v align="justify"> Словно теплые слезы, ручьи потекли.
И звенят ручейки о лучах, о тепле
И о том, как светла станет жизнь на земле,
Как ворвется в окно вольный ветер степей
И растопит, как снег, он железо цепей,
И навстречу ему встрепенутся сердца,
И цветы расцветут на могиле борца.
1907
В ТУМАНЕ
Густой туман, как саван желтоватый,
Над городом повис - ни ночь, ни день!
Свет фонарей - дрожащий, красноватый -
Могильную напоминает сень.
В тумане влажном сдавленно и глухо
Звучат шаги и голоса людей,
И позади тревожно ловит ухо
Горячее дыханье лошадей.
Под инеем - ряд призраков туманных -
Стоят деревья белые в саду;
Меж призраков таких же безымянных
В толпе людей я как во сне иду.
И хочется, как тяжкий сон кошмарный,
Тумана влажный саван отряхнуть,
Чтоб сумерки сменил день лучезарный
И ясно вновь могли мы видеть путь,
1907
VAE VICTIS {*}
{* Горе побежденным (лат.).}
I
В замерзшее окно мерцает луч рассвета,
А труженик пера в безмолвье кабинета
Сидит еще, склонясь над письменным столом,
С каким-то мертвенным, измученным лицом,
Где след оставила гнетущая забота,
Ночей бессонных ряд и спешная работа.
Да, он торопится, давно за шагом шаг
Следит за ним его неумолимый враг,
И этот враг - болезнь. Вот скоро две недели,
Как он, вернувшися с печальных похорон
Товарища, едва добрался до постели.
Продрогший до костей, измучен, истомлён,
Не скоро он заснул. Пред ним мелькали дроги,
Которые с трудом тащила пара кляч
По кочкам и грязи разъезженной дороги.
Он слышал и детей осиротелых плач,
И жалобы жены, нежданно овдовевшей,
От горя и тревог внезапно постаревшей.
Давно ль была она красива, молода?
Давно ли в их кружке, товарищески шумном,
Являлася она со спором остроумным,
С веселой шуткою?.. Случалася беда -
К ней обращалися за помощью, советом,
И веяло на всех каким-то чудным светом,
Теплом и ласкою от искренних речей,
От взора мягкого больших ее очей.
Он помнит хорошо их скромные собранья,
Сужденья меткие о разных злобах дня,
Порой - горячий спор, остроты, восклицанья
И чай с закускою у яркого огня.
Хозяйка иногда садилась к фортепьяно,
Сменялись чередой Бетховен и Гуно,
И часто луч зари заглядывал в окно...
Все это вспомнил он, когда среди тумана
Стоял у свежего могильного холма.
В природе, на душе - везде царила тьма
Сырая, скорбная. Так глухо, так уныло
Звучали речи их над дорогой могилой
Товарища, под шум осеннего дождя
И ветра стон в ветвях деревьев обнаженных,
В толпе виднелося немало огорченных,
Сочувствующих лиц. Немного погодя
Все тихо разбрелись с пустевшего кладбища.
Едва к семи часам, трясясь по мостовой
На дрожках под дождем, продрогший, чуть живой
Достиг он своего невзрачного жилища.
Обрывки горьких дум кружились в голове,
Его тревожили заботы о вдове,
О детях-сиротах. Но что же будет с ними?
Зловещая нужда охватит их своими
Сетями прочными, заставит их пройти
Чрез целый ряд обид, жестоких унижений,
Тяжелого труда, бесчисленных лишений -
Всю радость бытия оставив на пути,
Всю прелесть юности с наивной чистотою...
Ужасная судьба! Его покойный друг
Трудился целый век, не покладая рук,
Заботясь о семье, но вот сломил недуг
Беднягу, - и она осталася с сумою,
На улице...
"Ну что ж? так будет и со мною", -
Он громко произнес, входя на грязный двор
И поднимался по слабо освещенной
Высокой лестнице. - Как поздно! до сих пор? -
Послышался вопрос супруги раздраженной.
- Из типографии давно рассыльный ждет,
Ты завтра обещал о выставке отчет?
"Вот в ящике... возьми. Мне нынче что-то худо".
На следующий день поднялся он с трудом:
Казалась голова налитою свинцом
И колотье в груди усилилось. Простуда
Себя давала знать... О, только бы не слечь,
Не одолел бы враг!..
II
Бледнеет пламя свеч,
Пробило пять часов... Как хочется прилечь,
Забыться!.. Но нельзя, не кончена работа,
Еще два-три листа... А завтра - день расчета.
Перо скользит порой из ослабевших рук,
Глаза слипаются под маятника стук...
Нельзя! И вновь оно мелькает по бумаге
Все торопливее, и кажется бедняге,
Что он опередил жестокого врага,
Что он уже спасен. Но радость недолга -
Недуг настиг его. Он цепкими когтями
Хватает за сердце, как молотом в виски
Стучит... и, вне себя от горя и тоски,
Охваченный его ужасными сетями,
Напрасно бьется в них измученный бедняк.
Дыханье замерло, кругом - зловещий мрак...
Ужель конец всему? Ужели нет спасенья?
И тот, кто столько лет боролся и страдал,
Трудился, веровал, надеялся и ждал -
Лежит без голоса, без мысли, без движенья!..
А если б он и встал - какое пробужденье!
Что в жизни ждет его? Как жалкий инвалид,
Больной, беспомощный и никому не нужный,
Он в битве жизненной остался безоружный
И брошен на пути. Вокруг него спешит,
Волнуяся, толпа, он слышит клич победный,
Среди людей живых какой-то тенью бледной
Он кажется себе. Друзья ушли вперед,
И слабый вопль его без отклика замрет...
Недаром он живет в том веке просвещенном,
Где - "каждый за себя" и - "горе побежденным!"
БЕСПРАВНАЯ
I
Окончился обряд блестящих похорон.
Осыпан розами, оплакан, погребен
Согласно правилам строжайшим этикета!
И вот последняя отъехала карета.
Как пели певчие! Какая масса роз!
И речь надгробную как чудно произнес
Отец архимандрит! В плерезах и вуали
Из крепа - символы наглядные печали -
Какой изящною казалася вдова.
В момент прощания с ней обморок едва
Не сделался... Когда в сопровожденьи брата
И стройного, в pince-nez {*}, с бородкой дипломата
{* Пенсне (франц.).}
Она с платком у глаз ко гробу подошла -
Шепнули многие: "Ах, как она мила
В глубоком трауре! А жизнь ее была
Нелегкою... да, да!" - и тут передавали
Друг другу шепотом подробности о том,
Что их покойный друг, к несчастию, едва ли
Способен был служить супруга образцом:
"Тут женщина одна... Он с нею был знаком
Лет шесть... Бухгалтерша иль что-то в этом роде,
Из нынешних... И он мечтал уж о разводе,
Хотел ей имя дать". - "Возможно ли? Horreur! {*}
{* Ужас! (франц.).}
Несчастная Aline. Ведь ей грозил позор!"
Но все окончилось, и масса приглашенных
"Особ" и важных дам, обрядом утомленных,
Разъехались. Ушли рабочие домой,
Поставив крест; и холм, усыпанный цветами,
Пригретый яркими весенними лучами,
С крестом, сияющим на солнце белизной,
Остался одинок. Но вот в конце аллеи
Мелькнула женщина. Минуя мавзолеи
И скромные кресты, приблизилась она,
С заплаканным лицом, измучена, бледна.
И, озираяся тревожно, боязливо,
Как робкий, загнанный собаками зверек, -
Она из-под плаща украдкою венок
Рукой дрожащею достала торопливо
И, положив его к подножию креста
Среди венков других, беззвучно зарыдала
И, зашатавшися, лицом на дерн упала.
Она не плакала, но бледные уста
Дрожали от глухих, подавленных рыданий.
Ей выплакать пришлось за эти дни страдание"
Все слезы, и теперь, увы, их больше нет!
Что было с ней, когда впервые из газет
Пришлося ей узнать о моментальной смерти
Того, кто для нее дороже жизни был!
Не может быть! На днях он был еще в концерте
С знакомою семьей, потом он заходил
К ней утром. Радуясь заранее свободе
Своей, он говорил, что просьба о разводе
Им заготовлена, и - вдруг... Не может быть!
К нему, скорей к нему! Увидеть, расспросить...
У памятного ей массивного подъезда
В ней сердце дрогнуло на миг при виде съезда
Громадного карет. Кружилась голова...
Как будто бы сквозь сон ей слышались слова:
"Скончался в эту ночь!" По лестнице, бледнея,
Спешит она, и вот пред ней лицо лакея:
"Не велено пускать!" А там, за дверью той,
Пред ней безжалостно, нахально запертой,
Ей слышался напев печальный панихиды,
И слезы жгучие страданья и обиды,
Позора хлынули потоками из глаз.
Как ей хотелося навек, в последний раз
Проститься с тем, кого безумно полюбила
Она и для кого оставила семью,
Отдав ему любовь, и честь, и жизнь свою!
Взглянуть в лицо его! И в этом даже было
Отказано. Туда идут толпы людей,
Чужих ему, и ей, одной лишь только ей
Нет места близ него, нет места между ними!
И вновь сегодня, в день печальных похорон,
С вуалью на лице, скрываясь меж колонн
На паперти, она, под взорами косыми
Лакеев и зевак, с тоской ждала конца.
Ей места не было у гроба мертвеца:
Семья покойного боялася "скандала"
И "меры" приняла... О, как она страдала!
Но все окончилось. Теперь она одна
Осталась с ним... Кругом - немая тишина,
Никто не явится, от гроба дорогого
Никто не оторвет, никто не запретит
Ей плакать! От нее ведь отняли живого,
Но мертвый - он лишь ей одной принадлежит.
II
Она слегла. Когда ж, оправясь, через силу,
Худая, слабая, пришла она могилу
Проведать - то ее едва могла она
Узнать... Решеткою резной обнесена,
Затворенной на ключ, вся мрамором обшита,
Искусственных цветов гирляндами обвита -
Она являлась ей холодною, чужой...
А как хотелось ей больною головой
Припасть на свежий дерн с рыданием, как прежде!
Все отняли у ней, не сбыться и надежде
Последней. Боже мой! Умерший иль живой -
Он им принадлежит, не ей, стыдом покрытой,
Бесправной в их глазах... О, жгучая тоска!
Она от мертвого так страшно далека,
Как этот - весь в грязи, поломанный, разбитый,
С могилы сброшенный в траву, у самых ног -
Когда-то ей самой возложенный венок!
Июнь 1887
* * *
Свободное слово, бессмертное слово,
Ты - пламенный светоч во мраке былого!
Ты гибло в темницах, среди рудников,
Томилось в неволе под гнетом оков.
Судили тебя, обрекали изгнанью,
Топтали ногами, предав поруганью,
Тебя сожигали рукой палача,
Но ты не смолкало, победно звуча.
Свободное слово, великое слово, -
В плену у насилья, у коршуна злого,
К скале пригвожденный титан Прометей,
Ты рвешься на волю из цепких когтей!..
Но годы промчатся - ты смело воспрянешь,
И, сильное правдой, любовью, добром,
С зарею над миром победно ты грянешь,
Как божий ликующий гром!
ПРИМЕЧАНИЯ
Тексты стихотворений сборника взяты из прижизненных и посмертных
изданий произведений поэтесс, а также из различных литературных альманахов и
журналов. В тех случаях, когда это было возможно, тексты сверялись по
советским изданиям.
Стихотворения в подборках расположены не всегда в хронологической
последовательности, а часто группируются по тематическим признакам. Даты
написания стихотворений воспроизводятся только по печатным источникам; часть
стихотворений датировать не удалось. Не разысканы и не воспроизведены, к
сожалению, также портреты А. А. Волковой, А. И. Готовцовой и Н. С.
Тепловой. Чтобы показать творчество поэтесс конца XIX столетия более
целостно, в состав сборника включены и стихотворения, написанные ими в
начале XX века.
О. Н. Чюмина
У болота (стр. 164). Козлов Павел Алексеевич (1841-1891) -
поэт-переводчик, автор перевода романа Байрона "Дон-Жуан".
О. Н. Чюминa
(Бой-Кот; Оптимист; Офорт)
Стихотворения
---------------------------------------
Стихотворная сатира первой русской революции (1905-1907)
Составление, подготовка текстов и примечания Н. Б. Банк, Н. Г. Захаренко и Э. М. Шнейдермана
Библиотека поэта. Большая серия. Второе издание
Л., "Советский писатель", 1969
OCR Бычков М. Н. mailto: bmn@lib.ru
---------------------------------------
СОДЕРЖАНИЕ
274. Трагедия провинциального редактора, или "Я стал лысым!"
275. Колыбельная песня
276. Гесслер из Кременчуга
277. Красная шапочка
278. Средневековая баллада
279. К польскому вопросу
280. Возрождение флота. Баллада
281. Ария редактора
282. Серенький козлик
283. Бой быков. Испанское романсеро
284. Характерные па
285. Заем
286. Случайный кабинет
287. Песнь торжествующей невинности
288. "Полнота власти"
289. Строитель Стольпнес
290. К Фемиде
274. ТРАГЕДИЯ ПРОВИНЦИАЛЬНОГО РЕДАКТОРА,
ИЛИ "Я СТАЛ ЛЫСЫМ"
Редактор
(Слезая с империала)
Сегодня с торжеством я влез на имперьял,
Имея под рукой блестящий матерьял:
Передовица есть о самом главном -
Прямом, всеобщем, тайном, равном...
Вот хроника: сбирал я по куску,
В ней волосок подобран к волоску.
Фу... что я! К факту факт! Ну, пронеси, создатель,
Как молвит на мосту столичный обыватель,
А иногда и брат писатель,
С надеждою входя в иной подъезд,
Где не засиживался съезд...
Но - ах! - не надпись ли над адскими вратами
Неизгладимыми рисуется чертами
Над дверью этою? О да...
"Входящий, здесь оставь надежду навсегда..."
(Легкомысленно похлопывая по портфелю)
Ну что же! Там и сям окажется тонзура,