Державин Гавриил Романович - Стихотворения

  Ты, творец, господь всесильный,

  Без которого и влас

  Не погибнет мой единый,

  Ты меня от смерти спас!

  Ты мне жизнь мою пробавил,

  Весь мой дух тебе открыт;

  В сонм вельмож меня поставил, -

  Будь средь них мой вождь и щит.

  1794

  Призывание и явление Плениры

  Приди ко мне, Пленира,

  В блистании луны,

  В дыхании зефира,

  Во мраке ткшины!

  Приди в подобьи тени,

  В мечте иль легком сне

  И, седши на колени,

  Прижмися к сердцу мне;

  Движения исчисли,

  Вздыхания измерь

  И все мои ты мысли

  Проникни и поверь:

  Хоть острый серп судьбины

  Моих не косит дней,

  Но нет уж половины

  Во мне души моей.

  Я вижу, ты в тумане

  Течешь ко мне рекой,

  Пленира! на диване

  Простерлась надо мной,

  И легким осязаньем

  Уст сладостных твоих,

  Как ветерок дыханьем,

  В объятиях своих

  Меня ты утешаешь

  И шепчешь нежно в слух:

  "Почто так сокрушаешь

  Себя, мой милый друг?

  Нельзя смягчить судьбину,

  Ты сколько слез ни лей;

  Миленой половину

  Займи души твоей".

  1794

  Пчелка Пчелка златая! Что ты жужжишь? Всё вкруг летая, Прочь не летишь? Или ты любишь Лизу мою? Соты ль душисты В желтых власах, Розы ль огнисты В алых устах, Сахар ли белый Грудь у нее? Пчелка златая! Что ты жужжишь? Слышу, вздыхая, Мне говоришь: "К меду прилипнув, С ним и умру". 1794 Вельможа Не украшение одежд Моя днесь муза прославляет, Которое, в очах невежд, Шутов в вельможи наряжает; Не пышности я песнь пою; Не истуканы за кристаллом, В кивотах блещущи металлом, Услышат похвалу мою. Хочу достоинствы я чтить, Которые собою сами Умели титлы заслужить Похвальными себе делами; Кого ни знатный род, ни сан, Ни счастие не украшали; Но кои доблестью снискали Себе почтенье от граждан. Кумир, поставленный в позор, Несмысленную чернь прельщает; Но коль художников в нем взор Прямых красот не ощущает, - Се образ ложныя молвы, Се глыба грязи позлащенной! И вы, без благости душевной, Не все ль, вельможи, таковы? Не перлы перские на вас И не бразильски звезды ясны, - Для возлюбивших правду глаз Лишь добродетели прекрасны, Они суть смертных похвала. Калигула! твой конь в Сенате Не мог сиять, сияя в злате: Сияют добрые дела. Осел останется ослом, Хотя осыпь его звездами; Где должно действовать умом, Он только хлопает ушами. О! тщетно счастия рука, Против естественного чина, Безумца рядит в господина Или в шумиху дурака. Каких ни вымышляй пружин, Чтоб мужу бую умудриться, Не можно век носить личин, И истина должна открыться. Когда не сверг в боях, в судах, В советах царских, супостатов, - Всяк думает, что я Чупятов В мароккских лентах и звездах. Оставя скипетр, трон, чертог, Быв странником, в пыли и в поте, Великий Петр, как некий бог, Блистал величеством в работе: Почтен и в рубище герой! Екатерина в низкой доле И не на царском бы престоле Была великою женой. И впрямь, коль самолюбья лесть Не обуяла б ум надменный, - Что наше благородство, честь. Как не изящности душевны? Я князь - коль мой сияет дух; Владелец - коль страстьми владею; Болярин - коль за всех болею, Царю, закону, церкви друг. Вельможу должны составлять Ум здравый, сердце просвещенно; Собой пример он должен дать, Что звание его священно, Что он орудье власти есть, Подпора царственного зданья; Вся мысль его, слова, деянья Должны быть - польза, слава, честь. А ты, вторый Сарданапал! К чему стремишь всех мыслей беги? На то ль, чтоб век твой протекал Средь игр, средь праздности и неги? Чтоб пурпур, злато всюду взор В твоих чертогах восхищали, Картины в зеркалах дышали, Мусия, мрамор и фарфор? На то ль тебе пространный свет, Простерши раболепны длани, На прихотливый твой обед Вкуснейших яств приносит дани, Токай - густое льет вино, Левант - с звездами кофе жирный, Чтоб не хотел за труд всемирный Мгновенье бросить ты одно? Там воды в просеках текут И, с шумом вверх стремясь, сверкают; Там розы средь зимы цветут И в рощах нимфы воспевают На то ль, чтобы на всё взирал Ты оком мрачным, равнодушным, Средь радостей казался скучным И в пресыщении зевал? Орел, по высоте паря, Уж солнце зрит в лучах полдневных, - Но твой чертог едва заря Румянит сквозь завес червленных; Едва по зыблющим грудям С тобой лежащая Цирцеи Блистают розы и лилеи, Ты с ней покойно спишь, - а там? А там израненный герой, Как лунь во бранях поседевший, Начальник прежде бывший твой, - В переднюю к тебе пришедший Принять по службе твой приказ, - Меж челядью твоей златою, Поникнув лавровой главою, Сидит и ждет тебя уж час! А там - вдова стоит в сенях И горьки слезы проливает, С грудным младенцем на руках, Покрова твоего желает. За выгоды твои, за честь Она лишилася супруга; В тебе его знав прежде друга, Пришла мольбу свою принести. А там - на лестничный восход Прибрел на костылях согбенный Бесстрашный, старый воин тот, Тремя медальми украшенный, Которого в бою рука Избавила тебя от смерти: Он хочет руку ту простерти Для хлеба от тебя куска. А там, - где жирный пес лежит, Гордится вратник галунами, - Заимодавцев полк стоит, К тебе пришедших за долгами. Проснися, сибарит! - Ты спишь Иль только в сладкой неге дремлешь, Несчастных голосу не внемлешь И в развращенном сердце мнишь: "Мне миг покоя моего Приятней, чем в исторьи веки; Жить для себя лишь одного, Лишь радостей уметь пить реки, Лишь ветром плыть, гнесть чернь ярмом; Стыд, совесть - слабых душ тревога! Нет добродетели! нет бога!" - Злодей, увы! - И грянул гром. Блажен народ, который полн Благочестивой веры к богу, Хранит царев всегда закон, Чтит нравы, добродетель строгу Наследным перлом жен, детей, В единодушии - блаженство, Во правосудии - равенство, Свободу - во узде страстей! Блажен народ! - где царь главой, Вельможи - здравы члены тела, Прилежно долг все правят свой, Чужого не касаясь дела; Глава не ждет от ног ума И сил у рук не отнимает, Ей взор и ухо предлагает, - Повелевает же сама. Сим твердым узлом естества Коль царство лишь живет счастливым, - Вельможи! - славы, торжества Иных вам нет, как быть правдивым; Как блюсть народ, царя любить, О благе общем их стараться; Змеей пред троном не сгибаться, Стоять - и правду говорить. О росский бодрственный народ, Отечески хранящий нравы! Когда расслаб весь смертных род, Какой ты не причастен славы? Каких в тебе вельможей нет? - Тот храбрым был средь бранных звуков; Здесь дал бесстрашный Долгоруков Монарху грозному ответ. И в наши вижу времена Того я славного Камилла, Которого труды, война И старость дух ке утомила. От грома звучных он побед Сошел в шалаш свой равнодушно, И от сохи опять послушно Он в поле Марсовом живет. Тебе, герой! желаний муж! Не роскошью, вельможа славный; Кумир сердец, плеиитель душ, Вожде, лавром-,- маслиной, венчанный! Я праведну- здесь песнь воспел. Ты ею славься, утешайся, Борись вновь с б.урями, мужайся, Как юный возносись орел. Пари - и с высоты твоей По мракам смутного эфира Громовой пролети струей И, опочив на лоне мира, Возвесели еще царя. - Простри твой поздиый блеск в народе, Как отдает свой долг природе Румяна вечера заря. 1794 Мой истукан Готов кумир, желанный мною, Рашетт его изобразил! Ой хитрою своей рукою Меня и в камне оживил. Готов кумир! - И будет чтиться Искусство Йраксншеля в нем, - Нор мне какою честью льститься В бессмертном истукане сем? Без славных дел, гремящих в мире, Ничто- и царь а своем кумире. Ничто! и не живет тот смертный, О ком ни. малой нет молвы, Ни злом, ни благом не приметный, Во гробе погребен живы". Но ты, о зверских душ забава! Убийство! - я не льщусь тобой, Батыев и Маратов слава Во ужас дух приводит мой; Не лучше ли мне быть забвенну, Чем узами сковать вселенну? Злодейства малого мне мало, Большого делать не хочу:, Мне скиптра небо не вручало, И я на небо не рошгу. Готов я управляться властью,; А .если ею и стеснюсь Чрез зло, - моей я низкой настью С престалом света яе сменюсь. Та мысль всех казней мне страшнее: Представить в -вечности злодел! Злодей, который самолюбью И тайной гордости своей Всем жертвует; его орудью Преграды нет, алчбе - цепей; Внутрь совестью своей .размучен, Вне с радостью губит других; Пусть дерзостью, .удачей звучен, Но не велик в глазах моих. Хотя бы богом был он злобным, Быть не хочу ему подобным. Легко злом мир греметь заставить, До Герострата только шаг; Но трудно доблестью прославить И воцарить себя в сердцах: Век должно добрым быть нам тщиться, И плод нам время даст одно; На зло лишь только бы решиться" И вмиг саделано оно. Редка на свете добродетель, И редок благ прямых содетель. Он редок! - Но какая разность Меж славой доброй и худой? Чтоб имя приобресть нам, знатность, И той греметь .или другой, Не все ль равно? - Когда лишь будет Потомство наши знать дела, И злых и добрых не забудет. Ах, нет! - природа в яас влила С душой и отвращенье к злобе, Любовь к добру - и сущим в гробе. Мне добрая приятна слава, Хочу я человеком быть, Которого страстей отрава Бессильна сердце развратить; Кого ни мзда не ослепляет, Ни сан, ни месть, ни блеск порфир; Кого лишь правда научает, Любя себя, любить весь мир Любовью мудрой, просвещенной, По добродетели священной. По ней, котора составляет Вождей любезных и царей; По ней, котора извлекает Сладчайши слезы из очей. Эпаминонд ли защититель Или благотворитель Тит, Сократ ли, истины учитель, Или правдивый Аристид, - Мне все их имена почтенны И истуканы их священны. Священ мне паче зрак героев. Моих любезных сограждан, Пред троном, на суде, средь боев Душой великих россиян. Священ! - Но если здесь я чести Современных не возвещу, Бояся подозренья в лести, - То вас ли, вас ли умолчу, О праотцы! делами славны, Которых вижу истуканы? А если древности покровом Кто предо мной из вас и скрыт, В венце оливном и лавровом Великий Петр как жив стоит; Монархи мудры, милосерды, За ним отец его и дед; Отечества подпоры тверды, Пожарский, Минин, Филарет, И ты, друг правды, Долгоруков! Достойны вечной славы звуков. Достойны вы! - Но мне ли права Желать - быть с вами на ряду? Что обо мне расскажет слава, Коль я безвестну жизнь веду? Не спас от гибели я царства, Царей на трон не возводил, Не стер терпением коварства, Богатств моих не приносил На жертву, в подкрепленье трона, И защитить не мог закона. Увы! - Почто ж сему болвану На свете место занимать, Дурную, лысу обезьяну На смех ли детям представлять, Чтоб видели меня потомки Под паутиною в пыли, Рабы ступали на обломки Мои, лежащи на земли? Нет! лучше быть от всех забвенным, Чем брошенным и ввек презренным. Разбей же, мой вторый создатель, Разбей мой истукан, Рашетт! Румянцева лица ваятель Себе мной чести не найдет; Разбей! - Или постой немного; Поищем, нет ли дел каких, По коим бы, хотя не строго Судя о качествах моих, Ты мог ответствовать вселенной За труд, над мною понесенной. Поищем! - Нет. - Мои безделки Безумно столько уважать, Дела обыкновенны мелки, Чтоб нас заставить обожать; Хотя б я с пленных снял железы, Закон и правду сохранил, Отер сиротски, вдовьи слезы, Невинных оправдатель был, Орган монарших благ и мира, - Не стоил бы и тут кумира. Не стоил бы: все знаки чести" Дозволенны саэанм себе. Плоды тщеславия и лести. Монарх! постыдны и тебе. Желает хвал, благодаренья Лишь низкая себе душа, Живущая из награжденья, - По смерти слава хороша; Заслуги я грабе созревают, Герои в вечяостн сияют. Но если дел и не имею, За что б кумяр мне посвятить, - В достоинстве втшеягнть я смею. Что акал достоагаствы я чтить, Что мог изобразить Фелицу, Небесну благость во нлоти, Что пел я россев ту царицу, Какой другой нам не иайти Ни днесь, ни впредь в пространстве мира: Хвались моя, хвались тем, лира! Хвались! - и образ мой скудельной В храм славы возноси с собой; Ты можешь быть столь дерзновенной, Коль тихой некогда слезой Ты взор кропя Екатерины Могла приятною ей быть; Взносись, и достигай вершины, Чтобы на ней меня вместить, Завистников моих к досаде, В ее прекрасной колоннаде. На твердом мраморном помосте, На мшистых сводах "еж столгаж, В меди, в величественном росте, Под сенью райских вкруг дерев, Поставь со славными мужами! Я стану с важностью стоять; Как от зарей всяк день лучами, От светлмх щарских лиц блистать, Не движим вихрями, ни громом, Под их божественным гюкрввом. Прострется облак благовонный. Коврами вкруг меня цветы. - Постой, пиит, восторга полный! Высоко залетел уж ты; В пыли валялись в Омиры. Потомство - грозный судия: Оно рассматривает лиры, Услышит, глас и твоея, И пальмы взвесит и перуны. Кому твои гремели струим. Увы! легко случиться может, Поставят и тебя льстецом; Кого днесь тайно злоба гложет, Тот будет завтра въявь врагом; Трясут и троны люда злые: То, может быть, и твой кумир Через решетки, золотые Слетит и рассмешит весь мир, Стуча с крыльца ступень с ступени, И скатится в древесны тени. Почто ж позора ждать такого? Разбей, Рашетт, мои черты! Разбей! - Нет, нет; еще полслова Позволь сказать себе мне ты. Пусть тот, кто с большим дарованьем Мог добродетель прославлять, С усерднейшим, чем я, стараньем Желать добра и исполнять, Пусть тот, не медля, и решится, - И мой кумир им сокрушится. Я рад отечества блаженству: Дай больше, небо, таковых, Российской силы к совершенству, Сынов ей верных и прямых! Определения судьбины Тогда исполнятся во всем; Доступим мира мы средины, С Гавгеса злато соберем; Гордыню усмирим Китая, Как кедр, наш корень утверждая. Тогда, каменосечец хитрый! Кумиры твоего резца Живой струей испустят искры И в внучатах возжгут сердца. Смотря на образ Марафона, Зальется Фемистокл слезой, Отдаст Арману Петр полтрона, Чтоб править научил другой; В их урнах фениксы взродятся И вслед их славы воскрылятся. А ты, любезная супруга! Меж тем возьми сей истукан; Спрячь для себя, родни и друга Его в серпяный твой диван; И с бюстом там своим, мне милым, Пред зеркалом их в ряд поставь, Во знак, что с сердцем справедливым Не скрыт наш всем и виден нрав. Что слава! - Счастье нам прямое Жить с нашей совестью в покое. 1794 Ласточка О домовитая Ласточка! О милосизая птичка! Грудь красно-бела, касаточка, Летняя гостья, певичка! Ты часто по кровлям щебечешь, Над гнездышком сидя поешь, Крылышками движешь, трепещешь, Колокольчиком в горлышке бьешь. Ты часто по воздуху вьешься, В нем смелые круги даешь; Иль стелешься долу, несешься, Иль в небе простряся плывешь. Ты часто во зеркале водном Под рдяной играешь зарей, На зыбком лазуре бездонном Тенью мелькаешь твоей. Ты часто, как молния, реешь Мгновенно туды и сюды; Сама за собой не успеешь Невидимы видеть следы, - Но видишь там всю ты вселенну, Как будто с высот на ковре: Там башню, как жар, позлащенну, В чешуйчатом флот там сребре; Там рощи в одежде зеленой, Там нивы в венце золотом, Там холм, синий лес отдаленный, Там мошки толкутся столпом; Там гнутся с утеса в понт воды, Там ластятся струи к берегам. Всю прелесть ты видишь природы, Зришь лета роскошного храм; Но видишь и бури ты черны И осени скучной приход; И прячешься в бездны подземны, Хладея зимою, как лед. Во мраке лежишь бездыханна, - Но только лишь придет весна И роза вздохнет лишь румяна, Встаешь ты от смертного сна; Встанешь, откроешь зеницы И новый луч жизни ты пьешь; Сизы расправя косицы, Ты новое солнце поешь. Душа моя! гостья ты мира: Не ты ли перната сия? - Воспой же бессмертие, лира! Восстану, восстану и я, - Восстану - и в бездне эфира Увижу ль тебя я, Пленира? 1792 - 1794 На смерть Катерины Яковлевны, 1794 году июля 15 дня приключившуюся Уж не ласточка сладкогласная, Домовитая со застрехи, Ах! моя милая, прекрасная Прочь отлетела, - с ней утехи. Не сияние луны бледное Светит из облака в страшной тьме, Ах! лежит ее тело мертвое, Как ангел светлый во крепком сне. Роют псы землю, вкруг завывают, Воет и ветер, воет и дом; Мою милую не пробуждают; Сердце мое сокрушает гром! О ты, ласточка сизокрылая! Ты возвратишься в дом мой весной; Но ты, моя супруга милая, Не увидишься век уж со мной. Уж нет моего друга верного, Уж нет моей доброй жены, Уж нет товарища бесценного, Ах, все они с ней погребены. Все опустело! Как жизнь мне снести? Зельная меня съела тоска. Сердца, души половина, прости, Скрыла тебя гробова доска. 1794 [Image012] К лире Звонкоприятная лира! В древни златые дни мира Сладкою силой твоей Ты и богов, и царей, Ты и народы пленяла. Глас тихоструйный твой, звоны. Сердце прельщающи тоны С дебрей, вертепов, степей Птиц созывали, зверей, Холмы и дубы склоняли. Ныне железные ль веки? Тверже ль кремней человеки? Сами не знаясь с тобой, Свет не пленяют игрой, Чужды красот доброгласья. Доблестью чужды пленяться, К злату, к сребру лишь стремятся. Помнят себя лишь одних; Слезы не трогают их, Вопли сердец не доходят. Души все льда холоднее. В ком же я вижу Орфея? Кто Аристон сей младой? Нежен лицом и душой. Нравов благих преисполнен? Кто сей любитель согласья? Скрытый зиждитель ли счастья? Скромный смиритель ли злых? Дней гражданин золотых, Истый любимец Астреи! 1794 Соловей На холме, сквозь зеленой рощи, При блеске светлого ручья, Под кровом тихой майской нощи, Вдали я слышу соловья. По ветрам легким, благовонным То свист его, то звон летит, То, шумом заглушаем водным, Вздыханьем сладостным томит. Певец весенних дней пернатый, Любви, свободы и утех! Твой глас отрывный, перекаты От грома к нежности, от пег Ко плескам, трескам и перунам, Средь поздних, ранних красных зарь, Раздавшись неба по лазурям, В безмолвие приводят тварь. Молчит пустыня, изумленна, И ловит гром твой жадный слух На крыльях эха раздробленна Пленяет песнь твоя всех дух. Тобой цветущий дол смеется, Дремучий лес пускает гул; Река бегущая чуть льется, Стоящий холм чело нагнул. И, свесясь со скалы кремнистой, Густокудрява мрачна ель Напев твой яркий, голосистый И рассыпную звонку трель, Как очарованна, внимает. Не смеет двигнуться луна И свет свой слабо ниспускает; Восторга мысль моя полна! Какая громкость, живость, ясность В созвучном пении твоем, Стремительность, приятность, каткость Между колен и перемен! Ты щелкаешь, крутишь, поводишь, Журчишь и стонешь в голосах; В забвенье души ты приводишь И отзываешься в сердцах. О! если бы одну природу С тобою взял я в образец, Воспел богов, любовь, свободу, - Какой бы славный был певец! В моих бы песнях жар и сила И чувствы были вместо слов; Картину, мысль и жизнь явила Гармония моих стихов. Тогда б подобно Тимотею, В шатре персидском я возлег И сладкой лирою моею Царево сердце двигать мог: То, вспламеня любовной страстью, К Таисе бы его склонял; То, возбудя грозой, напастью, Копье ему на брань вручал. Тогда бы я между прудами На мягку мураву воссел И арфы с тихими струнами Приятность сельской жизни пел; Тогда бы нимфа мне внимала, Боясь в зерцало вод взглянуть; Сквозь дымку бы едва дышала Ее высока, нежна грудь. Иль храбрых россиян делами Пленясь бы, духом возлетал, Героев полк над облаками В сиянье звезд я созерцал; О! коль бы их воспел я сладко, Гремя поэзией моей Отважно, быстро, плавно, кратко, Как ты, о дивный соловей! 1794 На кончину великой княжны Ольги Павловны Ночь лишь седьмую Мрачного трона Степень прешла, С росска Сиона Звезду златую Смерть сорвала. Луч, покатяся С синего неба, В бездне яогас! Утрення, ясна, Тень золотая! Краток твой блеск. Ольга прекрасна, Ольга драгая! Тень твоё был век. Что твое утро В вечности целой? Меней, чем миг! Юная роза Лишь развернула Алый шипок, Вдруг от мороза В лоне уснула, Свянул цветок: Так и с царевной; Нет уж в ней жизни, Смерть на челе! К отчему лону, К матери нежной, К братьям, сестрам, К скипетру, трону, К бабке любезной, К верным рабам, Милый младенец! Ты уж с улыбкой Рук не прострешь. Лик полутонный, Тихое пенье, Мрачность одежд, Вздохи и стоны, Слезно теченье, В дыме блеск свеч, Норда царицы Бледность, безмолвье - Страшный позор! Где вы стеснились? Что окружили? Чей видим труп? Иль вы забылись, В гроб положили Спящего тут Ангела в теле? - Ольга прекрасна Ангел был наш. Вижу в сиянье Грады эфира, Солнцы кругом! Вижу собранье Горнего мира; Ангелов сонм, Руки простерши, Ольгу приемлют В светлый свой полк. Вижу блажениу Чистую душу Всю из огня, В сеет облеченну! В райскую кущу Идет дитя; Зрит на Россию, Зрит на Петрополь, Зрит на родных, Зрит на пииту, Жизнь и успенье Кто ее пел, Чей в умиленье Дождь на ланиту Искрой летел; Слышит звук лиры, Томные гласы Песни моей. Мира содетель, Святость и прочность Царства суть чьи! Коль добродетель И непорочность Слуги твои, Коих ко смертным Ты посылаешь Стражами быть, - Даждь, да над нами Ольги блаженной Плавает дух; Чтоб, как очами, Над полвселенной Неба сей друг Зрел нас звездами, Дланью багряной Сыпал к нам свет. Племя Петрово, Екатерины Здравьем чело, Сень бы Лаврова, Мирные крины - Всё нам цвело; Дни бы златые, Сребряны росы С облак лились. Не было б царства В свете другого Счастливей нас; Яда коварства, Равенства злого, Буйства зараз, Вольности мнимой, Ангел хранитель, Нас ты избавь! И средь эфира, В дебри тьмозвездной, В райской тиши, Где днесь Пленира, Друг мой любезной, Сердца, души В ней половину, Гений России, Призри мою! 1795 Приглашение к обеду Шекснинска стерлядь золотая, Каймак и борщ уже стоят; В крафинах вина, пунш, блистая То льдом, то искрами, манят; С курильниц благовоньи льются, Плоды среди корзин смеются, Не смеют слуги и дохнуть, Тебя стола вкруг ожидая; Хозяйка статная, младая Готова руку протянуть. Приди, мой благодетель давный, Творец чрез двадцать лет добра! Приди - и дом, хоть не нарядный, Без резьбы, злата и сребра, Мой посети; его богатство - Приятный только вкус, опрятство И твердый мой. нельстивый нрав; Приди от дел попрохладиться, Поесть, попить, повеселиться, Без вредных здравию приправ. Не чин, не случай и не знатность На русский мой простой обед Я звал, одну благоприятность: А тот, кто делает мне вред, Пирушки: сея не будет зритель. Ты, ангел stow, благотворитель! Приди - и насладися благ; А вражий дух да отжеяется, Моих порогов не касается Ничей недоброхотнмм шаг! Друзьям моим ж посвящаю, Друзьям и красоте тай день; Достоинствам ж цеву зваю И знаю то, что век наш тень; Что лишь младенчество проводим - Уже ко старости приходим, И смерть к нам смотрит чрез забор. Увы! - то как не умудриться Хоть- раз цветами не увжтьея И не оставить мрачный взор? Слыхал, слыхал я тайну эту. Что иногда грустит и царь;, Ни ночь, ни день покоя нету. Хотя им. вся покойна тварь. Хотя он громкой славой знатен, Но, ax! - и трон всегда ль приятен Тому, кто век свой в хлопотах? Тут зрит обман, там зрит упадок: Как бедный часовой тот жалок. Который вечно на часах! Мгвэек, доколь еще ненастье Не помрачает красных дней, И приголубливает счастье" И гладит нас рукой своей; Доколе не пришли морозы, В саду благоухают розы, Мы поспешим их обонять. Так.? будем жизнью наслаждаться И тем, чем можем, утешаться, По платью ноги протягать. А если, ты иль кто другие Из взаиых милых мне гостей, Чертоги предпочтя златые И яствы сахарны аарей. Ко мне не срядитесь откушать, - Извольте таоя вы толк прослушать: Блаженстве не в лучах парфир, Не в вкусе яств, не в неге слуха, Но в здравии и спокойстве духа, - Умеренность есть лучший жир. 1795 Фельдмаршалу графу Александру Васильевичу Суворову-Рымшжскому на пребывание его в Таврическом дворце 1795 года Когда увидит кто, что в царском пышном доме По звучном громе Марс почиет на соломе, Что шлем его и меч хоть в лаврах зеленеют, Но гордость с роскошью повержены у ног, И доблести затмить лучи богатств не смеют, - Не всяк ли скажет тут, что браней страшный бог. Плоть Зпиктегову прияв, преобразился, Чтоб мужества пример, воздержности подать, Как внешних супостат, как внутренних сражать? Суворов! страсти кто смирить свои решился, Легко тому стража и царства покорить, Друзей и недругов себя заставить чтить 1795 Апакреон у печки Случись Анакреону Марию восещать; Меж ними Купидону, Как бабочке, летать. Летал божок крылатый Красавицы вокруг, И стрелы он пернаты Накладывал на лук. Стрелял с ее небесных И голубых очей, И с роз в устах прелестных, И на грудях с лилей. Но арфу как Мария Звончатую взяла И в струны золотыя Свой голос издала, - Под алыми перстами Порхал резвее бог, Острейшими стрелами Разил сердца и жёг. Анакреон у печки Вздохнул тогда сидя, "Как бабочка от свечки, Сгорю, - сказал, - и я". 1795 [Image013] Гостю Сядь, милый гость! здесь на пуховом Диване мягком, отдохни; В сем тонком пологу, перловом, И в зеркалах вокруг, усни; Вздремли, после стола немножко Приятно часик похрапеть: Златой кузнечик, сера мошка Сюда не могут залететь. Случится, что из снов прелестных Приснится здесь тебе какой: Хоть клад из облаков небесных Златой посыплется рекой, Хоть девушки мои домашни Рукой тебе махнут, - я рад: Любовные приятны шашни, И поцелуй в сей жизни клад. Около 1795 Хариты По следам Анакреона Я хотел воспеть харит, Феб во гневе с Геликона Мне предстал и говорит: "Как! и ты уже небесных Дев желаешь воспевать? - Столько прелестей бессмертных Хочет смертный описать! Но бывал ли на высоком Ты Олимпе у богов? Обнимал ли бренным оком Ты веселье их пиров? Видел ли харит пред ними, Как под звук приятных лир, Плясками они своими Восхищают горний мир; Как с протяжным тихим тоном Важно павами плывут; Как с веселым быстрым звоном Голубками воздух вьют; Как вокруг они спокойно Величавый мещут взгляд; Как их всех движеньи стройно Взору, сердцу говорят? Как хитоны их эфирны, Льну подобные власы, Очи светлые, сафирны Помрачают всех красы? Как богини всем ссбором Признают: им равных нет, И Минерва важным взором Улыбается им вслед? Словом: видел ли картины, Непостижные уму?" - "Видел внук Екатерины", - Я ответствовал ему. Бог Парнаса усмехнулся, Дав мне лиру, отлетел. - Я струнам ее коснулся И младых харит воспел. 1795 Флот Он, белыми взмахнув крылами По зыблющей равнине волн, Пошел, - и следом пена рвами И с страшным шумом искры, огнь Под ним в пучине загорелись, С ним рядом тень его бежит; Ширинки с шлемов распростерлись, Горе пред ним орел парит. Водим Екатерины духом, Побед и славы громкий сын, Ступай еще, и землю слухом Наполнь, о росский исполин! Ты смело Сциллы и Харибды И свет весь прежде проходил: То днесь препятств какие виды? И кто тебе их положил? Ступай - и стань средь океана, И брось твоих гортаней гром: Европа, злобой обуянна, И гидр лилейных бледный сонм От гроз твоих да потрясется, Проснется Людвиг звуком лир! Та дщерью божьей наречется, Кто даст смущенным царствам мир. 1795 Павлин Какое гордое творенье, Хвост пышно расширяя свой, Черно-зелены в искрах перья Со рассыпною бахромой Позадь чешуйной груди кажет, Как некий круглый, дивный щит? Лазурно-сизы-бирюзовы На каждого конце пера, Тенисты круги, волны новы Струиста злата и сребра: Наклонит - изумруды блещут! Повернет - яхонты горят! Не то ли славный царь пернатый? Не то ли райска птица Жар, Которой столь убор богатый Приводит в удивленье тварь? Где ступит - радуги играют! Где станет - там лучи вокруг! Конечно, сила и паренье ; Орлиные в ее крылах, Глас трубный, лебедино пенье В ее пресладостных устах; А пеликана добродетель В ее и сердце и душе! Но что за чудное явленье? Я слышу некий странный визг! Сей Феникс опустил вдруг перья, Увидя гнусность ног своих. - О пышность! как ты ослепляешь! И барин без ума - павлин. 1795 Доказательство творческого бытия Небеса вещают божью славу, Рук его творенье твердь; День за днем течет его уставу, Нощи нощь приносит весть. Не суть речи то иль гласы лиры, Не доходит всем чей звон; Но во все звучит глагол их миры, В безднах раздается тон. Се чертог горит в зыбях эфира, Солнце блещет как жених, Как герой грядет к победам мира, Мещет огнь очей своих. С одного края небес лишь сходит, Уж сретается в другом. Нет вертепов, он куда не вводит Теплоты своим лучом. Всем закон природы зримый ясный Может смертным доказать: Без творца столь стройный мир, прекрасный Сей не может пребывать. <1796> Другу Пойдем сегодня благовонный Мы черпать воздух, друг мой! в сад, Где вязы светлы, сосны темны Густыми купами стоят, Который с милыми друзьями, С подругами сердец своих Садили мы, растили сами: Уж ныне тень приятна в них. Пусть Даша статна, черноока И круглолицая, своим Взмахнув челом, там у потока, А белокурая живым Нам Лиза, как зефир, порханьем Пропляшут вместе казачка, И нектар с пламенным сверканьем Их розова подаст рука. Мы, сидя там в тени древесной, За здравье выпьем всех людей: Сперва за женский пол прелестной, За искренних своих друзей; Потом за тех, кто нам злодеи: С одними нам приятно быть; Другие же, как скрыты змеи, Нас учат осторожно жить. 1796 Потопление Из-за облак месяц, красный Встал и смотрится в реке, Сквозь туман и мрак ужасный Путник едет в челноке. Блеск луны пред ним сверкает, Он гребет сквозь волн и тьму; Мысль веселье вображает, Берег видится ему. Но челнок вдруг погрузился, Путник мрачну пьет волну; Сколь ни силился, ни бился, Камнем вниз пошел ко дну. Се вид жизни скоротечной! Сколь надежда нам ни льсти, Все потонем в бездне вечной, Дружба и любовь, прости! 1796 [Image014] На рождение царицы Гремиславы Л. А. Нарышкину Живи и жить давай другим, Но только не на счет другого; Всегда доволен будь своим, Не трогай ничего чужого, - Вот правило, стезя прямая Для счастья каждого и всех! Нарышкин! коль и ты приветством К веселью всем твой дом открыл, Таким любезным, скромным средством Богатых с бедными сравнил, - Прехвальна жизнь твоя такая, Блажен творец людских утех! Пускай богач там, по расчету Назнача день, зовет гостей, Златой родни, клиентов роту Прибавит к пышности своей; Пускай они, пред ним став строем, Кадят, вздыхают - и молчат. Но мне приятно там откушать, Где дружеский незваный стол; Где можно говорить и слушать Тара-бара про хлеб и соль; Где гость хозяина покоем, Хозяин гостем дорожат; Где скука и тоска забыта, Семья учтива, не шумна; Важна хозяйка, домовита, Досужа, ласкова, умна; Где лишь приязнью, хлебосольством И взором ищут угождать. Что нужды мне, кто по паркету Подчас и кубари спускал; Смотрел в толкучем рынке свету, Народны мысли замечал И мог при случае посольством, Пером и шпагою блистать! Что нужды мне, кто всё, вефиром С цветка лишь на цветок летя, Доволен был собою, миром, Шутил, резвился, как дитя, Но если он с толь легким нравом Всегда был добрый человек! Всегда жил весело, приятно И не гонялся за мечтой, Жалел о тех, кто жил развратно, Плясал и сам под тон чужой. Хвалю тебя, ты в смысле здравом Пресчастливо провел свой век. Какой театр! как всю вселенну, Ядущих и ядому тварь, За твой я вижу стол вмещенну, И ты сидишь, как сирский царь В соборе целыя природы! В семье твоей - как Авраам! Оставя короли престолы И ханы у тебя гостят: Киргизцы, немчики, моголы Салму и соусы едят, - Какие разные народы, Язык, одежда, лицы, стан! Какой предмет! как на качелях Пред дом твой соберется чернь На светлых праздничных неделях! Вертится в воздухе весь день, Покрыта площадь пестротою, Чепцов и шапок миллион! Какой восторг! Как всё играет! Всё скачет, пляшет и поет, Всё в улице твоей гуляет, Кричит, смеется, ест и пьет! И ты народной сей толпою Так весел, горд, как Соломон! Блажен и мудр, кто в ближних ставит Блаженство купно и свое, Свою по ветру лодку правит, И непорочно житие О камень зол не разбивает, И к пристани без бурь плывет! Лев именем - звериный царь; Ты родом - богатырь, сын барский; Ты сердцем - стольник, хлебодарь; Ты должностью - конюший царский; Твой дом утехой расцветает, И всяк под тень его идет. Идут прохладой насладиться, Музыкой душу напитать; То тем, то сем повеселиться, В бостон и в шашки поиграть; И словом: радость всю, забаву Столицы ты к себе вместил. Бывало, даже сами боги, Наскуча жить в своем раю, Оставя радужны чертоги, Заходят в храмину твою: О, если б ты и Гремиславу К себе царицу заманил! И ей в забаву, хоть тихонько, Осмелился в ушко сказать: Кто век провел столь славно, громко, Тот может в праздник погулять И зреть людей блаженных чувство В ее пресветло рождество. В цветах другой нет розы в мире: Такой царицы мир не зрит! Любовь и власть в ее порфире Благоухает и страшит. Так знает царствовать искусство Лишь в Гремиславе - божество. 1796 Послание Мурзы Багрима к царевне Доброславе Мурза, Багримов сын, царевне Доброславе Желает здравия, всех благ ее державе: Чтоб розами уста, в лилеях грудь цвела, Чтоб райскою росой кропил тебя алла И, вознеся престол как солнце твой высоко, Хранил тебя на нем яко зеницу ока. 1796 (?) Афинейскому витязю Сидевша об руку царя Чрез поприще на колеснице, Державшего в своей деснице С оливой гром, иль чрез моря Протекшего в венце Нептуна, Или с улыбкою Фортуна Кому жемчужный нектар свой Носила в чаше золотой - Блажен! кто путь устлал цветами, И окурил алоем вкруг, И лиры громкими струнами Утешил, бранный славя дух. Испытывал своих я сил И пел могущих человеков; А чтоб в дали грядущих веков Ярчей их в мраке блеск светил И я не осуждался б в лести, Для прочности, к их громкой чести Примешивал я правды глас; Звучал моей трубой Парнас. Но ах! познал, познал я смертных, Что и великие из них Не могут снесть лучей небесных: Мрачит бог света очи их. Так пусть Фортуны чада, Возлегши на цветах, Среди обилий сада, Курений в облаках, Наместо чиста злата Шумихи любят блеск; Пусть лира тг.ровата Их умножает плеск, - Я руки умываю И лести не коснусь, Власть сильных почитаю, Богов в них чтить боюсь. Я славить мужа днесь избрал, Который сшел с театра славы, Который удержал те нравы, Какими древний век блистал; Не горд - и жизнь ведет простую, Не лжив - и истину святую, Внимая, исполняет сам; Почтен от всех не по чинам. Честь, в службе снисканну, свободой Не расточил, а приобрел; Он взглядом, мужеством, породой, Заслугой, силою - орел. Снискать я от него Не льщусь ни хвал, ни уваженья; Из одного благодаренья, По чувству сердца моего, Я песнь ему пою простую, Ту вспоминая быль святую, В его как богатырски дни, Лет несколько назад, в тени Премудрой той жены небесной, Которой бодрый дух младой Садил в Афинах сад прелестной, И век катился золотой, Как мысль моя, подобно Пчеле, полна отрад, Шумливо, но не злобно Облетывала сад Предметов ей любезных И, взяв с них сок и цвет, Искусством струн священных Преобращала в мед: Текли восторгов реки Из чувств души моей. Все были человеки В стране счастливы сей, - На бурном видел я коне В ристаньи моего героя; С ним брат его, вся Троя, Полк витязей являлись мне! Их брони, шлемы позлащенны, Как лесом, перьем осененны, Мне тмили взор. - А с копий их, с мечей Сквозь пыль сверкал пожар лучей; Прекрасных вслед Пентезилее Строй дев их украшали чин; Венцы, Ахилла мой бодрее, Низал на дротик исполин. Я зрел, как жилистой рукой Он шесть коней на ипподроме Вмиг осаждал в бегу; как в громе Он, колесницы с гор бедрой Своей препнув склоненье, Минерву удержал в паденье; Я зрел, как в дыме пред полком Он в ранах светел, бодр лицом, В единоборстве хитр, проворен, На огнескачущих волнах Был в мрачной буре тих, спокоен, Горела молния в очах. Его покой - движенье, Игра - борьба и бег; Забавы - пляска, пенье И сельских тьма утех Для укрепленья тела. Его был дом - друзей. Кто приходил для дела, Не запирал дверей; Души и сердца пища Его - несчастным щит; Не пышные жилища - В них он был знаменит. Я зрел в Ареопаге сонм Богатырей, ему подобных, Седых, правдивых, благородных, Весы державших, пальму, гром. Они, восседши за зерцалом, В великом деле или малом, Не зря на власть, богатств покров, Произрекали суд богов; А где рукой и руку мыли, Желая сильному помочь, Дьяки, взяв шапку, выходили С поклоном от неправды прочь. Тогда не прихоть чли - закон, Лишь благу общему радели; Той подлой мысли не имели, Чтоб только свой набить мамон. Венцы стяжали, ввуки славы, А деньги берегли и нравы, И всякую свою ступень Не оценяли всякий день; Хоть был и недруг кто друг другу, Усердие вело, не месть: Умели чтить в врагах заслугу И отдавать достойным честь. Тогда по счетам знали, Что десять и что ноль; Пиявиц унимали, На них посыпав соль; В день ясный не сердились, Зря на небе пятно, С ладьи лишь торопились Снять вздуто полотно; Кубарить не любили День со дня на другой; Что можно, вмиг творили, Оставя свой покой. Тогда кулибинский фонарь, Что светел издали, близ темен, Был не во всех местах потребен; Горел кристалл, - горел от зарь; Стоял в столпах гранит средь дома: Опрись на них - и не солома. В спартанской коже персов дух Не обаял сердца и слух; Не по опушке добродетель, Не по ходулям великан: Так мой герой был благодетель Не по улыбке - по делам. О ты, что правишь небесами И манием колеблешь мир, Подъемлешь скиптр на злых с громами, А добрым припасаешь пир, Юпитер! - О Нептун, что бурным, Как скатертям, морям лазурным Разлиться по земле велел, Брега поставив им в предел! - И ты, Вулкан, что пред горнами В дне ада молнию куешь! - И ты, о Феб, что нам стрелами Златыми свет и жизнь лиешь! Внемлите все молитву, О боги! вы мою: Зверей, рыб, птиц ловитву И благодать свою На нивы там пошлите, Где отставной герой Мой будет жить. - Продлите Век, здравье и покой Ему вы безмятежной. И ты, о милый Вакх! Подчас у нимфы нежной Позволь спать на грудях. 1796 Памятник Я памятник себе воздвиг чудесный, вечный, Металлов тверже он и выше пирамид; Ни вихрь его, ни гром не сломит быстротечный, И времени полет его не сокрушит. Так! - весь я не умру; но часть меня большая. От тлена убежав, по смерти станет жить, И слава возрастет моя, не увядая, Доколь славянов род вселенна будет чтить. Слух пройдет обо мне от Белых вод до Черных, Где Волга, Дон, Нева, с Рифея льет Урал; Всяк будет помнить то в народах неисчетных, Как из безвестности я тем известен стал, Что первый я дерзнул в забавном русском слоге О добродетелях Фелицы возгласить, В сердечной простоте беседовать о боге И истину царям с улыбкой говорить. О Муза! возгордись заслугой справедливой, И презрит кто тебя, сама тех презирай; Непринужденною рукой, неторопливой, Чело твое зарей бессмертия венчай. <1795> На возвращение графа Зубова из Персии Цель нашей жизни - цель к рокою: Проходим для того сей путь, Чтобы от мразу иль от зною Под кровом нощи отдохнуть. Здесь нам встречаются стремнины, Там терны, там ручьи в тени; Там мягкие луга, равнины, Там пасмурны, там ясны дни; Сей с холма в пропасть упадает, А тот взойти спешит на холм. Кого же разум почитает Из всех, идущих сим путем, По самой истине счастливым? Не тех ли, что, челоы к звездам Превознесяся горделивым, Мечтают быть равны богам; Что в пурпуре и на престоле Превыше смертных восседят? Иль тех, что в хижине, в юдоле, Смиренно на соломе спят? Ах, нет! - не те и не другие Любимцы прямо суть небес, Которых мучат страхи злые, Прельщают сны приятных грез, - Но тот блажен, кто не боится Фортуны потерять своей, За ней на высоту не мчится, Идет середнею стезей, И след во всяком состоянья Цветами усыпает свой; Кто при конце своих ристаний Вдали зреть может за собой Аллею подвигов прекрасных; Дав совести своей отчет В минутах светлых и ненастных, С улыбкою часы те чтет, Как сам благими насладился, Как спас других от бед, от нужд, Как быть всем добрым торопился, Раскаянья и вздохов чужд. О юный вождь! Сверша походы, Прошел ты с воинством Кавказ, Зрел ужасы, красы природы: Как, с ребр там страшных гор лиясь, Ревут в мрак бездч сердиты реки; Как с чел их с грохотом снега Падут, лежавши целы веки; Как серны, вниз склонив рога, Зрят в мгле спокойно под собою Рожденье молний и громов. Ты зрел - как ясною порою Там солнечны лучи, средь льдов, Средь вод, играя, отражаясь, Великолепный кажут вид; Как, в разноцветных рассеваясь Там брызгах, тонкий дождь горит; Как глыба там сизо-янтарна, Навесясь, смотрит в темный бор; А там заря злато-багряна Сквозь лее увеселяет взор. Ты видел - Каспий, протягаясь, Как в камышах, в песках лежит, Лицом веселым осклабляясь, Пловцов ко плаванью манит; И вдруг как, бурей рассердяся, Встает в упор ее крылам, То скачет в твердь, то, в ад стремяся, Трезубцем бьет по кораблям; Столбом власы седые вьются, И глас его гремит в горах. Ты видел - как во тьме секутся С громами громы в облаках, Как бездны пламень извергают, Как в тучах роет огнь бразды, Как в воздухе пары сгорают, Как светят свеч в лесах ряды. Ты видел, - как в степи средь зною Огромных змей стога кишат, Как блещут пестрой чешуею И льют, шипя, друг в друга яд. Ты домы зрел царей, - вселенну, Внизу, вверху, ты видел всё; Упадшу спицу, вознесенну, Вертяще мира колесо. Ты зрел - и как в Вратах Железных (О! вспомни ты о сем часе!) По духу войск, тобой веденных, По младости твоей, красе, По быстром персов покореньи В тебе я Александра чтил! О! вспомни, как в том восхищенья, Пророча, я тебя хвалил: "Смотри, - я рек, - триумф минуту, А добродетель век живет". Сбылось! - Игру днесь счастья люту И как оно к тебе хребет Свой с грозным смехом повернуло, Ты видишь, - видишь, как мечты Сиянье вкруг тебя заснуло, Прошло, - остался только ты. Остался ты! - и та прекрасна Душа почтенна будет ввек, С которой ты внимал несчастна И был в вельможе человек, Который с сердцем откровенным Своих и чуждых принимал, Старейших вкруг себя надменным Воззрением не огорчал. Ты был что есть, - и не страшися Объятия друзей своих. Приди ты к ним! Иль уклонися Познать премудрость царств иных. Учиться никогда не поздно, Исправь проступки юных лет; То сердце прямо благородно. Что ищет над собой побед. Смотри, как в ясный день, как в буре Суворов тверд, велик всегда! Ступай за ним! - небес в лазуре Еще горит его звезда. Кто был на тысяще сраженьях Не победим, а победил, Нет нужды в блесках, в украшеньях Тому, кто царство покорил! Умей лишь сделаться известным По добродетелям своим И не тужи по снам прелестным, Мечтавшимся очам твоим: Они прошли - и возвратятся; Пройти вновь могут - и прийти. Как страннику в пути встречаться Со многим должно, и идти, И на горах и под горами, Роскошничать и глад терпеть, - Бывает так со всеми нами, Премены рока долг наш зреть. Но кто был мужествен душою, Шел равнодушней сим путем, Тот ближе был к тому покою, К которому мы все идем. 1797 К лире Петь Румянцева сбирался, Петь Суворова хотел; Гром от лиры раздавался, И со струн огонь летел; Но завистливой судьбою Задунайский кончил век, А Рымникский скрылся тьмою, Как неславный человек. Что ж? Приятна ли им будет, Лира! днесь твоя хвала? Мир без нас не позабудет Их бессмертные дела. Так не надо звучных строев, Переладим струны вновь; Петь откажемся героев, А начнем мы петь любовь. 1797 Храповицкому Храповицкий! дружбы знаки Вижу я к себе твои; Ты ошибки, лесть и враки Кажешь праведно мои, - Но с тобой не соглашуся Я лишь в том, что я орел. А по-твоему коль станет, Ты мне путы развяжи; Где свободно гром мой грянет, Ты мне небо покажи; Где я в поприще пущуся И препон бы не имел? Где чертог найду я правды? Где увижу солнце в тьме? Покажи мне те ограды Хоть близ трона в вышине, Чтоб где правду допущали И любили бы ее. Страха связанным цепями И рожденным под жезлом, Можно ль орлими крылами К солнцу нам парить умом? А хотя б и возлетали, - Чувствуем ярмо свое. Должны мы всегда стараться, Чтобы сильным угождать, Их любимцам поклоняться, Словом, взглядом их ласкать. Раб и похвалить не может, Он лишь может только льстить. Извини ж, мой друг, коль лестно Я кого где воспевал; Днесь скрывать мне тех бесчестно, Раз кого я похвалял. За слова - меня пусть гложет, За дела - сатирик чтит. 1797 К Музе Строй, Муза, арфу золотую И юную весну воспой: Как нежною она рукой На небо, море - голубую, На долы и вершины гор Зелену ризу надевает, Вкруг ароматы разливает, Всем осклабляет взор. Смотри: как цепью птиц станицы Летят под небом и трубят; Как жаворонки вверх парят; Как гусли тихи иль цевницы, Ззенят их гласы с облаков; Как ключ шумит, свирель взывает И между всех их пробегает Свист громкий соловьев. Смотри: в проталинах желтеют, Как звезды, меж снегов цветы; Как, распустившись, роз кусты Смеются в люльках и алеют; Сквозь мглу восходит злак челом, Леса ветвями помавают, По рдяну вод стеклу мел