| Главная » Книги |
Маяковский Владимир Владимирович - Поэмы (1922-февраль 1923), Страница 3
Маяковский Владимир Владимирович - Поэмы (1922-февраль 1923)gn="justify">
Вставши,
мысленно себя вытягивай за уши.
Так
через год
я
мог
шею свободно раскручивать на вершок.
Прохожие развозмущались.
100 Потом привыкли.
Наконец,
и смеяться перестали даже -
мало ли, мол, какие у футуристов бывают блажи.
А с течением времени
пользоваться даже стали -
при указании дороги.
"Идите прямо, -
тут еще стоят такие большие-большие ноги.
Ноги пройдете, и сворачивать пора -
но направо станция,
налево Акулова гора".
Этой вот удивительной работой я был занят чрезвычайно долгое время.
Я дней не считал.
И считать на что вам!
Отмечу лишь:
сквозь еловую хвою,
года отшумевши с лесом мачтовым,
леса перерос и восстал головою.
Какой я к этому времени -
даже определить не берусь.
120 Человек не человек,
а так -
людогусь.
Как только голова поднялась над лесами,
обозреваю окрестность.
Такую окрестность и обозреть лестно.
Вы бывали в Пушкине (Ярославская ж. д.) так, в 1925-30 году? Были
болота. Пахалось невесть чем. Крыши - дыры. Народ крошечный. А теперь!
В красных,
в зеленых крышах сёла!
Тракторы!
Сухо!
Крестьянин веселый!
130 У станции десятки линий.
Как только не путаются -
не вмещает ум.
Станция помножилась на 10 - минимум.
"Серьезно" -
поздно
является.
Молодость - известное дело - забавляется.
Нагибаюсь.
Глядя на рельсовый путь,
140 в трубу паровозу б сверху подуть.
Дамы мимо.
Дым им!
Дамы от дыма.
За дамами дым.
Дамы в пыль!
Дамы по луже.
Бегут.
Расфыркались.
Насморк верблюжий.
Винти дальше!
150 Пушкино размельчилось.
Исчезло, канув.
Шея растягивается
- пожарная лестница -
голова
уж_е_,
разве что одному Ивану
Великому
ровесница.
Москва.
Это, я вам доложу, - зрелище. Дома. Дома необыкновенных величин и
красот.
Помните,
160 дом Нирепзее
стоял,
над лачугами крышищу взвеивая?
Так вот:
теперь
под гигантами
грибочком
эта самая крыша Нирензеевая.
Улицы циркулем выведены. Электричество ожерельями выложило булыжник.
Диадемищами горит в театральных лбах. Горящим адрес-календарем
пропечатывают ночь рекламы и вывески. Из каждой трубы - домовьей,
пароходной, фабричной - дым. Работа. Это Москва - 940-950 года во всем своем
великолепии.
Винти!
Водопьяный переулок разыскиваю пока,
Москва стуманилась.
170 Ока змейнула.
Отзмеилась Ока.
Горизонт бровями лесными хмурится.
Еще винчусь.
Становища Муромца
из глаз вон.
К трем морям
простор
одуряющ и прям.
Волга,
180 посредине Дон,
а направо зигзагища Днепра.
До чего ж это замечательно!
Глобус - и то хорошо. Рельефная
карта - еще лучше.
А здесь живая география. Какой-нибудь
Терек - жилкой
трепещет в дарьяльском виске.
Волга игрушечная переливается
фольгой. То розовым, то
голубым акварелит
небо хрусталик Араратика.
Даже размечтался - не выдержал.
Воздух
голосом прошлого
ветрится басов...
Кажется,
над сечью облачных гульб
в усах лучей
головища Тарасов
Бульб.
190 Еще развинчиваюсь,
и уже
бежит
глаз
за русские рубежи.
Мелькнули
валяющиеся от войны дробилки:
Латвии,
Литвы
и т. п. политические опилки.
200 Гущей тел искалеченных, по копям скрученным,
тяжко,
хмуро,
придавленная версальскими печатями сургучными,
Германия отрабатывается на дне Рура.
На большой Европейской дороге,
разбитую челюсть
Версальским договором перевязав,
зубами,
нож зажавшими, щерясь,
210 стоит француз-зуав.
Швейцария.
Закована в горный панцырь.
Италия...
Сапожком на втором планце...
И уже в тумане:
Испания...
Испанцы...
А потом океан - и никаких испанцев.
Заворачиваю шею в полоборотца.
220 За плечом,
ледниками ляская -
бронзовая Индия.
Встает бороться.
Лучи натачивает о горы Гималайские.
Поворачиваюсь круто.
Смотрю очумело.
На горизонте Япония,
Австралия,
Англия...
230 Ну, это уже пошла мелочь.
Я человек ужасно любознательный. С детства.
Пользуюсь случаем -
полюсы
полез осмотреть получше.
Наклоняюсь настолько низко,
что нос
мороз
выдергивает редиской.
В белом,
снегами светящемся мире
240 Куки,
Пири.
Отвоевывают за шажками шажок, -
в пуп земле
наугад
воткнуть флажок.
Смотрю презрительно,
чуть не носом тыкаясь в ледовитые пятна -
я вот
полюсы
250 дюжинами б мог
открывать и закрывать обратно.
Растираю льдышки обмороженных щек.
Разгибаюсь.
Завинчиваюсь еще.
Мира половина -
кругленькая такая -
подо мной,
океанами с полушария стекая.
Издали
260 совершенно вид апельсиний;
только тот желтый,
а этот синий.
Раза два повернул голову полным кругом. Кажется, все наиболее
интересные вещи осмотрены.
Ну-с,
теперь перегнусь.
Пожалуйста!
Нате!
Соединенные
штат на штате.
Надо мной Вашингтоны,
270 Нью-Йорки.
В дыме.
В гаме.
Надо мной океан.
Лежит
и не может пролиться.
И сидят,
и ходят,
и все вверх ногами.
Вверх ногами даже самые высокопоставленные
лица.
280 Наглядевшись американских див_е_с,
как хороший подъемный мост,
снова выпрямляюсь во весь
рост.
Тут уже начинаются дела так называемые
небесные.
Звезды огромнеют,
потому - ближе.
Туманна земля.
Только шумами дальними ухо лижет,
голоса в единое шумливо смеля.
Выше!
290 Тишь.
И лишь
просторы,
мирам открытые странствовать.
Подо мной,
надо мной
и насквозь светящее реянье.
Вот уж действительно
что называется - пространство!
Хоть руками щупай в 22 измерения,
300 Нет краев пространству,
времени конца нет.
Так рисуют футуристы едущее или идущее:
неизвестно,
что вещь,
что след,
сразу видишь вещь из прошедшего в грядущее.
Ничего не режут времени ножи.
Планеты сшибутся,
и видишь -
310 разом
разворачивается новая жизнь
грядущих планет туманом-газом.
Некоторое отступление. -
Выпустят из авиашколы летчика.
Долго ль по небу гоняет его?
И то
через год
у кареглазого молодчика
глаза
начинают просвечивать синевой.
Идем дальше.
320 Мое пребывание небом не считано,
и я
от зорь его,
от ветра,
от зноя
окрасился весь небесно-защитно -
тело лазоревосинесквозное.
Я так натянул мою материю,
что ветром
свободно
330 насквозь свистело, -
и я
титанисто
боролся с потерею
привычного
нашего
плотного тела.
Казалось:
миг -
и постройки масса
340 рухнет с ног
со всех двух.
Но я
оковался мыслей каркасом.
Выметаллизировал дух.
Нервная система?
Черта лешего!
Я так разгимнастировал ее,
что по субботам,
вымыв,
350 в просушку развешивал
на этой самой системе белье.
Мысль -
вещественней, чем ножка рояльная.
Вынешь мысль из-под черепа кровельки,
и мысль лежит на ладони,
абсолютно реальная,
конструкцией из светящейся проволоки.
Штопором развинчивается напрягшееся ухо.
Могу сверлить им
360 или
на бутыль нацелиться слухом
и ухом откупоривать бутыли.
Винти еще!
Тихо до жути.
Хоть ухо выколи.
Но уши слушали.
Уши привыкли.
Сперва не разбирал и разницу нот.
(Это всего-то отвинтившись версты на три!)
Разве выделишь,
370 если кто кого ругнет
особенно громко по общеизвестной матери.
А теперь
не то что мухин полет различают уши -
слышу
биенье пульса на каждой лапке мушьей.
Да что муха,
пустяк муха.
Слышу
каким-то телескопическим ухом:
380 мажорно
мира жернов
басит.
Выворачивается из своей оси.
Уже за час различаю -
небо в приливе.
Наворачивается облачный валун на валун им.
Это месяц, значит, звезды вывел
и сам
через час
390 пройдет новолунием.
Каждая небесная сила
по-своему голосила.
Раз!
Раз! -
это близко,
совсем близко
выворачивается Марс.
Пачками колец
Сатурн
400 расшуршался в балетной суете.
Вымахивает за туром тур он
свое мировое фуэтэ.
По эллипсисам,
по параболам,
по кругам
засвистывают па невероятные лады.
Солнце-дирижер,
прибрав их к рукам,
шипит -
410 шипенье обливаемой сковороды.
А по небесному стеклу,
будто с чудовищного пера,
скрип
пронизывает оркестр весь.
Это,
| |
| Просмотров: 364 | Рейтинг: 0.0/0 |
| Всего комментариев: 0 | |
Жанры