Байрон Джордж Гордон - Еврейские мелодии

  

  

   Предислов³е Ев. Дегена

   Байронъ. Библ³отека великихъ писателей подъ ред. С. А. Венгерова. Т. 1, 1904.

   OCR Бычков М. Н.

  

   Она идетъ въ красѣ своей, перев. Д. Михаловскаго

   На арфѣ священной монарха пѣвца, перев. О. Чюминой

   О, если тамъ за небесами, перев. Д. Михаловскаго

   Газель, перев. А. Плещеева

   О, плачьте, перев. Д. Михаловскаго

   На берегахъ ²ордана, перев. Д. Михаловскаго

   Дочь ²ефѳая, перев. Павла Козлова

   Скончалася она.... перев. Д. Михаловскаго

   Душа моя мрачна, перев. М. Лермонтова

   Ты плакала, перев. Д. Михаловскаго

   Ты кончилъ жизни путь, перев. А. Плѳщеева

   Саулъ, перев. Д. Михаловскаго

   Пѣснь Саула передъ боемъ, перев. Павла Козлова

   Все суета, сказалъ учитель, перев. Д. Михаловскаго

   Когда нашъ прахъ оледенѣетъ, перев. Д. Михаловскаго

   Видѣн³е Вальтасара, перев. О. Чюминой

   Солнце неспящихъ, перев. гр. Алексѣя Толстого

   Будь я сердцемъ коваренъ, какъ ты говорилъ, перев. Н. Минскаго

   Плачъ Ирода о Мар³амнѣ, перев. О. Чюминой

   На разорен³е ²ерусалима Титомъ, перев. А. Майкова

   У водъ Вавилонскихъ, печалью томима, перев. А. Плещеева

   Поражен³е Сенахерима, перев. гр. Алексѣя Толстого

   Мнѣ призракъ явился, перев. Н. Гербеля

  

   Осенью 1814 г. лордъ Байронъ познакомился черезъ посредство общихъ друзей съ композиторомъ Исаакомъ Натаномъ (Nathan), даровитость котораго вызвала къ нему расположен³е знаменитаго уже тогда поэта. Слава Байрона на родинѣ тогда, какъ и послѣ, состояла изъ слѣдующихъ элементовъ: восторженное признан³е со стороны немногочисленныхъ друзей, успѣхъ среди анонимной массы читателей, охотно раскупавшихъ его поэмы, ворчливая и придирчивая критика присяжныхъ журнальныхъ зоиловъ, и наконецъ репутац³я безнравственнаго кутилы и опаснаго донжуана, привлекавшая ему эпидемическое поклонен³е свѣтскихъ лэди и суровое осужден³е остальной части чопорнаго англ³йскаго общества. Высокомѣрное презрѣн³е поэта къ своимъ глупымъ, а въ большинствѣ случаевъ и лицемѣрнымъ врагамъ и непрошеннымъ поклонницамъ окрашивалось часто въ безпощадную мизантроп³ю, которой онъ любилъ давать подкладку философскаго пессимизма. Однако это не мѣшало ему испытывать искреннюю и теплую симпат³ю ко всѣмъ скромнымъ, простымъ душамъ, вступавшимъ безъ предвзятой идеи въ сферу притяжен³я его обаятельной личности. Къ такимъ именно безпритязательнымъ симпатизирующимъ натурамъ принадлежалъ Исаакъ Натанъ, которому къ тому же, какъ еврею, были чужды англ³йск³я традиц³онныя представлен³я о нравственномъ поведен³и, требующ³я соблюден³я формъ, а не духа общепризнанныхъ законовъ нравственности. Словомъ, между Байрономъ и Натаномъ установилась, если не дружба - размѣры ихъ личности были слишкомъ несходны для этого,- то во всякомъ случаѣ расположен³е со стороны поэта, поклонен³е и преданность со стороны музыканта. Предложен³е Натана сочинить текстъ для романсовъ, для которыхъ онъ написалъ бы музыку, было принято Байрономъ, и въ январѣ 1815 г. вся сер³я "Еврейскихъ мелод³й", вдохновившихъ впослѣдств³и столько другихъ выдающихся композиторовъ, была готова къ печати.

   Мысль эксплуатировать библейскую поэз³ю внушена была Байрону, конечно, нац³ональностью композитора. Востокъ вообще привлекалъ поэтовъ той эпохи, какъ романтическая страна яркой и красивой жизни въ противоположность сѣрой прозѣ окружающей дѣйствительности. Но въ данномъ случаѣ рѣшающимъ моментомъ несомнѣнно являлось близкое знакомство Байрона съ Библ³ей и любовь его къ ней, какъ поэтическому памятнику. Первое знакомство Байрона съ Библ³ей относится къ раннему дѣтству: няня его, Мэй Грей, укладывая его спать, пѣла ему пѣсни, разсказывала сказки и легенды, а также заставляла его повторять за ней псалмы; въ числѣ первыхъ вещей, которыя онъ зналъ наизусть, были 1-й и 23-й псалмы. Въ письмѣ 1821 г. изъ Итал³и онъ просилъ своего друга Муррэя прислать ему Библ³ю. "Не забудьте этого,- прибавляетъ онъ,- потому что я усердный читатель и почитатель этихъ книгъ; я ихъ прочелъ отъ доски до доски, когда мнѣ еще не было восьми лѣтъ,- т. е. я говорю о Ветхомъ Завѣтѣ, ибо Новый Завѣтъ производилъ на меня впечатлѣн³е заданнаго урока, а Ветх³й доставлялъ только удовольств³е". На послѣднемъ этапѣ жизненнаго пути поэта, въ Миссолонги, Библ³я всегда лежала на его столѣ. Сотрудникъ его по греческой экспедиц³и, д-ръ Кэннеди, убѣжденный п³этистъ, стремивш³йся обратить къ религ³и великую, но заблудшую душу Байрона, часто бесѣдовалъ съ нимъ о Библ³и, но поэта и тогда привлекала больше художественная сторона священныхъ книгъ. "Я помню,- разсказываетъ одинъ изъ свидѣтелей этихъ бесѣдъ, Финлей,- онъ (Байронъ) спросилъ доктора (Кэннеди), вѣритъ ли тотъ въ привидѣн³я, прочелъ разсказъ о появлен³и духа Самуила передъ Сауломъ и сказалъ, что это одно изъ самыхъ величественныхъ мѣстъ Писан³я; дѣйствительно, какъ уже часто было отмѣчено, мало кто былъ болѣе начитанъ въ священныхъ книгахъ (чѣмъ Байронъ), и я слышалъ отъ него, что очень рѣдк³й день проходитъ, чтобы онъ не прочелъ ту или другую главу изъ маленькой карманной Библ³и", которая всегда была при немъ. Разсказъ объ Аэндорской волшебницѣ (1-я кн. Царствъ, гл. XXVIII), конечно, заслуживаетъ вышеприведенный отзывъ, а отзывъ этотъ въ свою очередь показываетъ, какъ тонко умѣлъ Байронъ цѣнить строгую и безыскусственную простоту литературныхъ средствъ такой отдаленной эпохи. Мы имѣемъ въ данномъ случаѣ весьма любопытный примѣръ того, что критическое чутье Байрона порой превосходило его собственную силу поэтической реализац³и. Одно изъ стихотворен³й, входящихъ въ циклъ "Еврейскихъ мелод³й", подъ заглав³емъ "Саулъ" является переложен³емъ упомянутаго мѣста Библ³и, и надо сказать, что при всей звучности Байроновскихъ стиховъ, при всей картинности его образовъ онъ здѣсь далеко не достигъ красоты источника. Появлен³е тѣни Самуила описывается у него слишкомъ пространно и эффектно, въ соотвѣтств³и съ распространеннымъ тогда вкусомъ къ загробнымъ ужасамъ: "Земля разверзлась; онъ стоялъ въ центрѣ облака; свѣтъ измѣнилъ свой оттѣнокъ, исходя изъ его савана. Въ его пристальныхъ глазахъ сквозила смерть. Его руки поблекли, его жилы изсохли; его ноги сверкали костлявой бѣлизной, тощ³я, лишенныя мускуловъ и обнаженныя, какъ у скелета. Изъ его неподвижныхъ губъ, изъ его бездыханной грудной клѣтки исходили глух³е звуки, какъ вѣтеръ изъ пещеры. Саулъ увидѣлъ и упалъ на землю, какъ падаетъ дубъ, сраженный ударомъ грома". Бъ Библ³и, какъ извѣстно, Саулъ не видитъ Самуила и только слышитъ его голосъ: "И увидѣла женщина Самуила, и громко вскрикнула... и сказалъ ей царь: не бойся; что ты видишь? И отвѣчала женщина: вижу какъ бы Бога, выходящаго изъ земли.- Какой онъ видомъ?- спросилъ у нея Саулъ. Она сказала: выходитъ изъ земли мужъ престарѣлый, одѣтый въ длинную одежду. Тогда узналъ Саулъ, что это Самуилъ, и палъ лицомъ на землю и поклонился." Также романтизованъ другой библейск³й мотивъ о "Дочери ²ефѳая" (Кн. Суд., гл. XI). Это вообще одно изъ слабѣйшихъ стихотворен³й всего цикла, и мы упоминаемъ о немъ лишь для характеристики поэтическихъ пр³емовъ Байрона въ данный пер³одъ. Стихотворен³е Байрона кончается словами дѣвушки къ отцу: "Пусть память обо мнѣ будетъ твоей славой, и не забудь, что я улыбалась, умирая!" Насколько проще и трогательнѣе говоритъ она въ Библ³и: "Сдѣлай мнѣ только вотъ что: отпусти меня на два мѣсяца; я пойду, взойду на горы и оплачу дѣвство мое съ подругами моими".

   Таковы стихотворен³я, въ которыхъ Байронъ стремился объективно поэтизировать литературный матер³алъ, заимствованный изъ Библ³и. Въ нихъ видно его мастерство, но не видно того высокаго лиризма, который дѣлаетъ его ген³альнымъ поэтомъ всегда, когда затронуто лично имъ пережитое чувство. Гораздо ярче поэтому проявился талантъ Байрона тамъ, гдѣ онъ пользуется не эпическими, а лирическими мотивами изъ "Псалмовъ", "Экклез³аста" или "Книги ²ова". Особенно близко къ образу мыслей и привычному настроен³ю автора подходятъ пессимистическ³я изречен³я Экклез³аста о "суетѣ суетъ". Въ стихотворен³и на эту тему онъ съумѣлъ сохранить вѣрность духу (если не буквѣ) подлинника и вмѣстѣ съ тѣмъ дать выражен³е собственному разочарован³ю въ земныхъ благахъ и радостяхъ.

   Но далеко не всегда поэтъ придерживается опредѣленнаго библейскаго текста, и мног³я изъ лучшихъ "Еврейскихъ мелод³й" носятъ только легк³й восточный колоритъ, а въ сущности представляютъ совершенно оригинальныя по содержан³ю и по формѣ произведен³я. Къ этому числу принадлежатъ всѣ тѣ стихотворен³я, въ которыхъ оплакивается печальная судьба избраннаго народа послѣ плѣнен³я и разселен³я по чужимъ землямъ. Въ нихъ отражается присущее постоянно Байрону сочувств³е угнетеннымъ народамъ, и ихъ можно сопоставить съ лучшими мѣстами его поэмъ, посвященными порабощенной Итал³и и Грец³и. Глубоко прочувствованный мрачный лиризмъ здѣсь соединяется съ необыкновенно выразительными и яркими образами, напоминающими "Плачъ ²ерем³и". Недаромъ поэты другихъ народовъ, огорченные утратой родины, находили въ этихъ стихотворен³яхъ отзвукъ своимъ чувствамъ и перекладывали ихъ на свой языкъ въ примѣнен³и къ своему отечеству. Такъ напр. заключительные стихи прекрасной элег³и "О, плачьте о тѣхъ": "У дикаго голубя есть гнѣздо, у лисицы нора, у людей родина, у Израиля только могила", почти дословно переведены Зигмунтомъ Красинскимъ съ замѣной Израиля полякомъ ¹). Къ той же категор³и стихотворен³й, имѣющихъ лишь весьма отдаленную связь съ библейскимъ текстомъ, надо отнести и наиболѣе популярное у насъ, вслѣдств³е перевода Лермонтова, стихотворен³е "Душа моя мрачна*. Относительно него Натанъ разсказываетъ въ своихъ воспоминан³яхъ анекдотъ, повторяемый за нимъ всѣми б³ографами великаго поэта, будто бы Байронъ написалъ эти два восьмистиш³я однимъ почеркомъ пера, какъ бы въ порывѣ безум³я, желая посмѣяться надъ ходившей въ обществѣ сплетней, что онъ дѣйствительно одержимъ душевнымъ недугомъ. Едва ли однако этотъ фактъ, если онъ въ дѣйствительности и имѣлъ мѣсто, правильно понятъ очевидцемъ, потому что стихотворен³е это само по себѣ не заключаетъ ничего безумнаго, и если Байронъ и написалъ его въ связи со слухами объ его сумашеств³и, то развѣ только съ цѣлью доказать какъ разъ обратное,- что такую вещь не можетъ создать помѣшанный. Какъ бы то ни было, стихи эти, несомнѣнно, съ особенной яркостью отражаютъ душевное состоян³е автора. Это не объективное воспроизведен³е психолог³и фиктивнаго ³удейскаго царя, а болѣзненный лирическ³й порывъ, лишь слегка прикрытый экзотической фабулой, напоминающей игру Давида передъ Сауломъ, и въ этой субъективности заключается весьма любопытный психологическ³й документъ, цѣнный для б³ограф³и поэта.

   Kaźdy ptach ma swoje gniazdo,

   Kaźdy robak swoją brylę,

   Kaźdy człowiek ma cjezyznę,

   Tylko Polak ma mogiłę.

  

   Дѣло въ томъ, что "Еврейск³я мелод³и" писались въ пер³одъ времени, предшествующ³й свадьбѣ Байрона, когда онъ старался увѣрить себя и другихъ, что онъ поставилъ крестъ на прошломъ, что онъ счастливъ или по крайней мѣрѣ спокоенъ, уравновѣшенъ и способенъ свѣтло смотрѣть въ будущее. И вдругъ такой отчаянный вопль души: "Я хочу плакать, иначе это отягченное сердце разорвется*. Откуда такая подавленность?... Полгода тому назадъ поэтъ забросилъ свой дневникъ, оканчивающ³йся цитатой изъ "Короля Лира": "Шутъ, я съ ума сойду!" Общественныя и личныя дѣла одинаково плохи и наводятъ только на мрачныя мысли. Во Франц³и возстановлены Бурбоны: "Повѣсьте же философ³ю!" - цитируетъ Байронъ опять Шекспира. Въ личной жизни никакой отрады: "Въ двадцать пять лѣтъ, когда лучшая часть жизни минула, хочется быть чѣмъ-нибудь; а что я такое? Человѣкъ двадцати пяти лѣтъ и нѣсколькихъ мѣсяцевъ - и больше ничего. Что я видѣлъ? Тѣхъ же самыхъ людей по всему свѣту - ахъ, и женщинъ къ тому же". Въ прошломъ у него нѣтъ ничего - настолько ничего, что онъ не хочетъ возвращаться къ своимъ воспоминан³ямъ, "какъ песъ на свою блевотину" (еще реминисценц³я изъ Библ³и). Впереди ему улыбается "сонъ безъ сновъ" (еще отзвукъ Шекспира). Старая и несчастная любовь его къ Мэри Чевортъ еще не пережита: она несчастна замужемъ, пишетъ ему дружеск³я письма, съ грустью и сожалѣн³емъ вспоминаетъ о прошедшихъ дняхъ, "счастливѣйшихъ въ ея жизни". Онъ глубоко страдаетъ, старается забыться въ кутежахъ среди веселыхъ гулякъ и доступныхъ подругъ, но еще больше ухудшаетъ состоян³е своей души. Имъ овладѣваетъ желан³е прибѣгнуть къ героическому средству для излѣчен³я: "Я исправлюсь, я женюсь,- если только кто-нибудь захочетъ взять меня". Черезъ нѣсколько мѣсяцевъ его будущая жена, Аннабелла Мильбанкъ, не отказалась его взять, и онъ добросовѣстно старается быть достойнымъ ея совершенствъ и быть счастливымъ тѣмъ счастьемъ, которое ему даруютъ. Намѣрен³я у него прекрасныя и плоть тверда, но духъ немощенъ. Старыя разочарован³я отравляютъ новую надежду, старая любовь обезцвѣчиваетъ новую любовь. Въ позднѣйшей своей поэмѣ "Сонъ" онъ утверждаетъ, что даже когда онъ стоялъ передъ алтаремъ рядомъ съ прелестной невѣстой, въ его мысленныхъ взорахъ пронеслась картина послѣдняго, печальнаго свидан³я съ другой дѣвушкой,- пронеслась и исчезла, и онъ стоялъ, спокойный и безпечный, произносилъ положенные обѣты, но не слышалъ собственныхъ словъ, и всѣ предметы кружились вокругъ него..." Вотъ онъ уже счастливый супругъ, и всѣ считаютъ его таковымъ, да и онъ самъ готовъ вѣрить въ свое возрожден³е, но чуткое сердце женщины не могло обмануться: лэди Байронъ съ замѣчательной прозорливостью угадывала, что ея мужъ не пр³обрѣлъ покоя своей мятежной душѣ. "Я помню,- говоритъ Байронъ въ недавно опубликованныхъ сполна "Отрывочныхъ мысляхъ" {Цитируемъ по книгѣ проф. Алексѣя Н. Веселовскаго "Байронъ" М. 1902.}, - какъ, проведя въ обществѣ цѣлый часъ въ необычайной, искренней, можно даже сказать блестящей веселости, я сказалъ женѣ:- меня называютъ меланхоликомъ, даже злоупотребляютъ этимъ назван³емъ, - ты видишь сама, Bell, какъ часто это оказывается несправедливымъ.- Нѣтъ, Байронъ, - отвѣчала она, - это не такъ; въ глубинѣ сердца ты - печальнѣйш³й изъ людей, даже въ тѣ минуты, когда кажешься самымъ веселымъ..." Очевидно, "душа его была мрачна" хронически, даже въ промежутокъ времени между успѣшнымъ предложен³емъ и свадьбой, и если онъ на людяхъ старался замаскировать свою мрачность манерами свѣтскаго человѣка, то въ моментъ творчества онъ не въ силахъ былъ лгать себѣ и изливалъ свою душу подъ прозрачною фикц³ей израильскаго мудреца или царя.

   Впрочемъ, онъ не всегда прибѣгалъ и къ этому пр³ему. Въ числѣ "Еврейскихъ мелод³й* есть нѣсколько такихъ, въ которыхъ при другомъ сосѣдствѣ никто не могъ бы усмотрѣть ничего восточнаго или библейскаго: это субъективная лирика чистѣйшей воды, и основной тонъ ея все тотъ же безпросвѣтно меланхолическ³й. Таково необыкновенное по простотѣ и искренности небольшое стихотворен³е "Солнце безсонныхъ", обработанное для музыки многими композиторами: все уже пережито, но и воспоминан³я о прошломъ только мерцають безсильными лучами, какъ меланхолическая звѣзда, а грѣть не могутъ.

   Изъ любовныхъ стихотворен³й, вошедшихъ въ циклъ "Еврейскихъ мелод³й", нѣтъ ни одного, которое было бы навѣяно наивной страстностью "Пѣсни пѣсенъ", и всѣ они носятъ чисто сѣверный, меланхолическ³й характеръ, воплощая также несомнѣнно пережитые авторомъ моменты. Одно только, открывающее весь циклъ ("Она шла въ своей красѣ"), по отсутств³ю тяжелаго раздумья, рѣзко отличается отъ всѣхъ дальнѣйшихъ стихотворен³й, несмотря на свое изящество и богатство образовъ; впрочемъ, оно и было присоединено къ остальнымъ лишь впослѣдств³и, и очевидно не слито съ ними единствомъ настроен³я. Зато другое ("О, похищенная во цвѣтѣ красоты"), обращенное къ неизвѣстной умершей дѣвушкѣ, вполнѣ поддерживаетъ господствующ³й тонъ безнадежной грусти: на безвременную могилу, у журчащаго потока, печаль часто будетъ приходить, чтобы склониться изнеможенной головой и напоить свои тяжелыя мысли грезами; все прошло, - слезами не возвратить невозвратнаго, но это утѣшен³е не осушаетъ ни одной слезы...

   Таковъ составъ разбираемой группы стихотворен³й. Приступивъ къ ней чисто внѣшнимъ образомъ, какъ къ заданной темѣ, поэтъ недолго выдержалъ роль объективнаго виртуоза, а вложилъ тотчасъ же въ свой урокъ дорог³я мысли и выстраданныя чувства. Это обезпечиваетъ "Еврейскимъ мелод³ямъ" почетное мѣсто среди прочихъ лирическихъ произведен³й Байрона, а слѣдовательно и во всем³рной поэз³и.

  

  

  

   Нижеслѣдующ³я стихотворен³я были написаны по просьбѣ моего друга, Дугласа Кинэрда, для Сборника Еврейскихъ Мелод³й. Они напечатаны вмѣстѣ съ музыкой, на которую положены гг. Брэгэмомъ и Натаномъ.

         Январь 1815.

  

                   I.

         ОНА ИДЕТЪ ВЪ КРАСѢ СВОЕЙ.

             (She walks in beaute).

  

         Она идетъ въ красѣ своей,

         Какъ ночь, горящая звѣздами,

         И въ глубинѣ ея очей

         Тьма перемѣшана съ лучами,

         Преображаясь въ нѣжный свѣтъ,

         Какого въ днѣ роскошномъ нѣтъ.

  

         И много грац³и своей

         Краса бы эта потеряла,

         Когда бы тьмы подбавить къ ней,

         Когда бъ луча недоставало,

         Въ чертахъ и ясныхъ и живыхъ,

  

         Подъ черной тѣнью косъ густыхъ.

         И щеки рдѣютъ и горятъ,

         Уста манятъ улыбкой нѣжной,

         Черты такъ ясно говорятъ,

         О жизни свѣтлой, безмятежной,

         О мысляхъ, зрѣющихъ въ тиши,

         О непорочности души.

  

                             Д. Михаловск³й

  

                   II.

         НА АРФѢ СВЯЩЕННОЙ МОНАРХА ПѢВЦА.

             (The harp the monarch minstrel swept).

  

         На арфѣ священной монарха пѣвца

            Струна отзвучала навѣки.

         Могучею силой волнуя сердца,

         Она призывала на подвигъ борца,

            Внимали ей горы и рѣки...

  

         И звукъ ея сердцу отрадою былъ,

            Смягчалися скорбь и обида,

         И славивш³й пѣснею Господа силъ,

         Давидъ псалмопѣвецъ - затмилъ

            Царя ²удеи Давида.

  

         Властитель народа, избранникъ небесъ,

            На арфѣ онъ славилъ священной

         Красу м³розданья, величье вселенной

            И тайны Господнихъ чудесъ.

  

         Пусть звуки тѣхъ пѣсенъ давно отзвучали,

            Но вѣрою бьются сердца,

         И къ небу взывая въ тоскѣ и печали,

         Мы внемлемъ и нынѣ, какъ прежде внимали,

            Умолкнувшей арфѣ пѣвца.

                             О. Чюмина.

         

                   III.

         О, ЕСЛИ ТАМЪ ЗА НЕБЕСАМИ.

             (If that high world).

  

         О, если тамъ, за небесами,

         Душа хранитъ свою любовь,

         И если съ милыми сердцами

         За гробомъ встрѣтимся мы вновь -

         То какъ манитъ тотъ м³ръ безвѣстный,

         Какъ сладко смерти сномъ заснуть,

         Оставить горе въ поднебесной

         И въ вѣчномъ свѣтѣ потонуть!

         Не за себя мы, умирая,

         У края пропасти дрожимъ

         И, къ цѣпи жизни припадая,

         Звеномъ послѣднимъ дорожимъ.

         О, буду счастливъ я мечтою,

         Что, вѣчной жизн³ю дыша,

         Въ безсмерт³и съ моей душою

         Сольется милая душа!

                       Д. Михаловск³й.

  

                IV.

             ГА3ЕЛЬ.

             (The wild gazelle).

  

         Газель, свободна и легка,

         Бѣжитъ въ горахъ родного края,

         Изъ водъ любого родника

         Въ дубравахъ жажду утоляя.

         Газели быстръ и свѣтелъ взглядъ;

         Не знаетъ бѣгъ ея преградъ.

  

         Но станъ С³она дочерей,

         Что въ тѣхъ горахъ когда-то пѣли,

         Еще воздушнѣй и стройнѣй;

         Быстрѣй глаза ихъ глазъ газели.

         Ихъ нѣтъ! Все такъ же кедръ шумитъ,

         А ихъ напѣвъ ужъ не звучитъ!

  

         И вы - краса родныхъ полей -

         Въ ихъ почву вросш³я корнями,

         О, пальмы,- участью своей

         Гордиться можно вамъ предъ нами!

         Васъ на чужбину перенесть

         Нельзя: вы тамъ не стали-бъ цвѣсть.

  

         Подобны блеклымъ мы листамъ,

         Далеко бурей унесеннымъ...

         И гдѣ отцы почили - тамъ

         Не опочить намъ утомленнымъ...

         Разрушенъ храмъ; Солима тронъ

         Врагомъ поруганъ, сокрушенъ!

                             А. Плещеевъ.

  

                   V.

             О, ПЛАЧЬТЕ...

             (Oh! weep for those).

  

         О, плачьте о тѣхъ, что у рѣкъ вавилонскихъ рыдали,

         Чей храмъ опустѣлъ, чья отчизна - лишь греза въ печали;

         О, плачьте о томъ, что ²удова арфа разбилась,

         Въ обители Бога безбожныхъ орда поселилась!

         Гдѣ ноги, покрытыя кровью, Израиль омоетъ?

         Когда его снова С³онская пѣснь успокоитъ?

         Когда его сердце, изнывшее въ скорби и мукахъ,

         Опять возликуетъ при этихъ божественныхъ звукахъ?

         О, племя скитальцевъ, народъ съ удрученной душою!

         Когда ты уйдешь отъ позорной неволи къ покою?

         У горлицъ есть гнѣзда, лисицу нора пр³ютила,

         У всѣхъ есть отчизна, тебѣ же пр³ютъ - лишь могила...

                                       Д. Михаловск³й.

  

  

                   VI.

             НА БЕРЕГАХЪ ²ОРДАНА.

             (On Iordans banks).

  

         У водъ ²ордана верблюды Арав³и бродятъ,

         Лукавому чтитель его на Синаѣ кадитъ,

         На кручи Синая Ваалу молиться приходятъ;

             Ты видишь, о Боже,- и громъ твой молчитъ!

  

         Тамъ, тамъ, гдѣ на камнѣ десница твоя начертала

         Законъ, гдѣ Ты тѣнью Своею народу с³ялъ

         И риза изъ пламени славу Твою прикрывала,

             Тотъ мертвъ, кто бъ Тебя Самого увидалъ.

  

         Сверкни своимъ взглядомъ разящимъ изъ тучи громовой,

         Не дай попирать Твою землю свирѣпымъ врагамъ;

         Пусть выронитъ мечъ свой изъ длани властитель суровый;

             Доколь будетъ пустъ и покинутъ Твой храмъ?

                                       Д. Михаловск³й.

  

                   VII.

             ДОЧЬ IЕФѲАЯ.

             (Iepha's Daughter).

  

         Если смерть юной дѣвы нужна,

         Чтобъ отчизна была спасена

         Отъ войны, отъ неволи, отъ бѣдъ...

         Мой отецъ! свой исполни обѣтъ!..

  

         Но, отецъ! кровь моя такъ чиста,

         Какъ минуты послѣдней мечта;

         О, открой мнѣ объятья свои

         И предъ смерт³ю дочь осѣни!

  

         Я свою ужъ забыла печаль,

         Съ жизнью мнѣ разставаться не жаль,

         И, убитой любимой рукой,

         Будетъ милъ мнѣ могильный покой.

  

         И хоть плачетъ Солимъ за меня,

         Не смущайся, будь твердый судья!

         Чтобъ отчизна не знала цѣпей,

         Не жалѣю я жизни своей.

  

         Но, когда кровь застынетъ моя,

         И въ груди ужъ не будетъ огня,

         Вспоминай иногда, мой отецъ,

         Что съ улыбкой мной встрѣченъ конецъ!

                             Павелъ Козловъ.

  

  

                   VIII.

             СКОНЧАЛАСЯ ОНА...