Главная » Книги

Лонгфелло Генри Уодсворт - Песнь о Гайавате, Страница 6

Лонгфелло Генри Уодсворт - Песнь о Гайавате


1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17

tify">  И надежней и прочнее!"
  
  
  
  По вершине кедра шумно
  
  
  Ропот ужаса пронесся,
  
  
  Стон и крик сопротивленья;
  
  
  Но, склоняясь, прошептал он:
  
  
  "На, руби, о Гайавата!"
  
  
  
  И, срубивши сучья кедра,
  
  
  Он связал из сучьев раму,
  
  
  Как два лука, он согнул их,
  
  
  Как два лука, он связал их.
  
  
  
  "Дай корней своих, о Тэмрак,
  
  
  Дай корней мне волокнистых:
  
  
  Я свяжу свою пирогу,
  
  
  Так свяжу ее корнями,
  
  
  Чтоб вода не проникала,
  
  
  Не сочилася в пирогу!"
  
  
  
  В свежем воздухе до корня
  
  
  Задрожал, затрясся Тэмрак,
  
  
  Но, склоняясь к Гайавате,
  
  
  Он одним печальным вздохом,
  
  
  Долгим вздохом отозвался:
  
  
  "Все возьми, о Гайавата!"
  
  
  
  Из земли он вырвал корни,
  
  
  Вырвал, вытянул волокна,
  
  
  Плотно сшил кору березы,
  
  
  Плотно к ней приладил раму.
  
  
  
  "Дай мне, Ель, смолы тягучей,
  
  
  Дай смолы своей и соку:
  
  
  Засмолю я швы в пироге,
  
  
  Чтоб вода не проникала,
  
  
  Не сочилася в пирогу!"
  
  
  
  Как шуршит песок прибрежный,
  
  
  Зашуршали ветви ели,
  
  
  И, в своем уборе черном,
  
  
  Отвечала ель со стоном,
  
  
  Отвечала со слезами:
  
  
  "Собери, о Гайавата!"
  
  
  
  И собрал он слезы ели,
  
  
  Взял смолы ее тягучей,
  
  
  Засмолил все швы в пироге,
  
  
  Защитил от волн пирогу.
  
  
  
  "Дай мне, Еж, колючих игол,
  
  
  Все, о Еж, отдай мне иглы:
  
  
  Я украшу ожерельем,
  
  
  Уберу двумя звездами
  
  
  Грудь красавицы пироги!"
  
  
  
  Сонно глянул Еж угрюмый
  
  
  Из дупла на Гайавату,
  
  
  Словно блещущие стрелы,
  
  
  Из дупла метнул он иглы,
  
  
  Бормоча в усы лениво:
  
  
  "Подбери их, Гайавата!"
  
  
  
  По земле собрал он иглы,
  
  
  Что блестели, точно стрелы;
  
  
  Соком ягод их окрасил,
  
  
  Соком желтым, красным, синим,
  
  
  И пирогу в них оправил,
  
  
  Сделал ей блестящий пояс,
  
  
  Ожерелье дорогое,
  
  
  Грудь убрал двумя звездами.
  
  
  
  Так построил он пирогу
  
  
  Над рекою, средь долины,
  
  
  В глубине лесов дремучих,
  
  
  И вся жизнь лесов была в ней,
  
  
  Все их тайны, все их чары:
  
  
  Гибкость лиственницы темной,
  
  
  Крепость мощных сучьев кедра
  
  
  И березы стройной легкость;
  
  
  На воде она качалась,
  
  
  Словно желтый лист осенний,
  
  
  Словно желтая кувшинка.
  
  
  
  Весел не было на лодке,
  
  
  В веслах он и не нуждался:
  
  
  Мысль ему веслом служила,
  
  
  А рулем служила воля;
  
  
  Обогнать он мог хоть ветер,
  
  
  Путь держать - куда хотелось.
  
  
  
  Кончив труд, он кликнул друга,
  
  
  Кликнул Квазинда на помощь,
  
  
  Говоря: "Очистим реку
  
  
  От коряг и желтых мелей!"
  
  
  
  Быстро прыгнул в реку Квазинд,
  
  
  Словно выдра, прыгнул в реку,
  
  
  Как бобер, нырять в ней начал,
  
  
  Погружаясь то по пояс,
  
  
  То до самых мышек в воду.
  
  
  С криком стал нырять он в воду,
  
  
  Поднимать со дна коряги,
  
  
  Вверх кидать песок руками,
  
  
  А ногами - ил и травы.
  
  
  
  И поплыл мой Гайавата
  
  
  Вниз по быстрой Таквамино,
  
  
  По ее водоворотам,
  
  
  Через омуты и мели,
  
  
  Вслед за Квазиндом могучим.
  
  
  
  Вверх и вниз они проплыли,
  
  
  Всюду были, где лежали
  
  
  Корни, мертвые деревья
  
  
  И пески широких мелей,
  
  
  И расчистили дорогу,
  
  
  Путь прямой и безопасный
  
  
  От истоков меж горами
  
  
  И до самых вод Повэтин,
  
  
  До залива Таквамино.
  

  
   ГАЙАВАТА И МИШЕ-НАМА
  
  
   По заливу Гитчи-Гюми,
  
  
  Светлых вод Большого Моря,
  
  
  С длинной удочкой из кедра,
  
  
  Из коры крученой кедра,
  
  
  На березовой пироге
  
  
  Плыл отважный Гайавата.
  
  
  Сквозь слюду прозрачной влаги
  
  
  Видел он, как ходят рыбы
  
  
  Глубоко под дном пироги;
  
  
  Как резвится окунь, Сава,
  
  
  Словно солнца луч сияя;
  
  
  Как лежит на дне песчаном
  
  
  Шогаши, омар ленивый,
  
  
  Словно дремлющий тарантул.
  
  
   На корме сел Гайавата
  
  
  С длинной удочкой из кедра;
  
  
  Точно веточки цикуты,
  
  
  Колебал прохладный ветер
  
  
  Перья в косах Гайаваты.
  
  
  На носу его пироги
  
  
  Села белка, Аджидомо;
  
  
  Точно травку луговую,
  
  
  Раздувал прохладный ветер
  
  
  Мех на шубке Аджидомо.
  
  
   На песчаном дне на белом
  
  
  Дремлет мощный Мише-Нама,
  
  
  Царь всех рыб, осетр тяжелый,
  
  
  Раскрывает жабры тихо,
  
  
  Тихо водит плавниками
  
  
  И хвостом песок взметает.
  
  
  В боевом вооруженье, -
  
  
  Под щитами костяными
  
  
  На плечах, на лбу широком,
  
  
  В боевых нарядных красках -
  
  
  Голубых, пурпурных, желтых, -
  
  
  Он лежит на дне песчаном;
  
  
  И над ним-то Гайавата
  
  
  Стал в березовой пироге
  
  
  С длинной удочкой из кедра.
  
  
   "Встань, возьми мою приманку! -
  
  
  Крикнул в воду Гайавата. -
  
  
  Встань со дна, о Мише-Нама,
  
  
  Подымись к моей пироге,
  
  
  Выходи на состязанье!"
  
  
  В глубину прозрачной влаги
  
  
  Он лесу свою забросил,
  
  
  Долго ждал ответа Намы,
  
  
  Тщетно ждал ответа Намы
  
  
  И кричал ему все громче:
  
  
  "Встань, царь рыб, возьми приманку!"
  
  
   Не ответил Мише-Нама.
  
  
  Важно, медленно махая
  
  
  Плавниками, он спокойно
  
  
  Вверх смотрел на Гайавату,
  
  
  Долго слушал без вниманья
  
  
   Крик его нетерпеливый,
  
  
  Наконец сказал Кенозе,
  
  
  Жадной щуке, Маскенозе:
  
  
  "Встань, воспользуйся приманкой,
  
  
  Оборви лесу нахала!"
  
  
   В сильных пальцах Гайаваты
  
  
  Сразу удочка согнулась;
  
  
  Он рванул ее так сильно,
  
  
  Что пирога дыбом встала,
  
  
  Поднялася над водою,
  
  
  Словно белый ствол березы
  
  
  С резвой белкой на вершине.
  
  
  Но когда пред Гайаватой
  
  
  На волнах затрепетала,
  
  
  Приближаясь, Маскеноза, -
  
  
  Гневом вспыхнул Гайавата
  
  
  И воскликнул: "Иза, иза! -
  
  
  Стыд тебе, о Маскеноза!
  
  
  Ты лишь щука, ты не Нама,
  
  
  Не тебе я кинул вызов!"
  
  
   Со стыдом на дно вернулась,
  
  
  Опустилась Маскеноза;
  
  
  А могучий Мише-Нама
  
  
  Обратился к Угудвошу,
  
  
  Неуклюжему Самглаву:
  
  
  "Встань, воспользуйся приманкой,
  
  
  Оборви лесу нахала!"
  
  
   Словно белый, полный месяц,
  
  
  Встал, качаясь и сверкая,
  
  
  Угудвош, Самглав тяжелый,
  
  
  И, схватив лесу, так сильно
  
  
  Закружился вместе с нею,
  
  
  Что вверху в водовороте
  
  
  Завертелася пирога,
  
  
  Волны, с плеском разбегаясь,
  
  
  По всему пошли заливу,
  
  
  А с песчаных белых мелей,
  
  
  С отдаленного прибрежья
  
  
  Закивали, зашумели
  
  
  Тростники и длинный шпажник.
  
  
   Но когда пред Гайаватой
  
  
  Из воды поднялся белый
  
  
  И тяжелый круг Самглава,
  
  
  Громко крикнул Гайавата:
  
  
  "Иза, иза! - Стыд Самглаву!
  
  
  Угудвош ты, а не Нама,
  
  
  Не тебе я кинул вызов!"
  
  
   Тихо вниз пошел, качаясь
  
  
  И блестя, как полный месяц,
  
  
  Угудвош прозрачно-белый,
  
  
  И опять могучий Нама
  
  
  Услыхал нетерпеливый,
  
  
  Дерзкий вызов, прозвучавший
  
  
  По всему Большому Морю.
  
  
   Сам тогда он с дна поднялся,
  
  
  Весь дрожа от дикой злобы,
  
  
  Боевой блистая краской
  
  
  И доспехами бряцая,
  
  
  Быстро прыгнул он к пироге,
  
  
  Быстро выскочил всем телом
  
  
  На сверкающую воду
  
  
  И своей гигантской пастью
  
  
  Поглотил в одно мгновенье
  
  
  Гайавату и пирогу.
  
  
   Как бревно по водопаду,
  
  
  По широким черным волнам,
  
  
  Как в глубокую пещеру,
  
  
  Соскользнула в пасть пирога.
  
  
  Но, очнувшись в полном мраке,
  
  
  Безнадежно оглянувшись,
  
  
  Вдруг наткнулся Гайавата
  
  
  На большое сердце Намы:
  
  
  Тяжело оно стучало
  
  
  И дрожало в этом мраке.
  
  
   И во гневе мощной дланью
  
  
  Стиснул сердце Гайавата,
  
  
  Стиснул так, что Мише-Нама
  
  
  Всеми фибрами затрясся,
  
  
  Зашумел водой, забился,
  
  
  Ослабел, ошеломленный
  
  
  Нестерпимой болью в сердце.
  
  
   Поперек тогда поставил
  
  
  Легкий челн свой Гайавата,
  
  
  Чтоб из чрева Мише-Намы,
  
  
  В суматохе и тревоге,
  
  
  Не упасть и не погибнуть.
  
  
  Рядом белка, Аджидомо,
  
  
  Резво прыгала, болтала,
  
  
  Помогала Гайавате
  
  
  И трудилась с ним все время.
  
  
   И сказал ей Гайавата:
  
  
  "О мой маленький товарищ!
  
  
  Храбро ты со мной трудилась,
  
  
  Так прими же, Аджидомо,
  
  
  Благодарность Гайаваты
  
  
  И то имя, что сказал я:
  
  
  Этим именем все дети
  
  
  Будут звать тебя отныне!"
  
  
   И опять забился Нама,
  
  
  Заметался, задыхаясь,
  
  
  А потом затих - и волны
  
  
  Понесли его к прибрежью.
  
  
  И когда под Гайаватой
  
  
  Зашуршал прибрежный щебень,
  
  
  Понял он, что Мише-Нама,
  
  
  Бездыханный, неподвижный,
  
  
  Принесен волной к прибрежью.
  
  
   Тут бессвязный крик и вопли
  
  
  Услыхал он над собою,
  
  
  Услыхал шум длинных крыльев,
  
  
  Переполнивший весь воздух,
  
  
  Увидал полоску света
  
  
  Меж широких ребер Намы
  
  
  И Кайошк, крикливых чаек,
  
  
  Что блестящими глазами
  
  
  На него смотрели зорко
  
  
  И друг другу говорили:
  
  
  "Это брат наш, Гайавата!"
  
  
   И в восторге Гайавата
  
  
  Крикнул им, как из пещеры:
  
  
  "О Кайошк, морские чайки,
  
  
  Братья, сестры Гайаваты!
  
  
  Умертвил я Мише-Наму, -
  
  
  Помогите же мне выйти
  
  
  Поскорее на свободу,
  
  
  Рвите клювами, когтями
  
  
  Бок широкий Мише-Намы,
  
  
  И отныне и вовеки
  
  
  Прославлять вас будут люди,
  
  
  Называть, как я вас назвал!"
  
  
   Дикой, шумной стаей чайки
  
  
  Принялися за работу,
  
  
  Быстро щели проклевали
  
  
  Меж широких ребер Намы,
  
  
  И от смерти в чреве Намы,
  
  
  От погибели, от плена,
  
  
  От могилы под водою
  
  
  Был избавлен Гайавата.
  
  
   Возле самого вигвама
  
  
  Стал на берег Гайавата;
  
  
  Тотчас крикнул он Нокомис,
  
  
  Вызвал старую Нокомис
  
  
  Посмотреть на Мише-Наму:
  
  
  Мертвый он лежал у моря,
  
  
  И его клевали чайки.
  
  
   "Умертвил я Мише-Наму,
  
  
  Победил его! - сказал он. -
  
  
  Вон над ним уж вьются чайки.
  
  
  То друзья мои, Нокомис!
  
  
  Не гони их прочь, не трогай:
  
  
  Я от смерти в чреве Намы
  
  
  Был сейчас избавлен ими.
  
  
  Пусть они свой пир окончат,
  
  
  Пусть зобы наполнят пищей;
  
  
  А когда, с заходом солнца,
  
  
  Улетят они на гнезда,
  
  
  Принеси котлы и чаши,
  
  
  Заготовь к зиме нам жиру".
  
  
   И Нокомис до заката
  
  
  Просидела на прибрежье.
  
  
  Вот и месяц, солнце ночи,
  
  
  Встал над тихою водою,
  
  
  Вот и чайки с шумным криком,
  
  
  Кончив пир свой, поднялися,
  
  
  Полетели к отдаленным
  
  
  Островам на Гитчи-Гюми,
  
  
  И сквозь зарево заката
  
  
  Долго их мелькали крылья.
  
  
   Мирным сном спал Гайавата;
  
  
  А Нокомис терпеливо
  
  

Категория: Книги | Добавил: Armush (28.11.2012)
Просмотров: 324 | Рейтинг: 0.0/0
Всего комментариев: 0
Имя *:
Email *:
Код *:
Форма входа