Державин Гавриил Романович - Стихотворения

илым девушкам ласкаться И в сединах молодеть. Я пою, - Пинд стала Званка, Совосплещут музы мне; Возгремела балалайка, И я славен в тишине! 1801 [Image020] На разлуку Не раздаются больше звуки Уже в диване мне тобой; Бегу всяк час, бегу от скуки, А скука следует за мной. Когда ж назад ты возвратишься, Весельем мой наполнишь дом? Иль с арфою навек простишься, С Мурзой, Милордом и котом? Пожалуй, возвратись скорее, Приятны возврати часы, И Дашу сделай веселее, И почеши Мурзе усы. 1801 Венчание Леля Колокол ужасным звоном Воздух, землю колебал, И Иван Великий громом В полнощь, освещен, дрожал; Я, приятным сном объятый Макова в тени венца, Видел: теремы, палаты, Площадь Красного крыльца Роем мальчиков летучим Облелеяны кругом! Лесом - шлемы их дремучим, Латы - златом и сребром, Копья - сталию блистали И чуть виделись сквозь мглы; Стаями сверх их летали Молненосные орлы. Но лишь солнце появилось И затеплились кресты, Море зыблюще открылось Разных лиц и пестроты! - Шум, с высот лиясь рекою, Всеми чувствы овладел, Своды храма предо мною Я отверстыми узрел. Там в волнах толды стесненной В думе весь синклит стоял, Я в душе моей смятенной Некий ужас ощущал. Но на троне там обширном, Во священной темноте, Вдруг в сиянии порфирном Усмотрел на высоте Двух я гениев небесных: Коль бесчисленны красы! Сколько нежностей прелестных! Златоструйчаты власы, Блеск сафира, розы ранни Их устен, ланит очес, Улыбаясь, брали дани С восхищенных тьмы сердец. И один из них, венчаясь Диадемою царей, Ей чете своей касаясь, Удвоялся блеском в ней. Тут из окон самых верхних, По сверкающим лучам, Тени самодержцев древних, Ниспустившися во храм, Прежни лицы их прияли И сквозь ликов торжества В изумленьи вопрошали: "Кто такие божества, Что, облекшись в младость смертных, С кротостию скиптр берут, На обширность стран несметных Цепь цветочную кладут И весь Север в миг пленили Именем одним царя?" Громы дух мой пробудили: Разглашалося ура! Что такое сон сей значит? Я с собою размышлял: Дух ликует, сердце скачет, Отчего? Я сам не знал. Кто на царство так венчался? Кто так души все пленил? Кем я столько восхищался, Сладостные слезы лил? После музы мне сказали, Кто так светом овладел: "Царь сердец, - они вещали, - Бог любви, всесильный Лель". 1801 Тончию Бессмертный Тончи! ты мое Лицо в том, слышу, пишешь виде, В каком бы мастерство твое В Омире древнем, Аристиде, Сократе и Катоне ввек Потомков поздных удивляло; В сединах лысиной сияло, И в нем бы зрелся человек. Но лысина или парик, Но тога иль мундир кургузый Соделали, что ты велик? Нет! философия и музы; Они нас славными творят. О! если б осенял дух правый И освещал меня луч славы, - Пристал бы всякий мне наряд. Так, живописец-философ! Пиши меня в уборах чудных, Как знаешь ты; но лишь любовь Увековечь ко мне премудрых. А если слабости самим И величайшим людям сродны, Не позабудь во мне подобны, Чтоб зависть улыбалась им. Иль нет, ты лучше напиши Меня в натуре самой грубой: В жестокий мраз с огнем души, В косматой шапке, скутав шубой; Чтоб шел, природой лишь водим, Против погод, волн, гор кремнистых, В знак, что рожден в странах я льдистых, Что был прапращур мой Багрим. Не испугай жены, друзей, Придай мне нежности немного: Чтоб был я ласков для детей, Лишь в должности б судил всех строго; Чтоб жар кипел в моей крови, А очи мягкостью блистали; Красотки бы по мне вздыхали Хоть в платонической любви. 1801 Приношение красавицам Вам, красавицы младые, И супруге в дар моей Песни Леля золотые Подношу я в книжке сей. Нравиться уж я бессилен И копьем и сайдаком, Дурен, стар и не умилен: Бью стихами вам челом. Бью челом; и по морозам Коль вы ездите в санях, Летом ходите по розам, По лугам и муравам, - То и праха не лобзаю Я прелестных ваших ног; Чувствы те лишь посвящаю, Что любви всесильный бог С жизнью самой в кровь мне пламень, В душу силу влил огня; Сыплют искры снег и камень Под стопами у меня. 1801 Пламиде Не сожигай меня, Пламида, Ты тихим голубым огнем Очей твоих; от их я вида Не защищусь теперь ничем. Хоть был бы я царем вселенной Иль самым строгим мудрецом, - Приятностью, красой сраженной, Твоим был узником, рабом. Все: мудрость, скипетр и державу, Я отдал бы любви в залог, Принес тебе ка жертву славу И у твоих бы умер ног. Но слышу, просишь ты, Пламяда, В задаток несколько рублей: Гнушаюсь я торговли вида, Погас огонь в душе моей. 1770; 1802 Кузнечик Счастлив, золотой кузнечик, Что в лесу куешь один! На цветочный сев лужечик, Пьешь с них мед, как господин; Всем любуяся на воле, Воспеваешь век ты свой; Взглянешь лишь на что ты в поле, Всем доволен, всё с тобой. Земледельцев по соседству Не обидишь ты ничем; Ни к чьему не льнешь наследству. Сам богат собою всем. Песнопевец тепла лета! Аполлона нежный сын! Честный обитатель света, Всеми музами любим! Вдохновенный, гласом звонким На земли ты знаменит, Чтут живые и потомки: Ты философ! ты пиит! Чист в душе своей, не злобен, Удивление ты нам: О! едва ли не подобен, Мой кузнечик, ты богам! 1802 [Image021] Охотник За охотой ты на Званку Птиц приехал пострелять; Но, белянку и смуглянку Вдруг увидев, стал вздыхать. Что такое это значит, Миленький охотник мой? Ты молчишь, а сердце плачет: Птицы ль не убил какой? Дев ли остренькие глазки Понаделали хлопот? С их ланит, из алой краски, Зрел я, целился Эрот. Как же быть? И чем лечиться? Птичек ты багрил в крови, - И тебе пришло томиться От смертельныя любви. 1802 Любушке Не хочу я быть Протеем, Чтобы оборотнем стать; Невидимкой или змеем В терем к девушкам летать; Но желал бы я тихонько, Без огласки от людей, Зеркалом в уборной только Быть у Любушки моей: Чтоб она с умильным взором Обращалася ко мне, Станом, поступью, убором Любовалася во мне. Иль бы, сделавшись водою, Я ей тело омывал; Вкруг монистой золотою Руки блеском украшал; В виде благовонной мази Умащал бы ей власы, На грудях в цветочной вязи Оттенял ее красы. Иль, обнявши белу шею, Был жемчуг ее драгой; Став хоть обувью твоею, Жала б ты меня ногой. 1802 Шуточное желание Если б милые девицы Так могли летать, как птицы, И садились на сучках, - Я желал бы быть сучочком, Чтобы тысячам девочкам На моих сидеть ветвях. Пусть сидели бы и пели, Вили гнезды и свистели, Выводили и птенцов; Никогда б я не сгибался, - Вечно ими любовался, Был счастливей всех сучков. 1802 Хмель Хмель как в голову залезет, Все бегут заботы прочь; Крез с богатствами исчезнет, Пью! - и всем вам добра ночь. Плющем лежа увенчанный, Ни во что весь ставлю свет; В бой идет пускай муж бранный, У меня охоты нет. Мальчик! чашу соком алым Поспеши мне наливать; Мне гораздо лучше пьяным, Чем покойником, лежать. 1802 [Image022] Анакреоново удовольствие Почто витиев правил Мне вьючить бремена? Премудрость я оставил: Не надо мне она. Вы лучше поучите, Как сок мне Вакхов пить; С прекрасной помогите Венерой пошутить. Уж нет мне больше силы С ней одному владеть; Подай мне, мальчик милый! Вина, хоть поглядеть; Авось еще немного Мой разум усыплю: Приходит время строго, Покину, что люблю. 1802 Мореходец Что ветры мне и сине море? Что гром, и шторм, и океан? Где ужасы и где тут горе, Когда в руках с вином стакан? Спасет ли нас компас, руль, снасти? Нет! сила в том, чтоб дух пылал. Я пью! и не боюсь напасти. Приди хотя девятый вал! Приди, и волн зияй утроба! Мне лучше пьяным утонуть, Чем трезвым доживать до гроба И с плачем плыть в толь дальний путь. 1802 Махиавель Царей насмешник, иль учитель Великих, иль постыдных дел! Душ слабых, мелких обольститель, Поди от нас, Махиавель! Не надо нам твоих замашек, Обманов тонких, хитростей: Довольно полных пуншем чашек Для счастия честных людей, Довольно видеть сквозь бокалы Всю наших внутренность сердец, На бой нас посылать, на балы, Из лавров плесть и роз венец. 1802 Деревенская жизнь Что нужды мне до града? В деревне я живу; Мне лент и звезд не надо, Вельможей не слыву; О том лишь я стараюсь, Чтоб счастливо прожить; Со всеми обнимаюсь И всех хочу любить. Кто ведает, что будет? Сегодня мой лишь день, А завтра всяк забудет, И все пройдет как тень. Зачем же мне способну Минуту потерять, Печаль и скуку злобну Пирушкой не прогнать? Сокровищ мне не надо: Богат, с женой коль лад; Богат, коль Лель и Лада Мне дружны, и Услад. Богат, коль здрав, обилен, Могу поесть, попить; Подчас и не бессилен С Миленой пошалить. 1802 К царевичу Хлору Прекрасный Хлор! Фелицын внук, Сын матери премилосердной, Сестер и братьев нежный друг, Супруг супруге милый, верный - О ты! чей рост, и взор, и стан Есть витязя породы царской, Который больше друг, чем хан Орды, страны своей татарской! Послушай, неба серафим, Ниспосланный счастливить смертных, Что пишет солнцев сын, брамин, Желая благ тебе несметных! Достиг незапно громкий слух До нас, живущих в Кашемире, Что будто Зороастров дух Воскрес в подлунном здешнем мире И, воплотясь в тебе, о Хлор! Воссел на некоем престоле, Дабы расцвел доброт собор На нем, неслыханных дотоле. Так точно, говорят, что ты Какой-то чудный есть владетель; Души и тела красоты Совокупя на добродетель, Быть хочешь всех земных владык Страшней не страхом, - но любовью. Блаженством подданных велик, Не покореньем царств и кровью. Так шепчут: будто саму власть, В твоих руках самодержавну, Господства беспредельну страсть, Ты чтишь за власть самоуправну; Что будто мудрая та блажь Нередко в ум тебе приходит: Что царь законов только страж. Что он лишь в действо их приводит И ставит в том в пример себя; Что ты живешь лишь для народов, А не народы для тебя, И что не свыше ты законов; А тех пашей, эмиров, мурз Не любишь и не терпишь точно, Что, сами ползая средь уз, Мух давят в лапах полномочно И бить себе велят челом; Что ты не кажешься им богом, Не ездя на царях верхом; Сидишь и ходишь в ряд с народом; Что, не стирая с туфлей прах У муфтьев, дервишей, иманов, В седых считаешь бородах Их глас за глас ты алкоранов; Что, чувствуя в себе одном Ты власть небес, а слабость смертных, Им разбирать себя судом Велишь чрез граждан частных, честных; Раздоры миром прекращать, Закону с совестью поладить И, больше шерсть чтоб не терять, Овцам в репейники не лазить. Еще толкуют тож: что глас К тебе народа тайно входит, Что тысячью ты смотришь глаз И в шапке-невидимке бродит Везде твой дух, - и на коврах Летает будто самолетах, В чалмах, жупанах, чеботах; А нужно где, то и в жилетах, Чтоб как-нибудь невинность спасть, И словом: многими путями Ты кротку простирая власть, Как солнце, греешь мир лучами. И даже будто бы с собой Даешь ты случай всем встречаться, Писать на голубях, с тобой Так-сяк и лично объясняться; И злость и глупость на позор, Печатав, выставлять листами, Молоть языком всякий вздор И в лавках торговать умами; И будто ты, увидя раз Лису иль волка в агнчей коже, Вмиг от своих сгоняешь глаз, Хотя б их зрел в каком вельможе. А наконец, хотя и хан, Но так ты чудно, странно мыслишь, Что будто на себе кафтан Народу подлежащим числишь; Пиров богатых не даешь, Убранство, роскошь презираешь, В чертогах низменных живешь, Царицу четверней катаешь; И ходя иногда пешком, Ты по садам цветы срываешь, Но злата не соришь мешком; Торопишься в делах не скоро, Так шьешь, чтоб после не пороть; Мнишь, не доходом в доме споро, А где умеренный расход. И подлинно, весьма чудесный Бывал ли где такой султан? Да Оромаз блюдет небесный Тебя, гарем, седой диван И всю твою орду татарску! Да ангел сам Инсфендармас, Покрыв главу крылами ханску, С своих тебя не спустит глаз И узел укрепит священный На поясе твоем всегда! Да ароматом растворенный Твой огнь не гаснет никогда. И я дивлюсь и восхищаюсь Лишь добродетелям твоим, Как той звезде, что поклоняюсь И коей подношу здесь гимн! В хвалу тебе и в присвоенье Ее красот и всех потреб, Да имя Хлор твое, правленье Напишется на деке судеб. Когда же подлая и даже подкупная, Прищуря мрачный взор, где зависть или злость На нас прольет свой яд, - простим им грех, вздыхая; Не прейдут, бедные, чрез Ариманов мост. 1802 * * * Ареопагу был он громом многократно, По смерти же его поставили кумир. Вельможам вместе быть с ним было неприятно: Не терпит правды мир. Между 1803 и 1816 Память другу Плакущие березы воют, На черну наклоняся тень; Унылы ветры воздух роют; Встает туман по всякий день - Над кем? - Кого сия могила, Обросши повиликой вкруг, Под медною доской сокрыла? Кто тут? Не муз ли, вкуса друг? Друг мой! - Увы! озлобясь, время Его спешило в гроб сокрыть, Что сея он познаний семя Мнил веки пользой пережить; Воздвигнув из земли громады И зодчества блестя челом, Трудился, чтоб полнощи чады Искусств покрылися венцом. Встань, дух поэзьи русской древней, С кем, вторя, он Добрыню пел, Меж завтреней и меж обедней, Взмахнув крыла, в свирель гремел; И лебедь солнца как при всходе, Под красный вечер на водах, Раздавшись кликами в природе, Вещай, тверди: Тут Л<ьвова> прах. Довольны ль эхом сим, хариты, Чтоб персть вам милую найти? Таланты редки знамениты, Вокруг пестреют их цветы, - Облаговоньте ж возлняньем Сердец вы друга своего, Изящным, легким дарованьем Теките, музы! в след его. Но кто ж моей гитары струны На нежный будет тон спущать, Фивейски молньи и перуны Росой тиисской упоять? Кто памятник над мной поставит, Под дубом тот сумрачный свод, В котором мог меня бы славить, Играя с громами, Эрот? Уж нет тебя! уж нет! - Придите Сюда вы, дружба и любовь! Печаль и вздохи съедините, Где скрыт под пеленою Л<ьвов>. Ах! плачьте, чада, плачьте, други! Целуй последний раз, краса! Уж слезы Лизы и супруги Как пламена горят роса. 1804 [Image023] Фонарь Гремит орган на стогне трубный, Пронзает нощь и тишину; Очаровательный огнь чудный Малюет на стене луну. В ней ходят тени разнородны: Волшебник мудрый, чудотворный, Жезла движеньем, уст, очес То их творит, то истребляет; Народ толпами поспешает Смотреть к нему таких чудес. Явись! И бысть. Пещеры обитатель дикий, Из тьмы ужасной превеликий Выходит лев. Стоит, - по гриве лапой кудри Златые чешет, вьет хвостом; И рев И взор его, как в мраке бури, Как яры молнии, как гром, Сверкая, по лесам грохочет. Он рыщет, скачет, пищи хочет И, меж древес Озетя агницу смиренну, Прыгнув, разверз уж челюсть гневну... Исчезнь! Исчез. Явись! И бысть. Средь гладких океана сткляных, Зарею утренней румяных, Спокойных недр Голубо-сизый, солнцеокой, Усатый, тучный, рыбий князь, Осетр, Из влаги появясь глубокой, Пернатой лыстью вкруг струясь, Сквозь водну дверь глядит, гуляет, - Но тут ужасный зверь всплывает К нему из бездн: Стремит в свои вод реки трубы И как серпы занес уж зубы... Исчезнь! Исчез. Явись! И бысть. С долины мирныя, зелены В полудни лебедь, вознесенный Под облака, Веселый глас свой ниспускает; Его долина, роща, холм, Река Стократно эхом повторяет, - Но тут, как быстрый с свистом гром, На рамена его сребристы Орел прожорливый, когтистый Упал с небес. Клюет, терзает, бьет крылами, И пух летит, как снег, полями... Исчезнь! Исчез. Явись! И бысть. Спустилось солнце, - вечер темный Открыл на небе миллионы Горящих звезд. Огнисты, легки метеоры Слетают блещущим клубком От мест Превыспренних - ив мраке взоры, Как искры, веселят огнем; Одна на дом тут упадает, Раздута ветром, зажигает, И в пламе город весь! Столбом дым, жупел в воздух вьется, Пожар, как рдяны волны, льется... Исчезнь! Исчез. Явись! И бысть. Торговый гость, смотря на счеты, От жажды к злату и заботы Хотя дрожит Товарищей над барышами, В паи деля товары их; Но бдит И ползает над чертежами Всечасно странствиев морских. В очках его всезряще око Уж судно зрит в морях далеко Сквозь сладких слез; На нем вздут парус, флаг, дым, пламень Близ пристани подводный камень... Исчезнь! Исчез. Явись! И бысть. Оратай нив трудолюбивый, Богобоязный, терпеливый, Пролив свой пот, Ходя под зноем за сохою И туком угобзя бразды. Ждет год От брошенных его рукою Семян собрать себе плоды. Златым колосья соком полны, Уже колеблются, как волны, И тень небес Его труд правый осеняет, - Но град из тучи упадает... Исчезнь! Исчез. Явись! И бысть. Чета младая новобрачных - В златых, блистающих, безмрачных Цепях своих - Любви в блаженстве утопает; Преодолев препятства ste, Жених От радости в восторге тает И, в плен отдавшися красе, Забыв на ложе прежни скуки, В уста ее целует, в руки И средь завес Коснулся уж забав рукою, - Но блещет смерть над ним косою... Исчезнь! Исчез. Явись! И бысть. Отважный, дерзкий вождь, счастливый, Чрез свой пронырливый, кичливый И твердый дух Противны разметав знамены, И на чело свое собрав Вокруг С народов многих лазр зеленый, И царские права поправ, В чаду властолюбивой страсти У всей народной силы, власти Взял перевес; Граждан не внемлет добрых стону, Простер десницу на корону... Исчезнь! Исчез. Не обавательный ль, волшебный, Магический сей мир фонарь? Где видны тени переменны, Где, веселяся ими, царь Иль маг какой, волхв непостижный, В своих намереньях обширный, Планет круг тайно с высоты Единым перстом обращает И земнородных призывает Мечтами быть иль зреть мечты! Почто ж, о смертный дерзновенный, Невежда средь своих наук! Летая мыслями надменный Иль ползая в пыли, как жук, Бежишь ты счастья за мечтами, Толь преходящими пред нами, Быв гостем, позванным на пир? Не лучше ль блеском их не льститься, Но зодчему тому дивиться, Кто создал столь прекрасный мир? Так будем, будем равнодушно Мы зрительми его чудес; Что рок велит, творить послушно, Забавой быв других очес; Пускай тот управляет нами, Кто движет солнцами, звездами; Он знает их и наш конец! Велит - я возвышаюсь. Речет - я понижаюсь. Сей мир - мечты; их бог творец! 1804 Мужество Что привлекательней очам, Как не огня во тьме блистанье? Что восхитительнее нам, Когда не солнечно сиянье? Что драгоценней злата есть Средь всех сокровищ наших тленных? Меж добродетелей отменных Чья мужества превыше честь? В лучах, занятых от порфир, Видал наперсников я счастья; Зрел удивляющие мир Могущество и самовластье; Сребра зрел горы на столах, Вельмож надменность, роскошь, пышность, Прельщающую сердце лишность, - Но ум прямых не зрел в них благ. При улыбаньи красоты, Под сладкогласием музыки, Волшебных игр и див мечты Меня пленяли, пляски, лики, - Но посреди утех таких, Как чувства в неге утопали, Мои желания искали Каких-то общих благ - моих. Пальмиры пышной и Афин, Где были празднествы, позоры. Там ныне средь могил, пустынь Следы зверей встречают взоры. Увы! в места унынья, скук Что красны зданья превратило? Уединенье водворило Что в храмах вкуса и наук? Не злым ли зубом стер их Крон? Не хищны ль варваров набеги? Нет! нет! - великих душ урон. Когда в объятья вверглись неги, Ко злату в цепи отдались, - Вмиг доблести презренны стали, Под тяжестью пороков пали, Имперьи в прахе погреблись. О! если б храбрый Леонид Поднесь и Зинобия жили, Не пременился б царств их вид, Величия б примером были, - Но жар как духа потушен, Как бедность пресмыкаться стала, Увидели Сарданапала На троне с пряслицей меж жен. Итальи честь, художеств цвет, Остатки древностей бесценны! Без римлян, побеждавших свет, Где вы? Где? - Галлом похищенны! Без бодрственной одной главы, Чем вознеслась Собийсков слава, Став жен Цитерою, Варшава Уж не соперница Москвы. Укрась чело кто звезд венцом И обладателем будь мира, Как радуга сияй на нем Багряновидная порфира, - Но если дух в нем слаб - полков, Когорт его все громы мертвы; Вожди без духа - страхов жертвы И суть рабы своих рабов. Так доблесть, сердца правота. Огонь души небес священный, Простейших нравов высота, Дух крепкий, сильный, но смиренный - Творец величеств на земли! Тобою вой побеждают, Судьи законы сохраняют, Счастливо царствуют цари. Тобой преславный род славян Владыкой сделался полсвета, Господь осьми морей, тьмы стран; Душа его, тобой нагрета, Каких вновь див не сотворит? Там Гермоген, как Регул, страждет; Ильин, как Деций, смерти жаждет; Резанов Гаму заменит. Одушевляй российску грудь Всегда, о мужество священно! Присутственно и впредь нам будь Во время скромно, время гневно; Взлетим, коль оперенны мы Твоими страшными крылами, - Кто встанет против нас? - Бог с нами! Мы вспеним понт, тряхнем холмы. 1797; 1804 Волхов Кубре Напрасно, Кубра дорогая, Поешь о славе ты моей; Прелестна девушка, младая! Мне петь бы о красе твоей. Хотя угрюм и важен взором И седина на волосах, - Но редко бурями и громом В моих бушую я лесах. Я мирный гражданин, торговый, И беспрестанно в хлопотах; За старым караваном новый Ношу лениво на плечах. Наполнен барками, судами, На парусах и бечевой, Я русских песен голосами Увеселяю слух лишь свой. Меж холмиков, дубков саженых Ведет полога мурава Моих в сне путников наемных, Плывущих спустя рукава. Иль видят золотые нивы То пестроту цветов в лугах; То луч с серпов и кос игривый В муравленых горит водах. Шумящи перловы пороги Им слабо преграждают путь: Премудро, справедливо боги Богатство за труды дают. И бард мой с арфой ветхострунной Хоть сидя на холму поет, Но, представляя вечер лунной, Он тихий голос издает. Увы! - сколь парусом пробегших, На лямках шедших зрел ладей! И сколько под луной умерших Он духом зрит своих друзей! Уже и вождь, ногой железной Ступавший Александра вслед, Прекрасный человек, любезной, Луч бедных - блещет между звезд. И ты, в наядах быв известной, Не завсегда волной шуми; Но розовой рукой прелестной, Вздохнув, Меналка обойми. С Бионом, Геснером, Мароном, Потомства поздного в уме Твердясь пастушьим, сельским тоном, С кузнечиком светись во тьме. 1804 Оленину Обычьев русских, вида, чувства. Моей поэзьи изограф, Чьего и славный бритт искусства Не снес, красе возревновав; В чьем рашкуле, мелу, чернилах Видна так жизнь, как в пантоминах, Оленин милый! - вспомяни Твое мне слово - и черкни. Представь мне воина, идуща С прямым бесстрашием души На явну смерть и смерть несуща, И словом, росса напиши: Как ржет пред ним Везувий ярый, Над ним дождь искр, громов удары, За ним - скрыл мрак его стопы - Лежат Иракловы столпы! Тебе, - так россу только можно Отечества представить дух; Услуги верной ждать не должно От иностранных слабых рук. И впрямь: огромность исполина Кто облечет, окроме сына Его, и телом и душой? Нам тесен всех других покрой. Когда наука иль природа Дадут и дух, и ум, и вкус, Ни чин, ни должность, ни порода Быть не претят друзьями муз. И только ль в поле на сраженьи И за зерцалом дел в вершеньи Сыновий нужен царству жар? - Нет! - проклят всяк, сокрывший дар. Три дщери своего рожденья Судили небеса послать, Чтоб свет, красу и утешенье На з<емлю мрачну проливать; Схватись красавицы руками, С улыбкой тихими стопами Пррходят мир - и се в наш век Пришли в полнощь, как Петр предрек. Пусть дух поэта сотворяет, бливает живописец жизнь, А чувства музыкант вдыхает К образованью их отчизн; И нас коль гении вдыхают, От сна с зарею возбуждают, - Не стыдно ль негу обнимать? Пойдем Сатурна побеждать! 1804 Лебедь Необычайным я пареньем От тленна мира отделюсь, С душой бессмертною и пеньем, Как лебедь, в воздух поднимусь. В двояком образе нетленный, Не задержусь в вратах мытарств; Над завистью превознесенный, Оставлю под собой блеск царств. Да, так! Хоть родом я не славен, Но, будучи любимец муз, Другим вельможам я не равен, И самой смертью предпочтусь. Не заключит меня гробница, Средь звезд не превращусь я в прах, Но, будто некая цевница, С небес раздамся в голосах. И се уж кожа, зрю, перната Вкруг стан обтягивает мой; Пух на груди, спина крылата, Лебяжьей лоснюсь белизной. Лечу, парю - и под собою Моря, леса, мир вижу весь; Как холм, он высится главою, Чтобы услышать богу песнь. С Курильских островов до Буга, От Белых до Каспийских вод Народы, света с полукруга, Составившие россов род. Со временем о мне узнают: Славяне, гунны, скифы, чудь, И все, что бранью днесь пылают, Покажут перстом - и рекут: "Вот тот летит, что, строя лиру, Языком сердца говорил И, проповедуя мир миру, Себя всех счастьем веселил". Прочь с пышным, славным погребеньем, Друзья мои! Хор муз, не пой! Супруга! облекись терпеньем! Над мнимым мертвецом не вой. 1804 На гроб N. N. Сребра и злата не дал в лихву И с неповинных не брал мзды, Коварством не вводил в ловитву И не ковал ничьей беды; Но верой, правдой вержа злобу, В долгу оставил трех царей. Приди вздохнуть, прохожий, к гробу, Покоищу его костей. 1804 На пастуший балет На дерну лежа зеленом, Я в свирель мою играл; В сердце цельном, не плененном Я любви еще не знал. Но, откуда ни возьмися, Подбежал ко мне дитя: "Дай свирелку, потрудися, Поучи", - сказал шутя. Отдал я ему свирелку, Начал он в нее играть; Поиграв, мне кинул стрелку, Стал я с стрелкой той плясать; И со стрелкой таковою Шестьдесят уж лет пляшу: Не скучаю красотою И любовь в душе ношу. 1804 Фалконетов Купидон Дружеской вчерась мы свалкой На охоту собрались, На полу в избе повалкой Спать на сене улеглись. В полночь, самой той порою, Как заснула тишина, Сребряной на нас рукою Сыпала свой свет луна, - Вдруг из окон Лель блестящих Въехал на луче верхом И меня, нашед меж спящих, Тихо в бок толкнул крылом. "Ну, - сказал он, - на охоту Если хочешь, так пойдем; Мне оставь стрелять заботу, Ты иди за мной с мешком". Встал я - и, держась за стенку, Шел на цыпках, чуть дышал, За спиной он в туле стрелку, Палец на устах держал. Тихой выступкой такою Мнил он лучше дичь найти; Мне ж, с плешивой головою, Как слепцу, велел идти. Шли - и только наклонялись На гнездо младых куниц; Молодежь вкруг засмеялась, Нас схватили у девиц. Испугавшися смертельно, Камнем стал мой Купидон; Я проснулся, - рад безмерно, Что то был один лишь сон. Сна, однако, столь живого Голова моя полна; Вижу в марморе такого Точно Купидона я. "Не шути, имев грудь целу, - Улыбаясь, он грозит, - Вмиг из тула выну стрелу", - Слышу, будто говорит. 1804 Цыганская пляска Возьми, египтянка, гитару, Ударь по струнам, восклицай; Исполнясь сладострастна жару, Твоей всех пляской восхищай. Жги души, огнь бросай в сердца От смуглого лица. Неистово, роскошно чувство, Нерв трепет, мление любви, Волшебное зараз искусство Вакханок древних оживи. Жги души, огнь бросай в сердца От смуглого лица. Как ночь - с ланит сверкай зарями, Как вихорь - прах плащом сметай, Как птица - подлетай крылами И в длани с визгом ударяй. Жги души, огнь бросай в сердца От смуглого лица. Под лесом нощию сосновым, При блеске бледныя луны, Топоча по доскам гробовым, Буди сон мертвой тишины. Жги души, огнь бросай в сердца От смуглого лица. Да вопль твой эвоа! ужасный, Вдали мешаясь с воем псоз, Лиет повсюду гулы страшны, А сластолюбию любовь. Жги души, огнь бросай в сердца От смуглого лица. Нет, стой, прелестница! довольно, Муз скромных больше не страши; Но плавно, важно, благородно, Как русска дева, пропляши. Жги души, огнь бросай в сердца И в нежного певца. 1805 * * * Кто вел его на Геликон И управлял его шаги? Не школ витийственных содом, - Природа, нужда и враги. 1805 Мщение Бог любви и восхищенья У пчелы похитил сот, И пчелой за то в отмщенье Был ужален тут Эрот. Встрепенувшися, несчастный, Крадены, сердясь, соты В розовы уста прекрасны Спрятал юной красоты. "На, - сказал, - мои хищеньи Ты для памяти возьми, И отныне наслажденьи Ты в устах своих храни". С тех пор Хлою дорогую Поцелую лишь когда, Сласть и боль я в сердце злую Ощущаю завсегда. Хлоя жаля услаждает, Как пчелиная стрела: Мед и яд в меня вливает, И, томя меня, мила. 1805 Четыре возраста Как светятся блески На розе росы, - Так милы усмешки Невинной красы. Младенческий образ - Вид в капле зари. А быстро журчащий Меж роз и лилей, Как перлом блестящий По лугу ручей, - Так юности утро, Играя, течет. Река ж или взморье Полдневной порой Как в дол иль на взгорье Несется волной, - Так мужество бурно Страстями блестит. Но озеро сткляно, Утихнув от бурь, Как тихо и важно Чуть кажет лазурь, - Так старость под вечер Стоит на клюке. Сколь счастлив, кто в жизни Все возрасты вёл, Страшась укоризны Внутрь совести, зол! На запад свой ясный Он весело зрит. 1805 Облако Из тонкой влаги и паров Исшед невидимо, сгущенно, Помалу, тихо вознесенно Лучом над высотой холмов, Отливом света осветяся, По бездне голубой носяся, Гордится облако собой, Блистая солнца красотой. Или прозрачностью сквозясь И в разны виды пременяясь, Рубином, златом испещряясь И багряницею стелясь, Струясь, сбираясь в сизы тучи И вдруг схолмяся в холм плавучий, Застенивает солнца зрак; Забыв свой долг и благодарность, Его любезну светозарность Сокрыв от всех, - наводит мрак. Или не долго временщик На светлой высоте бывает, Но, вздувшись туком, исчезает Скорей, чем сделался велик. Под лучезнойной тяготою Разорван молнии стрелою, Обрушась, каплями падет, - И уж его на небе нет! Хотя ж он в чадах где своих, Во мглах, в туманах возродится И к выспренностям вновь стремится, Но редко достигает их: Давленьем воздуха гнетомый И влагой вниз своей влекомый, На блаты, тундры опустясь, Ложится в них, - и зрится грязь. Не видим ли вельмож, царей Живого здесь изображенья? Одни - из праха, из презренья Пренизких возводя людей На степени первейших санов, Творят богов в них, истуканов, Им вверя власть и скипетр свой; Не видя, их что ослепляют, Любезной доброты лишают, Темня своею чернотой. Другие - счастья быв рабы, Его рукою вознесенны, Сияньем ложным украшенны, Страстей не выдержав борьбы И доблестей путь презря, правды, Превесясь злом, как водопады Падут стремглав на низ во мглах: Быв идолы - бывают прах. Но добродетель красотой Своею собственной сияет; Пускай несчастье помрачает. Светла она сама собой. Как Антонины на престоле, Так Эпиктиты и в неволе Почтенны суть красой их душ. Пускай чей злобой блеск затмится, - Но днесь иль завтра прояснится Бессмертной правды солнца луч. О вы, имеющи богов В руках всю власть и всю возможность, В себе же смертного ничтожность, Ввергающую бедствий в ров! Цари! От вас ваш трон зависит Унизить злом, добром возвысить; Имейте вкруг себя людей, Незлобьем, мудростью младенцев; Но бойтесь счастья возведенцев, Ползущих пестрых вкруг вас змей. И вы, наперсники царей, Друзья, цветущи их красою! Их пишущи жизнь, смерть рукою Поверх земель, поверх морей! Познайте: с вашим всем собором Вы с тем равны лишь метеором, Который блещет от зари; А сами по себе - пары. И ты, кто потерял красу Наружну мрачной клеветою! Зри мудрой, твердою душою: Подобен мир сей колесу. Се спица вниз и вверх вратится, Се капля мглой иль тучей зрится: Так что ж снедаешься тоской? В кругу творений обращаясь, Той вниз, другою вверх вздымаясь, - Умей и в прахе быть златой. 1806 Гром В тяжелой колеснице грома Гроза, на тьме воздушных крыл, Как страшная гора несома, Жмет воздух под собой, - и пыль И понт кипят, летят волнами, Древа вверх вержутся корнями, Ревут брега, и воет лес. Средь тучных туч, раздранных с треском, В тьме молнии багряным блеском Чертят гремящих след колес. И се, как ночь осення, темна, Нахмурясь надо мной челом, Хлябь пламенем расселась черна, Сверкнул, взревел, ударил гром; И своды потряслися звездны: Стократно отгласились бездны, Гул восшумел, и дождь и град, Простерся синий дым полетом, Дуб вспыхнул, холм стал водометом, И капли радугой блестят. Утихло дуновенье бурно, Чуть слышен шум и серный смрад; Пространство воздуха лазурно И чёла в злате гор горят. Природе уж не страшны грозы, Дыхают ароматом розы, Пернатых раздается хор; Зефиры легки, насекомы Целуют злаков зыбки холмы, И путник осклабляет взор. Кто сей, который тучи гонит По небу, как стада овнов, И перстом быстры реки водит Между гористых берегов? Кто море очертил в пределы, На шумны, яры волны белы Незримы наложил бразды? Чьим манием ветр вземлет крыла, Стихиев засыпает сила, Блеск в хаосе возник звезды? И в миг единый миллионы Кто дланию возжег планет? О боже! - се твои законы, Твой взор миры творит, блюдет. Как сталью камень сыплет искры, Так от твоей струятся митры В мрак солнцы средь безмерных мест. Ты дхнешь - как прах, вновь сферы встанут; Ты прервешь дух - как злак, увянут; Твои следы суть бездны звезд. О вы, безбожники! не чтущи Всевышней власти над собой, В развратных мыслях тех живущк, Что случай всё творит слепой, Что ум лишь ваш есть царь вселенной, - Взгляните в буйности надменной На сей ревущий страшный мрак, На те огнем блестящи реки, - И верьте, дерзки человеки, Что всё величье ваше - прах. Но если вы и впрямь всемочны, Почто ж вам грома трепетать? Нет! - Гордости пути порочны Бог правды должен наказать. Где ваша мочь тогда, коварствы, Вновь созданны цари и царствы, Как рок на вас свой склонит перст? Огонь и воды съединятся, Земля и небо ополчатся, И меч и лук сотрется в персть. Но тот, кто почитает бога, Надежду на него кладет, Сей не боится время строга, Как холм средь волн не упадет. Пусть зельна буря устремится, - Душой всех превзойти он тщится, Бесстрашен, мужествен средь бед; И под всесильным даже гневом, Под зыблющим, падущим небом, Благословя творца, уснет. Труба величья сил верховных, Вития бога и посол! О гром! гроза духов тех гордых, Кем колебался звезд престол! Земли ты чрево растворяешь И плодородьем мир венчаешь, - Но твой же может бросить тул И жуплов тьмы на князя ада. Встань! грянь! - и вслед его упада По безднам возгрохочет гул. 1806 Поминки Победительница смертных, Не имея сил терпеть Красоты побед несметных, Поразила Майну - смерть. Возрыдали вкруг эроты, Всплакал, возрыдал и я; Музы, зря на мрачны ноты, Пели гимн ей, - и моя Горесть повторяла лира. Убежала радость прочь, Прелести сокрылись мира, Тишина и черна ночь Скутали мой дом в запоны. От земли и от небес Слышны эха только стоны; Плачем мы - и плачет лес; Воем мы - и воют горы. Плач сей был бы без конца, Если б алый луч Авроры, Бог, что светит муз в сердца, Не предстал и мне сияньем Не влиял утехи в грудь. "Помяни, - рек, - возлияньем Доблесть - и покоен будь". Взял я урну и росами Чистыми, будто кристалл, Полну наточил слезами, Гроб облив, поцеловал. И из праха возникают Се три розы, сплетшись в куст, Веселят, благоухают, Разгоняют мрачну грусть. 1807 Признание Не умел я притворяться, На святого походить, Важным саном надуваться И философа брать вид; Я любил чистосердечье, Думал нравиться лишь им, Ум и сердце человечье Были гением моим. Если я блистал восторгом, С струн моих огонь летел, - Не собой блистал я - богом; Вне себя я бога пел. Если звуки посвящались Лиры моея царям, - Добродетельми казались Мне они равны богам. Если за победы громки Я венцы сплетал вождям, - Думал перелить в потомки Души их и их детям. Если где вельможам властным Смел я правду брякнуть вслух, - Мнил быть сердцем беспристрастным Им, царю, отчизне друг. Если ж я и суетою Сам был света обольщен, - Признаюся, красотою Быв плененным, пел и жен. Словом: жег любви коль пламень, Падал я, вставал в мой век. Брось, мудрец 1 на гроб мой камень, Если ты не человек. 1807, Графу Стейнбоку Кого на бреге моря бурна Близ ветхих града стен, в тени, Жизнь не богата, но не скудна Течет, и он приятно дни Проводит, избежав столицы, Желаннее своих в границы Умеренность постановив, А малый домик окружив Свой садом, нивами, стадами, В семье, с супругой и друзьями, Ничем внутрь сердца не смущен, - Тот мудр - и истинно блажен! Так, милый граф! волненье Бельта - Быстротекущих образ лет; Вид Гапсаля - вид тленна света, Что скоро рушится, падет; Древесны тени, птичек пенья - Спокойной совести, смиренья И добродетели удел. Когда твой труд плодом поспел, И нив колосья золотые Возблещут в поле, и младые Взыграют агнцы на лугу, - Что знатных блеск сих благ в кругу? Ничто. - И так, наскучат грады И их когда забавы нам, Пойдем искать утех, прохлады Мы к злачным Волхова брегам Или в твоем поместье новом, Во храме восседя Петровом, Что в честь ему ты мнишь вознесть, Велим хор муз к себе привесть; И Вёрушку с Люси так сладим, Что пламенной их пляской сгладим С седых морщины наших лбов, Обрезав крылья у годов. Часы веселия суть кратки, Минута скуки - целый век: Ах! для чего же люди падки К заботам? - Страждет человек Не для того ль, что ищет части Своей всяк в гордости и власти, Сам мучась, мучит и других Насчет крылатых дней своих? Престанем же к звездам моститься; А лучше с серном льву резвиться, С державой яхонту блистать: Придет к нам зависть танцевать. 1807 Персей и Андромеда Прикованна цепьми к утесистой скале, Огромной, каменной, досягшей тверди звездной, Нахмуренной над бездной, Средь яра рева волн, в нощи, во тьме, во мгле, Напасти Андромеда жертва, По ветру расрустя власы, Трепещуща, бледна, чуть дышаща, полмертва, Лишенная красы, На небо тусклый взор вперя, ломая персты, Себе ждет скорой смерти; Лия потоки слез, в рыдании стенет И таково вопиет: "Ах! кто спасет несчастну? Кто гибель отвратит? Прогонит смерть ужасну. Которая грозит? Чье мужество, чья сила. Чрез меч и крепкий лук, Покой мне возвратила И оживила б дух? Увы! мне нет помоги, Надежд, отрады нет; Прогневалися боги, Скрежеща рок идет. Чудовище... Ах! вскоре Сверкнет зубов коса. О, горе мне! о, горе! Избавьте, небеса!" Но небеса к ее молению не склонны. На скачущи вокруг седые, шумны волны Змеями молнии летя из мрачных туч Жгут воздух, пламенем горюч, И рдяным заревом понт синий обагряют. За громом громы ударяют, Освечивая в тьме бездонну ада дверь, Из коей дивий вол, иль преисподний зверь, Стальночешуйчатый, крылатый, Серпокогтистый, двурогатый, С наполненным зубов-ножей разверстым ртом, Стоящим на хребте щетинным тростником, С горящими, как угль, кровавыми глазами, От коих по водам огнь стелется струями, Между раздавшихся воспененных валов, Как остров между стен, меж синих льда бугров Восстал, плывет, на брег заносит лапы мшисты. Колеблет холм кремнистый Прикосновением одним. Прочь ропщущи бегут гнетомы волны им. Печальная страна Вокруг молчит, Из облаков луна Чуть-чуть глядит; Чуть дышут ветерки. Чуть слышен стон Царевниной тоски Сквозь смертный сон; Никто ей не дерзает Защитой быть: Чудовище зияет, Идет сглотить. Но внемлет плач и стон Зевес Везде без помощи несчастных. Вскрыл вежды он очес И всемогущий скиптр судеб всевластных Подъял. - И се герой С Олимпа на коне крылатом, Как быстро облако, блестяще златом, Летит на дол, на бой, Избавить страждущую деву; Уже не внемлет он его гортани реву, Ни свисту бурных крыл, ни зареву очей, Ни ужасу рогов, ни остроте когтей, Ни жалу, издали смертельный яд точащу, Всё в трепет приводящу. Но светлы звезды как чрез сине небо рея, Так стрелы быстрые, копье стремит на змея. Частая сеча меча Сильна могуща плеча, Стали о плиты стуча. Ночью блеща, как свеча. Эхо за эхами мча, Гулы сугубит, звуча. Уж чувствует дракон, что сил его превыше Небесна воя мочь; Он становится будто тише И удаляется коварно прочь, - Но, кольцами склубясь, вдруг с яростию злою, О бездны опершись изгибистым хвостом, До звезд восстав, как дуб, ветвистою главою, Он сердце раздробить рогатым адским лбом У витязя мечтает; Бросается - и вспять от молний упадает Священного меча, Чуть движа по земле свой труп, в крови влача, От воя зверя вкруг вздрогнули черны враны, Шумит их в дебрях крик: сокрыло море раны, Но черна кровь его по пенным вод буграм Как рдяный блеск видна пожара по снегам. Вздохи и стоны царевны Сердца уж больше не жмут; Трубят тритоны, сирены. Музы и нимфы поют. Вольность поют Андромеды, Храбрость Персея гласят; Плеск их и звук про победы Холмы и долы твердят. Победа! Победа! Жива Андромеда! Живи, о Персей, Век славой твоей! Не ярим ли образа в Европе Андромеды, Во россе бранный дух - Персея славны следы, В Губителе мы баснь живого Саламандра, Ненасытима кровью? Во плоти божества могуща Александра? Поли милосердием, к отечеству любовью, Он рек: "Когда еще злодею попущу, Я царства моего пространна не сыщу, И честолюбию вселенной недостанет. Лети, Орел! - да гром мой грянет!" Грянул меж Белъта заливов, Вислы и Шпреи брегов; Галлы средь жарких порывов Зрели, дух русских каков! Знайте, языки, страшна колосса: С нами бог, с нами; чтите все росса! Весело росс проливает Кровь за закон и царя; Страху в бою он не знает, К ним лишь любовью горя. Знайте, языки, страшна колосса: С нами бог, с нами; чтите все росса! Росс добродетель и славу Чтит лишь наградой своей; Труд и походы в забаву. Ищет побед иль смертей. Знайте, яыки, страшна колосса: С нами бог, с нами; чтите все росса! Жизнь тех прославим полгзну, Кто суть отчизны щитом: Слава монарху любеэну! Слава тебе, Бенингсон! Знайте, языки, страшна колосса: С нами бог, с нами; чтите все росса! Повеся шлем на меч, им в землю водруженной, Пред воинства лицем хвалу творцу вселенной, Колено преклоня с простертьем рук, воспел На месте брани вождь, - в России гром взгремел. 1807 Атаману и войску Донскому Платов! Европе уж известно, Что сил Донских ты страшный вождь. Врасплох, как бы колдун, всеместно Падешь как снег ты с туч иль дождь. По черных воронов полету, По дыму, гулу, мхам, звездам, По рыску волчью, видя мету, Подходишь к вражьим вдруг носам; И, зря на туск, на блеск червонца, По солнцу, иль протйву солнца, Свой учреждаешь ертаул И тайный ставишь караул. В траве идешь - с травою равен; В лесу - и равен лес с главой; На конь вскокнешь - конь тих, не нравен, Но вихрем мчится под тобой. По камню ль черну змеем черным Ползешь ты в ночь - и следу нет. По влаге ль белой гусем белым Плывешь ты в день - лишь струйка след. Орлом ли в мгле паришь сгущенной - Стрелу сечешь ей в след пущенной И, брося петли округ шей, Фазанов удишь, как ершей. Разил ты Льва, Луне гнул роги, Ходил противу Солнца в бой; Медведей, тигров средь берлоги Могучей задушал рукой: Почто ж вепря щетино-черна, Залегшего в лесах средь блат, С клыков которого кровь, пена Течет - зловоние и яд - От рыла взрыты вкруг могилы, От взоров пламенны светилы Край заревом покрыли весь, Арканом не схватил поднесь? Что ж стал? - Борза ль коня не стало? Возьми ковер свой самолет. Ружейного ль снаряду мало? Махни ширинкой - лес падет. Запаса ли не видишь хлебна? Гложи железны просфиры. Жупан ли, епанча ль потребна? Сам невидимкой всё бери. Сапог нет? - ступни самоходны Надень, перчатки самородны И дуй на огнь, на мраз, на глад: Российской силе нет преград. Бывало, ведь и в прежни годы Взлетала саранча на Русь, Многообразные уроды Грозили ей налогом уз. Был грех, от свар своих кряхтели, Теряли янством и главы, - Но лишь на бога мы воззрели, От сна вспрянули будто львы. Был враг чипчак - и где чипчаки? Был недруг лях - и где те ляхи? Был сей, был тот - их нет; а Русь?.. Всяк знай, мотай себе на ус. Да как же это так случалось? Заботились, как днесь, цари; Премудро всё распоряжалось, Водили рать богатыри: При Святославиче Добрыня Убил дракона в облаках; Чернец Донского - исполина Татарского поверг во прах. Голицын, Шереметев, Львовы Крушили зубы в дни Петровы; Побед Екатерины лавр - Чесма, Кагул, Крым, Рымник, Тавр. Неужто Альпы в мире шашка? Там молньи Павла видел галл; На кляче белая рубашка Не раз его в усы щелкал, - Или теперь у Александра При войске нету молодца? С крестом на адска Саламандра Ужель не сыщется бойца? Внемли же моему ты гласу: Усердно помоляся Спасу, В четыре стороны поклон - И из ножон булат твой вон! И с свистом звонким, молодецким, Разбойника сбрось Соловья С дубов копьем вновь мурзавецким И будь у нас второй Илья; И, заперши в железной клетке, Как желтоглазого сыча, Уранга, сфинкса на веревке Примчи, за плечьми второча. Иль двадцать молодцов отборны::, Лицом, летами, ростом сходных. Пошли ты за себя за злым; Двадцатый хоть - приедет с ним. Для лучшей храбрых душ поджоги Ты расскажи им русску быль, Что старики, быв в службе строги, Все невозможности чли в пыль: Сжигали грады воробьями, Ходили в лодках по земле, Топили вражий стан прудами, Имели пищу в киселе, Спускались в мрачны подземелья. Живот считали за безделья; К отчизне ревностью горя, За веру мерли и царя. Однако ж, чтоб не быть и жертвой, Ты меч им кладенец отдай, Живой водой их спрысни, мертвой И горы злата обещай; Черкесенок, грузинок милых, У коих зарьные уста, Бровь черна, жил по телу синих Сквозь виден огнь и красота; А на грудях, как пух зыбучих, Лилей кусты и роз пахучих Манят к себе и старцев длань, - Ты, словом, всё сули им в дань. Я дочь свою и сам крестову, Красотку юную, во брак Отдам тому, кто грудь Орлову На славный сей отважит шаг; Денисовым и Краснощеким, Орловым, Иловайским вслед, По безднам, по горам высоким В дом отчий лавр кто принесет; Девицы, барыни донские, Вздев платья русские, златые, Введут его в крестов чертог И воспоют: "Велик наш бог!" Под вечер, утром, на зарянке, Сей радостный услыша глас, Живя уединенным в Званке, Так-сяк взбреду я на Парнас И песню войску там Донскому, Тебе на гуслях пробренчу: Да белому царю, младому, В венце алмазы расцвечу. Пусть звук ужасных днешних боев Сподвижников его героев Мой повторяет холм и лес, И гул шумит, как гром небес! 1807 Евгению. Жизнь Званская Блажен, кто менее зависит от людей, Свободен от долгов и от хлопот приказных, Не ищет при дворе ни злата, ни честей И чужд сует разнообразных! Зачем же в Петрополь на вольну ехать страсть, С пространства в тесноту, с свободы за затворы, Под бремя роскоши, богатств, сирен под власть И пред вельможей пышны взоры? Возможно ли сравнять что с вольностью златой, С уединением и тишиной на Зваике? Довольство, здравие, согласие с женой, Покой мне нужен - дней в останке. Восстав от сна, взвожу на небо скромный взор; Мой утренюет