Бенедиктов Владимир Григорьевич - Стихотворения

ек; у наших волков Такие же точно замашки. Всё та ж добродетель у нас и грешки, И те же пастушки, и те ж пастушки, И те же барашки, барашки. Взгляните: вот Хлоя - Тирсиса жена! Как цвет под росой - в бриллиантах она И резвится - сущий ребёнок; И как её любит супруг - пастушок! И всяк при своём: у него есть рожок, У ней есть любимый козлёнок, Но век наш во многом ушёл далеко: Встарь шло от коровок да коз молоко, Всё белое только, простое; Теперь, чтоб другого добыть молочка, Дориса доит золотого бычка И пьёт молоко золотое. Женатый Меналк - обожатель Филлид - Порой с театральной Филлидой шалит. Дамет любит зелень и волю - И, нежно губами до жениных губ Коснувшись, Дамет едет в Английский клуб Пройтись по зелёному полю; Тасуясь над зеленью этих полей, Немало по ним ходит дам, королей; А тут, с золотыми мечтами, Как Дафнисы наши мелки заострят - Зелёное поле, глядишь, упестрят, Распишут цветами, цветами. На летних гуляньях блаженство мы пьём. Там Штрауса смычок засвистал соловьём; Там наши Аминты - о боже! - В пастушеских шляпках на радость очам, Барашками кудри бегут по плечам; - У Излера пастбище тоже. Бывало - какой-нибудь нежный Миртил Фаншеттину ленточку свято хранил, Кропил умиленья слезами, И к сердцу её прижимал и к устам, И шёл с ней к таинственным, тихим местам - К беседке с луной и звездами. Мы ленточку тоже в петличку ввернуть Готовы. А звёзды? На грудь к нам! На грудь! Мы многое любим сердечно, - И более ленточек, более звезд Мы чтим теплоту и приятность тех мест, Где можно разлечься беспечно. Мы любим петь песни и вечно мечтать, И много писать, и немного читать (Последнее - новый обычай). Немного деревьев у нас на корнях, Но сколько дремучих лесов в головах, Где бездна разводится дичи! Вотще бы хотел современный поэт Сатирой взгреметь на испорченный свет: Хоть злость в нём порою и бродит - Всё Геснером новый глядит Ювенал, И где он сатиру писать замышлял, - Идиллия, смотришь, выходит.

Сельские отголоски

Переселение

Срок настал. Оставив город шумной, От него я скрылся, как беглец: От тревог той жизни неразумной Отдохнуть пора мне наконец. Душно там; громадность да огромность Ждут меня, - и посреди всего Сознаю я горькую бездомность: Нет нигде домишка моего. Что я там? - Не гость и не хозяин; Чувствую - там не по мне земля. "Город - мой" - мне всюду шепчет Каин, Авелю отведены поля. То ли дело в мирной сельской доле; Вольное, широкое житьё! Выйду ль я, да разгуляюсь в поле - Это поле, кажется, моё. Где себе ни выберу я место, Лягу тут: точь - в - точь пришёл домой; Ну, а лес - то... боже мой! А лес - то - Тёмный лес - весь совершенно мой! Там - посев; там хижины, строенья. Прохожу по каждому двору: Кажется - тут все мои владенья, Только я оброка не беру. У меня ковёр тут под ногами - Шелковистый, бархатный ковёр, Мягкий, пышный, затканный цветами - Злаки, мох и травка вперебор. Там просвет, там тени по утёсам; Виды, виды - любо посмотреть! А с лугов мне веет сенокосом... Запах - то! Дохнуть - и умереть! Я иду: колосья ржи - взгляните! . Все под ветром кланяются мне. "Здравствуйте, друзья мои, растите, - Мыслю я, - и полнитесь в зерне! " Царь я; солнце у меня в короне; У меня вот зеркало - река! У меня на голубом плафоне В позолоте ходят облака. Живопись - то, живопись какая! Вы всмотритесь: что за колорит! Эта краска, искрясь и сверкая, Семьдесят столетий так горит. Утром встал я: мне заря блеснула Алой лентой; пред моим окном Мельница мне крылья распахнула И глядит торжественным крестом. Жизнь ведёт под тем крестом отшельник... Не ищи других завидных мест! Этот крест - твой орден, добрый мельник, И тебя питает этот крест. Всех здесь будит утра в час обычный Гласом трубным мой герольд - пастух, Иль повеса и крикун публичный С красным гребнем либерал - петух. В полдень вся горит моя палата Золотом; всё в красках, всё пестро; Вечер мне шлёт пурпур свой с заката; Ночь в звездах мне сыплет серебро. А роса - то - перлы, бриллианты! Эти слёзы чище всяких слёз; Птички мне певцы и музыканты, Соловей - мой первый виртуоз. Церковь тут, - и сельское кладбище Близко так и ельник тут в виду. Вот мое последнее жилище! Хорошо. Я дальше не пойду.

Вечерние облака

Уж сумрак растянул последнюю завесу; Последние лучи мелькают из - за лесу, Где солнце спряталось. Волшебный час любви! Заря затеплилась - и вот ее струи, Объемля горизонт, проходят чрез березки, Как лент изрезанных багряные полоски. Там, светлым отблеском зари освещены, Густые облака, сбегая с вышины, Нависли пышными янтарными клубами, А дальше бросились капризными дугами, И это вьется все, запуталось, сплелось Так фантастически, так чудно, идеально, Что было бы художнику дано Все это перенесть ко мне на полотно, Сказали б: хорошо, но как ненатурально!

Молитва природы

Я вижу целый день мучение природы: Ладьями тяжкими придавленные воды Браздятся; сочных трав над бархатным ковром Свирепствует коса; клонясь под топором, Трещит столетний дуб в лесу непроходимом, И ясный свет небес коптится нашим дымом. Мы ветру не даем свободно пролететь: Вот мельницы - изволь нам их вертеть! Дуй в наши паруса! - природа помолиться Не успевает днем предвечному творцу: Томится человек и ей велит томиться С утра до вечера... Но день идет к концу; Вот вечер, - вот и ночь, - и небо с видом ласки Раскрыла ясных звезд серебряные глазки, А вот и лунный шар: лампада зажжена, В молельню тихую земля превращена; Замолкла жизнь людей. Да вот, - ее молитва!

Переложение псалма СХХV

Израиль! Жди: глас божий грянет - Исчезнет рабства тяжкий сон, И пробудится и воспрянет Возвеселившийся Сион, - И славу горного владыки По всей вселенной известят Твои торжественные клики И вольных песен звучный склад, И глас пойдет меж племенами: "Се богом полная страна! " Его величьем над странами Днесь возвеличилась она! Как ветр несясь от знойной степи, Срывает льды от знойных вод, Господь расторгнет наши цепи И к славе двинет свой народ. Кто сеял слезы терпеливо На почву горя и труда, Тому воздаст благая нива Обильем сладкого плода. И хлынут с громами напева Жнецов ликующих толпы, Неся от горького посева Чистейшей радости снопы.

К новому поколению

(От стариков) Шагайте через нас! Вперед! Прибавьте шагу! Дай бог вам добрый путь! Спешите! Дорог час. Отчизны, милой нам, ко счастию, ко благу Шагайте через нас! Мы грузом наших дней недолго вас помучим; О смерти нашей вы не станете тужить, А жизнью мы своей тому хоть вас научим, Что так не должно жить. Не падайте, как мы, пороков грязных в сети! Не мрите заживо косненьем гробовым! И пусть вины отцов покроют наши дети Достоинством своим! Молитесь! - Ваша жизнь да будет с мраком битва! Пусть будет истины светильником она! Слышней молитесь! Жизнь - единая молитва, Которая слышна. Молитесь же - борьбой с гасильниками света, Борьбой с невежеством и каждым злом земным! Пред вами добрый царь: хвала и многи лета! Молитесь вместе с ним! Прямую вечную прокладывать дорогу Вы, дети, научась блужданием отцов, Молитесь, бодрые, живых живому богу - Не богу мертвецов! Служите господу - не аскетизма скукой, Не фарисейства тьмой, не бабьим ханжеством, Но - делом жизненным, искусством и наукой, И правды торжеством! И если мы порой на старине с упорством Стоим и на ходу задерживаем вас Своим болезненным, тупым противоборством - Шагайте через нас!

И ныне

Над нами те ж, как древле, небеса, И так же льют нам благ своих потоки, И в наши дни творятся чудеса, И в наши дни являются пророки. Бог не устал: бог шествует вперед; Мир борется с враждебной силой Змия; Там зрит слепой, там мертвый восстает: Исайя жив, и жив Иеремия. Не истощил господь своих даров, Не оскудел духовной благодатью: Он все творит, - и библия миров Не замкнута последнею печатью. Кто духом жив, в ком вера не мертва, Кто сознает всю животворность слова, Тот всюду зрит наитье божества. И слышит все, что говорит Егова. И, разогнав кудесничества чад, В природе он усмотрит святость чуда, И не распнет он слова, как Пилат, И не предаст он слова, как Иуда, И брата он, как Каин не убьет; Гонимого с радушной лаской примет, Смирением надменных низведет, И слабого и падшего подымет. Не унывай, о малодушный род! Не падайте, о племена земные! Бог не устал: бог шествует вперед; Мир борется с враждебной силой Змия.

Бессонница

Полночь. Болезненно, трудно мне дышится. Мир, как могила, молчит. Жар в голове; Изголовье колышется, Маятник-сердце стучит. Дума, - не дума, а что-то тяжелое Страшно гнятет мне чело; Что-то холодное, скользкое, голое Тяжко на грудь мне легло: Прочь - И как вползшую с ядом, отравою Дерзкую, злую змею, Сбросил, смахнул я рукой своей правою Левую руку свою, Вежды сомкну лишь - и сердце встревожено Мыслию: жив или нет? Кажется мне, что на них уж наложена Тяжесть двух медных монет, Словно покойник я. Смертной отдышкою Грудь захватило. Молчу. Мнится, придавлен я черною крышкою; Крышку долой! Не хочу! Вскройтесь глаза, - и зрачки раздвигаются; Чувствую эти глаза Шире становятся, в мрак углубляются, Едкая льется слеза. Ночь предо мной с чернотою бездонною, А над челом у меня Тянутся в ряд чередой похоронною Тени протекшего дня; В мрачной процессии годы минувшие, Кажется тихо идут: "Вечная память! Блаженни уснувшие! " - Призраки эти поют; Я же, бессонный, сжав персты дрожащие В знаменье божья креста, Скорбно молюсь. "Да, блаженни вы спящие!!! " - Вторят страдальца уста.

Недоумение

Нет! При распре духа с телом, Между верою и знаньем, Невозможно мне быть целым, Гармоническим созданьем. Спорных сил разорван властью, Я являюсь, весь в лоскутьях, Там и здесь - отрывком, частью, И теряюсь на распутьях. Полн заботами с рассвета О жилище да о хлебе Слышу голос: "Брось все это! Помышляй о божьем деле! " Там внушает мне другое Наших знаний окаянство: Небо! ... Что оно? Пустое Беспредельное пространство. Там, быть может, все нелепо, Как и здесь! А тут иное Вновь я слышу: "Веруй слепо И отвергни все земное! Божьих птиц, что в небе реют. Кормит госпола десница: Птицы ж те не жнут не сеют". Это так - да я не птица. Воробья хранит всевышний; Воробей на ветку сядет И клюет чужие вишни; Клюнь-ка смертный: скажут крадет Вот, терплю я все лишенья, Жесткой все иду дорогой, Дохожу до наслажденья - Говорят: "Грешно; не трогай! Смерть придет - и что здесь больн, Там тебе отрадой станет". Так!.. Да думаю невольно: А как смерть меня обманет?

Недолго

Нет, - смысла жизни не постиг, Кто в ней клянет недолготечность. Один блаженства полный миг Не всю ль обхватывает вечность? Недолго держится роса, Блестя слезой, на розе алой, Но всею бездной небеса Отражены тут в капле малой. Иной цветок живет лишь день Но он зато - краса природы, А неизменно черный пень Стоит бесчисленные годы.

Елка

24 декабря 1857 Елка, дикую красу Схоронив глубоко, Глухо выросла в лесу, От людей далеко. Ствол под жесткою корой, Зелень - все иголки, И смола слезой, слезой Каплет с бедной елки. Не растет под ней цветок, Ягодка не спеет; Только осенью грибок, Мхом прикрыт - краснеет. Вот сочельник рождества: Елку подрубили И в одежду торжества Ярко нарядили. Вот на елке - свечек ряд, Леденец крученый, В гроздьях сочный виноград, Пряник золоченый Вмиг плодами поросли Сумрачные ветки; Елку в комнату внесли: Веселитесь, детки! Вот игрушки вам. - А тут, Отойдя в сторонку, Жду я что - то мне дадут - Старому ребенку? Нет играть я не горазд: Годы улетели. Пусть же кто-нибудь подаст Мне хоть ветку ели. Буду я ее беречь, - Страждущий проказник, - До моих последних свеч, На последний праздник. К возрожденью я иду; Уж настал сочельник: Скоро на моем ходу Нужен будет ельник.

Упоение

Взором твоим я утешен, Жадно смотрю тебе в очи; С блеском полудня в них смешан Мрак соблазнительной ночи. Пью я блаженство и муку, Слушая детский твой лепет; Страстно схватив твою руку, Чувствую жар я и трепет; Вырваться сердце готово; Грудь и томится и млеет; Хочется вымолвить слово: Сохнет язык и немеет. Нету ни воли, ни силы! Нет ни мольбы, ни заклятий! Мертвый - хочу из могилы Кинуться в пламень объятий

В музеуме скульптурных произведений

Ага! - Вы здесь, мои возлюбленные боги! Здорово, старики - сатиры козлогноги И нимфы юные! Виновник нежных мук - Амур - мальчишка, здесь, прищурясь, держит лук И верною стрелой мне прямо в сердце метит, Да нет, брат, опоздал: грудь каменную встретит Стрела твоя; шалишь!.. над сердцем старика Бессильна власть твоя. Смеюсь исподтишка Коварным замыслам. - А, это ты Венера! Какая стройность форм, гармония и мера! Из рук божественных одною грудь прикрыв, Другую наискось в полтела опустив, Стоишь, богиня, ты - светла, лунообразна; И дышишь в мраморе всей роскошью соблазна; А там - в углу, в тени - полуземной урод Любуется тобой, скривив беззубый рот, А позади тебя, с подглядкой плутоватой, Присел на корточки - повеса - фавн мохнатый. А тут крылатые, в гирлянду сплетены Малютки, мальчики, плутишки, шалуны: Побочные сынки! прелюбодейства крошки! Ручонки пухлые и скрюченные ножки, Заброшенные вверх. - Задумчиво поник Здесь целомудрия богини важный лик; Смотрю и думаю, - и все сомненья боле: Не зависть ли уж тут! Не девство поневоле! Вот нимфы разные от пиндовых вершин: Та выгнутой рукой склоняет свой кувшин И льет незримою, божественную влагу; Та силится бежать - и замерла - ни шагу! Страсть догнала ее... Противиться нельзя! Покровы падают с плеча ее скользя, И разъясняются последние загадки, - И мягки, нежны так одежд упавших складки, Что ощупью рукой проверить я хочу, Не горный ли виссон перстами захвачу; Касаюсь: камень, - да!.. Нет все еще немножко Сомнительно. - А как прелестна эта ножка! Коснулся до нее, да страх меня берет... Вот - вижу - Геркулес! Надулись мышцы, жилы; Подъята палица... Я трус; громадной силы Боюсь: я тощ и слаб - итак, прощай, силач, Рази немейских львов! А я вприпрыжку, вскачь Спешу к другим. Прощай! - А! Вот где, вот Приманка!.. Сладчайшим, крепким сном покоится вакханка; Под тяжесть головы, сронившей вязь венка, В упругой полноте закинута рука; В разбросе волосы объемлют выгиб шеи И падают на грудь, как вьющиеся змеи; Как в чувственности здесь ваятель стал высок! Мне в мраморе сквозит и кровь, и гроздий сок. А вот стоят в кусках, но и в кусках велики, Священной пылью лет подернуты антики: Привет вам, ветхие! - Кто ж это, кто такой Стоит без головы, с отшибленной рукой? У тех чуть держатся отшибленный ноги; Там - только торс один. Изломанные боги! Мы сходны участью: я тоже изможден, Расшиблен страстию и в членах поврежден; Но есть и разница великая меж нами: Все восхищаются и в переломке вами, Тогда как мне, - Увы! - сужден другой удел: Не любовались мной, когда я был и цел. И ты, Юпитер, здесь. Проказник! Шут потешник! Здорово, старый бог! Здорово, старый грешник! Здорово, старый чорт! - Ишь как еще могуч Старинный двигатель молниеносных туч! Охотник лакомый, до этих нимф прелестных! Любил земное ты и в существах небесных. Досель еще на них ты мечешь жадный взгляд. Я знаю: ты во всех был превращаться рад Для милых - в лебедя, что верно, помнит Леда, Где надо - в юношу, в орла - для Ганимеда, И высунув рога и утучнив бока, Влюбленный ты мычал и в образе быка; Бесстыдник! Посмотри: один сатир нескрытно Смеется над тобой так сладко, аппетитно (Забыто, что в руках властителя - гроза), Смеется он; его прищурились глаза, И расплылись черты так влажно, шаловливо, В морщинке каждой смех гнездится так игриво, Что каждый раз, к нему едва оборочусь, - Я громко, от души, невольно засмеюсь. Но - мне пора домой; устал я ноют ноги... Как с вами весело, о мраморные боги!

Люцерн

Дыша безмятежно и мерно, Храня светло - зеркальный вид, Под сению башен Люцерна Зеленое озеро спит. Блестят его струек узоры, Светла его мелкая рябь, И нежит и радует взоры Его изумрудная хлябь, И складки как тонко рядами Бегут по утоку воды, Как будто бы ангел перстами Ведет этих складок ряды; И крытые дымкой тумана При озере этом стоят Два крепких земных великана; То - Риги - гора и Пилат. Меж ними, в пучину эфира, В его лучезарную высь Громады альпийского мира Могучей семьей вознеслись. Та - острой подобная крыше, Та - словно с аркадами мост. Идут они выше и выше, Как будто на спор вперерост, И гнутых и ломаных линий Волшебный, картинный надрез Подходит в дали темно-синей Под купол бездонных небес. Чем дальше - тем больше означен Их очерк; их дымчатый вид Чем дальше, тем больше прозрачен И с небом загадочно слит. Иные, средь гордого взбега Сияя денницы в лучах, Покровы из вечного снега Несут на широких плечах; И снег так легко разметался, Так бережно лег на хребты, Как будто измять их боялся Святых изваяний черты. А те - облаками пушатся И дымно парят в вышине, Как будто кадильно курятся В безмолвной молитве оне. И с ними молюсь я умильно И с ними тону в небесах, И крупные слезы обильно В моих накипают глазах. Для чувства ищу выражений И слов... Но одетый в лучи Природы невидимый гений Мне шепчет: не порти! молчи!

Чортов мост

Страшно! Небо мглой объято, И скала скалу гнетет. Меж скалами круто сжата Хлещет пена водоската, Прыщет, воет и ревет. Ветер рвет в ласкутья ризу, Что туман горам соткал; Я леплюсь по их карнизу, Тучи сверху, тучи снизу, Сверху, снизу - ребра скал Муза! Дай мне голос барда - Голос в божью высоту! Я без крыл здесь на лету: Я - на высях Сен-Готарда, Я - на Чортовом мосту!

Ночью

Ночь темна и тепла; Благодатная мгла На долины легла. Горы в дымке ночной Восстают предо мной Необъятной стеной. Вышина! Тишина! Люди... Ночь их полна Обаянием сна. Но где шум их заглох, - Принимают мой вздох И природа и бог.

Утром

Солнечный свет, как сквозь сито просеян, Сыплет мелко сквозь частые ветки, И на тропинку мне падают с неба Светлые сетки и темные сетки: Словно опутан, иду я. Прохладно. В чаще сокрытая птичка щебечет, И ручеек через камешки змейкой Вьется и шопотно что - то лепечет. Так хорошо тут. Отрадная свежесть Льется и в грудь мне и, кажется, в душу... Так и боюсь я, что грешным дыханьем Чистого утра святыню нарушу.

Добрый совет

Что думать? Покоряйся, Лиза, участи своей! Время дорого: решайся Выйти замуж поскорей! Благо, есть жених маститый. Старым смотрит он хрычом; Он подагрик знаменитый И разбит параличом. Он восторгам не научит, Но, по - старчески любя, Ведь не долго ж он помучит Дряхлой нежностью тебя. А пока на ладан дышит, Скорчен жизненным трудом, В дар тебе он свой запишет Трехэтажный славный дом. Ты ж свой жар, которым пишешь, В благодарность обратя, В дар ему свое запишешь Богом данное дитя. И старанья, и участья Твоего приемля плод, Он от радости и счастья К разрушенью вмиг пойдет, И умрет, оставив пряжку - Знак служебной чистоты, И за мертвого бедняжку Пенсион получишь ты. И за сборной колесницей Ты пойдешь - хвала творцу! - Интересною вдовицей: Траур так тебе к лицу!

Все люди

Все люди, люди, человеки! А между тем и в нашем веке, В широкой сфере естества, Иной жилец земли пространной Подчас является нам странной Ходячей массой вещества. Проводишь в наблюденьях годы И все не знаешь, как расчесть: К которому из царств природы Такого барина отнесть? Тут есть и минерала плотность, И есть растительность - в чинах, И в разных действиях - животность, И человечность - в галунах. Не видно в нем самосознанья; Он только внешность сознает: С сознаньем чина, места, званья Он смотрит, ходит, ест и пьет. Слова он внятно произносит, А в слове мысли нет живой, - И над плечами что - то носит, Что называют "головой", И даже врач его клянется В том честью званья своего, Что нечто вроде сердца бьется Меж блях подгрудных у него, Что все в нем с человеком схоже... А мы, друзья мои, вздохнем И грустно молвим: боже! боже! Как мало человека в нем!

Светлые ночи

Не все - то на севере худо, Не все на родном некрасиво: Нет! Ночь наша майская - чудо! Июньская светлая - диво! Любуйтесь бессонные очи! Впивайтесь всей жадностью взгляда В красу этой северной ночи! Ни звезд, ни луны тут не надо. Уж небо заря захватила И алые ленты выводит, И, кажется ночь наступила, И день между тем не проходит. Нет, он остается, да только Не в прежнем пылающем виде: Не душен, не жгуч, и нисколько Земля от него не в обиде. Он долго широким разгаром В венце золотом горячился, Да, видно, уж собственным жаром И сам наконец утомился. Не стало горячему мочи: Он снял свой венец, распахнулся, И в ванну прохладную ночи Всем телом своим окунулся, - И стало не ярко, не мрачно, Не день и не темень ночная, А что - то, в чем смугло - прозрачно Сквозит красота неземная. При свете, проникнутом тенью, При тени пронизанной светом, Волшебному в грезах виденью Подобен предмет за предметом. Весь мир, от (вчера) на (сегодня) Вскрыв дверь и раскинув ступени, Стоит, как чертога господня, Сквозные хрустальные сени.

Ты мне все

Воздуха чистого в легком дыхании Мне твоей поступи веянье слышится; На море, белой волны колыхании Все мне волна твоих персей колышется, Тополя стройного в лиственном шелесте Чудится топот твой нежный, таинственный, - В целой природе твои только прелести Я созерцаю, о друг мой единственный. Ты - мое сердце в полудне высокое, Месяц серебряный, звездочка скромная; Ты - моя радость и горе глубокое, День мой блестящий и ночь моя темная.

Песня

Ох, ты - звездочка моя ясная! Моя пташечка сизокрылая! Дочь отецкая распрекрасная! Я любил тебя, моя милая. Но любовь моя сумасбродная, Что бедой звалась, горем кликалась, Отцу - батюшке неугодная, - Во слезах, в тоске вся измыкалась. Где удачу взять неудачному? Прировняется ль что к неровному? Не сошлись с тобой мы по - брачному И не сведались по - любовному. Суждена тебе жизнь дворцовая, Сребром - золотом осиянная; А моя судьба - ох! - свинцовая Моя долюшка - оловянная. Серебро твое - чисто золото Не пошло на сплав свинцу - олову. Дума черная стуком молота Простучала мне буйну голову И я с звездочкой моей яркою, С моей пташечкой сизокрылою Разлучась, пошел - горькой чаркою Изводит мою жизнь постылую.

Сон

И жизнью, и собой, и миром недоволен, Я весь расстроен был, я был душевно болен, Я умереть хотел - и, в думы был углублен, Забылся, изнемог - и погрузился в сон. И снилось мне тогда, что, отрешась от тела И тяжести земной, душа моя летела С полусознанием иного бытия, Без форм, без личного исчезнувшего "я", И в бездне всех миров, - от мира и до мира - Терялась вечности в бездонной глубине, Где нераздельным все являлось ей вполне; И стало страшно ей, - и, этим страхом сжата, Она вдруг падает, вновь тяжестью объята, На ней растет, растет телесная кора, Паденье все быстрей... Кричат: "Проснись! пора! " И пробудился я , встревоженный и бледный, И как был рад, как рад увидеть мир свой бедный!

Казалось

Когда с тобою встречался я, Вуаль с твоей шляпки срывал, К ланитам твоим наклонялся И очи твои целовал, - Казалось: я с небом встречался Покров его туч разрывал, И с алой зарею сближался И солнца лучи целовал.

Перевороты

Когда - то далеко от нашего века Не зрелось нигде человека; Как лес исполинский, всходила трава, И высилась палима - растений глава, Средь рощ тонкоствольных подъемлясь престольно. Но крупным твореньем своим недовольна, Природа земною корой потрясла, Дохнула вулканом морями плеснула И, бездна разверзнув, наш мир повернула И те организмы в морях погребла. И новый был опыт зиждительной силы. В быту земноводном пошли крокодилы, Далеко влача свой растянутый хвост; Драконов, удавов и ящериц рост Был страшен. С волнами, с утесами споря, Различные гады и суши и моря Являлись гигантами мира тогда... И снова стихийный удар разразился, А сверху вновь стали земля и вода. И твари живые в открытых им сферах Опять начинали в широких размерах: Горы попирая муравчатый склон, Там мамонт тяжелый, чудовищный слон - Тогдашней земли великан толстоногой - Шагал, как гора по горе; но тревогой Стихий возмущенных застигнутый вдруг, В бегу, на шагу, вдруг застыл, цепенеет... Глядь! жизни другая эпоха яснеет, И новых живущих является круг. И вот при дальнейшей попытке природы, Не раз обновляющей земли и воды И виды менявшей созданий своих, - Средь мошек, букашек и тварей иных, В мир божий вступил из таинственной двери, Возник человек - и попятились звери. И в страхе потомка узнав своего И больше предвидя в орехах изъяна, Лукаво моргнула, смеясь, обезьяна, Сей дед человека - предтеча его. И начал он жить поживать понемногу, Сквозь глушь, чрез леса пролагая дорогу, Гоня всех животных. Стрелок, рыболов, Сдиратель всех шкур, пожиратель волов, Взрыватель всех почв - он в трудах землекопных Дорылся до многих костей допотопных, Отживших творений; он видит могилы, Где плезиозавры, слоны, крокодилы, Недвижные, сном ископаемым спят. Он видит той лестницы темной ступени, Где образ былых, первородных растений На камне оттиснут; в коре ледяной Труп мамонта найден с подъятой ногой; Там мумии древних фантазий природы - Египет подземного мира; там - своды Кряжей известковых и глинистых глыб С циклоповой кладкой из черепов плотных, Из раковин мелких, чуть зримых животных И моря там след с отпечатками рыб. Над слоем там слой и пласты над пластами Являются книгой с живыми листами. Читает ее по складам геолог. Старинная книга! Не нынешний слог! Иные страницы размыты, разбиты, А глубже под ними - граниты, граниты, А дальше - все скрыто в таинственной мгле И нет ни малейших следов организма; Один указует лишь дух вулканизма На жар вековечный в центральном котле И мнит человек: вот - времен в переходе, Как много работать досталось природе, Покуда , добившись до светлого дня, С усильем она добралась до меня! И шутка ль? Посмотришь - ее же созданье Господствует, взяв и ее в обладанье! Природа ж все вдаль свое дело ведет, И втайне день новый готовит, быть может, Когда и его в слой подземный уложит, А сверху иной царь творенья пойдет. И скажет сын нового, высшего века, Отрыв ископаемый труп человека: "Вот - это музею предложим мы в дар - Какой драгоценный для нас экземпляр! Зверь этот когда - то был в мир нередок, Он глуп был ужасно, но это - наш предок! Весь род наш от этой породы идет". И древних пород при образе отчетом, Об этом курьезном двуногом животном Нам лекцию новый профессор прочтет.

Не надо

Ты счастья сулишь мне. . Ох, знаю я, да! Что счастье? - Волненье! Тревога! Восторги! - бог с ними ! Совсем не туда. Ведет меня жизни дорога. Я знаю, что счастье поднять не легко. Ну, мне ли тащить эту ношу? Я с нею, поверь, не уйду далеко, А скрючусь и вмиг ее сброшу. Я в том виноват ли , что в пылких делах Порывистых сил не имею, Что прытко ходить не могу в кандалах, Без крыльев летать не умею? Устал я, устал. У судьбы под рукой Душа моя отдыху рада. Покоя хочу я; мне нужен покой, А счастья мне даром не надо!

Современный гений

Он гений говорят, - и как опровергать Его ума универсальность? Бог произвел его, чтоб миру показать Души презренной гениальность. Изменник царственный! он право первенства У всех изменников оспорил Он все нечистое возвел до торжества И все святое опозорил. Диплом на варварство, на низости патент Стяжал он - подлости диктатор, Клятвопреступник, тать, бесчестный президент И вероломный император! Он говорит: "Клянусь! ", а сам уж мысль таит Смять клятву, изорвать присягу, "Империя - не брань, но мир", - он говорит, А сам выдергивает шпагу. Достигнув вышины чрез низкие дела, В Италию просунул лапу. Пощупал - тут ли Рим и дядина орла Когтями он пригладил папу; Опутав Англию своим союзом с ней, Ей поднял парус дерзновенной, И немощь жалкую лоскутницы морей Он обнажил перед вселенной; Свою союзницу на гибель соблазнил Сойти с родной ее стихии; Защитник Турции, ее он раздавил Защиту противу России, - И тонет в оргиях, и гордо смотрит он На свой Париж подобострастной, И, перед ним склонясь, продажный Альбион С своей монархией безгласной Ему сметают пыль с темнично-белых ног И веллингтоновской подвязкой Венчает нашего предателя чулок, Быль Ватерло почислив сказкой. Убейте прошлое! пусть дней новейших суд Во прах историю низложит! Бытописатели вновь примутся за труд И прах разроют... но, быть может, До дней сих доведя рассказ правдивый свой И видя, как упрек здесь горек Для человечества, дрожащею рукой Изломит грифель свой историк И разобьет скрижаль! ... Но летопись греха И гнусных козней вероломства На огненном крыле могучего стиха, Дойдет, домчится до потомства И передаст ему, как страсбургский буян, Нахал, питомец беззаконий, С прикормленным орлом, бесстыдный шарлатан, Мятежник, схваченный в Булоньи, И из тюрьмы беглец - законами играл И всем святым для человека И, стиснув Францию, с насмешкой попирал Высь девятнадцатого века... ... ... ... . Гюго! твой меткий ямб в порыве гневных сил Ему бессмертье обеспечил, Ты хищника стихом железным заклеймил И стыд его увековечил, И жаль мне одного, что этот срам вверял Ты гармоническому звуку И что, его клеймя, невольно замарал Ты поэтическую руку. А ты пока сияй, верховный образец Измен, разбоев и предательств! Ты видишь, для тебя язык богов певец Готов унизить до ругательств, Но время разорвет твою с фортуной связь, Гигант нечестия в короне! Хлам человечества! Увенчанная грязь! Монарх с пощечиной на троне.

ТА ЛИ ЭТО?

Боже мой! Она ли это? Неужели это та, Пред которою поэта Бурно двигалась мечта? Та ли это, что, бывало, Очи вскинув иль склоня, Сына грома и огня Возносила и свергала; И рассыпчатых кудрей Потрясая черной прядью, Трепетала над тетрадью Гармонических затей; И глазами пробегая По рифмованным листам, Пламенела, прилагая Пальчик к розовым устам? Та ль теперь - добыча прозы - Отмечает лишь расход, На варенье щиплет розы И солит янтарный плод? Та ль теперь в углу тенистом, С преклоненной головой, Целый день сидит за вистом Безнадежною вдовой! В чепчик с блондовой оборкой Да в капот облечена - Над козырною шестеркой Призадумалась она... Взносит руку - угрожает, Но, увы! Сия гроза Уж не сердце поражает, - Бьет червонного туза!

7 АПРЕЛЯ 1857

Христос воскрес! Воскресни ж все - и мысль и чувство! Воспрянь, наука! Встань, искусство! Возобновись, талант словес! Христос воскрес Возобновись! Воскресни, Русь, в обнове силы! Проснись, восстань из недр могилы1 Возникни, свет! Дел славных высь, Возобновись! Возникни, свет! Христос во гробе был трехдневен; Ты ж, Русь... Творец к тебе был гневен; Была мертва ты тридцать лет, Возникни, свет! Была мертва! На высоте, обрызган кровью, Стоял твой крест. Еще любовью Дышала ты, но голова Была мертва. Дышала ты, - И враг пришел, и в бранном зное Он между ребр твоих стальное Вонзил копье, но с высоты Дышала ты. Вонзил копье - И се: из ребр твоих, родная, Изыде кровь с водой Дуная И враг ушел, в тебя свое Вонзив копье. И враг ушел! Воскресла б ты, но, козни сея, Тебя жмет нечисть фарисея, Чтоб новый день твой не взошел, А враг ушел. Твой новый день Взойдет - и зря конец мытарствам, Ты станешь новым, дивным царством. Идет заря. Уж сдвинул тень Твой новый день. Идет заря. Не стало тяжкого молчанья; Кипят благие начинанья, И на тебя с чела царя Идет заря. И се - тебя Не как Иуда я целую, Но как разбойник одесную; "Христос воскрес" - кричу, любя, О, Русь, тебя. Христос воскрес! И ты, земля моя, воскресни, Гремите, лиры! Пойтесь, песни! Отчизна! Встань на клик небес! Христос воскрес!

АВДОТЬЕ ПАВЛОВНЕ БАУМГАРТЕН

Примите! Груз стихов моих Вам представляю в этих томах; Немало вы найдете в них И чувств, и мыслей, вам знакомых Чего не понял бы никто, Я знаю - все поймется вами; Душой доскажется вам то, Что не досказано словами. Еще при юности огне Вы светлой музой были мне, Светилом дней тех незабвенных, Моею лучшею мечтой, Предметом песен вдохновенных И стонов лиры золотой. С какою сладкой нервной дрожью Стихи, что я для вас слагал, Бывало, к вашему подножью Я с сердцем вместе повергал! И каждый взгляд ваш благодарный Мне был - источник новых сил; Меня он в мир высокопарный, В соседство к богу возносил; И снисхожденья неземного Исполнясь к страннику земли, Меня, уже немолодого Слугу, поклонника простого, - Своим вы другом нарекли, И в этом сане, в этом чине, Я свысока на мир смотрю: "Друзья! Я - друг моей богини! " - Друзьям я гордо говорю. И вам, с душой перегорелой, Старик, под старость одурелой, Вверяю, тайно от других Я бремя мук моих бессильных, Моих дурачеств предмогильных, Предсмертных глупостей моих, Любви, не стоящей вниманья И слез, достойных посмеянья... Но все ж - вам гласно объявлю, Что я до гроба - не изменник: Я ратник ваш, а там лишь пленник, Я там влюблен, а вас люблю!

Я. П. ПОЛОНСКОМУ.

Между тем как на чужбине Лучшим солнцем ты согрет, в холодах проводим ныне Мы одно из наших лет. У Невы широководной В атмосфере непогодной, И отсюда наш привет Шлем тебе, наш превосходной, Драгоценнейший поэт! Говорят, что ты оставил Баден - Баден и к местам Приальпийским путь направил, И теперь витаешь там. Воздух сладостный Женевы, Как дыханье юной девы, Да влечет тебя к мечтам И внушит тебе напевы Новых песен, милых нам. Коль наладит с русской кровью Воздух тот - ему и честь. Пусть он даст прилив здоровью Твоему. - Ты ж нам дай весть: Как живешь вдали и вчуже? Мы ж поем все песню ту же: где ж нам новую завесть? Прозябаем в летней стуже; А ведь все ж отрада есть. В шубах ездим мы на дачу Под приветный кров спеша К тем, которых я означу Здесь начальной буквой Ш... Догадайся, - к тем знакомым, Что живут уютным домом, Где сидишь, легко дыша, И радушным их приемом Согревается душа, К согреванью ж плоти грешной Есть камин и чай гостям; И вчера у них успешно Побеседовалось нам; Был Щербина, Сонцов; снова О тебе метали слово - Знаешь - с бранью пополам; Вспоминали Соколова И фон - Яковлева там. И стихи твои читали, И казалось мне: в тиши В них оттенки трепетали Подвижной твоей души, И - не надобно портрета, - Личность светлая поэта Очерталась: поспеши Дать еще два, три куплета - И подарок доверши.

"Воплощенное веселье... "

Воплощенное веселье, Радость в образе живом, Упоительное зелье, Жизнь в отливе огневом, Кипяток души игривой, Искры мыслей в море грез, Резвый блеск слезы шутливой И не в шутку смех до слез, Легкой песни вольный голос, Ум с мечтами заодно, Дума с хмелем, цвет и колос, И коронка, и зерно.

ПРИЗНАНИЕ В ЛЮБВИ ЧИНОВНИКА ЗАЕМНОГО БАНКА

Кредитом страсти изнывая, Красавица! У ног твоих Горю тобой, о кладовая Всех мук и радостей моих! По справке видно самой верной Что я - едва узрел твой лик - Вмиг красоты твоей безмерной Я стал присяжный ценовщик. Но цифры все мои ничтожны, Все счеты рушиться должны, По всем статьям итоги ложны, Я вижу: нет тебе цены! Сам контролер - моих страданий, Конечно б, всех не сосчитал! Моих и мыслей и желаний, В тебя я внес весь капитал. Я внес - и не брал документов На сей внесенный мною вклад. И ждал, чтоб мне в замен процентов Тобой был кинут нежный взгляд. Бог дал мне домик. Чуждый миру Сей домик - сердце; я им жил: Я этот дом, любви квартиру, В тебе, как в банке, заложил. Чертог не каменный, конечно! (Таких и нету у меня) - Он пред тобой стоял беспечно. Незастрахован от огня. И обгорел, но я представил Тебе и пепел - все, что мог; Молю: помимо строгих правил Прими убогий сей залог! Прими - и действуй без прижимки: Арест, коль хочешь, налагай, Лишь бедный дом за недоимки В публичный торг не назначай! Да и к чему? Никто не купит, Ты за собой его упрочь, Все льготы дай! Чуть срок наступит - Отсрочь, рассрочь и пересрочь! Одно своим я звал именье, И было в нем немного душ: Одна душа в моем владеньи Была и в ней все дичь и глушь. Теперь и душу я, и тело Сдаю, кладу к твоим стопам. Ты видишь: чистое тут дело; А вот и опись всем статьям. Моя вся пашня - лист бумаги, Мой плуг - перо; пишу - пашу; Кропя дождем чернильной влаги, Я пашню ту песком сушу... На роковом Смоленском поле Моя землица, но и тут Имею я сажень - не боле, И ту мне после отведут Я весь, как ведомость простая, Перед тобой развит теперь. С натурой описи сличая, Обревизуй и все проверь. Тебе служить хочу и буду Я всем балансом сил моих, Лишь выдай мне с рукою в ссуду Всю сумму прелестей твоих! Мы кассу общую устроим, Кассиром главным будешь ты, И мы вдвоем с тобой удвоим Свои надежды и мечты. Хоть будет не до хваток гибель Кой в чем; за то в любви у нас Чрез год иль менее - уж прибыль, Клянусь, окажется как раз. И так из года в год умножим Мы эти прибыли с тобой, И вместе мы себя заложимо В наш банк последний - гробовой!

К ТОЧКАМ

Знакомки старые? О вы, в немые строчки, Средь огненных стихов, разбрызганные точки! Скажите: бросив здесь неконченый куплет, Сам, мимо всех чинов, насыпал в вас поэт, Иль вы явились тут и в должности и в чине - По независящей от автора причине? Поставленны ль в замен игривых, острых слов, Могущих уколоть каких-нибудь глупцов, Которые живут на нашем попеченьи, Имея иногда особое значенье? Иль заменили вы нескромный оборот Речей, способных жечь и соблазнять народ, Вводить в лукавый грех жену или вдовицу И заставлять краснеть стыдливую девицу? Иль правда смелая идеи роковой, Чтоб не тревожить мир больной, полуживой, За вами спряталась? Так, в отвращенье грому И шуму от езды по тряской мостовой, Кидают пред жильем недужного солому.

ЖЕЛАНИЯ

Кругом существенность бедна; Везде - концы, пределы, грани; Но в скудной жизни мне дана Неограниченность одна - Неограниченность желаний. Желаньем в вечность я лечу; И - червь земли - в быту убогом Я всемогущим быть хочу, Я быть хочу - безумец - богом. Я чуть ступил - и изнемог, Но с жалкой слабостью своею В своих желаньях я, как бог, Я беспредельностью владею, И повелительно свою Тебе я возвещаю волю, И блага все тебе на долю В прямых желаньях отдаю; И - близок час: перегорая В последнем пламени любви, Тебе скажу я, умирая: "Прости! Будь счастлива! Живи! "

"Поселившись в новой кельи... "

Поселившись в новой кельи Стран измайловских в глуши, За привет на новоселье Благодарность от души Лавроносному поэту Всеусердно приношу Я любезность, и прошу Озарять мой темный угол Поэтическим лучом, Хоть иные - то как пугал Рифм боятся, да и в чем Не дано им как-то вкусу: Пусть боятся. Храбрость трусу И несродна; - их потреб Музы чужды; что им Феб? Мы ж - присяжники искусства - Стариною как тряхнем, Новичков - то силой чувства Всех мы за пояс заткнем. современные вопросы, Канканируя, они Пусть решают! Мы ж в тени Гаркнем: прочь, молокососы! Тяжба с нами вам невмочь. Знайте: можем всех вас в купе Мы в парнасской нашей ступе В прах мельчайший истолочь.

ИГРА В ШАХМАТЫ

Войско стоит против войска. Готовятся к бою. Высится гордо над всеми король головою. Пешки стоят впереди. - Им сначала идти и валиться. В задних рядах королева и важные лица. Падают пешки. - То сволочь! Никто и не плачет. Пусть очищается прочим; а конь через головы скачет. . Строются планы, к врагов пораженью приемлются меры. Накось, облическим шагом идут офицеры. Башни стоят по углам. Их натуре не свойственно прыгать. Сам же король иногда в своей сфере домашней Башню швырнет через себя, да и станет за башней; А поелику царю неучтиво сказать: ретируйся! - Коротко и нежно ему говорят: рокируйся! Он безопасного места заранее ищет в сражениях, Важности ради великой не быстр он в словах и движеньях. С клетки на ближнюю клетку ступает направо, налево, Взад и вперед, да и только. - А вот - королева, Та семимильно шагает и наскось и прямо; Многое ей позволяется. - Это ведь дама! То через все поле сраженья, через смутную пашню По-офицерски летит она вкось, то как башню Прямо ее переносят: ее и противник уважит: Ей приготовя удар, - "Берегись! " - он ей скажет. Если опасность грозит королю, тот удар не творится Сразу ему: предварительно "шах" говорится. Случай коль есть заслонить, то и с места его не сдвигают, Пусть не тревожится! Все короля охраняют. На смерть все пешки пойдут и фигуры: ни слова, Пасть за него и сама королева готова. Если шах от коня, то нельзя оградить - это значит: Сам уходи! Ибо конь чрез ограды все скачет. Если же мат королю, то хоть сил еще много, Войско сдается бессорно. - Прямая дорога Всем остальным тут фигурам и пешкам - путь в ящик. Здесь представляется участи общей образчик. Тут, не боясь уж подвергнуться царскому гневу, С пешками вместе кладут короля, королеву, Знать тут и сволочь - все вместе. Таков уж обычай! Кто победил, кто сражен - все туда, без различий! Кончена партия. - Ходы все те ж на земле повторяя, Смертный волнуется партию жизни играя. Разница та, что игрок сам в игру ту невольно Вводится высшею силой, подчас хоть и больно. Мнит он: "Я двигал игру всю", - а рок самого его двигал, Сам он и пешкой служил, да и конником прыгал. Был офицером и башней. "Мат" - скажет верховный указчик, Сходит с доски он игральной и прячется в ящик.

Песнь радости

[из Шиллера] Радость! Ты искра небес; ты божественна Дочь Елисейских полей! Мы, упоенные, входим торжественно В область святыни твоей. Все, что разрозненно светским дыханьем, Вяжешь ты братства узлом; Люди там - братья, где ты над сознанием Легким повеешь крылом. (Хор) Всем - простые объятья! Люди! Всех лобзаем вас. Там - над звездным сводом, братья, Должен быть отец у нас. С нами пируй, кто подругу желанную, Дружбы нашел благодать, Кто хоть единую душу избранную Может своею назвать, Знает, как бьется любовию сладкою Жаркая грудь на груди!.. Если ж кто благ сих не ведал, - украдкою, С плачем от нас отойди! (Хор) Все, над чем лик солнца ходит, Пусть обет любви творит! Нас туда любовь возводит, Где неведомый царит. К персям природы припав, упивается Радостью каждая тварь: Добрый и злой неудержно кидается К этой богине в алтарь. Радость - путь к дружбе, к сердечному счастию, К чаше с вином золотым; Червь упоенный ползет к сладострастию, К богу летит херувим. Хор Люди, ниц! Во прах главами! Сердце чует: есть творец. Там он, люди, над звездами - Царь ваш, бог ваш и отец. Радость - пружина в часах мироздания. Маятник этих часов. Радость! Ты - пульс в организме создания, В жилах вселенной ты - кровь. Долу - ты цвет вызываешь из семени; В небе - средь вечной игры, Водишь по безднам пространства и времени Солнцы, планеты, миры. Хор Как летят небес светила, Так по дольнему пути Каждый, братья, в ком есть сила, Как герой на бой - лети! Радость! ты путь указуешь искателю К благу - к венцу бытия; В огненном зеркале правды - пытателю Зрима улыбка твоя; Смертному веешь ты солнечным знаменем Веры с крутой высоты; В щели гробов проникающим пламенем Блещешь меж ангелов ты. Хор Люди! Наш удел - терпенье. Всяк неси свой в жизни крест! Братья! Там возногражденье - У отца, что выше звезд. Будем богам подражать! На творение Милость их сходит равно. Бедный, убогий! Приди - наслаждение С нами вкусить заодно! Злоба! останься навеки забытою! Враг наш да будет прощен! Пусть обретет он слезу ядовитую! Пусть не терзается он! Хор В пламя - книгу долговую! Всепрощение врагам! Бог за нашу мировую Примирится с нами - там. Пенится радость и в чаши вливается, Золотом гроздий горя; В робкого с нею дух бодрый вселяется, Кротости дух - в дикаря. Встанем, о братья, и к своду небесному Брызнем вином золотым! Встанем - и доброму духу безвестному Этот бокал посвятим! Хор В хорах звездных кто прославлен, Серафимами воспет, Выше звезд чей трон поставлен - Здесь да внемлет наш привет! Братья! Терпенье и твердость - в страданиях! Помощь невинным в беде! Строгая верность - в святых обещаниях! Честность и правда - везде! Пред утеснителем - гордость спокойная! Губит: умри - не дрожи! Правому делу - награда достойная! Гибель - исчадиям лжи! Хор Лейся, нектар! Пеньтесь, чаши! Круг! Теснее становись! Каждый вторь обеты наши! Божьим именем клянись! Братья! Пощада - злодея раскаянью! Цепи долой навсегда! Смерти есть место: нет места отчаянью! Милость - и в громе суда! И да услышим из уст бесконечного Глас его: мертвый! живи! Ада нет боле! Нет скрежета вечного! Вечность есть царство любви. Хор Буди светел час прощанья! По могилам - сладкий сон! В день же судный, в день восстанья Благость - суд, любовь - закон!

ДЕВА ЗА КЛАВЕСИНОМ

(Из Шиллера) Клавесин, перстам твоим послушный, Зазвучал: я слышу гимн небесный - И стою, как истукан бездушный, И парю, как гений бестелесный. Воздух, только б не нарушить Тех мелодий, что он слышит, Только б слышать, только б слушать, Притаился и не дышит. Мнится: полный круг созданья Тает в неге обаянья; Охватила ты его Струн волшебных перебором, Как сковала беглым взором Область сердца моего Звуки льются в огненных размерах: Кажется, все вновь и вновь творимы. На струях, как на небесных сферах, В звуках тех родятся херувимы; Кажется, из недр хаоса блещет Новый мир, и в вихре мирозданья Восходя, за солнцем солнце хлещет Бурными потоками сиянья. Слышится мне в сладких Переливных тонах - Ручеек на гладких Камешках надонных; Слышится мне - то по тучам гремящий, Божий орган тот, где, сыпля перуны, Рвутся сверкающей молнии струны; То по уступам с обрывов скользящий С шумом глухим, из раската в раскат, Прыщущий пеной широкий каскад; То ласкательно - игривый Вперескок через лесок Шаловливо листья ивы Покачнувший ветерок; То мне в стенающих звуках открыта Адская бездна, где волны Коцита - Слезные волны текут через край; То предо мной разверзается рай, И готов спросить у девы Я сквозь трепет в этот миг: То не райские ль напевы, Не предвечный ли язык?

СМЕРТЬ

(Из Гюго) Над нивой жизненной я видел эту жницу. Схватив блестящий серп в костлявую десницу, Она, повсюду страх и ужас разнося, Шагала, тем серпом махая и кося, И триумфаторы под знаком этой жницы Мгновенно падали с победоносной колесницы; Тут рушился алтарь, там низвергался трон, И обращались в прах и Тир, и Вавилон, Младенец - в горсть земли, и в пыль - зачаток розы, А очи матери - в источник вечный - в слезы, И скорбный женский стон мне слышался: "Отдай! " Затем ли, чтоб терять, мне сказано: "Рождай! " Я слышал общий вопль неисходимой муки. Там из - под войлока высовывались руки Окостенелые, и все росло, росло Людских могил, гробов и саванов число. То было торжество печали, тьмы и хлада, И в вечный мрак неслась, как трепетное стадо Под взмахом грозного, нещадного серпа, Народов и племен смятенная толпа; А сзади роковой и всеразящей жницы, С челом, увенчанным сиянием зарницы, Блестящий ангел нес чрез бледных лиц толпы Сей жатвой