Добролюбов Александр Михайлович - Собрание стихотворений

lign="justify">  

   Одна лежит глубоко

   Во всех народах,

   Даже в злых сердцах,

   Другую сам увидишь на путях,

  

   Где ищут истины - последней и высокой.

   Все храмы, все крещенья, обрезанья, -

   Как цепи рабские, - всё это для рабов,

   Он есть свобода без оков.

  

   Иди к Его свободному сиянью.

   Так открыл мне Всеведущий

   О конце всех времен,

   В простой песне братьям

   Передать велел Он.

   И нездешней музыки звук слышу,

   И с размером я согласую слова.

  

  

   25.

  

   Утром братья к нам пришли,

   Весточку нам принесли:

   Черемуха зацвела

   И сестричка умерла.

  

   Песню радости начните,

   Други верные, в любви,

   В храм молчанья заходите,

   Где животные ручьи.

  

   Мы увидали гроб ее,

   Но мы не верим в смерть ее.

   Я увидал, о смерть, тебя,

   Но я не верю, смерть, в тебя.

  

   Песню радости начните,

   Други верные, в любви,

   В храм молчанья заходите,

   Где животные ручьи.

  

   Она жива, она жива,

   Бессмертна, о други, ее красота.

   У рек Эдема мир земной

   Забыт, как сон, в земле пустой.

  

   Пускай еще пройдут года

   В юдоли скорби и труда,

   Но мне сияют на пути

   Твои незримые лучи.

  

  

   26.

  

   Бог помочь, мои сестрицы,

   С верными день и ночь молиться

   В неназначенные сроки,

   В невидимые субботы.

   Так начертано в писанье,

   В книгах вечных, невидимых,

   Руки друг другу давайте

   И друг друга не ужасайтесь.

  

   Вечным браком сочетайтесь,

   Только плоти не желайте,

   Только новых тел и тюрьм не стройте

   И друг друга не распинайте.

  

   Вы друг друга не распинайте,

   Лучше вместе воскресайте,

   Так начертано в писанье,

   В книгах вечных, невидимых.

  

   Кто с ним плотью сочетался,

   Тот того и распинал.

   Даже в мыслях прилеплялся,

   Тот того и осквернял.

  

  

   27.

  

   Я желаю исполнить волю Твою, Боже мой,

   И закон Твой у меня в сердце.

   Я не скрывал правды Твоей

   Пред народами в собранье великом

   И не возбранял устам моим.

   Ты, Господи, знаешь,

   Когда Ты приказывал,

   Река жизни текла из уст моих днем и ночью.

   Но если Ты воспретишь,

   Я не открою уст моих.

   Даже годы и месяцы буду обитать в храме молчанья.

   Да будет милость Твоя, Господи

   Ко всем взывающим к Тебе,

   Не удерживай, Господи, щедрот Твоих от меня.

   Милость Твоя и истина Твоя

   Да охраняют меня непрестанно.

   Воспламени, Господи, огонь всемирной любви

   В сердцах всех братьев и сестер,

   Восстанови ту древнюю церковь Твою,

   Святую, чистую, непорочную,

   Единую, угодную Тебе,

   В которой сияет свет Твой

   Без всяких покрывал,

   Чистый, благоугодный Тебе.

   ПРИМЕЧАНИЯ

  

   Издание произведений Александра Добролюбова является одной из сложнейших текстологических проблем. Эта сложность обусловлена различными факторами - как необычностью и не­совпадением литературной и человеческой его судеб, так и чисто техническими причинами.

   За исключением единичных ранних стихотворений Добролю­бова, относящихся ориентировочно к 1891-1892 гг. и сохрани­вшихся в архиве Вл. В. Гиппиуса (он процитировал 16 строк одно­го из них в своих воспоминаниях¹), все остальные дошедшие до нас произведения Добролюбова написаны не ранее происшедше­го в нем в 1893-1894 годах "декадентско-символистского" пере­ворота, в результате которого никому не известный петербург­ский гимназист превратился в живую легенду и провозвестника нового литературного направления.

   После неудачных переговоров с Брюсовым Добролюбов ос­тавляет попытки опубликовать свои стихи в "Русских символис­тах" и начинает действовать независимо от Гиппиуса и Квашни­на-Самарина. В 1895 году выходит его первая книга "Natura naturans. Natura naturata"² с подзаголовком "Тетрадь N 1", цен­зурное разрешение на которую было дано 2 августа 1895 года.

   Книга непросто проходила через цензуру - причиной тому были проблемы как религиозного, так и нравственного порядка, усмотренные в текстах цензорами. Добролюбову пришлось вно­сить различные изменения. Так, например, название раздела вме­сто вызывающего "Проститутке" превратилось в "Пр........е" (чис­ло точек точно соответствовало числу выпущенных букв), было так­же снято третье стихотворение из цикла "Стих о Мадонне". Несмотря на это, книга все же вышла в свет.

   Подзаголовок "Тетрадь N 1" книга "Natura naturans. Natura naturata" имела не случайно. Существовала и вторая "тетрадь", судьба которой осталась неизвестной. Наконец, примерно в то же время Добролюбов подготовил к изданию и книгу эссе "Только замечания" (другой вариант заглавия - "Одни замечания"). В 1896 году Добролюбов получил от Брюсова предложения финан­совой помощи для издания последней и немедленно приступил к печатанию книги. Письма Брюсова и фрагменты ответных писем Добролюбова, прокомментированные С. Гиндиным³, отлично де­монстрируют все подробности диалога между поэтами. Брюсов находился на лечении в Пятигорске. На вопрос Брюсова о сто­имости издания Добролюбов ответил не сразу - и в свойствен­ной ему манере, смешав не без чувства юмора декадентскую выс­пренность и прозу жизни:

   "Я, конечно, понимаю возможности любви. Они прекрасны! Ибо я умею любить, т. е. я люблю себя. О, блистательные зеркала, где отражались целыми часами мои обнаженные плечи! И занавески! И бесстрастие!

   Итак, я удаляю свою заветную черту, столь родственную мне недавно: ибо вы, может быть, и угадали. И преступаю противо­положную черту: она грубее, т. е. жизненнее. Мне необходимы 50 обыкновенных человеческих рублей"⁴. Поскольку Брюсов не ответил сразу (ему нужно было выяснить у родителей возмож­ность получения этих денег), в последующем письме Добролю­бов уже прямо указывает, что "печатанье начато и приостанов­лено вследствие понятной причины"⁵ (т. е. - вследствие отсут­ствия средств). Брюсову удалось убедить отца, и тот выслал деньги, из которых 50 рублей были пересланы Добролюбову. Насколько значительной была для Брюсова эта сумма, мы понимаем, читая запись в его записной книжке от 26 августа 1896, где он описы­вает комнату, в которой поселился, приехав из Пятигорска в Кисловодск: "сидел в тусклой комнате, населенной пауками", "запачканные стены" и т. п. Здесь же дается примечание: "При­шлось снять плохую <комнату>, ибо 50 р. послал Добролюбову для его "Одни замечания"⁶".

   Несмотря на эту помощь, книга Добролюбова не вышла. Бо­лее того, Добролюбов даже не ответил Брюсову, получил ли он деньги и какова судьба издания. Из дневника Брюсова за январь 1897 года мы узнаем, что вплоть до 24 января он не знал о судьбе своих денег, пока не пришел ответ на его запрос из петербургско­го почтамта. "Посылка в 50 р. доставлена А. Добролюбову под его собственную расписку, - отмечает Брюсов в дневнике и со свой­ственной ему в то время способностью мыслить широко и толерантно, продолжает: - Что же! Это не мешает быть ему прекрасным поэтом и хорошим человеком"⁷. Это Брюсов писал о Добролюбове еще до того, как летом 1898 года он узнал от него самого историю с потерей рукописи книги "Одни замечания".

   Критика встретила книгу враждебно. Известный ненавист­ник символистов В. Буренин в статье с характерным названием "Литературное юродство и кликушество" даже высказал предпо­ложение, что Добролюбов, вероятно, уже давно "помещен на де­вятой версте и "выкликает" стихами и прозой именно оттуда"⁸. В этой же статье Буренин продемонстрировал полное непонимание лейтмотивного принципа построения книги Добролюбова, вызвав этим возмущение В. Брюсова. Откликнулся на книгу и В. Розанов, доказывавший, что важнейшей чертой поэзии символистов явля­ется эротизм и видевший в "Natura naturans. Natura naturata" его характерные черты. Стихи Добролюбова он ставил невысоко. В первой из своих статей он назвал стихотворение "Не входите, присенники!.." - "чрезвычайно безобразным, даже по форме"⁹

   Во второй он отметил родственность этого, видимо, запавшего ему в память стихотворения некрасовским "Зрелище бедствий народ­ных...", "Ветер шумит, наметает сугробы...", "Стану без милого жать..."¹⁰.

   Не менее жестко высказывается о книге А. Волынский. Его рецензия была особенно неприятной Добролюбову, поскольку с "Северным вестником" у него были весьма тесные отношения, он часто бывал в редакции и собственноручно принес экземпляр книги для отзыва. "В сборнике г. Добролюбова, - пишет Волын­ский, - очень много претензий, очень много пышных посвяще­ний "великим учителям", очень много совершенно белых страниц и листов, неведомо для чего отделяющих друг от друга микроскопические произведения в стихах и в прозе. При этом в странном сборнике молодого автора нельзя было найти ни одного вполне удовлетворительного по форме стихотворения. <...> ...произведе­ния г. Добролюбова производят иногда тягостное, иногда забавное впечатление. <...>

   Проза г. Добролюбова плоха, отрывочна и, в сущности, еще более нелепа, чем его стихи" ¹¹.

   Вторая книга Добролюбова готовилась уже не им самим. Под­готовкой СС¹² занимались прежде всего сам Брюсов, его жена Иоанна Матвеевна и его сестра Надежда Яковлевна - работа велась практически весь 1899 год. Вступительную статью под на­званием "К исследованию личности Александра Добролюбова" написал Иван Коневской, которому Брюсов пересылал добролюбовские рукописи¹³. В письме Брюсова к Коневскому от 5 апреля 1899 года Брюсов извещает Коневского, что отправил ему рукопи­си посылкой - среди них особо упоминаются как "приложен­ные" рукописи стихотворений "Телом сцепленный" и "На вече­ринку уединенную" (ор. 67) ¹⁴. Во второй половине апреля того же года Коневской в ответном письме к Брюсову подтверждает получение рукописей Добролюбова и сообщает о своей встрече с Яко­вом Эрлихом:

   "...он говорил, что им не было получено еще никаких извес­тий от Д<обролюбова> в указанном Вами смысле¹⁵, но когда он услышал от меня об этом выраженном им перед Вами желании, он взял от меня собрание его рукописей с намерением положить их у себя под спуд, запечатав. Я же указал ему, конечно, на то, что списки со всех вверенных ему рукописей остаются у Вас, и как те, так и другие, конечно, не обеспечены от распространения. У меня, между прочим, кроме сообщенного Вами стихотворения¹⁶, переписаны следующие: "Не проговорит труба серебряная...", "Мы не хотим превратной свободы", "Образы": 1. "Все-таки, вечно, всюду... будет сиять пред очами неизвестная надпись...", 2. "Друг! Не пугайся...", "Отвлеченные песни", "Зеркало" (второй исход "Sotte Suite", "Неестественными нитями, словно неудачными путями...", "Кто видел ужас?..", "Сегодня, если хотите, мне близко безумье всего...", "В одно из самых сухих опьянений моих...", "Вариации на тему Мюссэ: 'Promenade' сухое perpetuum mobile". В памяти сохранены у меня отрывки рифмованной или вообще метричес­кой формы: "Пошлость и Рабство", "Познанье", "Прощайте, вериги...", "Телом сцепленный...", "Песнь Карликов над могилой Ца­ревны" ("Ах, угасло навеки великое тело..."), "Стих - стихия...", "Русская песня", а главное - многие пьесы изъятого из продажи сборника "Natura naturans. Natura naturata", именно "Похоронный марш", "Бог отец", "Шепчутся травы...", "В одинокой горнице...", "Набегают сумраки...", "Облелеяли воды весенние...", "Я ли его не обвеяла...". Сборник, впрочем, конечно, есть у Вас, так что, если буду у Вас, надеюсь, что мне доставится возможность переписать памятные мне, но не запомнившиеся стихотворения в прозе: "Я стар, я одинок..." (одно из лучших явлений во всем творчестве Д<обролюбова>, "К Ирочке Д.", "О чем молчишь, Светлый?..", "Отцу""¹⁷.

   Из этих стихотворений в СС вошли: "Мы не хотим преврат­ной свободы", "Пошлость и рабство", "Зеркало", "Сегодня, если хотите, мне близко безумье всего..", "Песнь карликов над моги­лой царевны", "Познание", "Телом сцепленный...", "Прощайте, вериги...". В "Северных цветах" за 1902 год были опубликованы "Все-таки, вечно, всюду...", "В одно из самых сухих опьянений моих...", "Кто видел ужас?..". Остальные названные тексты остались неопубликованными. Причины этого мы находим в перепис­ке Брюсова с Георгием Добролюбовым, братом Александра. В ответ на письмо Георгия Добролюбова с просьбой сообщить план предполагаемого издания (речь идет о СС) и пожеланиями отно­сительно него, Брюсов в письме от 8 апреля 1900 года сообщает, что "книга уже отпечатана с предисловием Ив. Ив. Ореуса и по­ступила в общую продажу (в самом незначительном количестве). Рассылка ее по редакциям "для отзыва" и не предполагалась: изда­тельство послало, кажется, лишь 1 экз. в "Мир искусства", участ­ники которого более или менее знакомы с именем Александра Добролюбова"^|8.

   Далее Брюсов сообщает брату Добролюбова, что главным прин­ципом отбора текстов для СС был чисто формальный: "...это все те, которые писаны стихами. Отрывок в прозе, предпосланный стихам, служит как бы вступлением ко всей поэзии А. Д. Стихи, не вошедшие в сборник, опущены не потому, что они казались мне менее достойными, а потому, что все они слишком личные, - относятся к определенным лицам, к<оторые>, б<ыть> мож<ет>, не желают их обнародования. С той же целью выпущено заглавие и одна строфа в стих<отворении> "Опорою семьи...". Конечно, надо еще иметь в виду, что некоторые стихотворения ("Не проговорит... пир"), нек<оторые> строфы (в Sotte Suite и др.) и даже отдельные выражения ("Русская песня", не постигнуть Богу кручины) выпу­щены или изменены по требованию цензуры"¹⁹.

   Согласие Добролюбова на издание СС было дано им в письме к И. М. Брюсовой от 5 апреля 1899 г. Добролюбов писал, в частно­сти: "Надеюсь на славу Божию, которая научит всех всему. Пусть, печатайте все мое, что желаете"²⁰. 26 августа 1899 года Брюсов сообщает об этом Коневскому и просит его о помощи: "Вы могли бы помочь мне. Хотя у меня переписаны все рукописи от Эрлиха, но желательно бы было иметь перед глазами опять подлинник: надо быть верным в каждой запятой. Затем я знаю, что рассказы Добролюбова хранятся у некоего Ив. Вас. Покровского, а запи­санные им народные произведения у Вл. Гиппиуса и у Л. Постриганьева. Все эти - Эрлих, Гиппиус, Покровский, Подстриганьев²¹, - живут в Петербурге. Если Вы находите мое издание нуж­ным, посетите их, спросите, не доставят ли они мне хранящиеся у них рукописи; сняв списки, я, понятно, возвращу их. Ближайшим образом напечатать думаю я сборник стихов"²².

   И. Коневской согласился помочь Брюсову, но, судя по всему, полного успеха не достиг. Во всяком случае, в текстологическом комментарии к СС Брюсов дает понять, что рассказы и народные произведения, записанные Добролюбовым, остались ему недоступ­ными. Однако Я. Эрлих имевшиеся у него рукописи Брюсову через Коневского предоставил, об этом свидетельствует письмо Брюсова Коневскому от 19 ноября 1899 г., в котором он просит изви­ниться перед Эрлихом за некоторую задержку материалов²³. В этом же письме он сообщает, что нашел издателя для сборника Добролюбова - С. Полякова, владельца издательства "Скорпи­он", где, в итоге, СС и было издано.

   В архиве Брюсова сохранился черновик анонса:

   "Новая книга.

   В 1899 году будет напечатан сборник стихов А. М. Добролю­бова (автора "Natura naturans. Natura naturata") [,] [выбранных из оставшихся после него бумаг]. Желающих получить книгу просят сообщать до 1-го октября свои адреса издателю (Валерий Брюсов, Москва, Цветной бульвар, 24). Книга будет выслана наложенным платежом. Число экземпляров будет строго сообразовано с чис­лом подписавшихся. Предполагаемая цена книги 2 р., в случае значительного числа подписчиков, может быть уменьшена.

   В продажу книга не поступит"²⁴.

   Следует заметить, что указанная здесь Брюсовым цена книги в 2 рубля более чем вдвое превышает обычную стоимость подоб­ных изданий. Так, "Natura naturans. Natura naturata" и "Мечты и Думы" Ив. Коневского продавались по 1 рублю, сборники стихов самого Брюсова - по 60 копеек. Очевидно, что такая предполага­емая цена была вызвана тем, что Брюсову пришлось балансиро­вать между желанием, с одной стороны, дать возможность жела­ющим лучше познакомиться с творчеством Добролюбова, а с дру­гой, - не сделать сборник - в отсутствие автора - предметом зубоскальства и грубых насмешек антисимволистской критики, что было бы неизбежно при массовой его продаже.

   26 февраля 1900 года Брюсов в письме просит Коневского ответить, получил ли он рукописи Добролюбова, которые были отправлены ему "уже давно"²⁵. Коневской отвечает 11 марта:

   "Разумеется, я давно их получил, вручил Эрлиху, а потом имел от него известия, что они переданы брату Д<обролюбова>, кото­рый высказывал намерение печатать их в ограниченном количе­стве экземпляров, не для продажи"²⁶.

   Действительно, из писем Георгия Добролюбова к Брюсову мы узнаем, что брат поэта планировал издание (очевидно, за свой счет) полного собрания сочинений и писем Александра, о чем сообщил Брюсову еще в самом начале их переписки. 6 апреля 1900 года он обращается к Брюсову с просьбой о предоставлении "обещанных" рукописей и списков произведений брата для под­готовки издания²⁷.

   Брюсов в ответном недатированном письме (ориентировоч­но - середина апреля 1900 г.) обратил внимание адресата на характерные эдиционные и текстологические проблемы, связанные с осуществлением подобного собрания, многие из которых остаются актуальными и на сегодняшний день:

   "...Укажу для начала на то, - пишет Брюсов Георгию Добро­любову, - что волей-неволей придется Вам разделить произведе­ния Александра Михайл<о>в<ича> на отделы, по крайней мере, на томы. Все заключающееся в известных мне рукописях невозможно включить в один том. Кроме того, там есть произведения столь разнородные, что их неудобно было бы совмещать в одной книге. В связи с этим, стоит другой вопрос: что печатать на первом месте, вообще, в каком порядке располагать произведения. Установить порядок времени, как мне известно, нет никакой воз­можности. Надо еще знать, что в рукописях Александра Мих<айловича> одно и то же произведение встречается иногда в несколь­ких обработках (редакциях), часто в трех, даже в четырех. Найти среди них окончательную не всегда легко; не всегда легко восста­новить порядок вариантов, т. е. порядок, в котором следовали по­правки. Необходимо также заранее решить, как быть со словами зачеркнутыми и замененными. Случается иногда, что целый стих зачеркнут, но еще не заменен, тогда как он существенно необходим для смысла. Помещать ли его тогда в текст? Это все самые первоначальные вопросы, возникающие при мысли о полном со­брании всего написанного Александром Добролюбовым. [А сколько вопросов возникает непосредственно после.] Например, удобно ли и следует ли ставить рядом окончательно обработанные произ­ведения и случайные черновые наброски.

   Удобнее всего было бы издать сначала все то, что заключается в рукописях Эрлиха. Первая половина их, озаглавленная "Вещи", кажется, подготовлена к обнародованию самим авт<ором>, так что этим труд издателя будет здесь значительно облегчен. Вместе с тем всё заключающееся в этом собрании составляет, на мой взгляд, существеннейшую часть творчества Александра Михай­ловичах К такому изданию [легче будет] впоследствии присоеди­нять дополнения"²⁸.

   29 апреля Георгий Добролюбов направляет Брюсову письмо, в котором разворачивает свой план готовящегося собрания сочи­нений брата: "Предполагаем том I составить из [трех] 2-х отделов. В первый отдел войдут, по возможности, в точном виде собрание первое, а во второй отдел "Вещи" из собрания третьего и из со­брания второго, а также и однородное в других собраниях. За остальные тома приниматься, только приготовив к изданию первый том. <...> Том второй предполагаем составить из трех отделов, причем в первый отдел войдут лирические произведения, неполные и недоделанные черновые. В отдел второй - умозри­тельные и научные статьи; а в третий отдел - письма?

   И, наконец, в том третий войдут записи народных произведе­ний"²⁹ .

   Г. М. Добролюбов выдвигал следующий принцип издания: печатать всё, что осталось из рукописей брата, включая даже на­броски и отрывки нехудожественного характера, при этом пред­полагалось авторские исправления и варианты оговаривать в под­строчных примечаниях. В качестве планируемых соредакторов назывались: Я. И. Эрлих, Е. Н. Квашнин-Самарин, Б. В. Берг, В. В. Гиппиус, И. И. Ореус - и сам В. Я. Брюсов, причем Г. Добролю­бов писал: "в согласии первых трех я уверен...".

   Ответ Брюсова несколько задержался в связи с переездом в Ревель, куда он выехал в конце мая и где он провел июнь и июль 1900 года. Проездом он заезжал в Петербург, где попытался встре­титься с Георгием Добролюбовым. "В Петербурге думал повидать Ореуса и Г. М. Добролюбова. Ни то ни другое не удалось. Ореус уже уехал с отцом в Финляндию, а Г. Добролюбов был на судне "Полтава" в Кронштадте"³⁰. Вечером Брюсов с Георгием Добролюбовым разминулись снова³¹.

   В письме к Г. М. Добролюбову от 7 июля он сообщал, что привез с собой в Ревель рукописи Александра, разбором которых он и занимается (вместе с женой). На день отправления письма разобранной являлась только тетрадь "Вещи", о которой Брюсов пишет весьма подробно:

   "Почти всё это самые неразборчивые черновые, большинство слов не дописано, множество помарок и поправок. Очень часто приходилось восстанавливать слово по догадке, случалось даже, что приходилось читать по смыслу вопреки правописанию, пред­полагая описку (хотя, разумеется, это очень опасный прием). Не­смотря на то, осталось немало мест, вовсе неразобранных и еще больше таких, где мы не смеем утверждать правильность своего чтения. Принимая во внимание своеобразность хода мысли Алек­сандра Михайловича, в иных местах можно даже оспаривать поря­док, в котором должны быть располагаемы листы рукописи³². Я сознаюсь, что лично сам, вероятно, не сумел бы выполнить и того немногого, что теперь сделано, если бы не помощь моей жены, которая приобрела необыкновенный навык в чтении почерка Алек­сандра Михайловича и разгадывает иногда, на первый взгляд, совершенно безнадежные каракули, поставленные второпях, в порыве вдохновения, скорей для памяти, чем для чтения. Среди разобранных произведений есть несколько, которые я готов отне­сти к лучшим созданиям поэзии Александра Михайловича. Пос­ледние листы, видимо, относятся к позднейшему времени; мысли, изложенные здесь, поражают неожиданностью и, вме<сте> с тем, проникновенностью в глубину вещей; некоторые высказанные здесь суждения - прямо философские откровения; вместе с тем, они объясняют как более раннюю поэзию Александра Михайло­вича, так и позднейшее направление его мышления"³³.

   Это письмо Брюсов по ошибке послал по неверному адресу, и оно к нему вернулось. Новое письмо он послал Георгию Добролю­бову 10 августа, который в ответном письме от 30 сентября сооб­щал, что через три дня отправляется в плаванье на своем корабле "Полтава" на восток и сожалел, что ему так и не удалось побеседо­вать с Брюсовым лично. "...Почти все рукописи, - пишет он, - находящиеся на руках у меня и у других лиц, напр<имер>, у Кваш­нина-Самарина, Льва Постриганьева, Я. Эрлиха и Гиппиуса, уже почти переписаны набело"³⁴. В этом же письме Добролюбов обра­щается к Брюсову с просьбой о высылке ему уже разобранных рукописей брата вместе с. замечаниями и указаниями.

   Тот факт, что в своем письме Г. Добролюбову от 7 июля Брю­сов сообщает, что у него в Ревеле находится тетрадь "Вещи", ко­торая хранилась у Я. Эрлиха, заставляет предположить, что либо он вернул Эрлиху через Коневского не все взятые у того рукопи­си Добролюбова, либо (что более вероятно) рукописи снова были переданы Брюсову - для работы над новым их изданием; судя по всему, Брюсов, вернувшись из Ревеля, возвратил их обратно в Петербург.

   Георгию Добролюбову так и не удалось впоследствии вернуть­ся к собранию сочинений брата, а Эрлих вскоре душевно заболел и попал в психиатрическую лечебницу, где и умер в 1902 году. Судь­ба Квашнина-Самарина, бывшего, как и Г. Добролюбов, офицером военно-морского флота, сложилась трагично: в 1920 году он был расстрелян красными в Крыму. В результате многократных пере­сылок практически весь рукописный корпус произведений А. Доб­ролюбова до 1900 года оказался утрачен. До нас дошли лишь спис­ки с них, которые были сделаны И. М. Брюсовой и которые сохра­нились в брюсовском архиве (ОР РГБ).

   Состав рукописного собрания А. Добролюбова В. Брюсов дает в текстологическом комментарии к СС. Описывая источники, он указывает:

   "У Я. Э. (т. е. у Якова Эрлиха. - А. К.) хранятся:

   Собрание первое: тетрадь, которой Добролюбов дал заглавие:

   Произведения, вошедшие в эту тетрадь, помечены рукой Доб­ролюбова, как opus 1, 2, 3 и т. д. Всего opera 67, но ор. 14 нет.

   Собрание второе: отдельные листы разных форматов, поме­ченные не рукой Добролюбова NN от 1 до 38.

   Оба эти собрания составляют лирические стихи и лиричес­кие отрывки в прозе.

   У В. Б. (Валерия Брюсова. - А. К.) хранятся:

   Собранье третье: Ряд черновых набросков. Более 170-ти лис­тов; частью это первоначальные обработки того, что вошло в со­брание первое, частью самостоятельные произведения. Некоторые из них собраны в два отдела под заглавием "Вещи" и "Неполные вещи с пропусками". Здесь же большое письмо "Путешествие на Ладожское озеро".

   Собрание четвертое: умозрительные статьи - "Эстетичес­кие заметки", "Наука о прекрасном", "Опровержение Шопенгау­эра и всех мыслителей", "Диалог старого и нового Канта", "К вопросу о науке". Здесь же тетрадь с выписками и заметками, озаглавленная - "К диалогу мудрецов".

   Собранье пятое: сочинения о древности; по большей части, это отрывки и начала, но среди них законченный черновой пере­вод Парменида и обширная статья "Греческая древность".

   В этих бумагах есть указания еще на два собрания:

   Собрание шестое; у И. В. П-го (Ивана Васильевича Покров­ского. - А. К.) хранятся рукописи с рассказами Добролюбова.

   Собрание седьмое: у В. Г-а (Владимира Гиппиуса. - А. К.) и Л. П-ва (Л. Постриганьева. - А. К.) хранятся рукописи с народ­ными произведениями, записанными Добролюбовым" (СС. С. 67- 68).

   Далее Брюсов указывает, по каким именно источникам в СС печатались произведения, а также перечисляет произведения Добролюбова, имевшиеся в его распоряжение, но которые "по разным причинам" не вошли в СС.

   Нет сомнений, что сохранившаяся в архиве В. Брюсова тол­стая тетрадь А³⁵ - черного коленкора с расшитыми по тетрадкам страницами, вложенными в лист формата А4 с надписью рукой В. Брюсова: "Наши выписки из Добролюбова", - это список, вклю­чивший в себя оба собрания Якова Эрлиха. Рукой И. М. Брюсовой в списке первые 66 текстов обозначены от "ор. 1" до "ор. 67" и "op. 14" действительно отсутствует. А за ними следуют 32 ненумерованных текста.

   На второй странице тетради А рукой И. М. Брюсовой над­пись:

   В тетради - два оглавления, оба на вкладных листах. Особо представлено оглавление под названием "Тетрадь, озаглавленная "Вещи"".

   В А рукой И. М. Брюсовой тщательно указаны все основные варианты текста и правки, которые были в автографе, а также случаи невозможности точного прочтения рукописи. Отдельные поправки в этой тетради внесены рукой В. Я. Брюсова.

   В этой же тетради имеется примечание И. М. Брюсовой: "Ян­варь 1897 года. Из затерянной тетради за 3 года". Видимо, речь идет о оригинале, с которого ею были сняты копии.

   До нас дошли и менее полные списки текстов Добролюбова, вошедших в СС и сделанные рукой И. М. Брюсовой - прежде всего, это Б (неполный экземпляр), Е, Ж, 3, а также М. Некоторые тексты были присланы Добролюбовым в его письмах к Брюсову (К), а также имеется два небольших списка, сделанных рукой В. Я. Брюсова (И, VB). Наконец, некоторые стихотворения, не вошед­шие в издание 1926 года, подготовленное И. М. Брюсовой, сохра­нились в дневниковых записях Брюсова.

   Цензурное разрешение на СС было дано 1 декабря 1899 г., однако книга была напечатана, очевидно, только в 20-х числах марта 1900 г.³⁶ В середине марта 1900 г. Брюсов пишет Коневскому: "Стихи Добролюбова совсем напечатаны и выйдут на днях"³³. Здесь же Брюсов, опровергая написанное в составленном им же анонсе, пишет, что "в продажу поступит самое незначительное число экземпляров". Книга была напечатана тиражом в 300 эк­земпляров. Очевидно, Брюсов убедился в полной экономической несостоятельности своего первоначального варианта цены, и в продажу сборник поступил по 60 копеек за экземпляр.

   Итак, сборник СС был составлен так, как составляют книги уже скончавшихся авторов - его наследниками и исследователя­ми. Тот факт, что Добролюбов был жив и даже периодически об­менивался письмами с Брюсовыми, повлиял только на одно: ав­тор прислал составителям сборника своих стихов разрешение на это, полагаясь на их разумение и на Божью мудрость. Во всем остальном - от формирования корпуса текстов и его структуры до разрешения сложных текстологических вопросов - Добролюбов никакого отношения к книге не имел.

   Рецензии и отзывы на этот сборник были, большей частью, также негативными. В "Северных цветах" Волынский отзывается о книге еще более резко, чем о "Natura naturans" - это при том, что во всех трех выпусках "Северных цветов" публиковались про­изведения Добролюбова: "...поэзия Александра Добролюбова вов­се не есть поэзия, а скорее, - маниакальный бред замкнутой в себе и бесплодной души, лишенной таланта и живых взаимодей­ствий с природою, с людьми, с искусством - тех настоящих, не фокусных "тайнодействий", из которых происходит художествен­ное творчество". Стихи Добролюбова сухи, вычурны и притом примитивно бессмысленны"³⁸. Князь А. И. Урусов писал в опуб­ликованном письме от 4 июня 1900 г.: "Ну, а Добролюбов с Брюсовым, это уж - начистоту! из клиники душевнобольных"³⁹. "Его стихи по-прежнему были не талантливы и тягостны", - отклика­лась 3. Гиппиус⁴⁰. В анонимной заметке в "Новостях дня" автор, разбирая издательскую практику "Скорпиона", писал, что были изданы Ибсен и Гамсун и что это очень хорошо. "Но, - продол­жал автор заметки, - они издали стихи какого-то Александра Добролюбова, а это уж очень плохо". Далее шли издевательства над академическим характером издания (предисловиями и ком­ментариями), а о стихах говорилось: "Ни склада, на лада, ни даже обыкновенного размера". Заканчивалась статья прямой подтасов­кой фактов: ее автор иронизировал над ценой "тощей книжонки" в 6 рублей⁴¹. Это было откровенным введением читателей в за­блуждение: книга стоила ровно в 10 раз меньше. Разумеется, не обошел новые стихи Добролюбова и В. Буренин, включивший его, наряду с Бальмонтом и Брюсовым, в число объектов своей очередной пародии на символистов в собирательном образе "поэта Гордого-Безмордого"⁴². Через год, после появления стихотворения Добролюбова "Отодвиганье смерти" в "Северных цветах", не менее язвительный отзыв посвятил ему А. Измайлов, который иронично назвал его "грандиозной вещицей, шедевром, который со стороны своих художественных достоинств не требует комментариев, но сильно нуждается в нем со стороны понимании его смысла"⁴³.

   Пожалуй, как это ни парадоксально, одним из самых тонких оказался отзыв Зинаиды Гиппиус - бывшей с самого начала непримиримой противницей творчества Добролюбова. В качестве центрального в СС она выделяет стихотворение "Мы не хотим превратной свободы...", - действительно, концептуального для поэта. "Добролюбов не хотел свободы для одного духа, - пишет она, - или для одной плоти, как и мы не хотим. Ведь не хотим мы ни свободы духа - смерти, ни свободы плоти - животности. <...> ...Не надо и думать, что это "искусство" или что это "не искусство". Мы только смотрим с вниманием в душу человека, слабого, похожего на всех людей.

   <...> Действительно, была у Добролюбова, если не в сознании, то в муке, все возрастающая потребность слить в одно два начала человеческой природы - любовь к небу и любовь к земле Оправдать дух - плотью, оправдать плоть - духом"⁴⁴.

   С последней книгой Добролюбова - "Из книги невидЗмой"⁴⁵ ситуация была несколько иной. В издании этой книги сам Добро­любов, уже достаточно давно к тому времени порвавший с "обра­зованным обществом", был весьма заинтересован. Так, из письма Добролюбова к Н. Я. Брюсовой, написанного в 1905 году, сразу после получения экземпляра напечатанной книги, он упоминает "несколько небольших, но тяжелых ран", нанесенных ему ею: "Имя мое на обложке зачем напечатали большими буквами? Зачем не внесли исправления? Исправления эти были не без воли Его. Если будете еще печатать, непременно исправьте. Но как удар меня поразило - в конце книги, где я отвергаю все прежние, - поме­стили объявление о прежних книгах моих, которые все без Него и против Него. Это уже просто неуважение ко мне. Ужели это ты допустила и сделала, сестра?

   Я желал бы затратить деньги, но вырезать это объявленье"⁴⁶.

   Действительно, в издании, как это было принято, в конце были указаны прежние книги Добролюбова - обе с пометой "распро­дано". Скорее всего, это было сделано не намеренно, а в соответ­ствии с тогдашней издательской практикой.

   Дурылин пишет о том, что решение об издании "Из книги невидЗмой" было принято в 1904 году, когда Добролюбов явился в Москву: "она была издана на средства Н. Я. Брюсовой и лишь склад был устроен при книгоиздательстве "Скорпион". Над печа­танием книги бережно наблюдали Н. Я. и И. М. Брюсовы. В. Я. Брюсов нарисовал сам для книги концовку в виде "василька" - И три украшения для отделов книги, - все выдержанные в тонко понятом духе книги"⁴⁷.

   Таким образом, мы узнаем о том, что Добролюбов не просто послал И. М. и Н. Я. Брюсовым книгу, которая была издана на деньги Надежды Яковлевны, но и принимал активное и заинтере­сованное участие в ней, в частности, присылая поправки к произ­ведениям. Надо учитывать и то, что Добролюбов не просто напи­сал новую книгу - он всем ее строем, всем ее содержанием и тональностью отвергал всё написанное им ранее. Пронизанная фольклором и священными текстами чуть ли не всех времен и народов, книга в представлении Добролюбова была им не столько написана, сколько "услышана" - он воспринимал себя, скорее, в качестве медиатора, фиксирующего некую разлитую в мире ис­тину. Это одна из причин, почему его так покоробило акцентиро­вание его авторства на обложке. Отсюда и его требование - как только книга себя окупит, снизить ее цену "до малейшей возмож­ности", чтобы ее могли покупать самые бедные крестьяне. Добролюбов явно воспринимал ее в качестве катехизиса своего учения. Недаром - на обороте титульного листа в экземпляре книги из архива В. Брюсова рукой И. М. Брюсовой - написано: "Кто лю­бит меня и верит мне, всех остерегаю от всего, что будут печатать или печатали под моим именем, особенно из произведений пер­вых лет моей жизни. Даже в произведениях более поздних, в письмах, например, могут существовать какие-нибудь временные по­крывала или даже заблужения, потому что я отклонялся раз или два даже тогда, когда начал уже идти по пути веры.

   Эти же две книги "Из книги невидЗмой" и "Мои вечные спутники", я знаю, написаны и сборник "Спутников" выбран и написан не по воле моей, а по неизбежному указанию Высшей Непостижимой Воли. Ал. Добролюбов"⁴⁸.

   Эти слова, как указывает сама И. М. Брюсова, были продиктованы Добролюбовым лично своему ученику Петру Карпушину, скончавшемуся в 1916 г. и переписаны ею с принадлежащего ему экземпляра.

   Что касается распространения книги, то в продажу из напеча­танного к началу июня 1905 г.⁴⁹ тиража в 400 экземпляров поступило далеко не все. В письме от 29 июня 1905 г. И. М. Брюсова сообщает Н. Я. Брюсовой, что была в "Скорпионе" и дала распоряже­ние выслать Добролюбову 20 экземпляров книги (вместо 10-ти, о которых он просил ее). Добролюбов находился тогда в деревне Трофимовке Бузулукского уезда Самарской губернии. Но мы знаем, что он просил также послать ее духоборам в Якутск. Вероятно, спи­сок рассылки книги этим не ограничивался, - это следует из фор­мы просьбы, адресованной Надежде Яковлевне: "Послала ли ты ее везде (выделено мной. - А. К.) - и в Якутск, к духоборам?"⁵⁰. В том же письме речь идет и о судьбе "другой книги" - очевидно, речь тут о сборнике цитат и изречений из священных текстов раз­ных времен и народов, а также великих людей "Мои вечные спут­ники", который по цензурным причинам издать не удалось.

   Отзывов на "Из книги невидЗмой" было немного. Статья Бо­риса Кремнева, вышедшая в журнале "Вопросы жизни", оказа­лась одной из самых доброжелательных и объективных, хотя и весьма строгих публикаций о творчестве Добролюбова. В статье дается обзор как СС, так и "Из книги невидЗмой". "Книга стихов Добролюбова (СС. - А. К.) значительна, потому что она фактом своего существования ясно указывает на возможность беспред­метного, внепространственного воображения, сосредоточенного в индивидуальной воле. И эта же книжка характеризует полное бессилие автора, потому что в ней нет некоторого моста, некото­рого соединения между миром беспредметным, внепространственным и нашим миром со всеми его красками и звуками. Это "со­единение" характерно для истинно-символической поэзии.

   Александр Добролюбов - в своей книге стихов 1895-1898 гг. - не символист, а типичный декадент, поэт вырождения, одно­сторонний, как односторонни его антиподы - реалисты.

   Но все же Д