Бальмонт Константин Дмитриевич - Птицы в воздухе, Страница 12 - Книги

ify">

Почему ты как Море владеешь Землей,

И кругом предстаешь как Эфир мировой,

С бесконечной игрою Огня?

Почему, для чего, Голубая Змея,

Ты горишь миллионами глаз?

Почему бесконечная сказка твоя,

Эти звенья, горенье, и мгла Бытия

Удушают, возжаждавших, нас?

Мы едва захотим, Голубая Змея,

Как желанью ты ставишь предел.

Зашуршит, загорится твоя чешуя,

И окончилось - Мы, или Он, или Я,

Ты костер зажигаешь из тел.

Голубая Змея с золотой чешуей,

Я еще не забыл Вавилон.

Не забыл теокалли с кровавою мглой

Над родимой моею, над Майской землей,

Где возлюблен был сердцем Дракон.

Я еще не забыл ни Египет родной.

Ни подсолнечник вечный, Китай.

Ни того, как я в Индии, мучим Судьбой,

Лотос Будды взрастил, мой расцвет голубой

Чтоб взойти в нетревожимый Рай.

Голубая змея с золотой чешуей,

Я тревожиться буду всегда.

Но зачем я тебе, о, Дракон мировой?

Или ты лишь тогда и бываешь живой,

Как во мне океаном - Беда?

ЗОЛОТО-МОРЕ

Есть Золото-Море.

На Золоте-Море,

Которое молча горит,

Есть Золото-Древо,

Оно одиноко

В безбрежном гореньи стоит.

На Золоте-Древе

Есть Золото-Птица,

Но когти железны у ней.

И рвет она в клочья

Того, кто ей нелюб,

Меж красных и желтых огней.

Есть Золото-Море.

На Золоте-Море,

Бел Камень, белея, стоит.

На Камне, на белом,

Сидит Красна Дева,

А Море безбрежно горит.

На Золоте-Море,

Под Камнем, под белым,

Подъяты железны врата.

Сидит Красна Дева,

Под нею глубины,

Под камнем ее - темнота.

И Золото-Море

Сверкает безбрежно,

Но в глубь опускается труп.

То Красная Дева

В бездонности топит

Того, кто ей вправду был люб.

КВЕТЦАЛЬКОАТЛЬ-ВОТАН

Созвездье Южного Креста

Сияло надо мной.

Была воздушна темнота

С шумящею волной.

Усумасинтою я плыл,

Могучею рекой,

Несущий свежесть влажных сил,

Как все, в простор морской.

Усумасинтою я плыл,

Рекою Майских стран,

Где сотни лет назад скользил

В своей ладье Вотан.

То был таинственный пришелец.

Строитель Пирамид.

Остаток их, его венец,

Сном длительности спит.

То был возлюбленник волны,

Чье имя влажно - Атль.

Пророк, в зеркальность вливший сны,

Дракон Кветцалькоатль.

Он научил чужих людей,

Кветцалькоатль-Вотан,

Что пламень ласковых лучей

Живым для жизни дан.

Что на уступах Пирамид

Не кровь цвести должна.

И вот на выси твердых плит

Вошла в цветах Весна.

Душистость красочных цветов

И благовонный дым

И звучный зов напевных слов

Навеки слиты с ним.

Он был, прошел, он жил, любил,

Среди лесистых мест,

Оставив символ вешних сил,

Равносторонний крест.

Ушел, но вторит высота,

Над тишью Майских стран,

Созвездьем Южного Креста,

Что здесь прошел - Вотан.

БОГ ЦВЕТОВ

Мы не видим корней у цветов,

Видим только одни лепестки.

И не знаем их медленных снов,

Их тягучей и долгой тоски.

И не надо нам видеть его,

Сокровенного таинства тьмы.

Нужно видеть одно торжество,

Пред которым так счастливы мы.

Бог Цветов, ты великий поэт,

Ты нас вводишь легко в Красоту.

Слава тайне, скрывающей след,

Слава розам и грезам в цвету!

ОН ГЛЯДЕЛ

Он глядел в глубинность вод.

Он глядел в немые зыби,

Где возможно жить лишь рыбе,

Где надземный не живет.

Он глядел в лазурность вод,

И она являла чудо,

Доходя до изумруда,

Что цветет, и вот, плывет.

Он глядел на дно. Оттуда

Восходила тайно власть,

И звала туда упасть.

Там была сокровищ груда,

Рой там чудился теней

Потонувших кораблей.

Он глядел. Зрачки чернели.

Расширялся малый круг.

Колдовала страсть. И вдруг,

Словно пел напев свирели.

Добровольно, тот, кто смел,

Как чужою волей кинут,

Опускался в глубь, в предел,

Где, мерцая, рыбы стынут,

Тот тонул. А он глядел.

Расширенными глазами

Он смотрел в подвижность струй.

В них как будто голосами

Кто-то жил, и поцелуй

Там горел, дрожа огнями.

С драгоценными камнями

Утонувший выплывал.

С огнецветом, с жемчугами,

С аметистом, жил опал.

Он глядел, как тот смеялся

Над подарками зыбей.

Но душой не с ним сливался, -

С ликом мертвых кораблей.

И в глазах его, как в чуде,

Что-то было там вдали,

Веял парус, плыли люди,

Убегали корабли.

Путь до них обозначался

Через глубь его очей.

О, недаром меж людей,

Он недаром назывался

Открывателем путей.