| Главная » Книги |
Глинка Федор Николаевич - Карелия, или заточение Марфы Иоанновны Романовой, Страница 4
Глинка Федор Николаевич - Карелия, или заточение Марфы Иоанновны Романовойsp;
Взлетает жавронок высоко,
И от черемух аромат
Лиется долго и далеко...
И в тайне диких сих лесов
Живут малиновки семьями:
В тиши бестенных вечеров
Луга, и бор, и дичь бугров
Полны кругом их голосами,
Поют... поют... поют оне
И только с утром замолкают;
Знать, в песне высказать желают,
Что в теплой видели стране,
Где часто провождали зимы;
Или предчувствием томимы,
Что скоро из лесов густых
Дохнет, как смерть неотвратимый,
От беломорских стран пустых
Губитель роскоши и цвета.
Он вмиг, как недуг, все сожмет,
И часто в самой неге лета
Природа смолкнет и замрет!
По Суне плыли наши челны,
Под нами стлались небеса,
И опрокинулися в волны
Уединенные леса.
Спокойно все на влаге светлой,
Была окрестность в тишине,
И ясно на глубоком дне
Песок виднелся разноцветный.
И за грядою серых скал
Прибрежных нив желтело злато,
И с сенокосов ароматом
Я в летней роскоши дышал.
Но что шумит?.. В пустыне шепот
Растет, растет, звучит, и вдруг
Как будто конной рати топот
Дивит и ужасает слух!
Гул, стук!.. Знать, где-то строят грады!
Свист, визг!.. Знать, целый лес пилят!
Кружатся, блещут звезд громады,
И вихри влажные летят
Холодной, стекловидной пыли.
Кивач! Кивач!.. Ответствуй, ты ли?..
И выслал бурю он в ответ!..
Кипя над четырьмя скалами,
Он с незапамятных нам лет,
Могучий исполин, валами
Катит жемчуг и серебро;
Когда ж хрустальное ребро
Пронзится горними лучами.
Чудесной радуги цветы
Его опутают, как ленты;
Его зубристые хребты
Блестят - пустыни монументы.
Таков Кивач, таков он днем!
Но под зарею летней ночи
Вдвойне любуются им очи:
Как будто хочет небо в нем
На тысячи небес дробиться,
Чтоб после снова целым слиться
Внизу, на зеркале реки...
Тут буду я! Тут, жизнь, теки!..
О счастье жизни сей волнистой!
Где ты - в чертоге ль богача,
В обетах роскоши нечистой,
Или в Карелии лесистой
Под вечным шумом Кивача?.."
. . . . . . . . . . . . . .
Так он рассказывал. Ему
Внимала матерь Михаила,
С ним рассуждала, говорила,
Дивясь порой его уму,
Его судьбине... Ей желалось
Узнать, как он владел собой
И как держал духовный бой,
И что в пустыне с ним сбывалось?
И на вопрос: "Покинув свет,
Не знал ли грусти сокровенной?"
Он дал неясный ей ответ.
Вот сей ответ необъясненный
(А что хотел он в нем сказать,
Могу ли я истолковать?):
"На дальнем Севере есть птица.
Она, как слышно, иногда
Перелетает и сюда.
Как мысль, как пылкая зарница,
Она мелькает по лесам.
Ее, как сон, я видел сам.
Грудь - яхонт, и лазурны крылы
Отливом золота горят;
Напев и длинный, и унылый,
И сладостный, как первый взгляд
На жениха стыдливой девы.
Какие звуки!.. Те напевы
Так очаровывают нас,
Когда их слышим в первый раз!..
Заман души, так в душу льются!
Чудесным счастьем и тоской
Все струны сердца потрясутся
И растревожится покой,
Как только песню ту услышишь:
Едва живешь, с боязнью дышишь!..
И время нет... Исчезла даль!..
Как прах, как дым, земное мчится,
И мчится все с ним, что печаль.
Душа, юнея, веселится,
Как после недугов дитя,
Куда-то все летя, летя...
Но из карельцев чудной птицы
Еще никто сей не видал.
Пусть ставят сети и пленицы!
Кто б был он, чтоб ее поймал?
Ее не видят здешних взоры,
Но мне порой видна она,
И с ней мне милы эти горы
И эта дикая страна!.."
ЧАСТЬ ТРЕТЬЯ
Кто всходит резво на крыльцо
И в терем? В тереме ей рады:
Вот новое для нас лицо!
На ней карельские наряды.
То девушка в семнадцать лет,
То Маша, дочка Никанора!
Она умна, добра и скоро
Нашла и милость и привет,
И ей оказывали ласки
И для нее и за отца.
А паша Маша знала сказки!
Она у сельского чтеца
Училась многому, читала,
Наслушалась от стариков;
Да уж и свет таки видала:
На Шунге в ярмарку бывала,
На лове чолмужских сигов {30},
Была на берегах Неглинки
И воду, верно, там пила {31},
И по изгибам Лососинки {32}
До Машеозера дошла,
И там в монастыре была {33},
За здравье части вынимала
От человеческих грехов.
...Ив поминальник записала
Свою родню. Там, в житии
И в старописьменном сказаньи,
Узнала, как гласят преданьи,
Что лик пречестный Илии
Пророка - а отколь, не знаем! -
Плыл, плыл и стал. И уважаем
Он там от русских и лопян,
Сей лик с какой-то грозной славой!
Святый пророк казнит обман,
И горе, кто с душой лукавой
Придет с поклоном и свечей:
Сожжет огонь его очей!..
Теперь, разграбленный Литвою,
Давно уж пуст, зарос травою
Старинный этот монастырь,
И Машеозеро - пустырь!
Однако ж есть в народе слухи,
Что там не пусто!.. В тех горах
Живут селениями духи.
Точь-в-точь как мы! В больших домах,
Лишь треугольником их кровли;
Они охотники до ловли,
И все у них как и у нас:
Есть чернь и титул благородных,
Судьи, расправы и приказ.
Но нет балов, торговок модных,
Карет, визитов, суеты
И бестолкового круженья;
Нет мотовства и разоренья -
Так, стало, нет и нищеты!
Счет, вес и мера без обмана,
И у судейского кафтана
У них не делают кармана.
Я не могу уверить вас,
Имеют ли они Парнас,
Собранья авторов и залы
Для чтения. - "А есть журналы?"
Нет-с! Ну, и ссоры меньше там:
Литературные нахалы
Не назовут по именам
И по отечествам, чтоб гласно,
Под видом критики ругать:
То с здравым смыслом несогласно!
И где, кто б мог закон сыскать.
Который бы людей уволил
От уз приличия? И им,
Как будто должное, дозволил
По личным прихотям своим,
Порою ж и по ссоре личной,
Кричать, писать, ругать публично?..
Зато уж в обществе духов -
Вон там, на тех скалах огромных -
Все так приязненны! Так скромны!..
Подчас им... бедным, очень душно!
И если станет уж и скучно
Смотреть на Глупости земных,
На наши шашни и проказы,
То псов с собой четвероглазых {34} -
И в лес! И вот, лесов чесных
Принявши образ, часто странный -
То выше ели, великаны,
То наравне, в траве, с травой! -
Проказят, резвятся, хохочут,
Зовут, обходят и морочат...
Иди к ним с умной головой,
Начитанный теорик, - что же?
Тебе ученость не поможет.
Ты говоришь: все глушь да мрак.
А духи шепчут: "Ты дурак!
Сюда, мудрец, вот омут грязный!.."
Не так ли иногда приказный,
Раскинув практику свою,
Из справки в справку ходит, ходит
И часто в бестолочь заводит
И толковитого судью?..
Но мы о Маше говорили
И, бедную, совсем забыли!
А Маша в стороне своей
Умом и разумом блистала,
Про Киев и Москву слыхала,
И - уж зато и слава ей! -
Бывала даже на Олонце,
Дивилась башням и стенам {35}
И книги покупала там:
Она купила книжку с солнцем,
А около него, в лучах,
Все цифры, цифры... Что-то важно!
То солнце держит на плечах
Какой-то бородач отважно!
И подпись значит: "Книжка ся
Гадальная!" От Соломона
Начало мудрости ея!
Она читала про Сампсона
(Силач, вертел он всех и всё).
А этот лист? Тут колесо,
Оно в ходу... И человеки -
По их одежде как узнать:
То немцы, русские иль греки?
И видно, одному всползать
Наверх так весело, так сладко...
Но колесо в ходу и гладко:
Скользнул - и торчмя головой!
Внизу: бунтующее море,
На нем корабль в бою с волной -
Все в буре, в суматохе, в споре...
А тут, пониже этой при,
Каких-то двое под картиной
Из мыла дуют пузыри -
И выпускают их пречинно!..
И что ж в заглавии листа?
"Бедный, бедный человек!
Суетится целый век!
Счастия сыскать желает,
А того не постигает,
Что судьба им управляет!.."
Не правда ли: ведь мысль проста?
И справедлива, воля ваша!
Итак... Итак, карелка наша
Рассказы сказочных затей
И про дела богатырей
В семьях читает рыбарей,
Когда зимою вьюга взвеет
И все замрет и побелеет...
В избе бревенчатой, большой.
До половины задымленной,
Где лавки, сеть, ведро с ковшом,
В углу же, древностью почтенной, -
Карельский Спас, - она была
Отрадой для толпы брадатой:
Все цепенели - лишь брала
Запас из кузова богатый...
То сказки!.. Сказки про Илью,
Про витязя Иеруслана
И про царевича Ивана.
И библиотеку свою
Она прекрасно сберегала.
Какая роскошь в ней блистала!
Картинки... Что ваш Уткин! - в них
Все лица - точно наши маски!..
Но тешили людей простых
Для глаз ударистые {36} краски
И позолота по местам.
Теперь рассказывает Маша
Все больше про свою страну,
И говорила дева наша
Про то, что было в старину:
Про озеро свое Онегу
И про карельца Заонегу.
И кто же был он? - Богатырь!
И славный!.. Он, с дубиной, смелый,
Берег карельские пределы
И славил свой лесной пустырь...
Грустна затворница, скучает;
А Маша весело сидит
И про Карелу говорит.
Она преважно уверяет,
Что есть у них водяники,
Воздушники и лесовые.
Их часто видят старики
Или видали в дни былые -
И в этой мнимой пустоте
Все полно. Духи и лесами,
И на воздушной высоте
Владеют, славясь чудесами!..
Так нам карелка говорит
И многое в пример приводит:
По берегам озер нас водит
И молча замечать велит
За молчаливыми горами.
"А больше, - говорит она, -
Дела творятся вечерами!.."
Пускай все станет тишина
И к островам причалят соймы,
Туман постелется холстом,
И рыба к берегу хвостом {37},
И засинеются, как коймы,
Онеги гладкой берега, -
Тогда в поля! Тогда в луга!
И, познакомившись с лесами,
Мы кой-кого увидим сами,
Хоть их и трудно подсмотреть!..
| |
| Просмотров: 400 | Рейтинг: 0.0/0 |
| Всего комментариев: 0 | |
Жанры