Гнедич Николай Иванович - Стихотворения

fy">  

  

  Простое, внушенное сердцем одним;

  

   Мой голос, как жизни я кончу теченье,

  

  

  Хоть в памяти друга да будет храним,

  

   1810

  

  

  

  

  ОТВЕТ

   НА ПОСЛАНИЕ ГР. Д. И. ХВОСТОВА, НАПЕЧАТАННОЕ 1810 ГОДА

  

   Мне можно ли, Хвостов, любовью льститься муз?

  

   Мне можно ли вступать с бессмертными в союз,

  

   Когда и смертных дев пленить я не умею?

  

   И дурен я, и хвор, и денег не имею.

  

   Но если б я расцвел и к чуду стал богат -

  

   Парнасских дев дары земные не прельстят:

  

   Они красавицы не нынешнего века,

  

   Они всегда глядят на душу человека;

  

   И если чистая души в нем глубина

  

   Священным от небес огнем озарена,

  

   Коль дух в нем пламенный, восторгом окрыленный,

  

   И к небу звездному парит неутомленный

  

   И погружается бестрепетный во ад, -

  

   Сей смертный чистых дев везде преклонит взгляд.

  

   И рыбарь, даром сим ущедренный от неба,

  

   У хладных вод Невы пленил и муз и Феба.

  

   Мне, изволением всеправящих богов,

  

   Не суждено в удел сих выспренних даров.

  

   Мой дух лишь воспален любовию к наукам,

  

   К священной истине, златыя лиры к звукам;

  

   И счастлив, чувствуя волшебну сладость их.

  

   Они отрада мне в прискорбных днях моих:

  

   Восторженной душой при гласе лир священных

  

   Живой я восхожу на пир богов блаженных!

  

   Хвалюсь сим счастием, но в нем весь мой удел

  

   И перейти его напрасно б я хотел;

  

   А кто, горя одним честолюбивым жаром,

  

   Дерзает, Фебовым его считая даром,

  

   Идти поэтам вслед - стремится тот всегда

  

   По славным их следам искать себе стыда.

  

   Но ты, о ревностный поклонник Аполлона,

  

   Стремись, Хвостов, им вслед к вершинам Геликона,

  

   Куда наш невский бард, Державин, как орел,

  

   Чрез многотрудный путь столь быстро прелетел.

  

   Я ж, тихомолком жизнь неведому свершая

  

   И древнего певца глас робко повторяя,

  

   Ни славы не добьюсь, ни денег не сберу

  

   И, вопреки тебе, с стихами весь умру.

  

   Нет, нет, я не хочу быть мучеником славы,

  

   И все твои, Хвостов, советы как ни правы,

  

   Слепому Плутусу я также не слуга: {*}

  

   Давно он чести враг, а честь мне дорога.

  

   Нет, лучше темною пойду своей стезею,

  

   Хоть с сумкой за плечьми, но с чистою душою.

  

   Когда же парки мне прядут с кострицей нить,

  

   Ее терпением я стану золотить,

  

   И, злобный рок поправ, без страха и без стона

  

   Увижу дикий брег скупого Ахерона!

  

   Дотоле ж об одном молю моих пенат:

  

   Да в свежести мой ум и здравие хранят,

  

   И в дни, как сердце мне кровь хладная обляжет,

  

   Как старость мрачная мои все чувства свяжет,

  

   Да боги мне тогда велят оставить мир,

  

   Чтоб боле я не жил бесчувствен к гласу лир.

  

   1810 (?)

  

   {* В послании сочинитель шутя предлагал мне войти в откупы.}

  

  

  

  

  ГРАФУ***

   КОТОРЫЙ, ВОСХИЩАЯСЬ ИГРОЮ ТРАГИЧЕСКОЙ АКТРИСЫ СЕМЕНОВОЙ,

  

  

  ГОВОРИЛ МНЕ, ЧТО САМ АПОЛЛОН УЧИТ ЕЁ

  

   Известно, граф, что вам приятель Аполлон.

  

  

   Но если этот небожитель

  

   (Знать, есть и у богов тщеславие свое)

  

  

   Шепнул вам, будто он

  

  

   Семеновой учитель,

  

   Не верьте, граф, ему: спросите у нее.

  

   1810 (?)

  

  

  

   ПОДРАЖАНИЕ ГОРАЦИЮ

  

  

  

  

  

   Musis amicus. {*} Кн. I, од. XXVI

  

  

  

  

  А. Н. О.

  

  

  Питомец пиерид - и суеты и горе

  

  

  Я ветрам отдаю, да их поглотит море!

  

  

  

  И, чужд мирских цепей,

  

  

  

  В моей свободной доле

  

  

  

  Я не страшусь царей,

  

  

  

  Дрожащих на престоле;

  

  

  Но Дия чту и муз и Фебовых жрецов.

  

  

  О веселящаясь на высоте холмов

  

  

   Или в тени долин пространных,

  

  

   Где сребреный шумит поток,

  

  

   Нарви цветов благоуханных

  

  

  И свей, пи_е_рида, достойному венок.

  

  

  Незвучен песней глас, тобой не вдохновенных;

  

  

  Коснися ж струн моих волшебной ты рукой

  

  

  И мужа возвеличь бессмертною хвалой,

  

  

  Достойного тебя и сестр твоих священных.

  

  

  1812

  

  

  {* Друг муз (латинск.). - Ред.}

  

  

  

  

  ЦИКЛОП

  

  ФЕОКРИТОВА ИДИЛЛИЯ, ПРИНОРОВЛЕННАЯ Б НАШИМ НРАВАМ

  

  

  

   Предисловие

  Переводчик эклог Виргилиевых и идиллий Феокритовых, в Москве напечатанных, страдания от любви Феокритова Циклопа так описывает:

  

   Цвет юности алой угас, и кудри не вьются. И прибавляет: "от горести вянет лицо и кудри не вьются". Стих сей, незнакомый Феокриту, знаком каждому русскому, он из песни. Не знаю, кто как другой, а я думаю, что переводчику хотелось Циклопа сицилийского сделать московским. Эта благородная смелость мне очень полюбилась, я, подражая московскому переводчику, отложил старинные предрассудки, что в перезоде древних должно рабски сохранять физиономию и характер, - оставил такое мнение писателям малодушным, пустился по следам московского переводчика и, смею сказать, был счастливее его. Мой Циклоп есть житель петербургский: физиономия его моим читателям должна быть знакома. Об достоинстве перевода, об стихах моих ни слова. Хвалить самому себя в предисловии, писанном от имени издателя, оставляю Делилю и гр. Хвостову. Хотя, впрочем, для такого предисловия и толь низких похвал и предлагал мне свои услуги некто г. Батюшков, но я очень рад, что предисловие его ко времени издания труда моего не готово, или в самом деле от неумения написать его достойно, как он сам сознавался, или от зависти к новым успехам музы моей. Желаю ему от зависти лопнуть, а читателю веселиться.

  

   Ах, тошно, о Батюшков, жить на свете влюбленным!

  

  Микстуры, тинктуры врачей - ничто не поможет;

  

  Одно утешенье в любви нам - песни и музы;

  

  Утешно в окошко глядеть и песни мурлыкать!

  

  Ты сам, о мой друг, давно знаком с сей утехой;

  

  Ты бросил давно лекарей и к музам прибегнул.

  

   К ним, к ним прибегал Полифем, Циклоп стародавний,

  

  Как сделался болен любовью к младой Галатее.

  

  Был молод и весел циклоп, и вдруг захирел он:

  

  И мрачен, и бледен, и худ, бороды он не бреет,

  

  На кудри бумажек не ставит, волос не помадит;

  

  Забыл, горемычный, и церковь, к обедне не ходит.

  

  По целым неделям сидит в неметеной квартире,

  

  Сидит и в окошко глядит на народ православный;

  

  То ахнет, то охнет, бедняга, и всё понапрасну;

  

  Но стало полегче на сердце, как к музам прибегнул.

  

  Вот раз, у окошка присев и на улицу смотря,

  

  И к_о_ рту приставив ладонь, затянул он унывно

  

  На голос раскатистый "Чем я тебя огорчила?":

  

  "Ах, чем огорчил я тебя, прекрасная нимфа?

  

  О ты, что барашков нежней, резвее козленков,

  

  Белее и слаще млек_а_, но горше полыни!..

  

  Ты ходишь у окон моих, а ко мне не заглянешь;

  

  Лишь зазришь меня, и бежишь, как теленок от волка.

  

  Когда на гостином дворе покупала ты веер,

  

  Тебя я узрел, побледнел, полюбил, о богиня!

  

  С тех пор я не ем и не сплю я, а ты и не тужишь;

  

  Мне плач, тебе смех!.. Но я знаю, сударыня, знаю,

  

  Что н_е_мил тебе мой наморщенный лоб одноглазый.

  

  Но кто же богаче меня? Пью всякий день кофе,

  

  Табак я с алоем курю, ем щи не пустые;

  

  Квартира моя, погляди ты, как полная чаша!

  

  Есть кошка и моська, часы боевые с кукушкой,

  

  Хотя поизломанный стол, но красного древа,

  

  И зеркало, рот хоть кривит, но зато в три аршина.

  

  А кто на волынке, как я, припевая, играет?

  

  Тебя я, пастушка, пою и в полдень и в полночь,

  

  Тебя, мой ангел, пою на заре с петухами!

  

  Приди, Галатея, тебя угощу я на славу!

  

  На Красный Кабак на лихом мы поедем есть вафли;

  

  Ты станешь там в хоре плясать невинных пастушек;

  

  Я, трубку куря, на ваш хор погляжу с пастухами

  

  Иль с ними и сам я вступлю в состязанье на дудках,

  

  А ты победителя будешь увенчивать вафлей!

  

  Но если, о нимфа, тебе моя рожа противна,

  

  Приди и, в печке моей схватив головешку,

  

  Ты выжги, злодейка, мой глаз, как сердце мне выжгла!..

  

   О циклоп, циклоп, куда твой рассудок девался?

  

  Опомнись, умойся, надень хоть сюртук, и завейся,

  

  И, выйдя на Невский проспект, пройдись по бульвару,

  

  Три раза кругом обернися и дунь против ветра,

  

  И имя навеки забудешь суровой пастушки.

  

  Мой прадед, полтавский циклоп, похитил у Пана

  

  Сей верный рецепт от любви для всех земнородных".

  

   Так пел горемычный циклоп; и, встав, приоделся,

  

  И, выйдя на Невский проспект, по бульвару прошелся,

  

  Три раза кругом обернулся и н_а_ ветер дунул,

  

  И имя забыл навсегда суровой пастушки.

  

   О Батюшков! станем и мы, если нужда случится,

  

  Себя от любви исцелять рецептом циклопа.

  

  1813

  

  

  

   СЕТОВАНИЕ ФЕТИДЫ

  

  

  

   НА ГРОБЕ АХИЛЛЕСА

  

  

   Увы мне, богине, рожденной к бедам!

  

  

  И матери в грусти, навек безотрадной!

  

  

  Зачем не осталась, не внемля сестрам,

  

  

  Счастливою девой в пучине я хладной?

  

  

  Зачем меня избрал супругой герой?

  

  

  Зачем не судила Пелею судьбина

  

  

  Связать свою долю со смертной женой?..

  

  

   Увы, я родила единого сына!

  

  

  При мне возрастал он, любимец богов,

  

  

  Как пышное древо, долин украшенье,

  

  

  Очей моих радость, души наслажденье,

  

  

  Надежда ахеян, гроза их врагов!

  

  

  И сына такого, Геллады героя,

  

  

  Создателя славы ахейских мужей,

  

  

  Увы, не узрела притекшего с боя,

  

  

  К груди не прижала отрады моей!

  

  

  Младой и прекрасный троян победитель

  

  

  Презренным убийцею в Трое сражен!

  

  

  Делами - богов изумивший воитель,

  

  

  Как смертный ничтожный, землей поглощен!

  

  

   Зевес, где обет твой? Ты клялся главою,

  

  

  Что славой, как боги, бессмертен Пелид;

  

  

  Но рать еще зрела пылавшую Трою,

  

  

  И Трои рушитель был ратью забыт!

  

  

  Из гроба был должен подняться он мертвый,

  

  

  Чтоб чести для праха у греков просить;

  

  

  Но чтоб их принудить почтить его жертвой,

  

  

  Был должен, Зевес, ты природу смутить;

  

  

  И сам, ужасая ахеян народы,

  

  

  Сном мертвым сковал ты им быстрые воды. {*}

  

  

   Отчизне пожертвовав жизнью младой,

  

  

  Что добыл у греков их первый герой?

  

  

  При жизни обиды, по смерти забвенье!

  

  

  Что ж божие слово? одно ли прельщенье?

  

  

  Не раз прорекал ты, бессмертных отец:

  

  

  "Героев бессмертьем певцы облекают".

  

  

  Но два уже века свой круг совершают,

  

  

  И где предреченный Ахиллу певец?

  

  

  Увы, о Кронид, прельщены мы тобою!

  

  

  Мой сын злополучный, мой милый Ахилл,

  

  

  Своей за отчизну сложённой главою

  

  

  Лишь гроб себе темный в пустыне купил!

  

  

  Но если обеты и Зевс нарушает,

  

  

  Кому тогда верить, в кого уповать?

  

  

  И если Ахилл, как Ферсит, погибает,

  

  

  Что слава? Кто будет мечты сей искать?

  

  

  Ничтожно геройство, труды и деянья,

  

  

  Ничтожна и к чести и к славе любовь,

  

  

  Когда ни от смертных им нет воздаянья,

  

  

  Ниже от святых, правосудных богов.

  

  

   Так, сын мой, оставлен, забвен ты богами!

  

  

  И памяти ждать ли от хладных людей?

  

  

  Твой гроб на чужбине, изрытый веками,

  

  

  Забудется скоро, сровнявшись с землей!

  

  

  И ты, моей грусти свидетель унылой,

  

  

  О ульм, при гробнице взлелеянный мной,

  

  

  Иссохнешь и ты над сыновней могилой;

  

  

  Одна я останусь с бессмертной тоской!..

  

  

  О, сжалься хоть ты, о земля, надо мною!

  

  

  И если не можешь мне жизни прервать,

  

  

  Сырая земля, расступись под живою,

  

  

  И к сыну в могилу прийми ты и мать!

  

  

  1815

  {* Безветрие, долго удерживавшее греков от отплытия в домы, истолковано было Калхасом-жрецом как посланное Зевесом, гневным на греков, медливших воздать Ахиллесу честь закланием на гробе его Поликсены, честь, которой он, являлся из гроба грозною тенью, себе требовал.}

  

  

  

  

  НОВОСТИ

  

   - Что нового у нас? - "Открыта тьма чудес;

  

   Близ Колы был Сатурн, за Колой Геркулес,

  

  

  

  Гора Атлас в Сибири!

  

   Чему ж смеешься ты?.. И музы и Парнас -

  

   Всё было в древности на полюсе у нас.

  

   Гиперборейцы мы, - нас кто умнее в мире!..

  

   Пиндар учился петь у русских ямщиков!..

  

   Гомер дикарь, и груб размер его стихов...

  

   И нам ли подражать их лирам, петь их складом?..

  

  

   У русских балалайка есть!..

  

   И русские должны, их рода помня честь,

  

   Под балалайки петь гиперборейским ладом!

  

   Вот наши новости..."

  

  

  

  

   - Ты, друг мой, дурно спал

  

   И въяве говоришь, что говорил ты в бреде.

  

   "Божуся, автор сам нам это всё читал!"

  

   - Где, в желтом доме? - "Нет, в приятельской беседе".

  

   1815-1816 (?)

  

  

  

  

  К МОРФЕЮ

  

  

  

  Увы! ты изменил мне,

  

  

  

   Нескромный друг, Морфей!

  

  

  

  Один ты был свидетель

  

  

  

   Моих сокрытых чувств,

  

  

  

  И вздохов одиноких,

  

  

  

   И тайных сердца дум.

  

  

  

  Зачем же, как предатель,

  

  

  

   В видении ночном

  

  

  

  Святую тайну сердца

  

  

  

   Безмолвно ты открыл?

  

  

  

  Зачем, меня явивши

  

  

  

   Красавице в мечтах,

  

  

  

  Безмолвными устами

  

  

  

   Принудил всё сказать?

  

  

  

  О, будь же, бог жестокий!

  

  

  

   Взаимно справедлив:

  

  

  

  Открой и мне взаимно

  

  

  

   В безмолвии, во сне,

  

  

  

  О тайных чувствах сердца,

  

  

  

   Сокрытых для меня.

  

  

  

  О! дай мне образ милый

  

  

  

   Хоть в призраке узреть,

  

  

  

  И, пылкими устами

  

  

  

   Прильнув к ее руке...

  

  

  

  Когда увижу розы

  

  

  

   На девственном челе,

  

  

  

  Когда услышу трепет

  

  

  

   Счастливой красоты, -

  

  

  

  Довольно - всё открыто,

  

  

  

   И сердцу дан ответ!

  

  

  

  Довольно - и, счастливец,

  

  

  

   Я богу сей мечты

  

  

  

  И жертвы благовонны

  

  

  

   И пурпурные маки

  

  

  

  С Авророй принесу!

  

  

  

  1816

  

  

  

  

  ПЕРСТЕНЬ

  

  

  О перстень, часто на руках

  

   Увянувшей любви блестящая примета,

  

   Или залог надежд, лелеемых в сердцах, -

  

   Что скажешь на руке ты у меня, поэта?

  

   Ни слова, никому, как дружбы знак простой.

  

  

  

  Но, перстень золотой!

  

  

  О милый дар волшебницы мне милой!

  

   Ей - выскажи ты всё, тверди ей про меня,

  

  

  

  И будь с сего же дня

  

   Мой талисман над ней с неотразимой силой,

  

  

  

  Но талисман лишь для меня.

  

   1817

  

  

  

  

  К ***

  

   ТРЕБОВАВШЕЙ ЭКЗЕМПЛЯРА СОЧИНЕНИЙ БАТЮШКОВА

  

  

  Как? Вы хотите знать, что грации внушали

  

  

   Любимцу аонид?

  

  

  Ужель они вам сами не сказали?

  

  

   Нет тайн между харит.

  

   1817 (?)

  

  

  

   К ПРОВИДЕНИЮ

  

  

  Пред богом милости я сердце обнажил:

  

  

   Он призрел на мое крушенье;

  

  

  Уврачевал мой дух и сердце укрепил;

  

  

   Несчастных любит провиденье.

  

  

  Уже я слышал крик враждебных мне сердец:

  

  

   Погибни он во мраке гроба!

  

  

  Но милосердый бог воззвал мне как отец:

  

  

   "Хвала тебе презренных злоба!

  

  

  Друзья твои - льстецы, коварство - их язык,

  

  

   Обман невинности смиренной;

  

  

  Тот, с кем ты хлеб делил, бежит продать твой лик,

  

  

   Его коварством очерненной.

  

  

  Но за тебя на них восстановлю я суд

  

  

   Необольстимого потомства;

  

  

  И на челе своем злодеи не сотрут

  

  

   Печати черной вероломства".

  

  

  Я сердце чистое, как жертву для небес,

  

  

   Хранил любви в груди суровой;

  

  

  И за годы тоски, страдания и слез

  

  

   Я ждал любви, как жизни новой;

  

  

  И что ж? произнося обет ее святой,

  

  

   Коварно в грудь мне нож вонзали;

  

  

  И, оттолкнув ме