bsp; Их кудри упали развитые в беспорядке на груди,
Их персты по лирам не движутся, голос в устах исчезает!
Амура забыли печальные, с цепью цветочною скрылся
Он в диком кустарнике, слезы катятся по длинным ресницам,
Забросил он лук и в молчаньи стрелу об колено ломает;
Мохнатой ногой растоптал свирель семиствольную бог Пан.
Венчан осокою ручей убежал от повергнутой урны,
Где Бахус на тигре, с толпою вакханок и древним Силеном,
Иссечен на мраморе - тина льется из мраморной урны,
И на руку нимфа склонясь, печально плескает струею!
Державин умер! чуть факел погасший дымится, о Пушкин!
О Пушкин, нет уж великого! Музы над прахом рыдают!
Веселье в Олимпе, Вулкан хромоногий подносит бессмертным
Амврозию, нектар подносит Зевесов прелестный любимец.
И каждый бессмертный вкушает с амврозией сладостный нектар,
И, отворотись, улыбается Марсу Венера. И вижу
В восторге я вас, полубоги России. Шумящей толпою,
На копья склонясь, ожиданье на челах, в безмолвьи стоите.
И вот повернул седовласый Хрон часы, пресекли
Суровые парки священную нить - и восхитил к Олимпу
Святого певца Аполлон при сладостной песни бессмертных:
"Державин, Державин! хвала возвышенным поэтам! восстаньте,
Бессмертные, угостите бессмертного; юная Геба,
Омой его очи водою кастальскою! вы, о хариты,
Кружитесь, пляшите под лиру Державина! Долго не зрели
Небесные утешенья земли и Олимпа, святого пиита".
И Пиндар узнал себе равного, Флакк - философа-брата,
И Анакреон нацедил ему в кубок пылающий нектар.
Веселье в Олимпе! Державин поет героев России.
Державин умер! чуть факел погасший дымится, о Пушкин!
О Пушкин, нет уж великого! Музы над прахом рыдают.
Вот прах вещуна, вот лира висит на ветвях кипариса,
При самом рожденьи певец получил ее в дар от Эрмия.
Сам Эрмий уперся ногой натянуть на круг черепахи
Гремящие струны - и только в часы небесных восторгов
Державин дерзал рассыпать по ней окрыленные персты.
Кто ж ныне посмеет владеть его громкою лирой? Кто, Пушкин!
Кто пламенный, избранный Зевсом еще в колыбели, счастливец
В порыве прекрасной души ее свежим венком увенчает?
Молися каменам! и я за друга молю вас, камены!
Любите младого певца, охраняйте невинное сердце,
Зажгите возвышенный ум, окрыляйте юные п_е_рсты!
Но и в старости грустной пускай он приятно на лире,
Гремящей сперва, ударяя, - уснет с исчезающим звоном!
Июль 1816
25. ПЕРЕМЕНЧИВОСТЬ
(К Платону)
Все изменилось, Платон, под скипетром старого Хрона:
Нет просвещенных Афин, Спарты следов не найдешь,
Боги покинули греков, греки забыли свободу,
И униженный раб топчет могилу твою!
1816
26. НА СМЕРТЬ КУЧЕРА АГАФОНА
Ни рыжая брада, ни радость старых лет,
Ни дряхлая твоя супруга,
Ни кони не спасли от тяжкого недуга...
И Агафона нет!
Потух, как от копыт огонь во мраке ночи,
Как ржанье звучное усталого коня!..
О, небо! со слезой к тебе подъемлю очи
И, бренный, не могу не вопросить тебя:
Ужель не вечно нам вожжами править можно
И счастие в вине напрасно находить?
Иль лучшим кучерам жить в мире лучшем должно.
А нам с худыми быть!..
Увы! не будешь ты потряхивать вожжею;
Не будешь лошадей бить плетию своею;
И, усом шевеля, по-русски их бранить;
Уже не станешь ты и по воду ходить!
Глас молодецкий не прольется,
И путник от тебя уж не зажмет ушей,
И при сияньи фонарей
Уж глас форейтора тебе не отзовется,
И ах! Кузьминишна сквозь слез не улыбнется!
Умолкло все с тобой! Кухарки слезы льют,
Супруга, конюхи венки из сена вьют,
Глася отшедшему к покою:
"Когда ты умер - черт с тобою!"
Между 1814 и 1817
27. БЕДНЫЙ ДЕЛЬВИГ
Вот бедный Дельвиг здесь живет,
Не знаем суетою,
Бренчит на лире и поет
С подругою-мечтою.
Пускай невежество гремит
Над мудрою главою,
Пускай и эгоизм кричит
С фортуною слепою, -
Один он с леностью живет,
Блажен своей судьбою,
Век свой о радости поет
И незнаком с тоскою.
О счастии не говорит,
Но счастие с тобою
Живет - и будет вечно жить
И с леностью святою!
Между 1814 и 1817
28. ПОДРАЖАНИЕ 1-МУ ПСАЛМУ
Блажен, о юноша! кто, подражая мне,
Не любит рассылать себя по всем журналам,
Кто час любовников пропустит в сладком сне
И круг простых друзей предпочитает балам.
Когда неистовый влетит к нему Свистов,
Он часто по делам из комнаты выходит;
Ему ж нет времени писать дурных стихов,
Когда за книгой день, с супругой ночь проводит.
Зато, взгляните, он как дуб высок и прям.
Что вялый перед ним угодник дам и моды?
Цвет полных яблоков разлился по щекам,
Благоразумен, свеж он и в преклонны годы.
А ты, слепой глупец, иль новый философ!
О, верь мне, и в очках повеса все ж повеса.
Что будет из тебя под сединой власов,
Когда устанешь ты скакать средь экосеса?
Скажи, куда уйдешь от скуки и жены,
Жены, которая за всякую морщину
Ее румяных щек бранится на тебя? -
Пример достойнейший и дочери и сыну!
Что усладит, скажи, без веры старика?
Что память доброго в прошедшем сохранила?
Что совесть... ты молчишь! беднее червяка,
Тебе постыла жизнь, тебя страшит могила!
Между 1814 и 1817
29. В АЛЬБОМ КНЯЖНЕ ВОЛКОНСКОЙ
Сестрица! можно ли прелестную забыть?
За это Аполлон давно б мне выдрал уши;
Но красота стрелой велела прикрепить
Амуру к сердцу мне портрет моей Танюши.
Между 1814 и 1817
30. ПЕРЕВОДЧИКУ ДИОНА
Благодарю за переводы
Моих ритмических стихов!
От одного отца рожденные уроды
Ведут свой знатный род от двух теперь отцов.
Между 1814 и 1817
31. МОИ ЧЕТЫРЕ ВОЗРАСТА
(Экспромт)
Дитятей часто я сердился,
Игрушки, няньку бил;
Еще весь гнев не проходил,
Как я стыдился.
Того уж нет! и я влюбился,
Томленьем грудь полна!
Бывало, взглянет лишь Она -
И я стыдился.
Того уж нет! вот я женился
На ветреной вдове;
Гляжу - рога на голове!
Я застыдился.
Того уж нет! теперь явился
В собранье с париком.
Что ж? - громкий смех над стариком.
Тут я взбесился.
Между 1814 и 1817
32. ЛЮБОВЬ
Что есть любовь? Несвязный сон,
Сцепление очарований!
И ты в объятиях мечтаний
То издаешь унылый стон,
То дремлешь в сладком упоенье,
Кидаешь руки за мечтой
И оставляешь сновиденье
С больной, тяжелой головой.
Между 1814 и 1817
33. НАДПИСЬ К МОЕМУ ПОРТРЕТУ
Не бойся, Глазунов, ты моего портрета!
Не генеральский он, но сбудешь также с рук,
Зачем лишь говорить, что он портрет поэта!
С карикатурами продай его, мой друг.
Между 1814 и 1817
34. К А. М. Т-Й
Могу ль забыть то сладкое мгновенье,
Когда я вами жил и видел только вас,
И вальса в бешеном круженье
Завидовал свободе дерзких глаз?
Я весь тогда желал оборотиться в зренье,
Я умолял: "Постой, веселое мгновенье!
Пускай я не спущу с прекрасной вечно глаз,
Пусть так забвение крылом покроет нас!"
Между 1814 и 1817
35. БЛИЗОСТЬ ЛЮБОВНИКОВ
(Из Гете)
Блеснет заря, и все в моем мечтаньи
Лишь ты одна,
Лишь ты одна, когда поток в молчаньи
Сребрит луна.
Я зрю тебя, когда летит с дороги
И пыль, и прах
И с трепетом идет прошлец убогий
В глухих лесах.
Мне слышится твой голос несравненный
И в шуме вод;
Под вечер он к дубраве оживленной
Меня зовет.
Я близ тебя; как не была б далеко,
Ты все ж со мной.
Взошла луна. Когда б в сей тьме глубокой
Я был с тобой!
Между 1814 и 1817
36. ДОСАДА
Как песенка моя понравилась Лилете,
Она ее - ну целовать!
Эх, други! тут бы ей сказать:
"Лилета, поцелуй весь песенник в поэте!"
Между 1814 и 1817
37. К ФАНТАЗИИ
Сопутница моя златая,
Сестра крылатых снов,
Ты, свежесть в нектар изливая
На пиршестве богов,
С их древних чел свеваешь думы,
Лишаешь радость крыл.
Склонился к чаше Зевс угрюмый
И громы позабыл.
Ты предпочла меня, пиита,
Толпе других детей!
Соломой хижина покрыта,
Приют семьи моей,
Тобой, богиня, претворялась
В очарованный храм,
И у младенца разливалась
Улыбка по устам.
Ты, мотыльковыми крылами
Порхая перед ним -
То меж душистыми цветами,
То над ручьем златым, -
Его манила вверх утеса
С гранита на гранит,
Где в бездну с мрачного навеса
Седой поток шумит.
Мечтами грудь его вздымала,
И, свитые кольцом,
С чела открытого сдувала
Ты кудри ветерком.
Пусть гул катился отдаленный,
Дождь в листья ударял, -
Тобой, богиня, осененный,
Младенец засыпал.
Огни ночные, блеск зарницы,
Падущей льдины гром
Его пушистые ресницы,
Отягощенны сном,
К восторгам новым открывали
И к трепетам святым
И в мраке свода ужасали
Видением ночным.
Заря сидящего пиита
Встречала на скалах,
Цветами вешними увита
И с лирою в руках.
Тобой, богиня, вдохновенный,
С вершин горы седой
Свирели вторил отдаленной
Я песнию простой:
"Что ты, пастушка, приуныла?
Не пляшешь, не поешь?
К коленам руки опустила,
Идешь и не идешь?
Во взоре, в поступи томленье,
В ладе пылает кровь,
Ты и в тоске и в восхищенья!
Наверно, то любовь?
Но ты закрылася руками!
Мне отвечаешь: нет!
Не закрывай лица руками,
Не отвечай мне: нет!
Я слышал, Хлоя, от пастушек,
Кто в нас волнует кровь,
Я слышал, Хлоя, от пастушек
Рассказы про любовь!"
Кругом свежее разливался
Цветов пустынный дух,
И проходящий улыбался
Мне весело пастух:
"Не улыбайся, проходящий
Веселый пастушок,
Не вечно скачет говорящий
С цветами ручеек,
Взгляни на бедного Дафниса,
Он смолк и приуныл!
Несчастного забыла Ниса,
Он Нису не забыл!"
Так ты, Фантазия, учила
Ребенка воспевать,
К свирели пальцы приложила,
Велела засвистать!
Невинный счастлив был тобою,
Когда через цветы
Вела беспечною рукою
Его, играя, ты.
Как сладко спящего покрыла
В последний раз ты сном
И грудь младую освежила
Махающим крылом.
Я вскрикнул, грезой устрашенный,
Взглянул - уж ты вдали,
Летишь, где неба свод склоненный
Падет за край земли.
С тех пор ты мчишься все быстрее,
А все манишь меня!
С тех пор прелестней ты, живее,
Уныл и томен я.
Жестокая, пустыми ль снами
Ты хочешь заменить
Все, что младенчества я днями
Так мало мог ценить.
Кем ты, волшебница, явилась
Мне с утренней звездой
И, застыдившись, приклонилась,
Обвив меня рукой,
К плечу прелестными грудями?
Скажи, кто окропил
Меня горячими слезами
И, скрывшись, пробудил?
Чей это образ несравненный?
Кто та, кем я дышу?
О ней, грозою окруженный,
На древе я пишу;
Богов усердными мольбами
Ее узреть молю.
Чего не делаешь ты с нами!
Увы, и я люблю.
Между 1814 и 1817
38. БОГИНЯ ТАМ И БОГ ТЕПЕРЬ
(К Савичу)
Прозаик милый,
О Савич мой,