Главная » Книги

Карамзин Николай Михайлович - Полное собрание стихотворений, Страница 6

Карамзин Николай Михайлович - Полное собрание стихотворений


1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18

ем говорили
  И смертных к счастию манили
  Своею... нищенской клюкой,
  Клянясь священной бородой,
  Что плод земного совершенства
  В саду их мудрости растет;
  Что в нем нетленный цвет блаженства,
  Как роза пышная, цветет.
  Слова казалися прекрасны,
  Но только были несогласны.
  Один кричал: ступай туда!
  Другой: нет, нет, поди сюда!
  Что ж греки делали? Смеялись,
  Ученой распрей забавлялись,
  А счастье... называли сном!
  
  * Сии стихи писаны в самом деле под тению ив.
  * * Десять тысяч!! Читатель может сомневаться в верности счета; но один из древних же авторов пишет, что их
  было точно десять тысяч.
  
  И в наши времена о том
  Бывает много шуму, спору.
  Немало новых гордецов,
  Которым часто без разбору
  Дают названье мудрецов;
  Они нам также обещают
  Открыть прямой ко счастью след;
  В глаза же счастия не знают;
  Живут, как все, под игом бед;
  Живут, и горькими слезами
  Судьбе тихонько платят сами
  За право умниками слыть,
  О счастьи в книгах говорить!
  
  Престанем льстить себя мечтою,
  Искать блаженства под луною!
  Скорее, друг мой, ты найдешь
  Чудесный философский камень,
  Чем век без горя проживешь.
  Япетов сын эфирный пламень
  Похитил для людей с небес,
  Но счастья к ним он не принес;
  Оно в удел нам не досталось
  И там, с Юпитером, осталось.
  Вздыхай, тужи; но пользы нет!
  Судьбы рекли: "Да будет свет
  Жилищем призраков, сует,
  Немногих благ и многих бед!"
  Рекли - и Суеты спустились
  На землю шумною толпой:
  Герои в латы нарядились,
  Пленяся Славы красотой;
  Мечом махнули, полетели
  В забаву умерщвлять людей;
  Одни престолов захотели,
  Другие самых алтарей;
  Одни шумящими рулями
  Рассекли пену дальних вод;
  Другие мощными руками
  Отверзли в землю темный ход,
  Чтоб взять пригоршни светлой пыли!
  Мечты всем головы вскружили,
  А горесть врезалась в сердца.
  Народов сильных победитель
  И стран бесчисленных властитель
  Под блеском светлого венца
  В душевном мраке унывает
  И часто сам того не знает,
  Начто величия желал
  И кровью лавры омочал!
  Смельчак, Америку открывший,
  Пути ко счастью не открыл;
  Индейцев в цепи заключивший
  Цепями сам окован был,
  Провел и кончил жизнь в страданье.
  А сей вздыхающий скелет,
  Который богом чтит стяжанье,
  Среди богатств в тоске живет!..
  Но кто, мой друг, в морской пучине
  Глазами волны перечтет?
  И кто представит нам в картине
  Ничтожность всех земных сует?
  
  Что ж делать нам? Ужель сокрыться
  В пустыню Муромских лесов,
  В какой нибудь безвестный кров,
  И с миром навсегда проститься,
  Когда, к несчастью, мир таков?
  Увы! Анахорет не будет
  В пустыне счастливее нас!
  Хотя земное и забудет,
  Хотя умолкнет страсти глас
  В его душе уединенной,
  Безмолвным мраком огражденной,
  Но сердце станет унывать,
  В груди холодной тосковать,
  Не зная, чем ему заняться.
  Тогда пустыннику явятся
  Химеры, адские мечты,
  Плоды душевной пустоты!
  Чудовищ грозных миллионы,
  Змеи летучие, драконы,
  Над ним крылами зашумят
  И страхом ум его затмят...*
  В тоске он жизнь свою скончает!
  
  * Многие пустынники, как известно, сходили с ума в уединении.
  
  Каков ни есть подлунный свет,
  Хотя блаженства в оном нет,
  Хотя в нем горесть обитает, -
  Но мы для света рождены,
  Душой, умом одарены
  И должны в нем, мой друг, остаться.
  Чем можно, будем наслаждаться,
  Как можно менее тужить,
  Как можно лучше, тише жить,
  Без всяких суетных желаний,
  Пустых, блестящих ожиданий;
  Но что приятное найдем,
  То с радостью себе возьмем.
  В лесах унылых и дремучих
  Бывает краше анемон,
  Когда украдкой выдет он
  Один среди песков сыпучих;
  Во тьме густой, в печальной мгле
  Сверкнет луч солнца веселее:
  Добра не много на земле,
  Но есть оно - и тем милее
  Ему быть должно для сердец.
  Кто малым может быть доволен,
  Не скован в чувствах, духом волен,
  Не есть чинов, богатства льстец;
  Душою так же прям, как станом;
  Не ищет благ за океаном
  И с моря кораблей не ждет,
  Шумящих ветров не робеет,
  Под солнцем домик свой имеет,
  В сей день для дня сего живет
  И мысли в даль не простирает;
  Кто смотрит прямо всем в глаза;
  Кому несчастного слеза
  Отравы в пищу не вливает;
  Кому работа не трудна,
  Прогулка в поле не скучна
  И отдых в знойный час любезен;
  Кто ближним иногда полезен
  Рукой своей или умом;
  Кто может быть приятным другом,
  Любимым, счастливым супругом
  И добрым милых чад отцом;
  Кто муз от скуки призывает
  И нежных граций, спутниц их;
  Стихами, прозой забавляет
  Себя, домашних и чужих;
  От сердца чистого смеется
  (Смеяться, право, не грешно!)
  Над всем, что кажется смешно, -
  Тот в мире с миром уживется
  И дней своих не прекратит
  Железом острым или ядом;
  Тому сей мир не будет адом;
  Тот путь свой розой оцветит
  Среди колючих жизни терний,
  Отраду в горестях найдет,
  С улыбкой встретит час вечерний
  И в полночь тихим сном заснет.
  
  1794
  
  
   71. К НЕЙ
  
  Тебе ли думать, друг бесценный,
  Что есть изменники в любви?
  Огонь, тобою воспаленный,
  Погаснет ли когда в крови?
  Погаснет с жизнию, не прежде!
  
  И мне ль непостоянным быть?
  Мне ль порхать бабочкой, в надежде
  Другую более любить?
  Я всех неверных презираю
  И с ними наш холодный век.
  Как может в жизни человек
  Два раза быть влюблен, не знаю:
  
  Не станет сердца, милый друг,
  И сила в чувствах ослабеет.
  Однажды роза в год алеет,
  Однажды красится ей луг;
  Однажды любим всей душою -
  Чтоб счастье райское вкусить
  Или глаза навек закрыть
  Со вздохом горести, с тоскою!
  
  1794
  
  
   72. ДВЕ ПЕСНИ
  
  1
  
  Мы желали - и свершилось!..
  Лиза! Небо любит нас.
  Постоянство наградилось:
  Ты моя! - Блаженный час!
  
  Быть счастливейшим супругом,
  Быть любимым и любить,
  Быть любовником и другом...
  Ах! я рад на свете жить!
  
  Рад терпеть, чего не можно
  В здешней жизни избежать;
  Рад и плакать, если должно
  Смертным слезы проливать.
  
  Нежность горе услаждает;
  Дружба милою рукой
  Слез потоки отирает
  И вселяет в грудь покой.
  
  Будь единственным предметом
  Страсти сердца моего!
  Я навек простился с светом;
  Мне наскучил шум его.
  
  Пусть Прелесты там сияют
  Блеском хитростей своих;
  Пусть они других прельщает;
  Пусть другие любят их!
  
  Было время заблуждений;
  Я, как бабочка, летал
  Вкруг блестящих привидений -
  Сердца в мраморе искал!
  
  Сон исчез - и я увидел,
  Что игрушкой хитрых был;
  Всех Прелест возненавидел
  И невинность полюбил.
  
  Ты одна любви достойна;
  Я нашел чего искал,
  И душа моя спокойна,
  Всё сбылось, чего желал!
  
  Свет забудет нас с тобою:
  Что нам нужды, Лиза, в нем?
  Мы с любовию одною
  Век без скуки проживем.
  
  2
  
  Доволен я судьбою
  И милою богат.
  О Лиза! кто с тобою
  И бедности не рад?
  
  С тобою жизни бремя
  Меня не тяготит;
  С тобою, друг мой, время
  Как молния летит.
  
  Не зная, что есть слава,
  Я славлю жребий свой.
  Труды с тобой - забава;
  В твоих глазах - покой.
  
  Ты взглянешь - забываю
  Суровость мрачных дней;
  В болезнях оживаю
  Улыбкою твоей.
  
  Когда ты скажешь: милый! -
  Проходит грусть моя,
  Светлеет взор унылый,
  Спокоен, весел я!
  
  Тот беден, кто в сем мире
  Живет лишь для себя.
  Я был бы и в порфире
  Несчастлив без тебя.
  
  Но если рок ужасный
  Нас, Лиза, разлучит?
  Что буду я, несчастный?..
  Сырой землей покрыт!
  
  Две горлицы покажут
  Тебе мой хладный прах;
  Воркуя томно, скажут:
  Он умер во слезах!
  
  1794 (?)
  
  
  ПРИПИСАНИЕ К Г ЖЕ N,
  КОТОРАЯ ЖЕЛАЛА, ЧТОБ Я СПИСАЛ ДЛЯ
  НЕЕ СИИ ДВЕ ПЕСНИ
  
  Невольник в тягостных цепях
  О воле милой помышляет,
  Старик о юных, красных днях;
  Томимый жаждой вспоминает
  О светлых, ясных ручейках.
  А я чем сердце занимаю?
  О счастливой любви мечтаю!
  
  1794
  
  
  
  73. ИЛЬЯ МУРОМЕЦ
  
  
  Богатырская сказка*
  
  Le monde est vieux, dit on: je
  le crois; cependant
  Il le faul arnuser encore comme
  un enfant.
   La Fontaine**
  
  * Вот начало безделки, которая занимала нынешним летом уединенные часы мои. Продолжение остается до
  другого времени; конца еще нет, - может быть, и не будет. В рассуждении меры скажу, что она совершенно
  русская. Почти все наши старинные песни сочинены такими стихами.
  * * Говорят, что мир стар; я этому верю; и все же его приходится развлекать, как ребенка. Лафонтен. - Ред.
  
  
   ЧАСТЬ ПЕРВАЯ
  
  He хочу с поэтом Греции
  звучным гласом Каллиопиным
  петь вражды Агамемноновой
  с храбрым правнуком Юпитера;
  или, следуя Виргилию,
  плыть от Трои разоренныя
  с хитрым сыном Афродитиным
  к злачным берегам Италии.
  Не желаю в мифологии
  черпать дивных, странных вымыслов.
  Мы не греки и не римляне;
  мы не верим их преданиям;
  мы не верим, чтобы бог Сатурн
  мог любезного родителя
  превратить в урода жалкого;
  чтобы Леды были - курицы
  и несли весною яйца;
  чтобы Поллуксы с Еленами
  родились от белых лебедей.
  Нам другие сказки надобны;
  мы другие сказки слышали
  от своих покойных мамушек.
  Я намерен слогом древности
  рассказать теперь одну из них
  вам, любезные читатели,
  если вы в часы свободные
  удовольствие находите
  в русских баснях, в русских повестях,
  в смеси былей с небылицами,
  в сих игрушках мирной праздности,
  в сих мечтах воображения.
  Ах! не всё нам горькой истиной
  мучить томные сердца свои!
  ах! не всё нам реки слезные
  лить о бедствиях существенных!
  На минуту позабудемся
  в чародействе красных вымыслов!
  
  Не хочу я на Парнас идти;
  нет! Парнас гора высокая,
  и дорога к ней не гладкая.
  Я видал, как наши витязи,
  наши стихо рифмо детели,
  упиваясь одопением,
  лезут на вершину Пиндову,
  обступаются и вниз летят,
  не с венцами и не с лаврами,
  но с ушами (ах!) ослиными,
  для позорища насмешникам!
  Нет, любезные читатели!
  я прошу вас не туда с собой.
  Близ моей смиренной хижины,
  на брегу реки прозрачныя,
  роща древняя, дубовая
  нас укроет от лучей дневных.
  Там мой дедушка на старости
  в жаркий полдень отдыхал всегда
  на коленях милой бабушки;
  там висит его пернатый шлем;
  там висит его булатный меч,
  коим он врагов отечества
  за гордыню их наказывал
  (кровь турецкая и шведская
  и теперь еще видна на нем).
  Там я сяду на брегу реки
  и под тенью древ развесистых
  буду повесть вам рассказывать.
  
  Там вы можете тихохонько,
  если скучно вам покажется,
  раза два зевнув, сомкнуть глаза.
  
  Ты, которая в подсолнечной
  всюду видима и слышима;
  ты, которая, как бог Протей,
  всякий образ на себя берешь,
  всяким голосом умеешь петь,
  удивляешь, забавляешь нас, -
  всё вещаешь, кроме... истины;
  объявляешь с газетирами
  сокровенности политики;
  сочиняешь с стихотворцами
  знатным похвалы прекрасные;
  величаешь Пантомороса*
  славным, беспримерным автором;
  с алхимистом открываешь нам
  тайну камня философского;
  изъясняешь с систематиком
  связь души с телесной сущностью
  и свободы человеческой
  с непременными законами;
  ты, которая с Людмилою
  нежным и дрожащим голосом
  мне сказала: я люблю тебя!
  о богиня света белого -
  Ложь, Неправда, призрак истины!
  будь теперь моей богинею
  и цветами луга русского
  убери героя древности,
  величайшего из витязей,
  чудодея Илью Муромца!
  Я об нем хочу беседовать, -
  об его бессмертных подвигах.
  Ложь! с тобою не учиться мне
  небылицы выдавать за быль.
  
  * То есть обер дурака.
  
  Солнце красное явилося
  на лазури неба чистого
  и лучами злата яркого
  осветило рощу тихую,
  холм зеленый и цветущий дол.
  Улыбнулось всё творение;
  воды с блеском заструилися;
  травки, ночью освеженные,
  и цветочки благовонные
  растворили воздух утренний
  сладким духом, ароматами.
  Все кусточки оживилися,
  и пернатые малюточки,
  конопляночка с малиновкой,
  в нежных песнях славить начали
  день, беспечность и спокойствие.
  Никогда в Российской области
  не бывало утро летнее
  веселее и прекраснее.
  
  Кто ж сим утром наслаждается?
  Кто на статном соловом коне,
  черный щит держа в одной руке,
  а в другой копье булатное,
  едет по лугу, как грозный царь?
  На главе его пернатый шлем
  с золотою, светлой бляхою;
  на бедре его тяжелый меч;
  латы, солнцем освещенные,
  сыплют искры и огнем горят.
  Кто сей витязь, богатырь младой?
  Он подобен маю красному:
  розы алые с лилеями
  расцветают на лице его.
  Он подобен мирту нежному:
  тонок, прям и величав собой.
  Взор его быстрей орлиного
  и светлее ясна месяца.
  Кто сей рыцарь? - Илья Муромец.
  Он проехал дикий темный лес,
  и глазам его является
  поле гладкое, обширное,
  где природою рассыпаны
  в изобилии дары земли.
  
  Витязь Геснера не читывал,
  но, имея сердце нежное,
  любовался красотою дня;
  тихим шагом ехал по лугу
  и в душе своей чувствительной
  жертву утреннюю, чистую,
  приносил царю небесному.
  "Ты, который украшаешь всё,
  русский бог и бог вселенныя!
  Ты, который наделяешь нас
  всеми благами щедрот своих!
  будь всегда моим помощником!
  Я клянуся вечно следовать
  богатырским предписаниям
  и уставам добродетели,
  быть защитником невинности,
  бедных, сирых и несчастных вдов,
  и наказывать мечом своим
  злых тиранов и волшебников,
  устрашающих сердца людей!"
  Так герой наш размышлял в себе
  и, повсюду обращая взор,
  за кустами впереди себя,
  над струями речки быстрыя,
  видит светло голубой шатер,
  видит ставку богатырскую
  с золотою круглой маковкой.
  Он к кусточкам приближается
  и стучит копьем в железный щит;
  но ответу богатырского
  нет на стук его оружия.
  
  Белый конь гуляет по лугу,
  неоседланный, невзнузданный,
  щиплет травку ароматную
  и следы подков серебряных
  оставляет на росе цветов.
  Не выходит витязь к витязю
  поклониться, ознакомиться.
  
  Удивляется наш Муромец;
  смотрит на небо и думает:
  "Солнце выше гор лазоревых,
  а российский богатырь в шатре
  неужель еще покоится?"
  Он пускает на зеленый луг
  своего коня надежного
  и вступает смелой поступью
  в ставку с золотою маковкой.
  
  Для чего природа дивная
  не дала мне дара чудного
  нежной кистию прельщать глаза
  и писать живыми красками
  с Тицианом и Корреджием?
  Ах! тогда бы я представил вам,
  что увидел витязь Муромец
  в ставке с золотою маковкой.
  Вы бы вместе с ним увидели -
  беспримерную красавицу,
  всех любезностей собрание,
  редкость милых женских прелестей;
  вы бы вместе с ним увидели,
  как она приятным, тихим сном
  наслаждалась в голубом шатре,
  разметавшись на цветной траве;
  как ее густые волосы,
  светло русые, волнистые,
  осеняли белизну лица,
  шеи, груди алебастровой
  и, свиваясь, развиваяся,
  упадали на колена к ней;
  как ее рука лилейная,
  где все жилки васильковые
  были с нежностью означены,
  ее голову покоила;
  как одежда снего белая,
  полотняная, тончайшая,
  от дыханья груди полныя
  трепетала тихим трепетом.
  Но не можно в сказке выразить
  и не можно написать пером,
  чем глаза героя нашего
  услаждались на ее челе,
  на ее устах малиновых,
  на ее бровях возвышенных
  и на всем лице красавицы.
  Латы с золотой насечкою,
  шлем с пером заморской жар птицы,
  меч с топазной рукояткою,
  копие с булатным острием,
  щит из стали вороненыя
  и седло с блестящей осыпью
  на траве лежали вкруг ее.
  
  Сердце твердое, геройское
  твердо в битвах и сражениях
  со врагами добродетели -
  твердо в бедствиях, опасностях;
  но нетвердо против женских стрел,
  мягче воску белоярого
  против нежных, милых прелестей.
  Витязь знал красавиц множество
  в беспредельной Русской области,
  но такой еще не видывал.
  Взор его не отвращается
  от румяного лица ее.
  Он боится разбудить ее;
  он досадует, что сердце в нем
  бьется с частым, сильным трепетом;
  он дыхание в груди своей
  останавливать старается,
  чтобы долее красавицу
  беспрепятственно рассматривать.
  Но ему опять желается,
  чтоб красавица очнулась вдруг;
  ему хочется глаза ее -
  верно, светлые, любезные -
  видеть под бровями черными;
  ему хочется внимать ее
  гласу тихому, приятному;
  ему хочется узнать ее
  любопытную историю,
  и откуда, и куда она,
  и зачем, девица красная
  (витязь думал и угадывал,
  что она была девицею),
  ездит по свету геройствовать,
  подвергается опасностям
  жизни трудной, жизни рыцарской,
  не щадя весенних прелестей,
  не бояся жара, холода.
  
  "Руки слабой, тленной женщины
  могут шить сребром и золотом
  в красном и покойном тереме, -
  не мечом и не копьем владеть;
  могут друга, сердцу милого,
  жать с любовью к сердцу нежному, -
  не гигантов на полях разить.
  Если кто из злых волшебников
  в плен возьмет девицу юную,
  ах! чего злодей бесчувственный
  с нею в ярости не сделает?" -
  Так Илья с собой беседует
  и взирает на прекрасную.
  
  Время быстрою стрелой летит;
  час проходит за минутами,
  и за утром полдень следует -
  незнакомка спит глубоким сном.
  
  Солнце к западу склоняется,
  и с эфирною прохладою
  вечер сходит с неба ясного
  на луга и поле чистое -
  незнакомка спит глубоким сном.
  Ночь на облаке спускается
  и густыя тьмы покровами
  одевает землю тихую;
  слышно ручейков журчание,
  слышно эхо отдаленное,
  и в кусточках соловей поет -
  незнакомка спит глубоким сном.
  
  Тщетно витязь дожидается,
  чтобы грудь ее высокая
  вздохом нежным всколебалася;
  чтоб она рукою белою
  хотя раз тихонько тронулась
  и открыла очи ясные!
  Незнакомка спит по прежнему.
  
  Он садится в голубом шатре
  и, взирая на прекрасную,
  видит в самой темноте ночной
  красоту ее небесную,
  видит - в тронутой душе своей
  и в своем воображении;
  чувствует ее дыхание
  и не мыслит успокоиться
  в час глубокия полуночи.
  
  Ночь проходит, наступает день;
  день проходит, наступает ночь -
  незнакомка спит по прежнему.
  
  Рыцарь наш сидит как вкопанный;
  забывает пищу, нужный сон.
  Всякий час, минуту каждую
  он находит нечто новое
  в милых прелестях красавицы,
  и - недели целой нет в году!
  
  Здесь, любезные читатели,
  должно будет изъясниться нам,
  уничтожить возражения
  строгих, бледнолицых критиков:
  "Как Илья, хотя и Муромец,
  хоть и витязь Руси древния,
  мог сидеть неделю целую,
  не вставая, на одном месте;
  мог ни маковыя росинки
  в рот не брать, дремы не чувствовать?"
  Вы слыхали, как монах святой,
  наслаждаясь дивным пением
  райской пестрой конопляночки,
  мог без пищи и без сна пробыть
  не неделю, но столетие.
  Разве прелести красавицы
  не имеют чародействия
  райской пестрой конопляночки?
  О друзья мои любезные!
  если б знали вы, что женщины
  могут делать с нами, бедными!..
  Ах! спросите стариков седых;
  ах! спросите самого меня...
  и, краснея, вам признаюся,
  что волшебный вид прелестницы -
  не хочу теперь назвать ее! -
  был мне пищею небесною,
  олимпийскою амброзией;
  что я рад был целый век не спать,
  лишь бы видеть мог жестокую!..
  Но боюся говорить об ней,
  и к герою возвращаюся.
  
  "Что за чудо! - рыцарь думает, -
  я слыхал о богатырском сне;
  иногда он продолжается
  три дни с часом, но не более;
  а красавица любезная..."
  Тут он видит муху черную
  на ее устах малиновых;
  забывает рассуждения
  и рукою богатырскою
  гонит злого насекомого;
  машет пальцем указательным
  (где сиял большой златой перстень
  с талисманом Велеславиным) -
  машет, тихо прикасается
  к алым розам белолицыя -
  и красавица любезная
  растворяет очи ясные!
  
  Кто опишет милый взор ее,
  кто улыбку пробуждения,
  ту любезность несказанную,
  с коей, встав, она приветствует
  незнакомого ей рыцаря?
  "Долго б спать мне непрерывным сном,
  юный рыцарь! (говорит она)
  если б ты не разбудил меня.
  Сон мой был очарованием
  злого, хитрого волшебника,
  Черномора ненавистника.
  Вижу перстень на руке твоей,
  перстень добрыя волшебницы,
  Велеславы благодетельной:
  он своею тайной силою,
  прикоснувшись к моему лицу,
  уничтожил заклинание
  Черномора ненавистника".
  Витязь снял с себя пернатый шлем:
  чернобархатные волосы
  по плечам его рассыпались.
  Как заря алеет на небе,
  разливаясь в море розовом
  пред восходом солнца красного,
&nbs

Другие авторы
  • Платонов Сергей Федорович
  • Засецкая Юлия Денисьевна
  • Засулич Вера Ивановна
  • Диковский Сергей Владимирович
  • Бажин Николай Федотович
  • Феоктистов Евгений Михайлович
  • Уйда
  • Скворцов Иван Васильевич
  • Бестужев-Рюмин Константин Николаевич
  • Чехов Михаил Павлович
  • Другие произведения
  • Мамин-Сибиряк Д. Н. - Д. Н. Мамин-Сибиряк: биобиблиографическая справка
  • Маяковский Владимир Владимирович - Ал. Михайлов. Маяковский
  • Зиновьева-Аннибал Лидия Дмитриевна - Пасха
  • Воровский Вацлав Вацлавович - Финал съезда
  • Амфитеатров Александр Валентинович - Питерские контрабантистки
  • Замакойс Эдуардо - Висенте Бласко Ибаньес
  • Негри Ада - Из первой книги стихов "Fatalita" ("Судьба")
  • Эвальд Аркадий Васильевич - Наказание архитектора
  • Елисеев Григорий Захарович - Г. З. Елисеев: биобиблиографическая справка
  • Волошин Максимилиан Александрович - Т. А. Павлова. Всеобщий примиритель
  • Категория: Книги | Добавил: Armush (29.11.2012)
    Просмотров: 473 | Рейтинг: 0.0/0
    Всего комментариев: 0
    Имя *:
    Email *:
    Код *:
    Форма входа