Главная » Книги

Лонгфелло Генри Уодсворт - Песнь о Гайавате, Страница 15

Лонгфелло Генри Уодсворт - Песнь о Гайавате


1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17

sp;А в глазах у Миннегаги -
  
  
  Блеском солнца над водою;
  
  
  Дым, клубами собираясь,
  
  
  Уходил в трубу над ними,
  
  
  По углам вигвама тени
  
  
  Изгибалися за ними.
  
  
  
  И открылась тихо-тихо
  
  
  Занавеска над порогом;
  
  
  Ярче пламя запылало,
  
  
  Дым сильней заволновался -
  
  
  И две женщины безмолвно,
  
  
  Без привета и без зова,
  
  
  Чрез порог переступили,
  
  
  Проскользнули по вигваму
  
  
  В самый дальний, темный угол,
  
  
  Сели там и притаились.
  
  
  
  По обличью, по одежде
  
  
  Это были чужеземки;
  
  
  Бледны, мрачны были обе,
  
  
  И с безмолвною тоскою,
  
  
  Содрогаясь, как от стужи,
  
  
  Из угла они глядели.
  
  
  
  То не ветер ли полночный
  
  
  Загудел в трубе вигвама?
  
  
  Не сова ли, Куку-кугу,
  
  
  Застонала в мрачных соснах?
  
  
  Голос вдруг изрек в молчанье:
  
  
  "Это мертвые восстали,
  
  
  Это души погребенных
  
  
  К вам пришли из Стран Понима,
  
  
  Из страны Загробной Жизни!"
  
  
  
  Скоро из лесу, с охоты,
  
  
  Возвратился Гайавата,
  
  
  Весь осыпан белым снегом
  
  
  И с оленем за плечами.
  
  
  Перед милой Миннегагой
  
  
  Он сложил свою добычу
  
  
  И теперь еще прекрасней
  
  
  Показался Миннегаге,
  
  
  Чем в тот день, когда за нею
  
  
  Он пришел в страну Дакотов,
  
  
  Положил пред ней оленя,
  
  
  В знак своих желаний тайных,
  
  
  В знак своей любви сердечной.
  
  
  
  Положив, он обернулся,
  
  
  Увидал в углу двух женщин
  
  
  И сказал себе: "Кто это?
  
  
  Странны гостьи Миннегаги!"
  
  
  Но расспрашивать не стал их,
  
  
  Только с ласковым приветом
  
  
  Попросил их разделить с ним
  
  
  Кров его, очаг и пищу.
  
  
  
  Гостьи бледные ни слова
  
  
  Не сказали Гайавате;
  
  
  Но когда готов был ужин
  
  
  И олень уже разрезан,
  
  
  Из угла они вскочили,
  
  
  Завладели лучшей долей,
  
  
  Долей милой Миннегаги,
  
  
  Не спросясь, схватили дерзко
  
  
  Нежный, белый жир оленя,
  
  
  Съели с жадностью, как звери,
  
  
  И опять забились в угол,
  
  
  В самый дальний, темный угол.
  
  
  
  Промолчала Миннегага,
  
  
  Промолчал и Гайавата,
  
  
  Промолчала и Нокомис;
  
  
  Лица их спокойны были.
  
  
  Только Миннегага тихо
  
  
  Прошептала с состраданьем,
  
  
  Говоря: "Их мучит голод;
  
  
  Пусть берут, что им по вкусу,
  
  
  Пусть едят, - их мучит голод".
  
  
  
  Много зорь зажглось, погасло,
  
  
  Много дней стряхнули ночи,
  
  
  Как стряхают хлопья снега
  
  
  Сосны темные на землю;
  
  
  День за днем сидели молча
  
  
  Гостьи бледные в вигваме;
  
  
  Ночью, даже в непогоду,
  
  
  В ближний лес они ходили,
  
  
  Чтоб набрать сосновых шишек,
  
  
  Чтоб набрать ветвей для топки,
  
  
  Но едва светало, снова
  
  
  Появлялися в вигваме.
  
  
  
  И всегда, когда с охоты
  
  
  Возвращался Гайавата,
  
  
  В час, когда готов был ужин
  
  
  И олень уже разрезан,
  
  
  Гостьи бледные бесшумно
  
  
  Из угла к нему кидались,
  
  
  Не спросясь, хватали жадно
  
  
  Нежный, белый жир оленя, -
  
  
  Долю милой Миннегаги, -
  
  
  И скрывались в темный угол.
  
  
  
  Никогда не упрекнул их
  
  
  Даже взглядом Гайавата,
  
  
  Никогда не возмутилась
  
  
  Престарелая Нокомис,
  
  
  Никогда не показала
  
  
  Недовольства Миннегага;
  
  
  Все они терпели молча,
  
  
  Чтоб права святые гостя
  
  
  Не нарушить грубым взглядом,
  
  
  Не нарушить грубым словом.
  
  
  
  В полночь раз, когда печально
  
  
  Догорал костер, краснея,
  
  
  И мерцал дрожащим светом
  
  
  В полусумраке вигвама,
  
  
  Бодрый, чуткий Гайавата
  
  
  Вдруг услышал чьи-то вздохи,
  
  
  Чьи-то горькие рыданья.
  
  
  
  С ложа встал он осторожно,
  
  
  Встал с косматых шкур бизона
  
  
  И, отдернувши над ложем
  
  
  Из оленьей кожи полог,
  
  
  Увидал, что это Тени,
  
  
  Гостьи бледные, вздыхают,
  
  
  Плачут в тишине полночной.
  
  
  
  И промолвил он: "О гостьи!
  
  
  Что так мучит ваше сердце?
  
  
  Что рыдать вас заставляет?
  
  
  Не Нокомис ли вас, гостьи,
  
  
  Ненароком оскорбила?
  
  
  Иль пред вами Миннегага
  
  
  Позабыла долг хозяйки?"
  
  
  
  Тени смолкли, перестали
  
  
  Горько сетовать и плакать
  
  
  И сказали тихо-тихо:
  
  
  "Мы усопших, мертвых души,
  
  
  Души тех, что жили с вами;
  
  
  Мы пришли из Стран Понима,
  
  
  С островов Загробной Жизни,
  
  
  Испытать вас и наставить.
  
  
  
  Вопли скорби достигают
  
  
  К нам, в Селения Блаженных:
  
  
  То живые погребенных
  
  
  Призывают вновь на землю,
  
  
  Мучат нас бесплодной скорбью;
  
  
  И вернулись мы на землю,
  
  
  Но узнали скоро, скоро,
  
  
  Что везде мы только в тягость,
  
  
  Что для всех мы стали чужды:
  
  
  Нет нам места, - нет возврата
  
  
  Мертвецам из-за могилы!
  
  
  
  Помни это, Гайавата,
  
  
  И скажи всему народу,
  
  
  Чтоб отныне и вовеки
  
  
  Вопли их не огорчали
  
  
  Отошедших в мир Понима,
  
  
  К нам, в Селения Блаженных.
  
  
  
  Не кладите тяжкой ноши
  
  
  С мертвецами в их могилы -
  
  
  Ни мехов, ни украшений,
  
  
  Ни котлов, ни чаш из глины, -
  
  
  Эта ноша мучит духов.
  
  
  Дайте лишь немного пищи,
  
  
  Дайте лишь огня в дорогу.
  
  
  
  Дух четыре грустных ночи
  
  
  И четыре дня проводит
  
  
  На пути в страну Понима;
  
  
  Потому-то и должны вы
  
  
  Над могилами усопших
  
  
  С первой ночи до последней
  
  
  Жечь костры неугасимо,
  
  
  Освещать дорогу духам,
  
  
  Озарять веселым светом
  
  
  Их печальные ночлеги.
  
  
  
  Мы идем, прости навеки,
  
  
  Благородный Гайавата!
  
  
  И тебя мы искушали,
  
  
  И твое терпенье долго
  
  
  Мы испытывали дерзко,
  
  
  Но всегда ты оставался
  
  
  Благородным и великим.
  
  
  Не слабей же, Гайавата,
  
  
  Не слабей, не падай духом:
  
  
  Ждет тебя еще труднее
  
  
  И борьба и испытанье!"
  
  
  
  И внезапно тьма упала
  
  
  И наполнила жилище,
  
  
  Гайавата же в молчанье
  
  
  Услыхал одежды шорох,
  
  
  Услыхал, что кто-то поднял
  
  
  Занавеску над порогом,
  
  
  Увидал на небе звезды
  
  
  И почувствовал дыханье
  
  
  Зимней полночи морозной,
  
  
  Но уже не видел духов,
  
  
  Теней бледных и печальных
  
  
  Из далеких Стран Понима,
  
  
  Из страны Загробной Жизни.
  

  
   ГОЛОД
  
  
   О, зима! О, дни жестокой,
  
  
  Бесконечной зимней стужи!
  
  
  Лед все толще, толще, толще
  
  
  Становился на озерах;
  
  
  Снег все больше, больше, больше
  
  
  Заносил луга и степи;
  
  
  Все грозней шумели вьюги
  
  
  По лесам, вокруг селенья.
  
  
   Еле-еле из вигвама,
  
  
  Занесенного снегами,
  
  
  Мог пробраться в лес охотник;
  
  
  В рукавицах и на лыжах
  
  
  Тщетно по лесу бродил он,
  
  
  Тщетно он искал добычи, -
  
  
  Не видал ни птиц, ни зверя,
  
  
  Не видал следов оленя,
  
  
  Не видал следов Вабассо.
  
  
  Страшен был, как привиденье,
  
  
  Лес блестящий и пустынный,
  
  
  И от голода, от стужи,
  
  
  Потеряв сознанье, падал,
  
  
  Погибал в снегах охотник.
  
  
   О, Всесильный Бюкадэвин!
  
  
  О, могучий Акозивин!
  
  
  О, безмолвный, грозный Погок!
  
  
  О, жестокие мученья,
  
  
  Плач детей и вопли женщин!
  
  
   Всю тоскующую землю
  
  
  Изнурил недуг и голод,
  
  
  Небеса и самый воздух
  
  
  Лютым голодом томились,
  
  
  И горели в небе звезды,
  
  
  Как глаза волков голодных!
  
  
   Вновь в вигваме Гайаваты
  
  
  Поселилися два гостя:
  
  
  Так же мрачно и безмолвно,
  
  
  Как и прежние два гостя,
  
  
  Без привета и без зова
  
  
  В дом вошли они и сели
  
  
  Прямо рядом с Миннегагой,
  
  
  Не сводя с нее свирепых,
  
  
  Впалых глаз ни на минуту.
  
  
   И один сказал ей: "Видишь?
  
  
  Пред тобою - Бюкадэвин".
  
  
  И другой сказал ей: "Видишь?
  
  
  Пред тобою - Акозивин!"
  
  
   И от этих слов и взглядов
  
  
  Содрогнулось, сжалось страхом
  
  
  Сердце милой Миннегаги;
  
  
  Без ответа опустилась,
  
  
  Скрыв лицо, она на ложе
  
  
  И томилась, трепетала,
  
  
  Холодея и сгорая,
  
  
  От зловещих слов и взглядов.
  
  
   Как безумный, устремился
  
  
  В лес на лыжах Гайавата;
  
  
  Стиснув зубы, затаивши
  
  
  В сердце боль смертельной скорби,
  
  
  Мчался он, и капли пота
  
  
  На челе его смерзались.
  
  
   В меховых своих одеждах,
  
  
  В рукавицах, Минджикэвон,
  
  
  С мощным луком наготове
  
  
  И с колчаном за плечами,
  
  
  Он бежал все дальше, дальше
  
  
  По лесам пустым и мертвым.
  
  
   "Гитчи Манито! - вскричал он,
  
  
  Обращая взоры к небу
  
  
  С беспредельною тоскою. -
  
  
  Пощади нас, о Всесильный,
  
  
  Дай нам пищи, иль погибнем!
  
  
  Пищи дай для Миннегаги -
  
  
  Умирает Миннегага!"
  
  
   Гулко в дебрях молчаливых,
  
  
  В бесконечных дебрях бора,
  
  
  Прозвучали вопли эти,
  
  
  Но никто не отозвался,
  
  
  Кроме отклика лесного,
  
  
  Повторявшего тоскливо:
  
  
  "Миннегага! Миннегага!"
  
  
   До заката одиноко
  
  
  Он бродил в лесах печальных,
  
  
  В темных чащах, где когда-то
  
  
  Шел он с милой Миннегагой,
  
  
  С молодой женою рядом,
  
  
  Из далеких стран Дакотов.
  
  
  Весел был их путь в то время!
  
  
  Все цветы благоухали,
  
  
  Все лесные птицы пели,
  
  
  Все ручьи сверкали солнцем,
  
  
  И сказала Миннегага
  
  
  С беззаветною любовью:
  
  
  "Я пойду с тобою, муж мой!"
  
  
   А в вигваме, близ Нокомис,
  
  
  Близ пришельцев молчаливых,
  
  
  Карауливших добычу,
  
  
  Уж томилась пред кончиной,
  
  
  Умирала Миннегага.
  
  
   "Слышишь? - вдруг она сказала.
  
  
  Слышишь шум и гул далекий
  
  
  Водопадов Миннегаги?
  
  
  Он зовет меня, Нокомис!"
  
  
   "Нет, дитя мое, - печально
  
  
  Отвечала ей Нокомис, -
  
  
  Это бор гудит от ветра".
  
  
   "Глянь! - сказала Миннегага. -
  
  
  Вон - отец мой! Одиноко
  
  
  Он стоит и мне кивает
  
  
  Из родимого вигвама!"
  
  
   "Нет, дитя мое, - печально
  
  
  Отвечала ей Нокомис, -
  
  
  Это дым плывет, кивает!"
  
  
   "Ах! - вскричала Миннегага.
  
  
  Это Погока сверкают
  
  
  Очи грозные из мрака,
  
  
  Это он мне стиснул руку
  
  
  Ледяной своей рукою!
  
  
  Гайавата, Гайавата!"
  
  
   И несчастный Гайавата
  
  
  Издалека, издалека,
  
  
  Из-за гор и дебрей леса,
  
  
  Услыхал тот крик внезапный,
  
  
  Скорбный голос Миннегаги,
  
  
  Призывающий во мраке:
  
  
  "Гайавата! Гайавата!"
  
  
  По долинам, по сугробам,
  
  
  Под ветвями белых сосен,
  
  
  Нависавшими от снега,
  
  
  Он бежал с тяжелым сердцем,
  
  
  И услышал он тоскливый
  
  
  Плач Нокомис престарелой:
  
  
  "Вагономин! Вагономин!
  
  
  Лучше б я сама погибла,
  
  
  Лучше б мне лежать в могиле!
  
  
  Вагономин! Вагономин!"
  
  
   И в вигвам он устремился
  
  
  И увидел, как Нокомис

Категория: Книги | Добавил: Armush (28.11.2012)
Просмотров: 390 | Рейтинг: 0.0/0
Всего комментариев: 0
Имя *:
Email *:
Код *:
Форма входа