| Главная » Книги |
Шекспир Вильям - Сонеты, Страница 7
Шекспир Вильям - Сонеты;
Глядящий гордо вдаль на бури и на горе;
Она - звезда в пути для всех плывущих в море;
Измерена же в ней одна лишь высота.
Любовь верна, хотя уста ее бледнеют,
Когда она парит под времени косой;
Любовь в теченье лет не меркнет, не тускнеет
И часто до доски ведет нас гробовой.
Когда ж мои уста неправдой погрешили,
То значит - я не пел, а люди не любили!
117
Кори мой слабый дух за то, что расточает
Он то, чем мог тебе достойно бы воздать;
Что я позабывал к любви твоей взывать,
Хоть узы все сильней она мои скрепляет;
Что чуждым мне не раз я мысли поверял -
И времени дарил злом купленное право;
Что первым злым ветрам я парус свой вверял,
Который от тебя так влек меня лукаво.
Ошибки ты мои на сердце запиши,
Добавь к догадкам ряд тяжелых доказательств
И на меня обрушь поток своих ругательств,
Но все же, в гневе, ты не убивай души:
Я только доказать хотел - и был во власти -
Всю силу чар твоих и постоянство страсти.
118
Как острой смеси мы спешим подчас принять,
Чем спящий аппетит к работе возбуждаем
И горькое затем лекарство принимаем,
Чтоб зол грозящей нам болезни избежать,-
Так, сладостью твоей донельзя подслащенный,
Я горьких яств искал, чтоб вызвать аппетит,
И рад бывал, своим блаженством пресыщенный,
Когда хоть что-нибудь во мне вдруг заболит.
В любви предвидеть зло нас учит ум суровый,
Хотя мы ничего не слышали о нем,
И нам велит лечить свой организм здоровый,
Пресыщенный добром, снедающим нас злом.
Но в яд губительный лекарство превратится
Тому, чья вся болезнь в любви к тебе таится.
119
Как много выпил я коварных слез сирен,
Эссенции гнусней ключей подземных ада,
Причем отраду страх теснил, а страх отрада -
И, с мыслью победить, опять сдавался в плен
В какие, сердце, ты ввергалося напасти,
Считая уж себя достигнувшим всего!
Как яростно блестит луч взора моего
В болезненной борьбе отчаянья и страсти!
Врачующее зло, я вижу, что тобой
Хорошее еще становится прекрасней,
И, сделавшись опять владыкой над душой,
Погасшая любовь становится всевластной.
И, пристыженный, вновь я возвращаюсь вспять,
Успевши больше злом добыть, чем потерять.
120
Хоть жесткость, друг, твоя мне служит
оправданьем,
Но, унесясь душой к своим воспоминаньям,
Я никну в прах главой под бременем грехов,
Затем что нервы рок мне свил не из оков.
Когда ты сражена жестокостью моею,
Как некогда сражен я был, мой друг, твоею,
То ты узнала ад, а я не мог вполне
Сознать, как сам страдал лишь по твоей вине.
Когда бы привело на память горе мне,
Что за удары рок таит для назиданья,
Я б - так же как и ты, когда-то в тишине -
Поднес тебе бальзам, вручающий страданья.
Да, грех прошедший твой и настоящий мой
Друг другу извинять, сойдясь между собой!
121
Нет, лучше подлым быть, чем подлым слыть,
Когда не подл, но терпишь осужденья,
Когда ты должен не как хочешь жить,
Но так, как требует чужое мненье.
Как чуждые, превратные глаза
Могли б хвалить мои переживанья
Иль ветреность мою судить, когда
С их точки зло - добро в моем сознанье?
Я есть - как есть. Кто стрелы направляет
В мой грех, тот множит лишь свои:
Я, может, прям, кривы ж они, кто знает?
Не их умам судить дела мои,
Пока не верно, что все люди злы,
Во зле живут и злом порождены.
122
Мой друг, подарок твой, та книжка записная,
Исписана вполне, и в памяти моей
Заметки, ни одной из них не забывая,
Я сохраню навек иль лучше до тех дней,
Когда придет конец,- когда мой ум затмится.
Когда в груди моей не будет сердце биться.
Но до тех пор во мне всегда жить будешь ты, -
Я сберегу в душе моей твои черты.
Так долго книжка та не может сохраняться.
Я не нуждаюсь в ней, чтобы любовь твою
В ней отмечать,- ее я смело отдаю:
Я сердца памяти вполне могу вверяться.
Заметки ж о любви мне при себе хранить -
Не значит ли, что я могу любовь забыть?
123
Не подглядишь во мне ты, Время, измененья!
Громада праха, вновь взнесенная тобой,
Не будет для меня предметом удивленья:
Все это уж не раз вставало предо мной.
От старины твоей мы все в восторг приходим
И думать про нее за лучшее находим,
Что волей нашей все, что видим, создано,
Чем знать, что это все известно уж давно.
Ни пришлое, ни то, что нас сопровождает
На жизненном пути, меня не удивляет:
Ведь летопись твоя и все, что мы кругом
Встречаем в жизни, лжет в стремлении своем.
В одном лишь свой обет исполнить я намерен:
Я буду, вопреки тебе, о Время, верен!
124
Любовь моя очей величьем не сразит,
Которое судьба разбить паденьем может,
А Времени любовь и злоба - уничтожит,
И образ чей то в терн, то в розаны повит.
О нет, она живет вдали от всех, не жаждет
Величия царей, средь пышности не страждет,
Не падает во прах под тяжестью потерь,
Что часто так у нас случается теперь!
Политики она нисколько не боится,
Той еретички злой, что лишь на срок трудится.
Но высоко стоит уверенная в том,
Что пламя и вода и все - ей нипочем.
Чтоб боле ясным быть - ссылаюсь на дела
Погибших за добро и живших лишь для зла.
125
Скажи, к чему носить мне внешние отличья,
Тем отдавая дань наружному приличыо,
И создавать столпы для вечности слепой,
Клонящиеся в прах пред тленностию злой?
Я ль не видал, что те, которые искали
Отличий и чинов, их вслед за тем теряли,
Затем что, век платя недешево за честь,
Не помнили того, что ведь и счастье есть.
Пусть близ тебя вкушать я буду наслажденье;
А ты прими мое благое поклоненье,
Которое во мне правдивее всего
И требует взамен лишь сердца одного.
Итак, доносчик,- прочь! Душа, как ни
прекрасна,
Чем больше стеснена, тем менее подвластна.
126
О, мальчик, в власти чьей - как это каждый
знает -
И зеркало любви, и Времени коса,
Ты все растешь, тогда как сверстников краса,
Тускнея с каждым днем, все больше увядает.
Когда природа - царь живущего всего -
Тебя в пути своем удерживает властно,
То делает она все это для того,
Чтоб Время знало, что спешит оно напрасно.
О, бойся ты ее, способную сгубить
И задержать в пути, а не с любовью встретить,
Но на призыв ее придется все ж ответить,
Она ж должна свое подобье сотворить*.
_____________________
* И в подлиннике здесь недостает двух стихов.
- Прим. Н. В. Гербеля.
127
Кто б черное посмел прекрасным встарь
считать
А если б и посмел - оно б не заблистало;
Теперь же чернота преемственною стала,
Тогда как красоту всяк стал подозревать.
С поры той, как рука вошла в права природы
И начали себя подкрашивать уроды,
Волшебной красоте нет места на земле:
Поруганная злом, она живет во мгле.
Вот почему черны глаза моей прекрасной:
Они скорбят, что те, которые судьбой
С рожденья снабжены наружностью ужасной,
Природу топчут в грязь фальшивой красотой,
Но в трауре своем они все ж так прекрасны,
Что похвалы в их честь всегда единогласны.
128
О, музыка моя, бодрящая мой дух,
Когда на клавишах так чудно ты играла
И из дрожавших струн ряд звуков извлекала,
Будивших мой восторг и чаровавших слух, -
Как клавишами быть хотелось мне, поэту,
Лобзавшими в тиши ладони рук твоих
В то время, как устам, снять мнившим жатву эту,
Лишь приходилось рдеть огнем за дерзость их.
Как поменяться б им приятно было местом
С толкущейся толпой дощечек костяных,
Рабынь твоих перстов, манящих каждым жестом
И сделавших ту кость счастливей уст живых,
Но если клавиш хор доволен, торжествуя,
Отдай им пальцы, мне ж - уста для поцелуя.
129
Постыдно расточать души могучей силы
На утоленье злых страстей, что нам так милы:
В минуту торжества они бывают злы,
Убийственны, черствы, исполнены хулы,
Неистовы, хитры, надменны, дерзновенны -
И вслед, пресытясь всем, становятся презренны:
Стремятся овладеть предметом без труда,
Чтоб после не видать вкушенного плода;
Безумствуют весь век под бременем желанья,
Не зная уз ни до, ни после обладанья,
Не ведая притом ни горя, ни утех,
И видят впереди лишь омут, полный нег.
Все это знает мир, хотя никто не знает,
Как неба избежать, что в ад нас посылает.
130
Лицом моя любовь на солнце не похожа,
Кораллы ярче, чем уста ее горят,
Когда снег бел, то грудь прекрасной с ним не схожа,
А волосы есть шелк - у ней их не каскад.
Я видел много роз, в садах хранимых строго,
Но им подобных нет у милой на щеках,
А благовоний вкруг найдется лучших много,
Чем то, что на ее покоются устах.
Я лепету ее внимать люблю, но знаю,
Что музыка звучит и лучше и нежней,
И к поступи богинь никак не прировняю
Вполне земных шагов возлюбленной моей.
И все же для меня она стократ милее
Всех тех, кого сравнить возможно б было с нею.
131
Такой же ты тиран, как те, что, возгордясь
Своею красотой, жестоко поступают,
Затем что знаешь ты, что, в душу мне вселясь
Твои черты светлей сокровищ всех сияют.
А вот ведь говорят видавшие тебя,
Что вызвать вздох любви лицо твое не может
Не смею возражать-боюсь, что не поможет,
Хотя в том пред собой готов поклясться я.
И то, в чем я клянусь, доказывает ясно
Рой вздохов уст моих, при мысли о твоем
Нахмуренном лице, мне шепчущих о том,
Что в любящей тебе и черное прекрасно.
В поступках лишь черна порой бываешь ты -
И вот в чем вижу я причину клеветы.
132
Люблю твои глаза, которые, жалея
Меня за то, что ты смеешься надо мной,
Оделись в черный флер и с тихою тоской
Глядят на мой позор, все более темнея.
О, никогда таким обилием румян,
Восстав, светило дня Восток не озаряло,
И звездочка зари вечерней сквозь туман
Таких живых лучей на Запад не бросала,
Какими этот взор покрыл лицо твое.
Так пусть же и душа твоя, как эти очи,
Грустит по мне и днем, и в мраке тихой ночи,
Когда твоя печаль так скрасила ее.
Тогда я поклянусь, что красота лишь в черном,
И цвет иной лица начну считать позорным.
133
Проклятие тебе - проклятие тому,
Кто раны мне несет и другу моему!
Иль мало было сбить с пути меня, подруга
Понадобилось сбить с него тебе и друга.
Я похищен тобой, красавица моя,
А вместе с тем и он, мое второе "я",
Покинутый собой, тобой и им, в стремленье,
Я трижды испытал троякое мученье.
Замкни меня в свою сердечную тюрьму,
Но выйти из нее дай другу моему.
Я буду стражем тех, кто овладеет мною,
Но ты быть не должна тюремщицею злою.
А будешь, потому что узник тот я сам -
И все, что есть во мне, ты приберешь к рукам.
134
Итак, я признаю, что твой он, жизнь моя,
И что я должен сам тебе повиноваться.
От самого себя готов я отказаться,
Но только возврати мое второе "я".
Ты воли не даешь, а он ее не просит
И жадности твоей всю горечь переносит -
И подписал тот акт, как поручитель мой,
Который крепко так связал его с тобой.
Итак, вооружись, нам общая подруга,
Законами своей волшебной красоты;
Как ростовщик свой иск на нас предъявишь ты,
И я из-за своей вины лишуся друга.
Я потерял его, над нами - власть твоя:
Заплатит он за все, но несвободен я.
135
Есть страсти у других, а у тебя есть воля*,
И Воля есть еще в придачу у тебя,
Что волю, друг, твою теснит порой, любя,
Причем и не сладка твоя бывает доля.
Ужеяи воли слить ни разу не могла
С моею ты своей, чья воля безгранична?
Ужель пред волей всех уклончивость прилична
А пред моей склонить нельзя тебе чела?
Моря полны водой, но дождь воспринимают
И мощно тем свои запасы пополняют.
| |
| Просмотров: 398 | Рейтинг: 0.0/0 |
| Всего комментариев: 0 | |
Жанры