align="justify"> В завитом шиньоне, модницу большую,
С синими глазами, шлейфом и лорнеткой
(Ну, точь в точь, без лести, с Невского лоретка).
Обнимая куклу ручкой белоснежной,
Девочка ей шепчет в поцелуе нежном:
"Лучше этой куклы в свете нет, конечно,
Ты моей любимой будешь вечно, вечно!.."
От больших, должно быть, девочка слыхала
Это слово "вечно" - и его сказала
Кукле-парижанке важно так и мило.
На ребенка с куклой я гляжу уныло:
Жалко мне чего-то стало вдруг и больно...
О судьбе обеих думалось невольно.
Девочка и кукла! Ах, как вы похожи!
В жизни ожидает вас одно и то же.
Куколка-франтиха, предстоит вам горе,
С красотой своею вы проститесь вскоре:
Шелковое платье, сшитое в Париже,
И шиньон изящный, модный - светло-рыжий,
Мигом всё растреплет милая вострушка
(Страшно и опасно в свете жить игрушкам)...
На чердак вас стащат с головой пробитой, -
Кукла-парижанка будет позабыта...
Девочка-шалунья в золотых кудряшках!
Лет через десяток и тебя, бедняжка,
Кто-нибудь обнимет, говоря, конечно,
Что любить намерен пламенно и вечно...
Чьей-нибудь игрушкой будешь ты, наверно, -
Только ненадолго... вот что очень скверно.
Молодость, надежды - будет всё разбито...
Старая игрушка будет позабыта...
Елка догорела. Мальчик над лошадкой
Преклонил головку и уж дремлет сладко,
И с улыбкой счастья пробежала мимо
В детскую малютка с куклою любимой.
Да с чего же я-то хнычу понапрасну?
Может быть, обеих встретит жизнь прекрасно!
Ведь не всех же кукол дети разбивают...
А счастливых женщин - разве не бывает?..
<1878>
472. ОПРАВДАННЫЙ
Посвящено Д. А. Ровинскому
И судят и рядят. Пред ними худой,
Больной горемыка-парнишка
Весь бледный стоит и поник головой.
Конечно, не вор, а воришка.
И речи юриста карающий звук
Беднягу громит что есть духу...
И сетка улик сплетена... И паук
Поймает неловкую муху.
Они говорят, говорят, говорят -
Так сильно, так гладко и важно.
В ответ им зевают, кряхтят и сопят
Двенадцать усталых присяжных.
Всё стихло. Они принесли приговор
И громко прочли: "Не виновен".
Вот усики злобно крутит прокурор
(Не может он быть хладнокровен)...
А что же преступник?.. Небось им поклон
Отвесил и в пояс и в ноги...
Но нет... Он прощением словно смущен.
Он плачет... О чем? - об остроге.
Ну да... об остроге. Ведь теплый приют
И хлеб у него отнимают -
Простили его и свободу дают...
Свободным его величают.
Свобода?.. ему?.. это - холод, нужда,
Бесхлебье и нищенство снова...
Насмешкою скверной звучит, господа,
Бедняге то громкое слово.
Слеза за слезой накипала в глазах
Воришки. "Зачем оправдали? -
Вертелся вопрос на дрожащих губах. -
Куда мне идти?" Все молчали,
Но вдруг волосами проворно встряхнул
Оправданный; вмиг ободрился,
Лукаво и смело на судей взглянул
И низко им всем поклонился.
Нашел он: "В кабак я отселе пойду, -
А там уж известна дорога...
Мне добрые люди укажут... найду...
Прямую - опять до острога!"
<1878>
474. ДВА МАЛЬЧИКА
Посвящено Е. Ф. Юнге
На море тихо, на солнышке знойно,
Берег как будто бы дремлет спокойно;
Не шелохнутся на дереве ветки;
Лишь между камней, как малые детки,
Мелкие резвые волны играют,
Словно друг друга шутя догоняют.
К морю купаться бежит цыганенок,
Смуглый, красивый, здоровый ребенок;
Так и горят воровские глазенки,
10 Смуглые блещут на солнце ручонки,
Кинулся - поплыл... Движения смелы,
Точно из бронзы всё отлито тело.
Славный мальчишка, хоть нищий, да вольный...
С берега смотрит с усмешкой довольной
Мать молодая в лохмотьях картинных,
Глазом сверкая под массою длинных
Взбитых волос, незнакомых с гребенкой...
С гордостью смотрит она на ребенка,
С гордостью шепчет: "Хорош мой галчонок!.,
20 Я родила тебя, мой цыганенок!.."
В мягкой коляске заморской работы
Возят вдоль берега жалкое что-то,
Бледное, вялое... В тонких пеленках,
В кружеве, в лентах - подобье ребенка.
Личико бледное, всё восковое,
Глазки усталые, тельце сквозное.
Видно, что смерть уж его приласкала -
Песенку спела ему - закачала.
Он под вуалями спит как в тумане,
30 Рядом плывет в парчевом сарафане
Мамка-красавица с грудью продажной
Белой гусынею, плавно и важно.
Барыня знатная, мать молодая,
Их провожает, глубоко вздыхая.
Смотрит в колясочку взглядом печальным,
Смотрит на море... По волнам зеркальным
Смелый мальчишка с веселой улыбкой
Плавает быстро, как резвая рыбка.
Барыня знатная завистью тайной
40 Вся загорелась при встрече случайной.
Думает: "Боже мой, боже великий!
Вот ведь живет же зверек этот дикий...
Счастие дал ты цыганке косматой.
Нищая, нищая, как ты богата!"
Жаль мне вас, барыня! Знаю, вам больно,
Но ведь у вас утешений довольно...
Всё у вас есть; всё, что счастьем зовется;
Нищей цыганке того не дается...
Даны зато ей здоровые дети, -
50 Изредка... есть справедливость на свете.
<1878>
475. ПЕРЕЛЕТНЫЕ ИТИЦЫ
Из Ришпена
Вот грязный задний двор, совсем обыкновенный;
Конюшня, хлев свиной, коровник и сарай,
А в глубине овин под шляпой неизменной
Соломенной своей, - тут для животных рай.
Тут вечно ест и пьет бездушная порода;
На солнышке блестит навоз, как золотой;
И дремлют сонные канав и лужиц воды,
Омывшие весь двор вонючею рекой.
Вдали от мокроты и жирной кучи черной,
10 Там, где навоз просох и так овсом богат,
Хозяйка-курица разбрасывает зерна,
Гордясь семьей тупых, прожорливых цыплят.
Отец-петух сидит повыше на телеге,
Доволен, жирен, сыт, - свернулся он клубком;
Он спит блаженным сном, он утопает в неге
И сонные глаза завесил гребешком.
Вон плавают в пруду мечтательные утки,
На тину устремив сентиментальный взгляд,
И с селезнем своим раз по двенадцать в сутки
20 О радостях любви законной говорят.
Рубином, бирюзой на солнце отливая,
На крыше высоко, под золотом лучей,
Нарядная сидит и радужная стая -
Семья породистых, спесивых голубей.
Как войско стройное в своих мундирах белых,
Пасется в стороне красивый полк гусей;
А дальше - черный ряд индюшек осовелых,
Надутых важностью и глупостью своей;
Здесь - царство, гордое своею грязью, салом,
30 Счастливый скотский быт разъевшихся мещан;
В помойной яме жизнь, с навозным идеалом;
Здесь щедрою рукой удел блаженства дан!
Да! счастлив ты, индюк! И ты, мамаша-утка!
Утятам скажешь ты, наверно, в смертный час:
"Живите так, как я... Не портите желудка...
Я - исполняла долг... Я - расплодила вас!"
Ты - исполняла долг?.. Что значит "долг" - для утки?
Не то ли, что она весь век в грязи жила
Да, выйдя на траву, топтала незабудки
40 И крылья мотылькам со злобою рвала?
Не то ль, что никогда порыва вдохновенья
Не грезилося ей в тупом, тяжелом сне,
Что не было у ней неясного стремленья
На воле полетать при звездах, при луне?
Что под пером у ней ни разу лихорадка
Не растопила жир, не разбудила кровь,
Не родила мечты уйти из лужи гадкой
Туда - где свет, и жизнь, и чистая любовь...
Да! счастливы они!.. Не трогает нимало
50 Их ни один живой, мучительный вопрос,
И в голову гусей отнюдь не забредало
Желание - иметь другого цвета нос...
Течет в их жилах кровь так плавно, тихо, мерно,
И где ж волненьям быть, когда в них сердца нет?
Лежит у них в груди машинка с боем верным,
Чтоб знать, который час и скоро ли обед...
Да! счастливы они! Живет патриархально,
Спокойно, весело и сыто пошлый род...
Он у помойных ям блаженствует нахально,
60 По маковку в грязи, набив навозом рот.
Да! счастлив задний двор!.. Но вот над ним взвилася
Большая стая птиц, как точка в небесах...
Приблизилась... Растет, плывет - и пронеслася,
Нагнав на птичник весь непобедимый страх!
Вспорхнули голубки с своей высокой крыши, -
Испуганы, они валятся кувырком;
Увидя, что полет тех птиц гораздо выше,
Уселися в пыли с цыплятами рядком.
Вот куры от земли приподняли головки;
70 Петух, со сна, вскочил и, с гребнем набоку,
Застукал шпорами, как офицерик ловкий,
Воинственно крича свое "кукуреку!"
Что с вами, господа?.. Да будьте же спокойны!
Чего орешь, петух?.. Не докричишь до них!..
Молчи... Они летят на берег дальний, знойный,
Не соблазнит их вид навозных куч твоих.
Смотрите! В синеве прозрачной утопая,
Далеко от земли, от рабства и цепей,
Летят они стрелой, ни гор не замечая,
80 Ни шума грозных волн бушующих морей.
На эту вышину вам и глядеть опасно.
Да... многие из них погибнут на пути
И не увидят край свободный и прекрасный,
Где грезилося им свой рай земной найти.
У них, как и у вас, есть также жены, дети...
Могли бы жить они в курятнике, как вы,
Блаженствовать... Но им милей всего на свете
Мечты - безумный бред их гордой головы!..
Истерзаны они, и худы, и усталы...
90 Зато им наверху как дышится легко!..
И дикий рев стихий не страшен им нимало,
Их крылья всем ветрам раскрыты широко!
Пусть буря перья рвет, пусть злятся непогоды,
Пусть ливень мочит их, сечет холодный град, -
Согретые лучом живительным свободы,
В волшебный, светлый край отважные летят.
Летят к стране чудес, к стране обетованной,
Где солнце золотит лазури вечной гладь,
Где вечная весна, где берег тот желанный,
100 К которому вовек вам, пошлым, не пристать!
Смотрите, петухи, индюшки, гуси, утки!
Смотрите, дураки, - да разевайте рот...
И, может быть, судьба в насмешку, ради шутки
На плоские носы швырнет вам их помет!
10 марта 1878
476. МУЧЕНИЦА
Спокойно стояла она пред судом,
Свободная Рима гражданка,
И громко, с восторженно-светлым лицом
Призналась: она - христианка.
Ей лютая пытка и казнь не страшна,
И смерть она примет покорно, -
Гонений за правду пришли времена,
Ей жить с палачами позорно.
И в ужасе суд от безумных речей
Красавицы гордой и смелой!
Им жалко, что станет добычей зверей
Прекрасное, нежное тело.
"Как в грязную, дикую секту жидов
Такая красотка попала?..
Нелепое стадо клейменых рабов!
Однако ж... как много их стало...
Как быстро во тьме разрослося оно -
Его, Назарея, ученье..."
Красавицу в цирк отослать решено,
Голодным зверям на съеденье.
Она, не бледнея, и в цирке стоит
И, веры лучами согрета,
Пророческим оком с восторгом глядит
На будущность славы и света.
Толпа рукоплещет, арена шумит...
Она к истязанью готова:
"Я верю, я знаю - оно победит,
Распятого вещее слово!
Я вижу: кумиры нечистых богов
С лица исчезают земного...
Мой бог воцарится на веки веков,
Бог равенства, братства святого.
Великому делу я жизнь отдала;
Победа за нами - я верю!.." -
И с кроткой улыбкой навстречу пошла
Она к разъяренному зверю.
<1880>
477. У КАБАКА
Я не могу забыть ужасного виденья.
Страшней всего в нем то, что это не был сон,
Не бред болезненный, не блажь воображенья
Кошмар был наяву и солнцем освещен.
Оборвана, бледна, худа и безобразна,
Бесчувственно пьяна, но, верно, голодна,
У двери кабака, засаленной и грязной,
На слякоти ступень свалилася она -
Кормилица и мать. Живой скелет ребенка
Повиснул на груди иссохшей и грызет
Со злобой жадного, голодного волчонка,
И, вместо молока, дурман и смерть сосет.
Кругом галдит народ на площади базара,
И в воздухе висят над серою толпой
Ругательства да смрад промозглого товара.
Спокойно на углу стоит городовой,
А солнце-юморист с улыбкой властелина
Из синей пустоты сияет так светло,
Лаская, золотя ужасную картину
Лучами ясными эффектно и тепло.
<1880>
478. В СТЕПИ
Разубрана вся степь раздольная цветами;
Прогретая насквозь, вся дышит, вся живет
И звонкими певцов-малюток голосами
Свободы и любви весенний гимн поет.
Букашки, мотыльки и пчелы золотые -
Всё счастливо кругом, всё полно красоты!
Завидую я им; они - цари земные!
Какой-нибудь цветок куриной слепоты
Счастливее меня. Головку поднял гордо,
Доволен сам собой да капелькой росы;
Свободно он растет и в солнце верит твердо;
Он о Петровом дне и лезвии косы
Не думает... А я свои воспоминанья
И думы мрачные несу в степной простор.
Мне слышны страждущих далекие стенанья
Сквозь шелест ветерка и птиц веселый хор.
Природы праздничной волшебные картины
И свежий аромат безбережных степей
Напоминают мне сожженные равнины,
Где груды тел лежат и льется кровь людей.
<1880>
479. ЧУЖОМУ ГОРЮ
Что ты глядишь мне в глаза, неисходное,
Страшное, вечное горе чужое,
Над ухом воешь собакой голодною,
Мучишь, грызешь, не даешь мне покою?
Выйду ль на площадь, где лавки богатые
Дразнят и манят прохожих товарами, -
Вижу тебя, как ползешь ты, косматое,
Вижу, как корчишься ты под ударами
Мачехи, лютой судьбы... И гниющие
Вижу я раны твои безобразные;
Вижу, как тянешь ты цепи гнетущие,
Вижу лохмотья зловонные, грязные...
Слышу, как ты в кабаке заливаешься
С холоду-голоду песнью веселою...
Слышу, как с бабой забитой ругаешься;
Слышу, как плачут больные и голые
Д