боли,
Когда тебя разрезывают, рвут,
И - между тем как нации растут
Вокруг тебя и крепнут в новой силе -
Слабеешь ты и будто бы к могиле
Склоняешься - а Чехия мертва ль,
Узнаем мы, узрев тот день, ту даль,
Отколь лучи рассвета лишь мелькнули, -
220 Сознай лишь то по настоящий час,
Что в племени мы этом почерпнули
Всё высшее, - всё, что бессмертно в нас!
СМЕРТЬ ЖИЖКИ
В отчаянье весь лагерь. Погибает
Гуситов и отец и вождь, снедает
Его чума. И страшно посмотреть!
Узнать нельзя! Тринадцатипобедный
Лежит, чуть дышит, искаженный, бледный,
И в эту ночь он должен умереть.
И воины, прикрыв глаза щитами,
Тихонько плачут горькими слезами,
А женщины и дети все - навзрыд,
10 И песнь вдали церковная гудит -
То пастыри в сопровожденье хора
Поют. Увы! отца не станет скоро.
"Внимайте, люди! - Жижка говорит. -
Я отхожу, - но и в дверях могилы,
Когда чума мне стягивает жилы,
Негодованьем грудь моя горит,
И ненависть, и злость во мне бушуют.
Когда еще стоят и торжествуют
Твердыни многих замков и князья
20 Коварствуют во вред народной чести,
Когда еще не выполнен долг мести
За край родной, - конец свой вижу я.
Исполните ж, о дети, неослушно
Завет отца! Моих предсмертных слов
Вы не должны пугаться малодушно:
Когда умру - наружный весь покров
Вы с тела Жижки мертвого сдерите -
И лоскут кожи этой натяните
На боевой гуситский барабан!
30 От многих полученных мною ран
Она дырява стала, но скроится -
И часть ее на барабан сгодится!
Когда навек сам Жижка замолчит -
Пусть хоть его изношенная кожа,
Врагов воинским грохотом тревожа,
Победным маршем бойко вам звучит!
Пускай Прокоп тогда, с врагами споря,
Велит ударить в Жижкин барабан
И вас ведет - по самый берег моря -
40 Со славою, вразрез враждебных стран!.."
Так он вещал в одушевленье диком, -
И воины с безумным воем, с криком
Кладут вождя великого на щит -
И на щите несут они героя, -
Как носят павших средь равнины боя,
И руку он к мечу еще стремит, -
И пурпуром своим его одела
Вечерняя заря в тот смертный час.
Все стихли. "Чаша выиграет дело!" -
50 Воскликнул он - ив пурпуре угас.
Упорно _Прибыслав_ {*} в своей твердыне
{* Прибыслав - город, при осаде которого умер Жижка.}
Держался всё, теперь же, по кончине
Вождя, чья длань грозу ему несла,
Отчаянно рванулись табориты,
Скорбь в бешенство мгновенно перешла -
И укрепленья рухнули, разбиты,
И город весь - лишь грудой праха стал;
А в пламени, что ярко воспылал
Над этою развалиной печальной,
60 В честь Жижки вспыхнул факел погребальный.
ЗАВОЙ
Битвы отгремевшей страшную картину
Озаряет месяц бледными лучами,
Тихо свет свой грустный льет он на равнину,
Устланную вроссыпь мертвыми телами.
На скале репейник жмется. Хороводом
Издали несутся облаков громады.
В воздухе повиснул под небесным сводом
Коршун, наподобье храмовой лампады.
Сел Завой на камень, и в земле уступы
Он своей секирой вырубает, сидя,
И по тем насечкам всё считает трупы.
Утомившись счетом и конца не видя,
"Вот, - он размышляет, - нового ученья
Сколько жертв напрасных! Не сочтешь ведь - сколько!
С целым миром бились эти ополченья,
А остались прахом на земле - и только.
Вот, глядишь, и коршун вьется плотоядный!
Дух святой ужели эдак обновился
И, усвоив хищность птицы кровожадной,
В новом виде миру коршуном явился?
О, взгляни, сын божий, долу с выси крестной!
Искупитель мира! Это ль искупленье?
Это пламя - тот ли огнь любви небесной,
Что завещан людям был в твоем ученье?
Не в твое ли имя дольний мир устроил
Оргии убийства? С дикою любовью,
Мнится, сердце тигра этот мир усвоил,
Охмелев твоею до безумья кровью.
Кто же в том виновен? О, распятый! ты ли?
Нет, - на тех да ляжет тяжкий груз проклятий,
Что пришли в мир после и твоим стеснили
Именем священным миллионы братии!
Хоть свободы лозунг деспотизма силе
Уступил и стихнул при неравном бое,
Жив, не обречен он - лозунг тот - могиле, -
Он пойдет, - возьмет он знамя лишь другое.
Есть бог жизни нашей, бог судьбы народов, -
Перед ним бессильны все цари вселенной,
Громы все ничтожны войн их и походов,
Глас его звучнее их трубы военной.
Дух свободы! Двигнись! Ты прижат, унижен.
Ополчись к разгрому замков самовластных!
И неси до самых отдаленных хижин
Лозунг свой в утеху бедных и несчастных!
Чехия! Мертва ты, но твой прах хранится,
Как заряд в орудье: из жерла изринет
Бомбу он - и целый мир воспламенится
И пожаром общим против Рима хлынет.
Чехи! Мукам вашим нет под гнетом меры,
Но вы - гроздья, чехи, - пусть проходят годы!
После гнета жизни и броженья веры
Отстоится добрый, крепкий хмель свободы.
Ваша смерть, герои, нового ученья
Льет нам свет отрадный. На пути высоком
Вы и самой смертью, под венцом мученья,
Для других народов служите уроком.
Как, нажав средь битвы грудь врага коленом,
Воин смерть не разом павшему наносит,
Но глядит и медлит, - сдавлен тяжким пленом,
Может быть, пощады гибнущий попросит, -
Так нависли грозно вражеские взгляды
Над тобою, край мой, Чехия родная;
Смотрит враг и медлит... Не проси пощады!
Мученицей гибни, свято умирая!"
ЗАКЛЮЧЕНИЕ
Песнь кончена, последний замер звук -
И лира, выпав у меня из рук,
Разбилась в прах. Светильника ночного
Луч меркнет, - не зажгу его я снова!
Песнь кончена. Сижу, чело склоня,
В груди ж моей - гроза, в ней буря взвыла, -
О Жижке песнь, как дикий конь, меня
Помчала вдруг - и сердце мне разбила.
С высоких скал, где ели наросли,
10 Смотрю я вниз на щедрый пух земли,
Как встарь смотрел, - на нивы, на посевы, -
Зарей слегка румянится восток;
По-старому реки волшебный ток,
Опять ведет шумливые напевы.
Вперяю взор в далекий сумрак я,
В глушь темную... И это - ты, немая,
Бездомная отчизна, мать моя?
О Чехия - страна моя родная!
Я весь дрожу - и через влагу слез
20 Гляжу кругом, росу с своих волос
Холодную рукою отирая,
С невыразимым чувством вдаль гляжу, -
И, кажется, средь траурного хода
На гробовых носилках я сижу
В день похорон великого народа.
Великого! - Ты не поймешь, чужак,
Слегка лишь песни эти пробегая,
Как был велик народ тот встарь и как
Был добр и свят он, в муках умирая,
30 На языке людей и слов тех нет,
В которых мог бы выразить поэт,
Как ты страдал, о Чех прямой и честный,
И как в те дни, когда весь мир окрестный
Дремал во тьме, отстаивал ты свет.
Поймет лишь тот, кто здесь рожден и вырос,
На этой почве кто успел созреть,
И рад бы он лететь туда - на клирос
Той древности, и тот хорал запеть!
Впервые здесь явился светоч ясный,
40 Здесь вспыхнул он на алтаре земли, -
И от костра, где Гус горел несчастный,
Сам Лютер, Гуттен факел свой зажгли.
А лозунг тот, что мир волнует целый
Досель еще, - и вечно жив для нас!..
Не здесь ли тот свободы лозунг смелый
Измолвлен был, услышан в первый раз -
И на борьбу неслыханную двигнул
Весь край? Боец хоть цели не достигнул
И лозунг тот подавлен, заглушён -
50 Он и сквозь гнет идет из рода в роды
И, знаменем иным лишь осенен,
Всё веет нам предвкусием свободы.
"Всем - чаша!" - здесь воззванье истекло,
Отсюда громовое это слово
В историю всемирную вошло
И в наши дни всех деспотов готово
Призвать на суд из всех подлунных стран,
Отсюда Жижкин звучный барабан
Внес в мир его. Семь лет упорно бился
60 Потом Прокоп, и гром тот разносился
Всё далее. Бесплодна ль та борьба?
Нет, - слово то лишь грянет благодатно -
И - глядь! - герой возникнул из раба,
И, хоть оно звучит полупонятно,
Весь дольний мир одушевлен был им, -
"Всем - чаша!" - не с одною только кровью
Христовою, но чаша и с живым
Разумным светом, с жизнию, с любовью!
И этот край кладбищем стал, где льет
70 Порой слезу лишь тучка мимоходом,
Став для души темничным мрачным сводом,
Заклятья где таинственного гнет
Ее сильней всё и сильнее жмет!
И этот край стал краем глаз безвзорных,
Ртов сомкнутых, сердец крепкозатворных,
Где взгляд ребенка тьмится уж тоской,
А юноша - изогнут над клюкой,
Где светлый дух - орел, сидящий в клетке, -
Здесь в лица поселян вросли отметки
80 Той старины страдальческой, - она
В приемах их, в движениях видна;
Все их черты без слов здесь молча громки
И послужить историку б могли,
Как ржавого оружия обломки,
Изъятые из темных недр земли.
Край Гуса, но - досель попами полный!
Край Жижки, но - всё сжатый, всё безмолвный!
Край, где кипели жизнь, народ, война
И где теперь лишь смерть водворена!
90 Но тут не всё! Пусть это так! Народы,
Переживая разные невзгоды,
Живут и на могилах, где зерно
Грядущей жизни, света и свободы
Как в житнице творца сбережено, -
Верх горя - в том, что смутные понятья
Народные пугаются проклятья,
Лежащего меж листьями венцов
На именах бессмертных мертвецов,
Так доблестно боровшихся с тиранством,
100 И что народ, поповским шарлатанством
Обманутый, в течение веков
Всё видит в тех мужах еретиков
И их дела считает окаянством.
Вот земледелец вечерком свой плуг
Ведет, взрывая землю им, - и вдруг
Остановился, падшего героя
Случайно вырыв из земли скелет -
Скелет того, кто лег здесь жертвой боя
В борьбе за вольность, за права, за свет,
110 Кто наконец последним оставался,
С кем целый род геройский тот скончался, -
И вот - где прежде старый таборит
В разгаре битвы, средь войны кровавой
Отстаивал рабов несчастных право -
Подплужный грунт всё барщиною взрыт, -
А жаворонок тут же вверх летит
И песнь поет средь вольного круженья, -
О господи! Довольно поношенья!
О таборит! Названье "сироты"
120 Меж земляков недаром принял ты
Средь благородной гробовой печали,
Когда тебя тот муж огня и стали
Покинул здесь, объят кончины тьмой,
Когда твой Жижка съеден был чумой;
Без крова, ты готов идти был биться,
Пока во прах вконец не истребится
Проклятье рабства и пока весь мир -
Сей рабствующий мир многонародный -
Не съединится верою свободной
130 По всей земле в общенародный клир.
Вотще! бойцом с смертельной раной в теле,
Несущим весть о выигранном деле,
Ты с вестью шел, что мир освобожден, -
И - глядь! - во мрак сам вестник погружен!
И длится это дело так! Восходит
Для тех и этих лучшая звезда,
А Чех досель всё "сиротою" бродит;
Дух прошлого ему лишь иногда
Мелькает вскользь. Он отказать в приеме
140 Чужим - не смей! Те в дом его идут,
Хозяйничают в нем, едят и пьют,
А он - рабом в своем остался доме!
Последнего наследства своего
Лишен бедняк, глумятся над гонимым,
Отняв святое право у него
И говорить на языке родимом.
Один лишь клад успел он уберечь,
Как на гнилой стене старинный меч,
Что в память дней минувших бережется, -
150 И это песня, - в хижинах поется
Она досель, сердечно и тепло
Давая знать: "Всё кончено, прошло!"
Навеки ль всё прошло? И никогда ты
Не вспрянешь, о народ смертельно сжатый?
Совсем ли твой разбит могучий челн
Неукротимой яростию волн?
Взгляни! Вокруг - проснулось всё живое,
Глаза открылись, утро золотое
Весеннее увидел божий мир, -
160 А ты один нейдешь на вешний пир!
На западе, на севере - движенье,
Везде... но нет! Мне тяжкое сомненье
Внушает твой безрадостный удел, -
Нет, - никакой народ, в своем крушенье
Перетерпев, что ты перетерпел,
И омертвев, не мог бы возродиться
И к бодрой, полной жизни пробудиться!
Я исшагал весь край с конца в конец,
Повсюду напрягая слух и взоры,
170 Изведал я его леса и горы;
Казавшихся уж мертвыми сердец
Прислушивался к слабому я звуку,
Накладывал пытательную руку
На каждый холм, на гребни хладных скал,
На камни все и пульса в них искал, -
Есть в уголках минувшего остаток,
Есть кое-где грядущего задаток, -
Порой, как бы проснувшись невзначай,
Вперяет взор свой в небо бедный край,
180 Но свежей жизни к поприщу земному