| Главная » Книги |
Карамзин Николай Михайлович - Полное собрание стихотворений, Страница 11
Карамзин Николай Михайлович - Полное собрание стихотворенийalign="justify"> Мечтал о блаженстве,
Страдая в душе!..
Болезнь миновалась,
И лета прошли
Любовных мечтаний;
Я Лилу забыл -
И вижу... о небо!
Что сделалось с ней?
Все алые розы
Мороз умертвил.
Где прежде зефиры
Шептали любовь,
Под сению миртов
Таился Эрот
И пальчиком нежным
С усмешкой грозил, -
Там ныне всё пусто!
Твоя красота
Угасла, как свечка;
Вспорхнула любовь
И прочь улетела;
Любовники вслед
За нею исчезли.
Лилета одна,
И хочет от скуки
Меня заманить
В старинные сети!
Я в сказке читал,
Что некогда боги
Влюбились в одну
Прекрасную нимфу:
Юпитер и Марс,
Нептун и Меркурий,
И Бахус и Феб.
Красотке хотелось
Их всех обмануть,
Украсить рогами
Лбы вечных богов.
Так так и случилось:
Один за другим
Все были рогаты.
Но время прошло;
Красавица стала
Не так хороша,
И боги сослали
Ее под луну,
Где нимфа от грусти
Год слезы лила,
А после от грусти
Слюбилась - увы! -
С рогатым сатиром.
Он был небрезглив
И принял в подарок
Обноски богов. -
Ты можешь быть нимфой;
Но я не сатир!
1796
106. КЛЯТВА И ПРЕСТУПЛЕНИЕ
Хотел я не любить: что ж делаю? люблю!
Любя терзаюся, крушу себя, гублю...
Но пользы нет в слезах; слезами я не смою
Того, что злой судьбе железною рукою
Угодно было начертать:
"Кокеткам торговать сердцами,
Мужьям ходить с рогами,
А Плаксе (то есть мне) бранить любовь словами,
Но сердцем обожать - ввек, ввек!"
Увы! слаб бедный человек!
1796
107. ХАРАКТЕР НИСЫ
Для Нисы то бывает мило,
Что прежде было ей постыло;
А что теперь для Нисы мило,
То скоро будет ей постыло.
1796
108. ПЕРЕМЕНА ЦВЕТА
Вдруг стал у Лины дурен цвет:
Конечно, в городе румян хороших нет!
1796
109. СОЛОВЕЙ
Что в роще громко раздается
При свете ясныя луны?
Что в сердце, в душу сладко льется
Среди ночныя тишины,
Когда безмолвствует Природа
И звезды голубого свода
Сияют в зеркале ручья?
Что в грудь мою тоску вселяет
И дух мой кротко восхищает?..
Глас нежный, милый соловья!
Певец любезный, друг Орфея!
Кому, кому хвалить тебя,
Лесов зеленых Корифея?
Ты славишь громко сам себя.
Натуру в гимнах прославляя,
Свою любезнейшую мать,
И равного себе не зная,
Велишь ты зависти - молчать!
Ах! много в роще песней слышно;
Но что они перед твоей?
Как Феб златый, являясь пышно
На тверди, славою своей
Луну и звезды помрачает,
Так песнь твоя уничтожает
Гармонию других певцов.
Поет и жаворонок в поле,
Виясь под тенью облаков;
Поет приятно и в неволе
Любовь малиновка* весной;
* Любовь служит здесь прилагательным к малиновке. По русски говорят: надежда государь, радость сестрица
и проч. "Малиновка есть птица любви", - сказал Бюффон.
Веселый чижик, коноплянка.
Малютка пеночка, овсянка,
Щегленок, редкий красотой,
Поют и нежно и согласно
И тешат слух; но всё не то -
Их пение одно прекрасно,
В сравнении с твоим - ничто!
Они одно пленяют чувство,
А ты приводишь всё в восторг;
Они суть музы, ты их бог!
Какое чудное искусство!
Сперва как дальняя свирель
Петь тихо, нежно начинаешь
И всё к вниманию склоняешь;
Сперва приятный свист и трель -
Потом, свой голос возвышая
И чувство чувством оживляя,
Стремишь ты песнь свою рекой:
Как волны мчатся за волной,
Легко, свободно, без преграды,
Так быстрые твои рулады
Сливаются одна с другой;
Гремишь... и вдруг ослабеваешь;
Журчишь, как томный ручеек;
С любезной кротостью вздыхаешь,
Как нежный майский ветерок...
Из сердца каждый звук несется
И в сердце тихо отдается...
Так страстный, счастливый супруг
(Любовник пылкий, верный друг)
Супруге милой изъясняет
Свою любовь, сердечный жар.
Твой громкий голос удивляет -
Он есть Природы чудный дар, -
Но тихий, в душу проницая
И чувства нежностью питая,
Еще любезнее сто раз.
Пой, друг мой! Восхищен тобою,
Под кровом ночи, в тихий час,
Несчастный сладкою слезою
Мирится с небом и судьбой;
Невольник цепи забывает,
Свободу в сердце обретает,
Находит сносным жребий свой.
Лиющий слезы над могилой
(Где прах душе и сердцу милый
Лежит в безмолвной тишине,
Как в сладком и глубоком сне),
Тебе внимая, утешает
Себя надеждой вечно жить
И вечно милого любить.
Там, там, где счастье обитает;
Где радость есть для чувств закон;
Где вздохи сердцу неизвестны;
Где мой любезный Агатон,
Как в мае гиацинт прелестный
Весной бессмертия цветет...
Меня к себе с улыбкой ждет!
Пой, друг мой! Восхищен тобою,
Природой, красною весною,
И я забуду грусть свою.
Лугов цветущих ароматы
Целят, питают грудь мою.
Когда ж сын Феба, мир крылатый,
На землю спустится с небес,*
Умолкнут громы и народы
Отрут оливой токи слез, -
Тогда, тогда, Орфей Природы,
Я в гимне сердце излию
И мир с тобою воспою!
1796
* Писано было во время воины.
110. К ПОРТРЕТУ ЛОМОНОСОВА
"В отечестве Зимы, среди ее снегов, -
Сказал парнасский бог, - к бессмертной славе россов
Родись вновь Пиндар, царь певцов!"
Родился... Ломоносов.
<1797>
111. ЭПИТАФИЯ
Он жил в сем мире для того,
Чтоб жить - не зная для чего.
<1797>
112. ЛЮБОВЬ И ДРУЖБА
Любовь тогда лишь нам полезна,
Как с милой дружбою сходна;
А дружба лишь тогда любезна,
Когда с любовию равна.
<1797>
113. ПОСЛЕДНИЕ СЛОВА УМИРАЮЩЕГО
Бог дал мне свет ума: я истины искал,
И видел ложь везде - светильник погашаю.
Бог дал мне сердце: я страдал,
И богу сердце возвращаю.
1797
114. ПЕЧАЛЬ И РАДОСТЬ
С печалью радость здесь едва ли не равна:
Надежда с первою, с другой боязнь дана.
1757
115. ДЕЛИИНЫ СЛОВА
О время! знаю власть закона твоего:
Все прелести лица уносишь ты с собою;
Но нежность сердца моего
Останется со мною;
А тот, кто сердцу мил,
Меня за нежность полюбил!
1797
116. К ЛЕСОЧКУ ПОЛИНЫ
Тебя, лесочек, насадила
Полина собственной рукой.
Кому же посвятила? -
"Богине прелестей". - Итак, себе самой.
1797
117. IMPROMPTU ДВУМ МОЛОДЫМ ДАМАМ,
КОТОРЫЕ В МАСКАХ ПОДОШЛИ К АВТОРУ
И ХОТЕЛИ УВЕРИТЬ ЕГО, ЧТО ОН ИХ НЕ УЗНАЕТ
Ничто, ничто сокрыть любезных не могло!
На вас и маска как стекло.
Прелестные глаза прелестных обличают:
Под маскою они не менее сияют.
Взглянул - и сердце мне
Сказало: вот оне!
1797
118. ДВА СРАВНЕНИЯ
1
Что наша жизнь? Роман. - Кто автор? Аноним.
Читаем по складам, смеемся, плачем... спим.
1797
2
Что есть жизнь наша? - сказка.
А что любовь? - ее завязка;
Конец печальный иль смешной.
Родись, люби - и бог с тобой!
1797
119. РАЗЛУКА
(На голос: J'entends dans la foret.)*
* Я слышу в лесу. - Ред.
Любя любимым быть -
Всего для нас милее;
Но с милой розно жить -
Всего, всего тошнее.
Что в сердце без нее!
В ней сердце находило
Всё счастие свое;
Без милой всё немило.
Где счастье? где она?
И день и ночь вздыхаю;
Отрада мне одна,
Что слезы проливаю.
Довольно... так и быть!
Когда, мой друг, с тобою
Нельзя теперь мне жить,
Хочу я жить с тоскою.
1797
120. ПОКОЙ И СЛАВА
"Спокойствие дороже славы!" -
Твердят ленивые умы.
Нет, нет! они не правы;
Покоем недовольны мы:
В объятиях его скучаем
И прежде смерти умираем.
Жизнь наша столь бедна,
Превратна, неверна;
Дней ясных в ней так мало,
Так всё мгновенно для сердец,
Что удовольствия и счастия начало
Есть удовольствия и счастия конец.
Чем бережно в тени скрываться,
Бояться шороха, бояться вслух дышать,
Единственно затем, чтоб жизнию скучать
И смерти праздно дожидаться, -
Не лучше ль что нибудь
Великое свершить? Гремящей славы путь
К бессмертию ведет. Душа живет делами
И наслаждается веками
В геройском подвиге своем.
Парить с орлом под небесами,
Сиять эфирными лучами,
Сгореть там солнечным огнем,
Оставить пепел нам - милее для героя,
Чем духом онеметь в ничтожестве покоя
И с червем прах лобзать, доколе исполин,
Рок, грозный смертных властелин,
Его не раздавил гигантскою стопою.
Всем должно быть землею!
Ты, слабый человек,
Как тень, мелькая, исчезаешь;
Но надпись о другом и в самый дальний век
Гласит: Прохожий, стой! Героя попираешь.*
1797
* Перевод славного латинского надгробия: Sta, viator! Heroem calcas.
121. ИСПРАВЛЕНИЕ*
Пора, друзья, за ум нам взяться,
Беспутство кинуть, жить путем.
Не век за бабочкой гоняться,
Не век быть резвым мотыльком.
Беспечной юности утеха
Есть в самом деле страшный грех.
Мы часто плакали от смеха -
Теперь оплачем прежний смех
И другу, недругу закажем
Кого нибудь в соблазн вводить;
Прямым раскаяньем докажем,
Что можем праведными быть.
Простите, скромные диваны,
Свидетели нескромных сцен!
Простите хитрости, обманы,
Беда мужей, забава жен!
Отныне будет всё иное:
Чтоб строгим людям угодить,
Мужей оставим мы в покое,
А жен начнем добру учить -
Не с тем, чтоб нравы их исправить -
Таких чудес нельзя желать, -
Но чтоб красавиц лишь заставить
От скуки и тоски зевать.
"Зевать?" Конечно; в наказанье
За наши общие дела.
Бывало... Прочь, воспоминанье,
Чтоб снова не наделать зла.
Искусство нравиться забудем
И с постным видом в мясоед
Среди собраний светских будем
Ругать как можно злее свет;
Бранить всё то, что сердцу мило,
Но в чем сокрыт для сердца вред;
Хвалить, что грешникам постыло,
Но что к спасению ведет.
Memento mori!** велегласно
На балах станем восклицать
И стоном смерти ежечасно
Любезных ветрениц пугать. -
Как друг ваш столь переменился,
Угодно ль вам, друзья, спросить?..
Сказать ли правду?.. Я лишился
(Увы!) способности грешить!
1797
* Перевод славного латинского надгробия: Sta, viator! Heroem calcas.
* * То есть: помни смерть.
122. ТАЦИТ
Тацит велик; но Рим, описанный Тацитом,
Достоин ли пера его?
В сем Риме, некогда геройством знаменитом,
Кроме убийц и жертв не вижу ничего.
Жалеть об нем не должно:
Он стоил лютых бед несчастья своего,
Терпя, чего терпеть без подлости не можно!
1797
123. К ШЕКСПИРОВУ ПОДРАЖАТЕЛЮ
Ты хочешь быть, Глупон, Шекспиров подражатель;
Выводишь для того на сцену мясников,
Башмачников, портных, чудовищ и духов.
Великий Александр, земли завоеватель,
Для современников был также образцом;
Но в чем они ему искусно подражали?
В геройстве ли души? в делах? ах, нет! не в том;
Но шею к левому плечу, как он, склоняли.*
Что делали они, то делаешь и ты:
Уродство видим мы; но где же красоты?
1797
* См. Квинта Курция.
124. СТРАСТИ И БЕССТРАСТИЕ
Как беден человек! нам страсти - горе, мука;
Без страсти жизнь не жизнь, а скука:
Люби - и слезы проливай;
Покоен будь - и ввек зевай!
1797
125. НАДПИСЬ К ДАМСКОЙ ТАБАКЕРКЕ,
НА КОТОРОЙ ИЗОБРАЖЕНЫ
МРАМОРНЫЙ СТОЛП И ЦВЕТОК
Любезное глазам как цвет весенний тленно;
Любезное душе как мрамор неизменно.
1797
126. НЕСКРОМНОЕ ЭХО
Мне часто эхо изменяет:
Твержу: Милены не люблю!
Но эхо в роще отвечает:
Люблю!
1797
127. НАДПИСИ* НА СТАТУЮ КУПИДОНА
* Сочинитель сих надписей увидел в одном доме мраморного Амура и с
позволения хозяйки исписал его карандашом с головы до ног.
1
НА ГОЛОВУ
Где трудится голова,
Там труда для сердца мало;
Там любви и не бывало;
Там любовь - одни слова.
2
НА ГЛАЗНУЮ ПОВЯЗКУ
Любовь слепа для света
И, кроме своего
Бесценного предмета,
Не видит ничего.
3
НА СЕРДЦЕ
Любовь - анатомист: где сердце у тебя,
Узнаешь, полюбя.
4
НА ПАЛЕЦ, КОТОРЫМ КУПИДОН ГРОЗИТ
Награда скромности готова:
Будь счастлив - но ни слова!
5
НА РУКУ
Не верь любовнику, когда его рука
Дерзка.
6
НА КРЫЛО
Амур летает для того,
Чтоб милую найти для сердца своего.
Нашедши, крылья оставляет -
Уже ему в них нужды нет, -
Летать позабывает
И с милою живет.
7
НА СТРЕЛУ, КОТОРУЮ АМУР БЕРЕТ В РУКУ
Страшитесь: прострелю!
Но вы от раны не умрете;
Лишь томно взглянете, вздохнете
И скажете: люблю!
8
НА НОГУ
Когда любовь без ног? Как надобно идти
От друга милого, сказав ему: прости!
9
НА СПИНУ
Стою всегда лицом к красавцам молодым,
Спиною к старикам седым.
1798
128. ПРОТЕЙ, ИЛИ НЕСОГЛАСИЯ СТИХОТВОРЦА
NB. Говорят, что поэты нередко сами себе
противоречат и переменяют свои мысли о вещах.
Сочинитель отвечает:
Ты хочешь, чтоб поэт всегда одно лишь мыслил,
Всегда одно лишь пел: безумный человек!
Скажи, кто образы Протеевы исчислил?
Таков питомец муз и был и будет ввек.
Чувствительной душе не сродно, ль изменяться?
Она мягка как воск, как зеркало ясна,
И вся Природа в ней с оттенками видна.
Нельзя ей для тебя единою казаться
В разнообразии естественных чудес.
Взгляни на светлый пруд, едва едва струимый
Дыханьем ветерка: в сию минуту зримы
В нем яркий Фебов свет, чистейший свод небес
И дерзостный орел, горе один парящий;
Кудрявые верхи развесистых древес;
В сени их пастушок с овечкою стоящий;
На ветви голубок с подружкою своей
(Он дремлет, под крыло головку спрятав к ней) -
Еще минута... вдруг иное представленье:
Сокрыли облака в кристалле Фебов зрак;
Там стелется один волнистый, сизый мрак.
В душе любимца муз такое ж измененье
Бывает каждый час; что видит, то поет,
И, всем умея быть, всем быть перестает.
Когда в весенний день, среди лугов цветущих
Гуляя, видит он Природы красоты,
Нимф сельских хоровод, играющих, поющих,
Тогда в душе его рождаются мечты
О веке золотом, в котором люди жили
Как братья и друзья, пасли свои стада,
Питались их млеком; не мысля никогда,
Что есть добро и зло, по чувству добры были,
А более всего... резвились и любили!
Тогда он с Геснером свирелию своей
Из шума городов зовет в поля людей.
"Оставьте, говорит, жилище скуки томной,
Где всё веселие в притворстве состоит;
Где вы находите единый ложный вид
Утехи и забав. В сени Природы скромной
Душевный сладкий мир с веселостью живет;
Там счастье на лугу с фиалками цветет
И смотрится в ручей с пастушкою прекрасной.
О счастьи в городах лишь только говорят,
Не чувствуя его; в селе об нем молчат,
Но с ним проводят век, как день весенний ясный,
В невинности златой, в сердечной простоте".
Когда ж глазам его явится блеск искусства
В чудесности своей и в полной красоте:
Великолепный град, картина многолюдства,
Разнообразное движение страстей,
Подобных бурному волнению морей,
Но действием ума премудро соглашенных
И к благу общества законом обращенных;
Театр, где, действуя лишь для себя самих,
Невольно действуем для выгоды других;
Машина хитрая, чудесное сцепленье
Бесчисленных колес; ума произведенье,
Но, несмотря на то, загадка для него! -
Тогда певец села в восторге удивленья,
Забыв свирель, берет для гимна своего
Златую лиру, петь успехи просвещенья:
"Что был ты, человек, с Природою один?
Ничтожный раб ее, живущий боязливо.
Лишь в обществе ты стал Природы властелин
И в первый раз взглянул на небо горделиво,
Взглянул и прочитал там славный жребий свой:
Быть в мире сем царем, творения главой.
Лишь в обществе душа твоя себе сказалась
И сердце начало с сердцами говорить;
За мыслию одной другая вслед рождалась,
Чтоб лествицей уму в познаниях служить.
В Аркадии своей ты был с зверями равен,
И мнимый век златой, век лени, детства, сна,
Бесславен для тебя, хотя в стихах и славен.
Для бедных разумом жизнь самая бедна:
Лишь в общежитии мы им обогатились;
Лишь там художества с науками родились -
И первый в мире град был первым торжеством
Даров, влиянных в нас премудрым божеством.
Не в поле, не в лесах святая добродетель
Себе воздвигла храм: Сократ в Афинах жил,
И в Риме Нума царь, своих страстей владетель,
Своих законов раб, бессмертье заслужил.
Не тот Герой добра, кто скрылся от порока,
От искушения, измен, ударов рока
И прожил век один с полмертвою душей,
Но тот, кто был всегда примером для людей,
Среди бесчисленных опасных преткновений,
Как мраморный колосс, незыблемо стоял,
Стезею правды шел во мраке заблуждений,
Сражался с каждым злом, сражаясь, побеждал.
Так кормчий посреди морей необозримых
Без страха видит гроб волнистый пред собой
И слышит грозный рев пучин неизмеримых;
Там гибельная мель, здесь камни под водой;
Но с картою в руках, с магнитом пред очами
Пловец в душе своей смеется над волнами
И к пристани спешит, где ждет его покой".
В сей хижине живет питомец Эпиктета,
Который, истребив чувствительность в себе,
Надежду и боязнь, престал служить судьбе
И быть ее рабом. Сия царица света
Отнять, ни дать ему не может ничего:
Ничто не веселит, не трогает его;
Он ко всему готов. Представь конец вселенной:
Небесный свод трещит; огромные шары
Летят с своих осей; в развалинах миры...
Сим страшным зрелищем мудрец не устрашенный
Покойно бы сказал: "Мне время отдохнуть
И в гробе Естества сном вечности заснуть!"
Поэт пред ним свои колена преклоняет
И полубога в нем на лире прославляет:
"Великая душа! что мир сей пред тобой?
Горсть пыльныя земли. Кто повелитель твой?
Сам бог - или никто. Ты нужды не имеешь
В подпоре для себя: тверда сама собой.
Без счастья быть всегда счастливою умеешь,
Умея презирать ничтожный блеск его;
Оно без глаз, а ты без глаз и для него:
Смеется иль грозит, не видишь ничего.
Пусть карлы будут им велики или славны:
Обманчивый призрак! их слава звук пустой;
В величии своем они с землею равны;
А ты равна ли с чем? с единою собой!"
И с тою ж кистию, с тем самым же искусством
Сей нравственный Апелл распишет слабость вам,
Для стоиков порок, но сродную сердцам
Зависимых существ, рожденных с нежным чувством.
Ах! слабость жить мечтой, от рока ожидать
Всего, что мыслям льстит, - надеяться, бояться,
От удовольствия и страха трепетать,
Слезами радости и скорби обливаться!..
"Хвалитесь, мудрецы, бесстрастием своим
И будьте камнями, назло самой природе!
Чувствительность! люблю я быть рабом твоим;
Люблю предпочитать зависимость свободе,
Когда зависимость есть действие твое,
Свобода ж действие холодности беспечной!
Кому пойду открыть страдание мое
В час лютыя тоски и горести сердечной?
Тебе ль, Зенон? чтоб ты меня лишь осудил,
Сказав, что винен я, не властвуя собою?
Ах! кто несчастия в сей жизни не вкусил,
Кто не был никогда терзаем злой судьбою
И слабостей не знал, в том сожаленья нет;
И редко человек, который вечно тверд,
Бывает не жесток. Я к вам пойду с слезами,
О нежные сердца! вы плакали и сами;
По чувству, опыту известна горесть вам.
К страдавшим страждущий доверенность имеет:
Кто падал, тот других поддерживать умеет.
Мы вместе воскурим молений фимиам...
Молитва общая до вышнего доходна;
Молитва общая детей отцу угодна...
Он исполнение с любовью изречет;
Зефир с небес для нас весть сладкую снесет;
Отчаяния мрак надеждой озарится,
И мертвый кипарис чудесно расцветет;
Кто был несчастлив, вдруг от счастья прослезится".
Богатство, сан и власть! не ищет вас поэт;
Но быть хотя на час предметом удивленья
Милее для него земного поклоненья
Бесчисленных рабов. Ему венок простой
Дороже, чем венец блистательный, златой.
| |
| Просмотров: 438 | Рейтинг: 0.0/0 |
| Всего комментариев: 0 | |
Жанры