| Главная » Книги |
Глинка Федор Николаевич - Карелия, или заточение Марфы Иоанновны Романовой, Страница 2
Глинка Федор Николаевич - Карелия, или заточение Марфы Иоанновны Романовойtify">
Внимала повесть про Христа.
С святою радостью Едема,
В своем радушии простом,
От бедных ясель Вифлеема
Она следила за Христом
В его изгнаньи к пальмам Нила;
И скоро дева затвердила
Дела, места и имена...
Бывало, кроткая, она,
Любовью к Господу сгорая,
Казалась ангелом из рая:
Сидела, слушала... уста
Порой, в забвеньи, раскрывала:
О многом высказать желала
И... имя сладкое Христа
Одно с любовью повторяла!..
То вдруг - с вопросами ко мне,
И любопытством вся пылала...
Так дева, в дальней стороне
Тоскуя, в сиротстве унылом,
От путника, наедине,
Душою ловит весть о милом
Отцовском доме, где был рай
Златого детства. Вопрошает:
"Что наш ручей?.. Что милый край?.
Что рощи?.." Все припоминает,
О всем спросить, узнать желает,
И все в ней жизнь, все говорит...
Но вдруг затихнет - и мечтает,
Как белый истукан, стоит
И, слушая, без слов, пленяет!..
Так в храмах на холсте внимает
Младая Лазаря сестра
Благому Господу - Мария!..
Так часто с девой вечера
Мы проводили неземные:
Летели райские часы!..
Когда ж из роз и перламутра
На нас звезда блистала утра
И Лейлы мягкие власы
С любовью веял ветер ранний, -
Мы, в облаке благоуханий,
Рука с рукой, с душой душа
Молились молча, чуть дыша,
Я счастлив был; моя турчанка
За мной с покорностию шла,
И уж давно, давно была
Умом и сердцем - христианка!
Узнал отец... В семействе плач,
Зовут меня, ее приводят,
Родные с шумным гневом входят:
Отец - уж не отец, палач!
Беснуясь, саблею кривою
С проклятьем в воздухе чертит,
И чалмоносцев ряд стоит,
Склонясь к коленам головою,
Кричат: "Пророк! Коран! Алла!"
На Сына Божьего хула
В устах, от злобы опененных,
Гремит, и изувер-мулла
Их подстрекает, распаленных...
И вот уж рвут с себя чалмы!
И вот уж руки на кинжалах!
Кипят, как гроздий сок в пиалах...
И пред них предстали мы.
Они замолкли, мы молчали,
Друг другу руки пожимали:
Ничто не ужасало нас.
И вот отца дрожащий глас:
"Позор великому пророку!
О Лейла! Лейла! Ты мне дочь!
Была мне дочерью!.. Но року
Свою явить угодно мочь
И, заклеймив печатью срама,
Тебя от светлости ислама
Отбросить в гибельную ночь...
Но что, и как? За что карая,
Мое дитя влекут из рая,
Из жизни в смерть, на стыд, на смех?
Нет, нет! Быть может..." Тут на всех
Взглянул он смутными очами,
Притиснул дочь, ее слезами
Любви воскресшей омочил -
Мне, признаюсь, он жалок был! -
И, зарыдав: "О Лейла, Лейла!
Ты так душой чиста была
И к вере... Что ж ты побледнела?
Молва, быть может, солгала?.."
Но Лейла руку подняла
И - молча раз перекрестилась... {14}
Я пробудился в кандалах,
В темнице где-то, смрадной, душной;
Я вспоминал в больных мечтах
Тот миг, тот крест великодушный...
Я помнил сабли страшный мах,
Порыв родительского гнева...
И обезглавленная дева
Лежала на моих руках...
Но что потом и что со мною?
Расстался ль с жизнью я земною,
Еще дышал иль не дышал?..
Я ничего не понимал...
. . . . . . . . . . . . . .
. . . . . . . . . . . . . .
Я заживо в оковах тлел,
И скоро иною овладел
Какой-то недуг: ноги, руки
Хладели, и, полумертвец,
Я забывал и жизнь и муки
И думал, что всему конец:
Уж все во мне оледенело,
По жилам гасло и пустело...
Но голова была полна
И сердце ярко пламенело.
Непробужденный и без сна,
Мои болезненные очи
Я закрывал иль открывал,
Все предо мной пылал, пылал
Огонь. Толпы, ряды видений -
Каких?.. Отколь?.. Не знаю сам, -
Всегда являлися очам:
Мне мнилось, сладко где-то пели,
И, от румяной высоты,
В оттенках радужных цветы
Душисты сыпались; яснели
Гряды летящих облаков;
Какая-то страна и воды:
Сребро, хрусталь в шелку брегов!
Лазурно-купольные своды
И воздух сладкий, как любовь,
И ясный, как святое чувство
Самодовольственной души...
И к той таинственной тиши
Земное не дошло искусство.
Но он прекрасен был, тот мир,
Как с златом смешанный эфир.
Ни лиц, ни образов, ни теней
В том мире света я не зрел;
Но слышал много слов и пений,
Но мало что уразумел...
Однако ж я не прилепился
К сим дивам. Я душой стремился
К чему-то... сам не знал... к земле.
И вот однажды, как в стекле,
Нарисовалася мне живо
Дикообразная страна:
В ней пусто, пусто, молчаливо!
Уединенная, полна
Была высокими горами;
Ее колючие леса
Торчали дико над буграми,
И над большими озерами,
Как дым, висели небеса...
И некий глас мне рек с приветом:
"Там! Там!.." И ярким, ярким светом
Я весь был облит. "Где ж конец?..
Когда, - сказал я, - заточенье
Минует?.." И... я впал в забвенье..."
ЧАСТЬ ВТОРАЯ
Над Выгом зарево горит!
То, знать, пожар?.. Иль блеск зарницы?
Подъедем ближе - все шумит.
Там плавят медь, варганят крицы {15};
И горен день, и ночь кипит;
И мех вздувает надувальный;
И, раз под раз подъемлясь в лад,
Стучит и бьет за млатом млат
По ребрам звонкой наковальни...
Там много их... То кузнецы,
Потомки белоглазой чуди {16}.
Они не злобны - эти люди,
Великорослые жильцы
Пустынь, Европе неизвестных;
Они, в своих ущельях тесных,
Умеют жить своим трудом:
И сыродутный горн поставить
И добытую руду сплавить...
Но не спознаться б им с судом!
Об них не знают на Олонце {17}:
Чтоб не нашли, скрыть стук и клич.
Не беспокойтесь! В вашу дичь
Едва заходят день и солнце!
Однако ж звонкий свой товар,
Добытый в долгие досуги,
Они отвозят на базар,
Лесным путем, к погостам Шунги:
Там ярмарка. Там все пестро
И все живет: там торг богатый
Берет уклад за серебро;
И мчит туда олень рогатый
Лапландца, с ношею мехов;
На ленты, зеркальны, монисты
У жен лесных кареляков
Меняют жемчуг их зернистый
Новогородцы-торгаши;
И в их лубочны шалаши
Несут и выдру, и куницу,
И черно-бурую лисицу.
И хвалятся промеж собой
Карельцы ловкою борьбой
(Как некогда Мстислав с Редедей).
И пляска дикая медведей
Мила для их простой души:
Так все идет у них в глуши!..
Туда к знакомым забегает
Наш добродушный Никанор,
Берет винтовку и топор
И что-то в лыжах поправляет.
Куда ж помчится он отсель?
Ему везде простор и гладко:
Под сосной ждет его постель,
Но на душе тепло и сладко -
Он дело доброе творит:
Он послан!.. Вот он и, со мхами,
С древами, с ветрами, с звездами
Советуясь, бежит, бежит
И думает про Годунова
И про Романовых... За них,
Вздохнув, помолится - и снова
Бежит... Но вот не так уж тих,
Не так уж темен лес смолистый:
Людские слышны голоса,
Вдали темнеет полоса,
Над нею вьется дым струистый,
Кресты и церкви... В добрый час!
Беги на Русь, в свой путь далекой!
Нас ждет наш терем одинокой
И недоконченный рассказ
Тулвоозерского монаха:
Полны надежды мы и страха...
Как странно жизнь его текла!
Мне то молва передала:
Он знал любовь, мечты и славу,
Желаний прелесть и отраву...
Он видел мир, боренье зла
И битвы дерзкого порока
С смиренной правдой. Но была
Его душа превыше рока.
И пусть земные, как рабы,
Влачили радостно оковы
Земной униженной судьбы, -
Он сердцем кроткий, но суровый
К лукавым прелестям забав,
К затеям суеты ничтожной,
Давно с очей своих сорвав
Повязку, он узрел сей ложный,
Сей странный, коловратный свет,
Где с самых давних, давних лет
Все та же, в разных лицах, повесть!..
Он не хотел души губить;
Лукавства враг, свою он совесть
Берег, как шелковую нить -
Путеводительницу. Что же?
Он был страстнее и моложе,
Но меж людьми все одинок.
И, возвышаясь силой воли,
Глядел, как в душной их юдоли
Играл слепой - слепцами - рок,
Казнитель, им от Бога данный...
Но, житель сих пустынь случайный,
Он гнев на слабых укротил
И за людей уже молил,
И высшие познал он тайны...
Так говорили про него.
Но мы послушаем его.
В Кареле рано над лесами
Сребро и бисеры блестят,
И с желтым златом, полосами,
Оттенки алые горят,
И тихо озера лежат
На рудяных своих постелях {18}.
Уж сосны золотятся днем,
И с красногрудым снегирем
Клесты кричат на острых елях...
Но пусто все на сих брегах,
И грустно в пасмурном затворе!..
Одна, одна!.. О разговоре
Былом мечтает... Где ж монах?
Он обещал прийти!.. - Придет!*.
Он здесь... вздохнул и помолился,
И взор от грусти прояснился,
И он о прежнем речь ведет:
"Не помню, долго ль я был болен...
Но раз... - на мне уж нет желез! -
Мне говорят: "Иди: ты волен!"
Под вышиной родных небес
Стоял я долго, как бездушный...
Ах! Кто неволю испытал,
Кто знал затвор неводи душный, -
Как жадно воздух он глотал,
Как порывался разделиться -
Рассыпаться... чтоб вдруг с землей
И с воздухом, с водами слиться -
И все с собою слить!.. Что с ней,
С душою делалось моей,
Когда тепло и блеск эфира
И голос из живого мира
Ко мне, воскресшему, дошли?
Я мыслил, я дышал, как новый...
Кипел, шумел народ торговый,
И мчались в пристань корабли,
Но человек - таков с природы! -
Привыкнет скоро ко всему,
И даже к прелестям свободы!..
Зачем подробно все, к чему
Рассказывать: как, что там было?..
Мне стало душно и уныло...
Отца, родных я потерял -
И скоро одинок стоял,
Как запоздалый в поле колос!
Притом - то было ль дум игрой? -
Мне где-то слышался порой
Таинственный, отзывный голос..."
Что в вас, родные небеса?
Как трудно расставаться с вами!
Но уж полнеют паруса,
И флаг играет с облаками,
И Смирна ниже, ниже... и -
В зеленой влаге потонула...
На чьих глазах роса блеснула?
Но очи он отер свои -
Ему понравилося море
И увлекательная даль:
| |
| Просмотров: 364 | Рейтинг: 0.0/0 |
| Всего комментариев: 0 | |
Жанры