по простоте, Пропадаю в неизвестности, Пресмыкаюсь в нищете. Место я имел доходное, А доходу не имел: Бескорыстье благородное! Да и брать-то не умел. В провиантскую комиссию Поступивши, например, Покупал свою провизию - Вот какой миллионер! Не взыщите! честность ярая Одолела до ногтей; Даже стыдно вспомнить старое - Ведь имел уж и детей! Сожалели по Житомиру: "Ты-де нищим кончишь век И семейство пустишь по миру, Беспокойный человек!" Я не слушал. Сожаления В недовольство перешли, Оказались упущения, Подвели - и упекли! Совершилося пророчество Благомыслящих людей: Холод, голод, одиночество, Переменчивость друзей - Всё мы, бедные, изведали, Чашу выпили до дна: Плачут дети - не обедали,- Убивается жена, Проклинает поведение, Гордость глупую мою; Я брожу как приведение, Но - свидетель бог - не пью! Каждый день встаю ранехонько, Достаю насущный хлеб... Так мы десять лет, ровнехонько Бились, волею судеб. Вдруг - известье незабвенное!- Получаю письмецо, Что в столице есть отменное, Благородное лицо; Муж, которому подобного, Может быть, не знали вы, Сердца ангельски незлобного И умнейшей головы. Славен не короной графскою, Не приездом ко двору, Не звездою станиславскою, А любовию к добру, - О народном просвещении Соревнуя, генерал В популярном изложении Восемь томов написал. Продавал в большом количестве Их дешевле пятака, Вразумить об электричестве В них стараясь мужика. Словно с равными беседуя, Он и с нищими учтив, Нам терпенье проповедуя, Как Сократ красноречив. Он мое же поведение Мне как будто объяснил, И ко взяткам отвращение Я тогда благословил; Перестал стыдиться бедности: Да! лохмотья нищеты Не свидетельство зловредности, А скорее правоты! Снова благородной гордости (Человек самолюбив), Упования и твердости Я почувствовал прилив. "Нам господь послал спасителя,- Говорю тогда жене,- Нашим крошкам покровителя!" И бедняжка верит мне. Горе мы забвенью предали, Сколотили сто рублей, Всё как следует разведали И в столицу поскорей. Прикатили прямо к сроднику, Не пустил - я в нумера... Вся семья моя угоднику В ночь молилась. Со двора Вышел я чем свет. Дорогою, Чтоб участие привлечь, Я всю жизнь свою убогую Совместил в такую речь: "Оттого-де ныне с голоду Умираю словно тварь, Что был глуп и честен смолоду, Знал, что значит бог и царь. Не скажу: по справедливости (Невелик я генерал), По ребяческой стыдливости Даже с правого не брал - И погиб... Я горе мыкаю, Я работаю за двух, Но не чаркой - вашей книгою Подкрепляю старый дух, Защитите!.."

   Не заставили Ждать минуты не одной. Вот в приемную поставили, Доложили чередой. Вот идут - остановилися, Я сробел, чуть жив стою; Замер дух, виски забилися, И забыл я речь свою! Тер и лоб и переносицу, В потолок косил глаза, Бормотал лишь околесицу, А о деле - ни аза! Изумились, брови сдвинули: "Что вам нужно?" - говорят. "Нужно мне..." Тут слезы хлынули Совершенно невпопад. Просто вещь непостижимая Приключилася со мой: Грусть, печаль неудержимая Овладела всей душой. Всё, чем жизнь богата с младости Даже в нищенском быту - Той поры счастливой радости, Попросту сказать: мечту - Всё, что кануло и сгинуло В треволненьях жизни сей, Всё я вспомнил, всё прихлынуло К сердцу... Жалкий дуралей! Под влиянием прошедшего, В грудь ударив кулаком, Взвыл я вроде сумасшедшего Пред сиятельным лицом!.. Все такие обстоятельства И в мундиришке изъян Привели его сиятельство К заключенью, что я пьян. Экзекутора, холопа ли Попрекнули, что пустил, И ногами так затопали... Я лишился чувств и сил! Жаль, одним не осчастливили - Сами не дали пинка... Пьяницу с почетом вывели Два огромных гайдука. Словно кипятком ошпаренный, Я бежал, не слыша ног, Мимо лавки пивоваренной, Мимо погребальных дрог, Мимо магазина швейного, Мимо бань, церквей и школ, Вплоть до здания питейного - И уж дальше не пошел! Дальше нечего рассказывать! Минет сорок лет зимой, Как я щеку стал подвязывать, Отморозивши хмельной. Чувства словно как заржавели, Одолела страсть к вину;. Дети пьяницу оставили, Схоронил давно жену. При отшествии к родителям, Хоть кротка была весь век, Попрекнула покровителем. Точно: странный человек! Верст на тысячу в окружности Повестят свой добрый нрав, А осудят по наружности: Неказист - так и неправ! Пишут как бы свет весь заново К общей пользе изменить, А голодного от пьяного Не умеют отличить... (Ноябрь 1853)

51. В ДЕРЕВНЕ

1 Право, не клуб ли вороньего рода Около нашего нынче прихода? Вот и сегодня... ну, просто беда! Глупое карканье, дикие стоны... Кажется с целого света вороны По вечерам прилетают сюда. Вот и еще, и еще эскадроны... Рядышком сели на купол, на крест, На колокольне, на ближней избушке,- Вон у плетня покачнувшийся шест: Две уместились на самой верхушке, Крыльями машут... Всё то же опять, Что и вчера... посидят, и в дорогу! Полно лениться! ворон наблюдать! Черные тучи ушли, слава богу, Ветер смирился: пройдусь до полей. С самого утра унылый, дождливый, Выдался нынче денек несчастливый: Даром в болоте промок до костей, Вздумал работать, да труд не дается, Глядь, уж и вечер - вороны летят... Две старушонки сошлись у колодца, Дай-ка послушаю, что говорят... 2 "Здравствуй родная".- "Как можется, кумушка? Всё еще плачешь, никак? Ходит знать по сердцу горькая думушка, Словно хозяин-большак?" -"Как же не плакать? Пропала я, грешная! Душенька ноет, болит... Умер, Касьяновна, умер, сердешная, Умер и в землю зарыт! Ведь наскочил же на экую гадину! Сын ли мой не был удал? Сорок медведей поддел на рогатину - На сорок первом сплошал! Росту большого, рука что железная, Плечи - косая сажень; Умер, Касьяновна, умер, болезная,- Вот уж тринадцатый день! Шкуру с медведя-то содрали, продали; Деньги - семнадцать рублей - За душу бедного Савушки подали, Царство небесное ей! Добрая барыня Марья Романовна На панихиду дала... Умер, голубушка, умер, Касьяновна,- Чуть я домой добрела. Ветер шатает избенку убогую, Весь развалился овин... Словно шальная пошла я дорогою: Не попадется ли сын? Взял бы топорик - беда поправимая,- Мать бы утешил свою... Умер, Касьяновна, умер, родимая,- Надо ль? топор продаю. Кто приголубит старуху безродную? Вся обнищала вконец! В осень ненастную, в зиму холодную Кто запасет мне дровец? Кто, как доносится теплая шубушка, Зайчиков новых набьет? Умер, Касьяновна, умер, голубушка,- Даром ружье пропадет! Веришь родная: с тоской да с заботами Так опостылел мне свет! Лягу в каморку, покроюсь тенетами, Словно как саваном... Нет! Смерть не приходит... Брожу нелюдимая, Попусту жалоблю всех... Умер, Касьяновна, умер, родимая,- Эх! кабы только не грех... Ну, да и так... дай бог зиму промаяться,- Свежей травы мне не мять! Скоро избенка совсем расшатается, Некому поле вспахать. В город сбирается Марья Романовна, По миру сил нет ходить... Умер, голубушка, умер, Касьяновна, И не велел долго жить!" 3 Плачет старуха. А мне что за дело? Что и жалеть, коли нечем помочь?.. Слабо мое изнуренное тело, Время ко сну. Недолга моя ночь: Завтра раненько пойду на охоту, До свету надо крепче уснуть... Вот и вороны готовы к отлету, Кончился раут... Ну, трогайся в путь! Вот поднялись и закаркали разом. - Слушай, равняйся! - Вся стая летит: Кажется будто меж небом и глазом Черная сетка висит. (Весна 1854)

52. ПРИЗНАНИЯ ТРУЖЕНИКА

По моей громадной толщине Люди ложно судят обо мне. Помню, раз четыре господина Говорили:"Вот идет скотина! Видно, нет заботы никакой - С каждым годом прет его горой!" Я совсем не так благополучен, Как румян и шаровидно тучен; Дочитав рассказ мой до конца, Содрогнутся многие сердца! Для поддержки бренной плоти нужен Мне обед достаточный и ужин, И чтоб к ним себя приготовлять, Должен я - гулять, гулять, гулять! Чуть проснусь, не выпив чашки чаю, "Одевай!" - командую Минаю (Адски луп и копотлив Минай, Да зато повязывать мне шею Допускать его я не робею: Предан мне безмерно негодяй...) Как пройду я первые ступени, Подогнутся слабые колени; Стукотня ужасная в висках, Пот на лбу и слезы на глазах. Словно кто свистит и дует в ухо, И, как волны в бурю, ходит брюхо! Отошедши несколько шагов, Я совсем разбит и нездоров; Сел бы в грязь, так жутко и так тяжко, Да грозит чудовище Кондрашка И твердит, как Вечному Жиду, Всё: "Иди, иди, иди!.." Иду.. Кажется, я очень авантажен: Хорошо одет и напомажен, Трость в руке и шляпа набекрень... А терплю насмешки целый день! Из кареты высунется дама И в лицо мне засмеется прямо, Крикнет школьник с хохотом :"Ура! Посмотрите: катится гора!.." А дурак лакей, за мной шагая, Уваженье к барину теряя, Так и прыснет!.. Праздный балагур Срисовать в альбом карикатур Норовит, рекомендуя дамам Любоваться "сим гиппопотамом"! Кучера по-своему острят: "Этому, - мерзавцы говорят,- Если б в брюхо и попало дышло, Так насквозь, оно бы, чай, не вышло?.." Так, извне, насмешками язвим, Изнутри изжогою палим, Я бреду... Пальто, бурнусы, шляпки, Смех мужчин и дам нарядных тряпки, Экипажи, вывески, - друзья, Ничего не замечаю я!.. Наконец.. Счастливая минута!.. Скоро пять - неведомо откуда Силы вдруг возьмутся... Как зефир, Я лечу домой, или в трактир, Или в клуб... Теперь я жив и молод, Я легок: я ощущаю голод!.. Ах, поверьте, счастие не в том, Чтоб блистать чинами и умом, Наше счастье бродит меж холмами В бурой шкуре, с дюжими рогами!.. Впрочем, мне распространяться лень... Дней моих хранительная сень, Здравствуй, клуб!.. Почти еще ребенок, В первый раз, и сухощав и тонок, По твоим ступеням я всходил: Ты меня взлелеял и вскормил! Честь тебе, твоим здоровым блюдам! .. Если кто тебя помянет худом, Не сердись, не уличай во лжи: На меня безмолвно укажи! Уголок спокойный и отрадный! Сколько раз, в час бури беспощадной, Думал я, дремля у камелька: "Жизнь моя приятна и легка. Кто-нибудь теперь от стужи стонет, Кто-нибудь в сердитом море тонет, Кто-нибудь дрожит... а надо мной Ветерок не пролетит сквозной... Скольких ты пригрел и успокоил И в объеме, как меня, утроил! Для какого множества людей Заменил семейство и друзей!..." ......................... Октябрь 1854, 1874

53. НЕСЖАТАЯ ПОЛОСА

Поздняя осень. Грачи улетели, Лес обнажился, поля опустели, Только не сжата полоска одна .. Грустную думу наводит она. Кажется, шепчут колосья друг другу: "Скучно нам слушать осеннюю вьюгу, Скучно склоняться до самой земли, Тучные зерна купая в пыли! Нас, что ни ночь, разоряют станицы Всякой пролетной прожорливой птицы, Заяц нас топчет, и буря нас бьет... Где же наш пахарь? чего еще ждет? Или мы хуже других уродились? Или не дружно цвели-колосились? Нет! мы не хуже других - и давно В нас налилось и созрело зерно. Не для того же пахал он и сеял, Чтобы нас ветер осенний развеял? .." Ветер несет им печальный ответ: "Вашему пахарю моченьки нет. Знал, для чего и пахал он и сеял, Да не по силам работу затеял. Плохо бедняге - не ест и не пьет, Червь ему сердце больное сосет, Руки, что вывели борозды эти, Высохли в щепку, повисли как плети, Очи потускли, и голос пропал, Что заунывную песню певал, Как, на соху налегая рукою, Пахарь задумчиво шел полосою". 22 - 25 ноября 1854

54. ВЛАС

В армяке с открытым воротом, С обнаженной головой, Медленно проходит городом Дядя Влас - старик седой. На груди икона медная: Просит он на божий храм, - Весь в веригах, обувь бедная, На щеке глубокий шрам; Да с железным наконешником Палка длинная в руке... Говорят, великим грешником Был он прежде. В мужике Бога не было: побоями В гроб жену свою вогнал; Промышляющих разбоями, Конокрадов укрывал; У всего соседства бедного Скупит хлеб, а в черный год Не поверит гроша медного, Втрое с нищего сдерет! Брал с родного, брал с убогого, Слыл кащеем-мужиком; Нрава был крутого, строгого... Наконец и грянул гром! Власу худо; кличет знахаря - Да поможешь ли тому, Кто снимал рубашку с пахаря, Крал у нищего суму? Только пуще всё неможется. Год прошел - а Влас лежит, И построить церковь божится, Если смерти избежит. Говорят, ему видение Всё мерещилось в бреду: Видел света преставление, Видел грешников в аду, Мучат бесы их проворные, Жалит ведьма-егоза. Ефиопы - видом черные И как углие глаза, Крокодилы, змии, скорпии Припекают, режут, жгут .. Воют грешники в прискорбии, Цепи ржавые грызут. Гром глушит их вечным грохотом, Удушает лютый смрад, И кружит над ними с хохотом Черный тигр шестокрылат. Те на длинный шест нанизаны, Те горячий лижут пол... Там, на хартиях написаны, Влас грехи свои прочел... Влас увидел тьму кромешную И последний дал обет... Внял господь - и душу грешную Воротил на вольный свет. Роздал Влас свое имение, Сам остался бос и гол И сбирать на построение Храма божьего пошел. С той поры мужик скитается Вот уж скоро тридцать лет, Подаянием питается - Строго держит свой обет. Сила вся души великая В дело божие ушла, Словно сроду жадность дикая Непричастна ей была... Полон скорбью неутешною, Смуглолиц, высок и прям, Ходит он стопой неспешною По селеньям, городам. Нет ему пути далекого: Был у матушки Москвы, И у Каспия широкого, И у царственной Невы. Ходит с образом и с книгою, Сам с собой всё говорит И железною веригою Тихо на ходу звенит. Ходит в зимушку студеную, Ходит в летние жары, Вызывая Русь крещеную На посильные дары; - И дают, дают прохожие... Так из лепты трудовой Вырастают храмы божии По лицу земли родной... (1855)

55.

Чуть-чуть не говоря: "Ты сущая ничтожность!", Стихов моих печатный судия Советует большую осторожность В употребленьи буквы "я". Винюсь: ты прав, усердный мой ценитель И общих мест присяжный расточитель, - Против твоей я публики грешу, Но только я не для нее пишу. Увы! писать для публики, для света - Удел не русского поэта... Друзья мои по тяжкому труду, По Музе гордой и несчастной, Кипящей злобою безгласной! Мою тоску, мою беду Пою для вас... Не правда ли, отрадно Несчастному несчастие в другом? Кто болен сам, тот весело и жадно Внимает вести о больном... (1855)

56. МАША

Белый день занялся над столицей, Сладко спит молодая жена, Только труженик муж бледнолицый Не ложится - ему не до сна! Завтра Маше подруга покажет Дорогой и красивый наряд... Ничего ему Маша не скажет, Только взглянет... убийственный взгляд! В ней одной его жизни отрада, Так пускай в нем не видит врага: Два таких он ей купит наряда. А столичная жизнь дорога! Есть, конечно, прекрасное средство: Под рукою казенный сундук; Но испорчен он был с малолетства Изученьем опасных наук. Человек он был новой породы: Исключительно честь понимал И безгрешные даже доходы Называл воровством, либерал! Лучше жить бы хотел он попроще, Не франтить, не тянуться бы в свет,- Да обидно покажется теще, Да осудит богатый сосед! Всё бы вздор... только с Машей не сладишь, Не втолкуешь - глупа, молода! Скажет: "Так за любовь мою платишь!" Нет! упреки тошнее труда! И кипит-поспевает работа, И болит-надрывается грудь... Наконец наступила суббота: Вот и праздник - пора отдохнуть! Он лелеет красавицу Машу, Выпив полную чашу труда, Наслаждения полную чашу Жадно пьет... и он счастлив тогда! Если дни его полны печали, То минуты порой хороши, Но и самая радость едва ли Не вредна для усталой души. Скоро в гроб его Маша уложит, Проклянет свой сиротский удел И, бедняжка! ума не приложит: Отчего он так скоро сгорел? (Начало 1855)

57. СВАДЬБА

В сумерки в церковь вхожу. Малолюдно, Светят лампады печально и скудно, Темны просторного храма углы; Длинные окна, то полные мглы, То озаренные беглым мерцаньем, Тихо колеблются с робким бряцаньем. В куполе темень такая висит, Что поглядеть туда - дрожь пробежит! С каменных плит и со стен полутемных Сыростью веет: на петлях огромных Словно заплакана тяжкая дверь... Нет богомольцев, не служба теперь - Свадьба. Венчаются люди простые. Вот у налоя стоят молодые: Парень-ремесленник фертом глядит, Красен с лица и с затылка подбрит - Видно: разгульного сорта детина! Рядом невеста: такая кручина В бледном лице, что глядеть тяжело... Бедная женщина! Что вас свело? Вижу я, стан твой немного полнее, Чем бы... Я понял! Стыдливо краснея И нагибаясь, свой длинный