| Главная » Книги |
Гнедич Николай Иванович - Стихотворения, Страница 6
Гнедич Николай Иванович - Стихотворения Кипит у наших ног!
О тени славные уснувших
Героев, мудрецов!
О геллины веков минувших,
Восстаньте из гробов!
При звуке наших труб летите
Вождями ваших чад;
Вам к славе путь знаком - ведите
На семихолмный град!
К оружию, о греки, к бою!
Пойдем, за правых бог!
И пусть тиранов кровь - рекою
Кипит у наших ног!
О Спарта, Спарта, мать героев!
Что рабским сном ты спишь?
Афин союзница, услышь
Клич мстительных их строев!
В ряды! и в песнях призовем
Героя Леонида,
Пред кем могучая Персида
Упала в прах челом.
К оружию, о греки, к бою!
Пойдем, за правых бог!
И пусть тиранов кровь - рекою
Кипит у наших ног!
Вспомним, братья, Фермопилы,
И за свободу бой!
С трехстами храбрых - персов силы
Один сдержал герой;
И в битве, где пример любови
К отчизне - вечный дал,
Как лев он гордый - в волны крови
Им жертв раздранных пал!
К оружию, о греки, к бою!
Пойдем, за правых бог!
И пусть тиранов кровь - рекою
Кипит у наших ног!
1821
КУЗНЕЧИК
ИЗ АНАКРЕОНА
О счастливец, о кузнечик,
На деревьях на высоких
Каплею росы напьешься,
И как царь ты распеваешь.
Всё твое, на что ни взглянешь,
Что в полях цветет широких,
Что в лесах растет зеленых.
Друг смиренный земледельцев,
Ты ничем их не обидишь;
Ты приятен человекам,
Лета сладостный предвестник;
Музам чистым ты любезен,
Ты любезен Аполлону:
Дар его - твой звонкий голос.
Ты и старости не знаешь,
О мудрец, всегда поющий,
Сын, жилец земли невинный,
Безболезненный, бескровный,
Ты почти богам подобен!
1822
ТЕРБНТИНСКАЯ ДЕВА
(ИЗ АНДР. ШЕНЬЕ)
Стенайте, алкионы!
О птицы нежные, любимицы наяд,
Стенайте! ваши стоны
Окрестные брега и волны повторят.
Не стало, нет ее, прекрасной Эвфрозины!
Младую нес корабль на берег Камарины;
Туда ее Гимен с любовью призывал:
Невесту там жених на праге дома ждал.
При ней, на брачный день, хранил ковчег кедровый,
Одежды светлые и девы пояс новый,
И перлы для груди, и злато для перстов,
И благовонные мастики для власов.
Но, как Ниобы дочь, невинная душою,
На путь покрытая одеждою простою,
Фиалковым венком и ризою льняной,
На палубе, одна, стояла, и мольбой
Звала попутный ветр и мирные светила.
Но вихорь налетел и, грянувши в ветрила,
Невесту обхватил, корабль качнул: о страх!
Она уже в волнах!..
Она уже в волнах, младая Эвфрозина!
Помчала мертвую глубокая пучина.
Фетида, сжаляся, ее из бездн морских
Выносит бледную в объятиях своих.
На крик сестры, толпой, сквозь влажные громады,
Всплывают юные поверх зыбей наяды;
Несут бездушную, кладут под кипарис;
Там - принял девы прах зефиров тихий мыс;
Там - нимфы, воплями собрав подруг далеких,
И нимф густых лесов, и нимф полей широких,
И, распустив власы, над холмом гробовым
Весь огласили брег стенанием своим.
Увы! напрасно ждал тебя жених печальный;
Ты не украсилась одеждою венчальной;
Твой перстень с женихом тебя не сочетал,
И кудрей девственных венец не увенчал!
1822
В АЛЬБОМ ШИМАНОВСКОЙ
(славной музыкантши)
Как в громе звонких арф цевницы тихий стон,
И одинокий и унылый,
Как между гробовых сияющих колонн
Простая урна над могилой
Склоняют в тихую задумчивость сердца, -
Так неизвестного тебе певца
Здесь, между песнями Камены вдохновенной,
Быть может, взор твой привлечет
И хоть задумчивость на сердце наведет
Сей стих уединенный.
1822-1823 (?)
МЕЛОДИЯ
Душе моей грустно! Спой песню, певец!
Любезен глас арфы душе и унылой.
Мой слух очаруй ты волшебством сердец,
Гармонии сладкой всемощною силой.
Коль искра надежды есть в сердце моем,
Ее вдохновенная арфа пробудит;
Когда хоть слеза сохранилася в нем,
Прольется, и сердце сжигать мне не будет.
Но песни печали, певец, мне воспой:
Для радости сердце мое уж не бьется;
Заставь меня плакать; иль долгой тоской
Гнетомое сердце мое разорвется!
Довольно страдал я, довольно терпел;
Устал я! - Пусть сердце или сокрушится
И кончит земной мой несносный удел,
Иль с жизнию арфой златой примирится.
1824
ИНОСТРАНЦАМ ГОСТЯМ МОИМ
Приветствую гостей от сенских берегов!
Вот скифского певца приют уединенный:
Он, как и всех певцов,
Чердак возвышенно-смиренный.
Не красен, темен уголок,
Но видны из него лазоревые своды;
Немного тесен, но широк
Певцу для песней и свободы!
Не золото, не пурпур по стенам;
Опрятность - вот убор моей убогой хаты.
Цевница, куст цветов и свитки по столам,
А по углам скудельные пенаты -
Вот быт певца; он весь - богов домашних дар;
Убогий счастием, любовью их богатый,
Имею всё от них, и всё еще без траты:
Здоровье, мир души и к песням сладкий жар.
И если ты, поэт, из песней славянина
Нашел достойные отечества Расина
И на всемирный ваш язык их передал, {*}
{* Он переводил отрывки из русских писателей.}
Те песни мне - пенат Гомер внушал.
Воздайте, гости, честь моим богам домашним
Обычаем, у скифов нас, всегдашним:
Испей, мой гость, заветный ковш до дна
Кипучего задонского вина;
А ты, о гостья дорогая,
И в честь богам,
И в здравье нам,
Во славу моего отеческого края,
И славу Франции твоей,
Ковш меда русского, душистого испей.
А там усядемся за стол мой ненарядный,
Но за кипучий самовар.
О други, сладостно питать беседы жар
Травой Китая ароматной!
Когда-нибудь и вы в родимой стороне,
Под небом сч_а_стливым земли свободной вашей,
В беседах дружеских воспомните о мне;
Скажите: скиф сей был достоин дружбы нашей:
Как мы, к поэзии любовью он дышал,
Как мы, ей лучшие дни жизни посвящал,
Беседовал с Гомером и природой,
Любил отечество, но жил в нем не рабом,
И у себя под тесным шалашом
Дышал святой свободой.
1824
НА СМЕРТЬ ***
Цвела и блистала
И радостью взоров была;
Младенчески жизнью играла
И смерть, улыбаясь, на битву звала;
И вызвав, без боя, в добычу нещадной,
С презрением бросив покров свой земной,
От плачущей дружбы, любви безотрадной
В эфир унеслася крылатой душой.
1824
К П. А. ПЛЕТНЕВУ
Ответ на его послание
Мой друг! себе не доверять -
Примета скромная питомца муз младого.
Так юные орлы, с гнезда слетев родного,
Полета к солнцу вдруг не смеют испытать;
Парят, но по следам отцов ширококрылых, -
Могучих гениев дерзая по следам,
Вверялся ты младым еще крылам,
Но в трудных опытах не постыдил их силы.
На что ж ты одарен сей силой неземной?
Чтоб смелое внушать другим лишь помышленье?
Чтоб петь великих душ победы над судьбой,
А первому бледнеть под первою грозой
И дать в певце узреть души его паденье?..
Мужайся, друг! главы под громом не склоняй,
Ознаменованной печатию святою;
Воюй с враждебною судьбою,
И гордым мужеством дух юный возвышай:
Муж побеждает рок лишь твердою душою.
Гордись, певец, высок певцов удел!
Земная власть его не даст и не отнимет.
Богатство, знатность, честь - могила их предел;
Но дара божия мрак гроба не обнимет.
Богач, склоняй чело пред Фебовым жрецом:
Он имя смертное твое увековечит,
И в мраке гробовом
Он дань тебе потомства обеспечит.
Что был бы гордый Меценат
Без песней Флакка и Марона?
В могилу брошенный из золотых палат,
Бесславный бы рыдал, бродя у Ахерона,
Рыдал бы он, как бедный дровосек,
Который весь свой темный век
Под шалашом свое оплакивает бедство,
Печальное отцов наследство!
И ты, богини сын, и ты, Пелид герой!
Лежал бы под землей немой,
Как смертный безыменный,
И веки долгие забвения считал,
Когда б пророк Хиоса вдохновенный
Бессмертием тебя не увенчал.
От муз и честь и слава земнородным.
Гордись, питомец муз, уделом превосходным!
Но если гений твой,
Разочарованный и небом нашим хладным,
И хладом душ, не с тем уж духом, славы жадным,
Глядит на путь прекрасный свой,
Невольно унывает
И крылья опускает,
Убийственным сомненьем омрачен,
Не тщетно ли вступил на путь опасный он?
Не тщетно ли себя ласкал венком поэта?
И молча ждет нельстивого ответа...
Мой друг, не от толпы и грубой и слепой
Владыка лиры вдохновенной
Услышит суд прямой
И голос истины священной,
И не всегда его услышит от друзей:
Слепые мы рабы слепых своих страстей;
Пристрастен, друг, и я к стихам друзей-поэтов;
Прощаю грешный стих за слово для души.
Счастлив, кто сам, страстей своих в тиши,
Пристрастье дружеских почувствует советов;
Сам поэтических судья грехов своих,
Марает часто он хваленый другом стих.
О! есть, мой друг, и опыт убеждает,
Есть внутренний у нас,
Не всеми слышимый, мгновенный, тихий глас:
Как верно он хулит, как верно одобряет!
Он совесть гения, таланта судия.
Счастлив, кто голос сей бессловный понимает;
Счастлив Димитриев: что у него друзья
В стихах превозносили,
То чувства строгие поэта осудили. {*}
Любимцем муз уверен я,
Что наша совесть нам есть лучший судия.
Доверенность к друзьям, но не слепая вера.
Кто нашим слабостям из дружбы не ласкал?
А иногда - из видов, я слыхал.
"Быть может, юноша трубой Гомера
В России загремит, -
Тогда и я с потомством отдаленным
Жить буду именем, для рифмы в стих вмещенным.
Поклонник, друг певца, я буду ль им забыт!"
Вот для чего ничтожный Эполетов
Так набивается на дружество поэтов.
Кто жаждет в памяти людей
Оставить по себе след бытия земного,
Жизнь благородных дум и чувств души своей
Бессмертию предать могучим даром слова, -
Не от ласкательных друзей
Тот ожидай ответа,
Горит ли в нем священный огнь поэта;
Испытывай себя
Не на толпе слепой народа -
Есть беспристрастнейший поэтов судия,
Их мать, их первая наставница - природа.
Предстань перед лицо ея
В честь солнцева торжественного всхода,
Когда умытая душистою росой
Является со всей роскошной красотой
Бессмертно-юная природа,
Или в тот час, когда и ночь и тишина
Ленивым сном смыкает смертных очи:
Природа лишь под кровом ночи,
Как непорочная, прекрасная жена,
Любимцу тайные красы разоблачает.
Пусть гений твой природу вопрошает;
И если ты достойный неофит,
Она к тебе заговорит
Своим простым, но черни непонятным,
Красноречивейшим для сердца языком;
И если в сердце он откликнется твоем
Глубоким трепетом, душе поэта внятным;
И если по тебе внезапно пробежит
Священный холод исступленья,
И дух твой закипит
Живою жаждой песнопенья, -
Рукою смелою коснися струн немых:
Они огнем души зажгутся,
Заговорят, и от перстов твоих
Живые песни разольются.
1824
{* И. И. Дмитриев многие целые пьесы уничтожил в последнем издании
своих стихотворений.}
Любовью пламенной отечество любя,
Всё в жертву он принес российскому народу:
Богатство, счастье, мать, жену, детей, свободу
И самого себя!..
1826 (?)
ТРОИЦА НА МАСЛЕНОЙ НЕДЕЛЕ {*}
На масленой неделе
В смиренный угол мой влетели
Три красоты,
Прелестные, как сестры Феба!
И чем-то неземным дышали их черты;
Над головами их играло пламя неба.
Одна - душой лица, могуществом очей
Не говоря, для сердца говорила
Сильнее всех речей!
Другая - лишь вступила,
И я узнал тебя, владычица сердец,
Тебя, прекрасная царица русской сцены!
А третья дочерью казалась Мельпомены,
И обвивал чело ей Талии венец;
Веселый ум сверкал из быстрых взоров,
&n 
| |
| Просмотров: 556 | Рейтинг: 0.0/0 |
| Всего комментариев: 0 | |
Жанры