Бенедиктов Владимир Григорьевич - Стихотворения

новенье переводишь. Блажен, кто видит сих денниц Любовью вспыхнувших, явленье И их закатное томленье Под шелком спущенных ресниц. Когда ланиты пламенеют, Уста дрожащие немеют, И в дерзкой прихоти своей, Лобзая розы и лилеи, Текут на грудь, виясь вкруг шеи, Струи рассыпанных кудрей И кос распущенные змеи.

Тост

Чаши рдеют словно розы, И в развал их вновь и вновь Винограда брызжут слезы, Нервный сок его и кровь. Эти чаши днесь воздымем, И склонив к устам края, Влагу светлую приимем В честь и славу бытия. Общей жизни в честь и славу; За ее всесветный трон И всемирную державу - Поглотим струю кроваву До осушки в чашах дон! Жизнь... Она средь прозы чинной Увядала бы, как злак, Как суха она, пустынна Без поэзии: итак - Сей фиал за муз прекрасных, За богинь сих сладкогласных, За возвышенных певцов - сих изящного жрецов, За присяжников искусства - Вечных мучеников чувства, Показавших на земле Свет небес в юдольной мгле, Бронзу в неге, мрамор в муках, Ум в аккордах, сердце в звуках, Бога в красках, мир в огне, Жизнь и смерть на полотне. Жизнь! Сияй! - Твой светоч - разум. Да не меркнет над тобой Свет сей, вставленный алмазом В перстень вечности самой. Венчан лавром или миртом, Наподобие сих чаш Будто налит череп наш Соком дум и мысли спиртом! Да от запада на юг. На восток и юг - вокруг, Чрез века и поколенья, Светит солнце просвященья И созвездие наук! Други! Что за свет без тени? День без вечера? - Итак: Да не будет изгнан мрак Сердцу милых заблуждений! ... ... ... ... ... ... ... ... Да не дремлет их царица, Кем изглажена граница Между смертных и богов, - Пьем: да здравствует любовь! Пьем за милых - вестниц рая, За красы их начиная с полны мрака и лучей зажигательных очей, томных, нежных и упорных, Цветом всячески цветных серых, карих, адски - черных: И небесно - голубых! За здоровье уст румяных, бледных алых и багряных - Этих движущихся струй, Где дыхание пламенеет, речь дрожит, улыбка млеет, Пышет вечный поцелуй! В честь кудрей благоуханных, Легких, дымчатых, туманных, Свелорусых, золотых, темных, черных, рассыпных, С их неистовым извивом, С искрой, с отблеском, с отливом И закрученных, как сталь, В бесконечную спираль! Так - восчествуем сей чашей Юный дев и добрых жен И виновниц жизни нашей, Кем был внят наш первый стон, Сих богинь огнесердечных, кем мир целый проведен Чрез святыню персей млечных, Колыбели пелен, В чувстве полных совершенства Вне размеров и границ, Эти горлиц, этих львиц, Расточительниц блаженства И страдания цариц! и взлелеяны любовью, Их питомцы и сыны Да кипят душой и кровью В честь родимой стороны - Сей страны, что, с горизонта Вскинув глыбою крутой С моря льдяного до Понта Мост Рифея златой, Как слезу любви из ока, Как холодный пот с чела, Из Тверской земли широко, Волгу в Каспий пролила! Без усилий в полобхвата У нее заключено Все, что господом дано С финских скал до Арарата. Чудный край! Через Алтай Бросив локоть на Китай, темя впрыснув океаном, В Балт ребром, плечом в Атлант. В полюс лбом, пятой к Балканам - Мощный тянется гигант. Русь, - живи! - В тени лавровой Да парит ее орел! Да цветет ее престол! Да стоит ее штыковый Перекрестный частокол! Да сыны ее родные Идут, грудью против зла, На отрадные дела И на подвиги благие! Но чтоб наш тост в меру стал Девятнадцатого века - Человеки! - сей фиал Пьем за здравье человека! За витающих в дали! За здоровие земли - Всей, - с Камчатки льдяно-реброй, От отчаянных краев До брегов Надежды доброй И Счастливых островов, От долин глубоко-темный До высот, где гор огромных В снежных шапках блещут лбы, Где взнесли свои верхушки Выше туч земли-старушки Допотопные горбы, Лавы стылые громады - Огнеметные снаряды Вулканической пальбы. Да, стара земля: уж дети Сей праматери людей Слишком семьдесят столетий Горе мыкают на ней. А она? - ей горя мало: Ныне так же, как бывало, Мчится в пляске круговой В паре с верною луной, Мчит с собою судьбы, законы. Царства, скипетры и троны На оси своей крутит И вкруг солнца их вертит; В стройной пляске не споткнется, И в круженьи не прольется И не станет кверху дном Ни один бокал с вином. Вознесем же в полноте мы Сей зачашный наш привет В славу солнечной системы В честь и солнца и планет, И дружин огнекрылатых, Длиннохвостых, бородатых, Быстрых, бешенных комет, Всех светил и масс небесных, В здравье жителей безвестных Светоносных сил шаров, - Пьем в сей час благословенной За здоровье всей вселенной, В честь и славу всех миров - До пределов, где созвездья Щедро сыплют без возмездья Света вечного дары; Где горит сей огнь всемирной, Будто люстры в зале пирной; Где танцуют все миры, Нам неслышным внемля арфам; Где роскошным белым шарфом Облекая неба грудь, Перекинут млечный путь; Где последней искрой свода Замкнут дивный сей чертог; Где ликует вся природа, Где владычествует бог - Жизнедавец, светодержец Тученосец, громовержец, Кто призвал нас в этот мир На великий жизни пир, И в делах себя прославил И торжественно поставил Над землей, как над столом, Чашу неба к верху дном.

ПОРЫВ

Как в кованной клетке дубравная птица, Все жажду я, грустный, свободного дня. Напрасно мне блещут приветные лица, И добрые люди ласкают меня: Мне тяжко встречаться с улыбкою ясной; Мне больно смотреть, как играет заря; Нет, милые люди, напрасно, напрасно Хотите вы сделать ручным дикаря! Вы сами видали, как странно и тщетно, Скрывая унынье, притворствовал я, Как в обществе чинном и стройном заметна Глухая, лесная природа моя. Природа была мне в притворстве уликой: Впиваясь в ее вековую красу, Я помню, в минуты прощальной поры Как слезы катились у вас смоляные Живым янтарем из - под темной коры, Как вы мне, сгибаясь, главами кивали. Даря свой последний, унылый привет, Как ваши мне листья по ветру шептали: "Куда ты уходишь? - Там счастия нет". О, я разорвал бы печали завесу, Забытою жизнью дохнул бы вполне, - Лишь дайте мне лесу, дремучего лесу! Отдайте лишь волю широкую мне, Где б мог я по - своему горе размыкать, Объятья природе опять распахнуть, И праздно бродящую радость закликать На миг перепутья в отверстую грудь!

ПУТЕВЫЕ ЗАМЕТКИ И ВПЕЧАТЛЕНИЯ

(В Крыму)

НА МОРЕ

Ударил ветр. Валы Евксина Шумят и блещут подо мной, И гордо вздулся парус мой На гордых персях исполина. Мой мир, оторван от земли, Летит, От берега вдали Теряет власть земная сила; Здесь только небо шлет грозу; Кругом лишь небо, а внизу - Одна широкая могила. И лежа я, раздумья полн, С размашистой качели волн - От корня мачты - к небу очи Приподнимал, и мнилось мне: Над зыбью моря звезды ночи Качались в темной вышине; Всё небо мерно колыхалось, И неподвижную досель Перст божий зыблет, мне казалось, Миров несметных колыбель, - И тихо к горизонту падал Мой взор: там вал разгульный прядал. И из - за края корабля Пучина грудь приподнимала И глухо вздох свой разрешала Седые кудри шевеля.

БЛИЗ БЕРЕГОВ

В широком пурпуре Авроры Восходит солнце. Предо мной Тавриды радужные горы Волшебной строятся стеной. Плывём. Всё ближе берег чудной И ряд заоблачных вершин - Всё ближе. У кормы дельфин Волной играет изумрудной И прыщет искрами вокруг. Вот пристань! - Зноем дышит юг. Здесь жарко - сладок воздух чистый, Огнём и негой разведён. И как напиток золотистый Из чаши неба пролит он. Там - в раззолоченном уборе, Границ не знающее море С небесной твердью сведено, А тут - к брегам прижаться радо, И только именем черно, Слилось лазурное оно С зелёным морем винограда. К громадам скал приник залив, И воды трепетные млеют, И рощи лавров отразив, Густые волны зеленеют.

НА ЮЖНОМ БЕРЕГУ

Природа здешняя светла, Пышна, кудрява, лучезарна, Как прелесть женская - мила, И как прелестница коварна; Полна красот со всех сторон, Блистает и язвит - злодейка; В руинах дремлет скорпион; В роскошных злаках вьётся змейка; В зелёных локонах кустов Шипы таятся, иглы скрыты, И между стеблями цветов Пропущен стебель ядовитый. А знойный воздух сей, огнём В уста втекающий, как лава!.. Невидимо разлита в нем Соблазна тайного отрава: Вдыхая в грудь его струи, Я вспомнил сон моей любви - Тяжёлый сон! - Зачем любовью Здесь дышит всё? - Зайдёт ли день: Край неба весь нальётся кровью, И соблазнительная тень На холмы ляжет; из - за Понта, Округлена, раскалена, Восстав, огромная луна Раздвинет обруч горизонта, И выплывет, и разомкнёт Свои прельстительные очи... Она, бывало, перечтёт Мне все недоспанные ночи, Напомнит старые мечты, Страстей изломанных картину И всё, за чтобы отдал ты, Скиталец, жизни половину. Какой томительный упрёк, Бывало, мне на сердце ляжет, Когда луна мне томно скажет: Страдай! Томись! Ты одинок.

Между скал

Белело море млечной пеной. Татарский конь по берегу мчал Меня к обрывам страшных скал Меж Симеисом и Лименой, И вот - они передо мной Ужасной высятся преградой; На камне камень вековой; Стена задвинута стеной; Громада стиснута громадой; Скала задавлена скалой. Нагромоздившиеся глыбы Висят, спираясь над челом, И дико брошены кругом Куски, обломки и отшибы; А время, став на их углы, Их медленно грызет и режет: Здесь слышен визг его пилы, Его зубов здесь слышен скрежет. Здесь бог, когда живую власть Свою твореньем он прославил, Хаоса дремлющего часть На память смертному оставил. Зияют челюсти громад; Их ребра высунулись дико, А там - под ними - вечный ад, Где мрак - единственный владыко; И в этой тьме рад - рад ездок, Коль чрез прорыв междуутесный Кой - где мелькает светоносный Хоть скудный неба лоскуток. А между тем растут преграды, Все жмутся к морю скал громады, И поперек путь узкий мой Вдруг перехвачен: нет дороги! Свернись, мой конь, ползи змеей, Стели раскидистые ноги, Иль в камень их вонзай! - Идет; Подковы даром не иступит; Опасный встретив переход, Он станет - оком поведет - Подумает - и переступит, - И по осколкам роковым, В скалах, чрез их нависший купол, Копытом чутким он своим Дорогу верную нащупал. Уже я скалы миновал; С конем разумным мы летели; Ревел Евксин, валы белели, И гром над бездной рокотал. Средь ярких прелестей созданья Взгрустнулось сердцу моему: Оно там жаждет сочетанья; Там тяжко, больно одному. Но, путник, ежели порою В сей край обрывов и стремнин Закинут будешь ты судьбою, - Здесь - прочь от людей! Здесь будь один! Беги сопутствующих круга, Оставь избранницу любви, Оставь наперсника и друга, От сердца сердце оторви! С священным трепетом ты внидешь В сей новый мир, в сей дивный свет: Громады, бездны ты увидишь, Но нет земли и неба нет; Благоговенье трисвятое В тебя прольется с высоты, И коль тогда здесь будут двое, То будут только - бог и ты.

Могила в мансарде

Я вижу рощу. Божий храм В древесной чаще скрыт глубоко. Из моря зелени высоко Крест яркий выдвинут; к стенам Кусты прижались; рдеют розы; Под алтарем кипят, журча, Неиссякающие слезы Животворящего ключа. Вблизи - могильный холм; два сумрачные древа Над ним сплели таинственный покров: Под тем холмом почила дева - Твоя, о юноша, любовь. Твоей здесь милой прах. В цветах ее могила. Быть может, стебли сих цветов Идут из сердца, где любовь Святые корни сохранила. В живые чаши этих роз, Как в ароматные слезницы, И на закате дня, и с выходом денницы, Заря хоронит тайну слез. В возглавьи стройный тополь вырос И в небо врезался стрелой, Как мысль. А там, где звучный клирос Великой храмины земной, Залив в одежде светоносной Гремит волною подутесной; Кадят душистые цветы, И пред часовнею с лампадой у иконы Деревья гибкие творят свои поклоны, И их сгущенные листы Молитву шопотом читают. - Здесь, мечтатель, Почившей вдовый обожатель, Дай волю полную слезам! Припав на холм сей скорбной грудью, Доверься этому безлюдью И этим кротким небесам: Никто в глуши сей не увидит Твоих заплаканных очей; Никто насмешкой не обидит Заветной горести твоей; Никто холодным утешеньем Или бездушным сожаленьем Твоей тоски не оскорбит, И ересь мнимого участья На месте сем не осквернит Святыню гордого несчастья. Здесь слез не прячь: тут нет людей. Один перед лицом природы Дай чувству весь разгул свободы! Упейся горестью своей! Несчастлив ты, - но знай: судьбою Иной безжалостней убит, И на печаль твою порою С невольной завистью глядит. Твою невесту, в цвете века Схватив, от мира увлекли Объятья матери - земли, Но не объятья человека. Ее ты с миром уступил Священной области могил, Земле ты предал персть земную: Стократ несчастлив, кто живую Подругу сердца схоронил, Когда, навек от взоров скрыта, Она не в грудь земли зарыта, А на земле к кому-нибудь Случайно кинута на грудь.

Дом в цветах. - Алупка

В рощах ненаглядных Здесь чертог пред вами. Камень стен громадных Весь увит цветами: По столбам взбегают, По карнизам вьются, Мрамор обнимают, К позолоте жмутся; Расстилаясь тканью, Съединя все краски, Расточают зданью Женственные ласки. Ласки, пав на камень, Пропадают даром: Из него жар - пламень Выбьешь лишь ударом. Так - то и на свете Меж людьми ведется: Прелесть в пышном цвете Часто к камню жмется; Цвет, что всех милее, Нежен к истукану; Ластится лелея К пню или чурбану. Тут хоть камень глаже Щеголя причесан: Там - посмотришь - даже Пень тот не отесан.

Орианда

Прелесть и прелесть! Вглядитесь: Сколько ее на земле! Шапку долой! Поклонитесь Этой чудесной скале! Зеленью заткан богатой Что за роскошный утес, Став здесь твердыней зубчатой, Плечи под небо занес! Но извините: с почтеньем Сколько ни кланяйтесь вы, - Он не воздаст вам склоненьем Гордой своей головы - Нет! - но услужит вам втрое Пышным в подножье ковром, Тенью прохладной при зное, Водных ключей серебром. Гордая стать - не обида: Пусть же, при благости тверд, Дивный утес твой, Таврида, Кажется смертному горд! Вспомним: средь скал благовонных, В свете, над лоском полов, Мало ль пустых, беспоклонных, Вздернутых кверху голов? Тщетно бы тени и крова Близкий от них тут искал: Блещут, но блещут сурово Выси живых этих скал.

Потоки

Не широки, не глубоки Крыма водные потоки, Но зато их целый рой Сброшен горною стеной, И бегут они в долины, И через камни и стремнины Звонкой прыгают волной, Там виясь в живом узоре, Там теряясь между скал Или всасываясь в море Острее змеиных жал. Смотришь: вот - земля вогнулась В глубину глухим котлом, И растительность кругом Густо, пышно развернулась. Чу! Ключи, ручьи кипят, - И потоков быстрых змейки Сквозь подземные лазейки Пробираются, шипят; Под кустарников кудрями То скрываются в тени, То блестящими шнурами Меж зелеными коврами Передернуты они, И, открыты лишь частями, Шелковистый режут дол И жемчужными кистями Низвергаются в котел. И порой седых утесов Расплываются глаза, И из щелей их с откосов Брызжет хладная слеза; По уступам вперехватку, Впересыпку, вперекатку, Слезы те бегут, летят, И снопами водопад, То вприпрыжку, то вприсядку, Бьет с раската на раскат; То висит жемчужной нитью, То ударив с новой прытью, Вперегиб и вперелом, Он клубами млечной пены Мылит скал крутые стены, Скачет в воздух серебром, На мгновенье в безднах вязнет И опять летит вперед, Пляшет, отпрысками бьет, Небо радугами дразнит, Сам себя на части рвет. Вам случалось ли от жажды Умирать и шелест каждый Шопотливого листка, Трепетанье мотылька, Шум шагов своих тоскливых Принимать за шум в извивах Родника иль ручейка? Нет воды! Нет мер страданью; Смерть в глазах, а ты иди С пересохшею гортанью, С адским пламенем в груди! Пыльно, - душно, - зной, - усталость! Мать-природа! Где же жалость? Дай воды! Хоть каплю! - Нет! Словно высох целый свет. Нет, поверьте, нетерпеньем Вы не мучились таким, Ожидая, чтоб явленьем Вас утешила своим Ваша милая: как слабы Те мученья! - И когда бы В миг подобный вам она Вдруг явилась, вся полна Красоты и обаянья, Неги, страсти и желанья, Вся готовая любить, - Вмиг сей мыслью, может быть, Вы б исполнились единой: О, когда б она Ундиной Или нимфой водяной Здесь явилась предо мной! И ручьями б разбежалась Шелковистая коса, И на струйки бы распалась Влажных локонов краса, И струи те, пробегая Через свод ее чела Слоем водного стекла, И чрез очи ниспадая, Повлекли б и из очей Охлажденных слез ручей, И потом две водных течи Справа, слева и кругом На окатистые плечи Ей низверглись, - И потом С плеч, где скрыт огонь под снегом Тая с каждого плеча, Снег тот вдруг хрустальным бегом Покатился бы, журча, Влагой чистого ключа, - И, к объятиям отверсты, Две лилейные руки, Растеклись в фонтанах персты, И - не с жаркой глубиной, Но с святым бесстрастным хладом - Грудь рассыпалась каскадом И расхлынулась волной! Как бы я втянул отрадно Эти прелести в себя! Ангел - дева! Как бы жадно Вмиг я выпил всю тебя! Тяжести мои смущает мысли. Может быть, сдается мне, сейчас - В этот миг - сорвется этих масс Надо мной висящая громада С грохотом и скрежетаньем ада, И моей венчая жизни блажь, Здесь меня раздавит этот кряж, И, почет соединив с обидой, Надо мной он станет пирамидой, Сложенной из каменных пластов. Лишь мелькнет последние мгновенье, - В тот же миг свершится погребенье, В тот же миг и памятник готов. Похорон торжественных расходы: Памятник - громаднее, чем своды Всех гробниц, и залп громов, и треск, Певчий - ветер, а факел - солнца блеск, Слезы - дождь, все, все на счет природы, Все от ней, и где? В каком краю? - За любовь к ней страстную мою!

ПЕЩЕРЫ КИЗИЛЬ - КОБА

Где я? - Брожу во мгле сырой; Тяжелый свод над головой: Я посреди подземных сфер В безвестной области пещер. Но вот - лампады зажжены, Пространства вдруг озарены: Прекрасен, ты подземный дом! Лежат сокровища кругом; Весь в перлах влаги сталактит Холодной накипью блестит; Там в тяжких массах вывел он Ряд фантастических колон; Здесь облачный накинул свод; Тут пышным пологом идет И, забран в складках, надо мной Висит кистями с бахромой И манит путника прилечь, Заботы жизни сбросить с плеч, Волненья грустные забыть, На камень голову склонить, На камень сердце опереть, И с ним слиясь - окаменеть. Идем вперед - ползем - скользим Подземный ход неизмерим. Свод каждый, каждая стена Хранит прохожих имена, И силой хищной их руки От стен отшиблены куски; Рубцы и язвы сих громад След их грабительства хранят, И сами собственной рукой Они здесь чертят вензель свой, И в сих чертах заповедных - Печать подземной славы их. И кто здесь имя не вписал? И кто от этих чудных скал Куска на память не отсек? Таков тщеславный человек! Созданьем, делом ли благим, Иль разрушеньем роковым, Бедой ли свой означив путь, Чертой ли слабой - чем-нибудь - Он любит след оставить свой И на земле, и под землей.

БАХЧИСАРАЙ

Настала ночь. Утих базар. Теснины улиц глухи, немы. Луна, лелея сон татар, Роняет луч сквозь тонкий пар На сладострастные гаремы. Врата раскрыл передо мной Дворец. Под ризою ночной Объяты говором фонтанов Мечеть, гарем, гробницы ханов - Молитва, нега и покой. Здесь жизнь земных владык витала, Кипела воля, сила, страсть, Здесь власть когда-то пировала И гром окрест и страх метала - И все прошло; исчезла власть. Теперь все полно тишиною, Как сей увенчанный луною, Глубокий яхонтовый свод. Все пусто - башни и киоски, Лишь чьей - то тени виден ход, Да слышны в звонком плеске вод Стихов волшебных отголоски. Вот тот фонтан!.. Когда о нем, Гремя, вещал орган России, Сей мрамор плакал в честь Марии, Он бил слезами в водоем - И их уж нет! - Судьба свершилась. Ее последняя гроза Над вдохновленным разразилась. - И смолк фонтан, - остановилась, Заглохла в мраморе слеза.

ГОРЫ

Мой взор скользит над бездной роковой Средь диких стен громадного оплота. Здесь - в массах гор печатью вековой Лежит воды и пламени работа. Здесь - их следы. Постройка их крепка; Но все грызут завистливые воды: Кто скажет мне, что времени рука Не посягнет на зодчество природы? Тут был обвал - исчезли высоты; Там ветхие погнулись их опоры; Стираются и низятся хребты, И рушатся дряхлеющие горы. Быть может: здесь раскинутся поля, Развеется и самый прах обломков, И черепом ободранным земля Останется донашивать потомков. Мир будет - степь; народы обоймут Грудь плоскою тоскующей природы, И в полости подземны уйдут Текущие по склонам горным воды, И, отощав, иссякнет влага рек, И область туч дождями оскудеет, И жаждою томимый человек В томлении, как зверь, освирепеет; Пронзительно свой извергая стон И смертный рев из пышущей гортани, Он взмечется и, воздымая длани, Открыв уста, на голый небосклон Кровавые зеницы обратит, И будет рад тогда заплакать он, И с жадностью слезу он проглотит!.. И вот падут иссохшие леса; Нигде кругом нет тени возжеланной, А над землей, как остов обнаженный, Раскалены, блистают небеса; И ветви нет, где б плод висел отрадной Для жаждущих, и каплею прохладной не светится жемчужная роса, И бури нет, и ветер не повеет... А светоч дня сверкающим ядром, Проклятьями осыпанный кругом, Среди небес, как язва, пламенеет...

ЧАТЫРДАГ

Он здесь! - В средину цепи горной Вступил, и, дав ему простор, Вокруг почтительно, покорно Раздвинулись громады гор. Своим величьем им неравный, Он стал - один и, в небосклон Вперя свой взор полудержавный, Сановник гор - из Крыма он, Как из роскошного чертога, Оставив мир дремать в пыли, Приподнялся - и в царство бога Пошел посланником земли. Зеленый плащ вкруг плеч расправил И, выся темя наголо, Под гром и молнию подставил Свое открытое чело. И там, воинственный, могучий, За Крым он растет с грозой, Под мышцы схватывает тучи И блещет светлой головой. И вот я стою на холодной вершине. Все тихо, все глухо и темно в долине. Лежит подо мною во мраке земля, А с солнцем давно переведался я, - Мне первому луч его утренний выпал, И выказал пурпур, и злато рассыпал. Таврида-красавица вся предо мной. Стыдливо крадется к ней луч золотой И гонит слегка ее сон чародейный, Завесу тумана, как полог кисейный, Отдернул и перлы восточные ей Роняет на пряди зеленых кудрей. Вздохнула, проснулась прелестница мира, Свой стан опоясала лентой Салгира, Цветами украсилась, грудь подняла И в зеркало моря глядится: мила! Роскошна! Полна красотою и благом! И смотрит невестой!.. А мы с Чатырдагом Глядим на красу из отчизны громов И держим над нею венец облаков.

ЧАТЫРДАГСКИЕ ЛЕДНИКИ

Разом здесь из жаркой сферы В резкий холод я вошел. Здесь на дне полупещеры - Снега вечного престол; А над ним немые стены, Плотно затканные мхом, Вечной стражею без смены Возвышаются кругом. Чрез отвёрстый зев утёсов Сверху в сей заклеп земной Робко входит свет дневной, Будто он лишь для расспросов: Что творится над землёй? - Послан твердью световой. Будто ринувшись с разбега По стенам на бездну снега, Мох развесился над ней Целой рощей нисходящей, Опрокинутою чащей Нитей, прядей и кистей. Что ж? До сердца ль здесь расколот Чатырдаг? - Сказать ли: вот Это сердце - снег и лёд? Нет бесстрастный этот холод Сдержан крымскою горой Под наружной лишь корой. Но и здесь не без участья К вам природа, и бесстрастья В ней законченного нет: Здесь на тяжкий стон не счастья Эхо стонет нам в ответ; Словно другом быть вам хочет, С вашим смехом захохочет, С вашим криком закричит, Вместе с вами замолчит, Сердцу в муках злополучья Шлёт созвучья и отзвучья: Вздох ваш скажет - ох, беда! - И оно вам скажет - да! Так глубоко, так сердечно! Этот воздух ледяной Прохладит так человечно Жгучий жар в груди больной; Он дыханье ваше схватит И над этим ледником Тихо, бережно покатит Пара дымчатым клубком. Этот мох цвести не станет, До цветов ему - куда? До зато он и не вянет И не блекнет никогда. А к тому ж в иные годы Здесь, под солнечным огнём, Бал таврической природы Слишком жарок: чтоб на нём Сладко грудь свежилась ваша, Здесь мороженного чаша Для гостей припасена И природой подана. И запас другого блага Скрыт здесь - в рёбрах Чатырдага: Тех ключей, потоков, рек Не отсюда ль прыщет влага? Пей во здравье, человек! В этой груде снежных складов Лишь во времени тверда Тех клокочущих каскадов Серебристая руда; Но тепло её затронет, Перетрёт между теснин, Умягчит, и со стремнин Подтолкнёт её, уронит И струистую погонит В область дремлющих долин.

Степи

Долго шёл между горами И с раската на раскат... Горы! тесно между вами; Между вами смертный сжат; Тесно, сердце воли просит, И от гор, от их цепей, Лёгкий конь меня уносит В необъятный мир степей. Зеленеет бархат дерна - Чисто; гладко; ровен путь; Вдоволь воздуха; просторно: Есть, где мчаться, чем дохнуть. Грудь свободна - сердце шире! Есть, где горе разнести! Здесь не то, что в душном мире: Есть, чем вздох перевести! Бездна пажитей пространных Мелким стелется ковром; Море трав благоуханных Блещет радужно кругом. Удалой бурно - крылатый Вер летит: куда лететь? Вольный носит ароматы: Не найдёт, куда их деть. Вот он. Вот он - полн веселья - Прах взвивает и бурлит И, кочуя, . от безделья Свадьбу чёртову крутит. Не жалеет конской мочи Добрый конь мой: исполать! О, как весело скакать Вдаль, куда смотрят очи, И пространство поглощать! Ветер вольный! брат! - поспорим! Кто достойнее венка? Полетим безводным морем! Нам арена широка. Виден холм из - за тумана, На безхолмьи великан; Видишь ветер - вон курган - И орёл летит с кургана: Там ристалищу конец; Там узнаем, чей венец: Конь иль ветр - кто обгонит? Мчимся: степь дрожит и стонет; Тот и этот, как огонь, И лишь ветр у кургана Зашумел в листах бурьяна - У кургана фыркнул конь.

Коса

Я видел: бережно, за рамой, под стеклом, Хранились древности остатки дорогие - Венцы блестящие, запястья золотые И вазы чудные уставлены кругом, И всё, что отдали курганы и гробницы - Амфоры пирные и скорбные слезницы, И всё была свежа их редкая краса; Но средь венцов и чаш, в роскошном их собранье, Влекла к себе моё несытое вниманье От женской головы отъятая коса, Достойная любви, восторгов и стенаний, Густая, чёрная, сплетённая в три грани, Из страшной тьмы могил исшедшая на свет И неизмятая под тысячами лет, Меж тем как столько кос и с царственной красою Иссеклось времени нещадною косою. Нетленный блеск венцов меня не изумлял; Не диво было мне, что эти диадимы Прошли ряды веков, все в целости хранимы. В них рдело золото - прельстительный металл! Он время соблазнит, и вечность он подкупит, И та ему удел нетления уступит. Но эта прядь волос... Ужели и она Всевластной прелестью над временем сильна? И вечность жадная на этот дар прекрасной Глядела издали с улыбкой сладострастной? Где ж светлые глаза той дивной головы, С которой волосы остались нам?.. Увы! Глаза... они весь мир, быть может, обольщали, Диктаторов, царей и консулов смущали, Огни кровавых войн вздувая и туша, Глаза, где было всё: свет, жизнь, любовь, душа, Где лик небес сверкал, бессмертье пировало, - О, дайте мне узреть хоть их волшебный след! И тихо высказал осклабленный скелет На жёлтом черепе два страшные провала.

Прости

Прости, волшебный край, прости! На кратком жизненном пути Едва ль тебя я снова встречу, Да и зачем?.. я не замечу И не найду в тебе тогда Того, что видел ныне - да! Ты будешь цвесть, ты вечно молод, А мне вторично - не цвести: Тогда в тебя вознёс бы холод... Прости, волшебный край, прости!

Южная ночь (писано в Одессе)

Лёгкий сумрак. Сень акаций. Берег моря, плеск волны; И с лазурной вышины Свет лампады муз и граций - Упоительной луны. Там, чернея над заливом, Мачт подъемлются леса; На земли ж - земли ж краса - Тополь ростом горделивым Измеряет небеса. Горячей дыханья девы, Меж землёй и небом сжат, Сладкий воздух; в нём дрожат Итальянские напевы; В нём трепещет аромат. А луна? - Луна здесь греет, Хочет солнцем быть луна; Соблазнительно - пышна Грудь томит и чары деет Блеском сладостным она. Злая ночь златого юга! Блещешь лютой ты красой: Ты сменила холод мой Жаром страшного недуга - Одиночества тоской. Сердце, вспомнив сон заветной, Жаждешь вновь - кого-нибудь... Тщетно! Не о ком вздохнуть! И любовью беспредметной Высоко взметалась грудь. Прочь, томительная нега! Там - целебный север мой Возвратит душе больной В лоне вьюг, на глыбах снега Силу мыслей и покой.

К А - Е П - Е Г - Г

(по возвращении из Крыма). В стране, где ясными лучами Живее плещут небеса, Есть между морем и горами Земли роскошной полоса. Я там бродил, и дум порывы Невольно к вам я устремлял, Когда под лавры и оливы Главу тревожную склонял. Там, часто я в разгуле диком, Широко плавая в мечтах, Вас призывал безумным криком, - И эхо вторило в горах. О вас я думах там, где влага Фонтанов сладостных шумит, Там, где гиганта - Чатырдага Глава над тучами парит, Там, где по яхонту эфира Гуляют вольные орлы, Где путь себе хрусталь Салгира Прошиб из мраморной скалы; - Там, средь природы колоссальной, На высях гор, на рёбрах скал, Оставил я свой след печальной И ваше имя начертал; И после - из долин метались Мои глаза на высоты, Где мною врезаны остались Те драгоценные черты: Они в лазури утопали, А я смотрел издалека, Как солнца там лучи играли Или свивались облака. Блеснёт весна иного года, И может быть в счастливый час Тавриды смелая природа В свои объятья примет вас. Привычный к высям и оврагам, Над дольней бездной, в свой черёд, Татарский конь надёжным шагом Вас в область молний вознесёт - И вы найдёте те скрижали, Где, проясняя свой удел И сердца тайные печали, Я ваше имя впечатлел. Быть может, это начертанье - Скалам мной вверенный залог - Пробудит в вас воспоминанье О том, кто вас забыть не мог... Но я боюсь: тех высей темя Обвалом в бездну упадёт, Или завистливое время Черты заветные сотрёт, Иль, кроя мраком свет лазури И раздирая облака, Изгладит их ревнивой бури Неотразимая рука, - И не избегну я забвенья, И, скрыта в прахе разрушенья, Заветной надписи лишась, Порой под вашими стопами Мелькнёт не узнанная вами Могила дум моих об вас.

Е. Н. Ш... ОЙ

(при доставлении засохших крымских растений) Пируя праздник возвращенья, Обет мой выполнить спешу, И юга светлого растенья Я вам сердечно приношу. Там флора пышная предстала Мне в блеске новой красоты; Я рвал цветы - рука дрожала И их застенчиво срывала: Я не привык срывать цветы. Они пред вами, где ж приветный, Чудесный запах южных роз? Увы! Безжизненный, безцветный Я только прах их вам привез: Отрыв от почвы им смертелен, И вот из скудных сих даров Лишь мох остался свеж и зелен От чатырдагских ледников - Затем, что с ним не зналась нега; Где солнца луч не забегал, Он там над бездной льдов и снега Утёсов рёбра пеленал; Да моря чудные растенья, Как вживе, странный образ свой Хранят - затем, что с дня рожденья Они средь влаги и волненья Знакомы с мрачной глубиной.

Ещё чёрные

О, как быстра твоих очей Огнём напитанная влага! В них всё - и тысячи смертей И море жизненного блага. Они, одетые черно, Горят во мраке сей одежды; Сей траур им носить дано По тем, которым суждено От их погибнуть без надежды. Быть может, в сумраке земном Их пламя для того явилось, Чтоб небо звёзд твоих огнём Перед землёю не гордилось, Или оттоль, где звёзд ряды Крестят эфир лучей браздами, Упали белых две звезды И стали чёрными звездами. Порой, в таинственной тени, Слегка склонённые, они, Роняя трепетные взгляды, Сияньем теплятся святым, Как две глубокие лампады, Елеем полные густым, - И укротив желаний битву И бурю помыслов земных, Поклонник в трепете при них Становит сердце на молитву. Порой в них страсть: ограждены Двойными иглами ресницы, Они на мир наведены И смотрят ужасом темницы, Где через эти два окна Чернеет страшно глубина, - И поглотить мир целый хочет Та всеобъемлющая мгла, И там кипящая клокочет Густая, чёрная смола; Там ад; - но муки роковые Рад каждый взять себе на часть, Чтоб только этот ад попасть, Проникнуть в бездны огневые, Отдаться демонам во власть, Истратить разом жизни силы, Перекипеть, перегореть, Кончаясь, трепетать и млеть, И, как в бездонных две могилы, Всё в те глаза смотреть - смотреть.

Вот как это было

(посвящено Майковым) Летом протёкшим, при всходе румяного солнца, Я удалился к холмам благодатным. Селенье Мирно, гляжу, почиваю над озером ясным. Дай, посещу рыбарей простодушных обитель! Вижу, пуста одинокая хижина. - "Где же, Жильцы этой хаты пустынной? " - Там, - отвечали мне, - там! - И рукой указали Путь к светловодному озеру. Тихо спустился К берегу злачному я и узрел там Николая - Рыбаря мирного: в мокрой одежде у брега Плот он сколачивал, тяжкие брёвна ворочал; Ветром власы его были размётаны; лёсы, Крючья и гибкие трости - орудия ловли - Возле покоились. Тут его юные чада Одаль недвижно стояли и удили рыбу, Оком прилежным судя, в созерцаньи глубоком, Лёгкий, живой поплавок и движение зыби. Знал я их: все они в старое время, бывало, С высшим художеством знались, талантливы были, Ведали книжное дело и всякую мудрость, - Бросили всё - и забавы, и жизнь городскую, Утро и полдень и вечер проводят на ловле. Странное дело! - помыслил я - что за причина? Только помыслил - челнок, погляжу, уж, отчалил, Влажным лобзанием целуются с озеров вёсла: Сам я не ведаю, как в челноке очутился. Стали на якоре; дали мне уду; закинул: Бич власяной расхлестнул рябоватые струйки, Груз побежал в глубину, поплавок закачался, Словно малютка в люльке хрустальной; невольно Я загляделся на влагу струистую: сверху Искры, а глубже - так тёмно, таинственно, чудно, Точно, как в очи красавицы смотришь, и взору Взором любви глубина отвечает, скрывая Уды зубристое жало в загадочных персях. Вдруг - задрожала рука - поплавок окунулся, Стукнуло сердце и замерло... Выдернул: окунь! Бьётся, трепещет на верном крючке и, сверкая, Брызжет мне в лицо студёными перлами влаги. Снова закинул... Уж солнце давно закатилось, Лес потемнел, и затеплились божьи лампады - Звёзды небесные, - ловля ещё продолжалась. "Ваш я отныне, - сказал рыбакам я любезным, - Брошу неверную лиру и деву забуду - Петую мной чернокудрую светлую деву, Или - быть может... опять проглянула надежда!.. Удой поймаю её вероломное сердце - Знаю: она их огня его бросила в воду. Ваш я отныне - смиренный сотрудник - ваш рыбарь".

Могила любви

В груди у юноши есть гибельный вулкан. Он пышет. Мир любви под пламенем построен. Чредой прошли года; Везувий успокоен, И в пепле погребён любовный Геркулан; Под грудой лавы спят мечты, тоска и ревность; Кипевший жизнью мир теперь - немая древность. И память, наконец, как хладный рудокоп, Врываясь в глубину, средь тех развалин бродит, Могилу шевелит, откапывает гроб И мумию любви нетленную находит: У мёртвой на челе оттенки грёз лежат; Есть прелести ещё в чертах оцепенелых; В очах угаснувших блестят Остатки слёз окаменелых. Из двух венков, ей брошенных в удел, Один давно исчез, другой всё свеж, как новый: Венок из роз давно истлел, и лишь один венок терновый На вечных язвах уцелел. Вотще и ласки дев и пламенные песни Почившей говорят: восстань! изыдь! воскресни! Её не оживят ни силы женских чар, Ни взор прельстительный, ни уст румяных лепет, И электрический удар В ней возбудит не огнь и жар, А только судорожный трепет. Кругом есть надписи; но тщетно жадный ум Покрывшую их пыль сметает и тревожит, Напрасно их грызёт и гложет Железный зуб голодных дум, Когда и сердце их прочесть уже не может; И факел уронив, и весь проникнут мглой, Кривляясь в бешенстве пред спящею богиней, В бессильи жалком разум злой Кощунствует над древнею святыней.

О, если б

О, если б знал я наперёд, Когда мой смертный час придёт, И знал, что тихо, без терзанья, Я кончу путь существованья, - Я жил бы легче и смелей, Страдал и плакал веселей, Не только б жизнь мою злословил, И постепенно бы готовил Я душу слабую к концу, Как деву к брачному венцу; И каждый год, в тот день известной. Собрав друзей семьёю тесной И пеня дружеский фиал, Себе я сам бы отправлял Среди отрадной вечеринки, В зачёт грядущего поминки, Чтобы потом не заставлять Себя по смерти поминать. В последний год, в конце дороги, Я свёл бы все свои итоги, Поверил все: мои грехи, Мою любовь, мои стихи, Что я слагал в тоске по милой (Прости мне, боже, и помилуй! ) , И может быть ещ5е бы раз, Припомнив пару чёрных глаз, Да злые кудри девы дальной, Ей брякнул рифмою прощальной. Потом - всему и всем поклон! И, осмотрясь со всех сторон, В последний раз бы в божьем мире Раскланялся на все четыре, Окинул взором неба синь, Родным, друзьям, в раздумьи тихом Сказал: не поминайте лихом! Закрыл бы очи - и аминь!

Напрасные жертвы

Степенных мудрецов уроки затвердив, Как вредны пламенные страсти, С усилием я каждый их порыв Старался покорить рассудка грозной власти; С мечтой сердечною вступая в тяжкий спор, Я чувству шёл наперекор, И может быть порой чистейшее участье Созданий, милых мне, враждебно отвергал, И где меня искало счастье - Я сам от счастья убегал. Рассудок хладный! - долго, строго Я не без горя, не без слёз Тебе служил, и много, много Кровавых жертв тебе принёс; Как в тайну высшего искусства, Я вник в учение твоё - И обокрал святыню чувства, Ограбил сердце я своё; И там, где жизнь порывом сильным Из тесной рамы бытия Стремилась выдвинуться, - я Грозил ей заступом могильным, И злой грозой поражена Стихала грустная она. За жертвы трудные, за горькие лишенья Ты чем мне заплатил, холодный, жалкий ум? Зажёг ли мне во тьме светильник утешенья И много ли мне дал отрадных светлых дум? Я с роком бился: что ж? - Что вынес я из боя? Я жизнь вверял тебе - и не жил я вполне: За жизнь мою ты дал ли мне Хотя безжизненность покоя? Нет, дни туманные мои Полны, при проблесках минутных, Печальных гроз, видений смутных И тёмных призраков любви.

Ответ

(на доставшийся автору в игре вопрос: какой цветок желал бы он воспеть? ) Есть цветок: его на лире Вечно б славить я готов. Есть цветок: он в этом мире Краше всех других цветов. То цветок не однолетний: Всё милее, всё приветней Он растёт из года в год И, пленяя всю природу, По восьмнадцатому году Дивной прелестью цветёт. Поднимается он статно. Шейка гибкая бела, А головка ароматна, И кудрява, и светла, Он витает в свете горнем, И мечтательно - живой Он не связан грязным корнем С нашей бедною землёй. Не на стебле при дорожках Неподвижно - одинок - нет, на двух летучих ножках Вьётся резвый тот цветок. от невзгод зимы упрямой Жизнь его сохранена За двойною плотной рамой Осторожного окна, И, беспечный, он не слышит Бурь, свистящих в хладной мгле: Он в светлице негой дышит, Рдеет в комнатном тепле. Что за чудное растенье! Тонок, хрупок каждый сгиб: Лишь одно прикосновенье - И прекрасный цвет погиб; Увлекая наши взоры, Слабый, ищет он опоры... Но - смотрите: он порой, Нежный, розово - лилейный Дышит силой чародейной, Колдовством и ворожбой; Полный прелестей, он разом Сердце ядом напоит, Отуманит бедный разум И прельстит, и улетит.

Старой знакомке

Я вас знавал, когда мечтами Вам окрылялся каждый час, И жизнь волшебными цветами, Шутя, закидывала вас. О, в те лета вам было ясно, Что можно в счастье заглянуть, Что не вотще холмится грудь И сердце бьётся не напрасно. Я был при вас. Меня ничто Не веселило; я терзался; Одними вами любовался - И только был терпим за то. Очами ясными встречали Моё вы грустное чело, И ваших радостей число На нём - на сей живой скрижали - Летучим взором отмечали. Теперь, когда вы жизнь свою Сдружили с горем и бедами, Я, вам не чуждый, перед вами, Как хладный памятник, стою. Я вам стою, как свиток пыльной, Напоминать былые дни: На мне, как на плите могильной, Глубоко врезаны они. Мне вас жаль видеть в этой доле: Вас мучит явная тоска; Но я полезен вам не боле, Как лист бездушный дневника. Мой жребий с вашим всё несходен Доныне дороги вы мне, - Я вам для памяти лишь годен; Мы оба верные старине. Я, на плечах таская бремя Моей все грустной головы, Напоминаю вам то время, Когда блаженствовали вы; А вы, в оплату мне, собою, Движеньем взора твоего, Напоминаете порою Все муки сердца твоего.

Лебедь

Ветер влагу чуть колышет В шопотливых камышах. Статный лебедь тихо дышит На лазуревых струях: Грудь, как парус, пышно вздута, Величава и чиста; Шея, загнутая круто, Гордо к небу поднята; И проникнут упоеньем Он в державной красоте Над своим изображеньем, Опрокинутый в воде. Что так гордо, лебедь белый, Ты гуляешь по струям? Иль свершил ты подвиг смелый? Иль принёс ты пользу нам? - Нет, я праздно, - говорит он, - Нежусь в водном хрустале. Но недаром я упитан Духом гордым на земле. Жизнь мою переплывая, Я в водах отмыт от зла, И не давит грязь земная Мне свободного крыла. Отряхнусь - и сух я стану; Встрепенусь - и серебрист; Запылюсь - я в волны пряну, Окунусь - и снова чист. На брегу пустынно - диком Человека я встречал Иль нестройным, гневным криком, Иль таился и молчал, И как голос мой чудесен, Не узнает он вовек: Лебединых сладких песен Недостоин человек. Но с наитьем смертной муки, Я, прильнув к моим водам, Сокровенной песни звуки Прямо небу передам! Он, чей трон звездами вышит, Он, кого вся твердь поёт, Он - один её услышит, Он - один её поймёт! Завещаю в память свету Я не злато, не сребро, Но из крылий дам поэту Чудотворное перо; И певучий мой наследник Да почтит меня хвалой, И да будет он посредник Между небом и землёй! Воспылает он - могучий Бич порока, друг добра - И над миром, как из тучи, Брызнут молнии созвучий С вдохновенного пера! С груди мёртвенно - остылой, Где витал летучий дух, В изголовье деве милой Я оставлю мягкий пух, И ему лишь, в ночь немую, Из - под внутренней грозы, Дева вверит роковую Тайну пламенной слезы, Кос распущенных змеями Изголовье перевьёт И прильнёт к нему устами, Грудью жаркою прильнёт, И согрет её дыханьем, Этот пух начнёт дышать И упругим колыханьем Бурным персям отвечать. Я исчезну, - и средь влаги, Где скользил я, полн отваги, Не увидит мир следа; А на месте, где плескаться Так любил я иногда, Будет тихо отражаться Неба мирная звезда.

Разоблаченье

Когда, в пылу воображенья, Мечтой взволнованный поэт, Дрожа в припадке вдохновенья, Творит красавицы портрет, Ему до облачного свода Открыт орлиный произвол; Его палитра - вся природа Кисть - гармонический глагол; Душа кипит, созданье зреет, И, силой дивной зажжено, Под краской чувства пламенеет Широкой думы полотно. При громе рифмы искромётной Приимец выспренних даров Порою с прелести заветной Срывает трепетный покров, Дианы перси обнажая Иль стан богини красоты, И эти смелые черты Блистают, небо отражая; И чернь во храме естества На этот свет, на эти тени Глядит и тело божества Марает грязью помышлений... Пускай!.. Так солнца светлый шар В часы торжественного взлёта Нечистый извлекает пар Из зыби смрадного болота, Но тоже солнце, облаков Раздвинув полог, в миг восстанья Подъемлет пар благоуханья Из чаши девственных цветов.

Исход

И се: он вывел свой народ. За ним египетские кони, Гром колесниц и шум погони; Пред ним лежит равнина вод; И, осуждая на разлуку Волну с волною, над челом Великий вождь подъемлет руку С её властительным жезлом. И море, вспенясь и отхлынув, Сребром чешуйчатым звуча, Как зверь, взметалось, пасть раздвинув, Щетиня гриву и рыча, И грудь волнистую натужа, Ища кругом - отколь гроза? Вдруг на неведомого мужа Вперило мутные глаза - И видит: цепь с народа сбросив, Притёк он, светел, к берегам, Могущ, блистающ, как Иосиф, И бога полн, как Авраам; Лик осин венцом надежды, И огнь великий дан очам; Не зыблет ветр его одежды; Струёю тихой по плечам Текут власы его льняные, И чудотворною рукой Подъят над бездною морской Жезл, обращавшийся во змия... То он! - и воплем грозный вал, Как раб, к ногам его припал. Тогда, небесной мощи полный, Владычным оком он блеснул, И моря трепетные волны Жезлом разящим расхлестнул, И вся пучина содрогнулась, И в смертном ужасе она, И застонав, перевернулась... И ветер юга, в две стены, И с той, и с этой стороны Валы ревущие спирая, Взметал их страшною грядой, И с бурным воем, в край из края Громаду моря раздирая, Глубокой взрыл её браздой, И волны, в трепете испуга, Стеня и подавляя стон, Взирают дико с двух сторон, Отодвигаясь друг от друга, И средь разрытой бездны вод Вослед вождю грядёт народ; Грядёт - и тихнет волн тревога. И воды укрощают бой, Впервые видя пред собой Того, который видел бога. Погоня вслед, но туча мглы Легла на вражеские силы: Отверзлись влажные могилы; Пучина сдвинулась; валы, Не видя царственной угрозы, Могущей вспять их обратить, Опять спешат совокупить Свои бушующие слёзы, И, с новым рёвом торжества, Вступя в стихийные права, Опять, как узнанные братья, Друг к другу ринулись о объятья И, жадно сдвинув с грудью грудь, Прияли свой обычный путь. И прешед чрез рябь морскую, И погибель зря врагов, Песнь возносит таковую Сонм израильских сынов: "Воспоём ко господу: Славно бо прославился! Вверг он в море бурное И коня и всадника. Бысть мне во спасение Бог мой - и избавися. Воспоём к предвечному: Славно бо прославился! Кто тебе равным, о боже, поставлен? Хощешь - и бурей дохнут небеса, Море иссохнет - буди прославлен! Дивен во славе творяй чудеса! Он изрёк - и смерть готова. Кто на спор с ним стать возмог? Он могущ; он - брани бог; Имя вечному - Егова. Он карающ, свят и благ; Жнёт врагов его десница; В бездне моря гибнет враг, Тонут конь и колесница; Он восхощет - и средь вод Невредим его народ. Гром в его длани; лик его ясен; Солнце и звёзды - его словеса; Кроток и грозен, благ и ужасен; Дивен во славе творяй чудеса! " И в веселии великом Пред женами Мариам, Оглашая воздух кликом, Ударяет по струнам, В славу божьего закона, Вещим разумом хитра - Мужа правды - Аарона Вдохновенная сестра. Хор гремит; звенят напевы; "Бог Израиля велик! " Вторят жёны, вторят девы, Вторят сердце и язык: "Он велик! " А исполненный святыни, Внемля звукам песни сей, В предлежащие пустыни Тихо смотрит Моисей.

Быть может

Когда ты так мило лепечешь "люблю", Волшебное слово я жадно ловлю; Он мне так ново, так странно, так чудно! Не верить - мне страшно, а верить - мне трудно. Быть может, ты сердца следя моего Одни беспредметно слепые стремленья И сжалясь над долей его запустенья, Подумала: "Дай, я наполню его! Он мил быть не может, но тихо, бесстрастно Я буду питать его чувства порыв; Не боле, чем прежде, я буду несчастна, А он... он, может быть, и будет счастлив! " И с ангельской лаской, с небесным приветом Ко мне обратила ты дружеский взор И в сердце моём, благодатно согретом, Все радости жизни воскресли с тех пор. О, ежели так - пред судьбой без упорства Смиряя заносчивых дум мятежи, Готов я признать добродетель притворства, Заслугу не правды, достоинство лжи. Чрез добрую цель оправдания средства, Безгрешность коварства и благость кокетства Не зная, как сладить с судьбой и с людьми, Я жил безотрадно, я ты без участья Несчастному кинув даяние счастья, С радушной улыбкой сказала: возьми! О, ежели так - для меня ненавистен Яд правды несносной и тягостных истин, С которыми свет был мне мрачен и пуст, Когда, я блаженства проникнутый дрожью, До глупости счастлив прелестною ложью