p; И солнце много раз зажглось
В моей мечте, в опалах.
В опально-лунной глубине,
В душе, где вечный иней.
И много раз был дорог мне
Цвет неба темно-синий.
Я видел много алых роз
И роз нагорно-белых.
И много ликов пронеслось
В уме, в его пределах.
Мне дорог ум, как вечный клад,
Как полнота объема.
Но робко ласки в нем журчат,
И груб в нем голос грома.
Не раз в душе вставал вопрос,
Зачем я вечно в тайнах:
От белых роз до черных роз
И желтых, нежно-чайных.
Но только в Индии святой
Все понял я впервые:
Там полдень - вечно-золотой,
Там розы - голубые.
Дополнение
ГРЕБЕЦ
На главе его смарагдовый венец.
Песнь потаенная.
Мне привиделся корабль, на корабле сидел гребец,
На главе его златистой был смарагдовый венец.
И в руках своих он белых не держал совсем весла.
Но волна в волну втекала, и волна его несла.
А в руках гребца, так видел я,
лазоревый был цвет,
Этот цвет произрастеньем был не наших зим и лет.
Он с руки своей на руку перекидывал его,
Переманивал он души в круг влиянья своего.
В круг сияния смарагда и лазоревых цветов,
Изменявших нежной чарой синеву без берегов.
С снеговыми парусами тот корабль по Морю плыл,
И как будто с каждым мигом в Солнце больше было сил.
Будто Солнцу было любо разгораться без конца,
Было любо синю Морю уносить в простор гребца.
ТРИ КОНЯ
На трех конях Властитель Солнца
Свершает выезд в Иванов день.
И конь один красней червонца,
И конь другой есть конь игрень.
И третий конь весь белый, белый,
Как будто вылит из серебра.
Властитель Солнца, светлый, смелый,
Свершает выезд. - "В путь. Пора".
Но чуть доедет до зенита,
Конь златокрасный горит - и пал.
Властитель дня хлестнет сердито
Тех двух - и дальше поскакал.
И конь игрень он тоже красный,
Но с белой гривой, о, с белой он.
Он мчит, бежит, играет, страстный,
И пал, и пал на небосклон.
У бога Солнца сердце сжато,
Ему лишь белый остался конь.
На склонах яркого заката
Горит пурпуровый огонь.
И виден в тучах белоснежных
Конь смертно-бледный из серебра.
Властитель Солнца, в снах безбрежных,
Свершает путь. - "Домой. Пора".
ДО РОЖДЕНЬЯ
Еще до рожденья, к нам в нежное ухо
Нисходит с лазурного неба эфир, -
Оттуда имеем сокровище слуха,
И с детства до смерти мы слушаем мир.
Еще до рожденья, от Солнца нисходит
Утонченный луч в сокровенный зрачок, -
И ищет наш глаз, и часами находит,
Небесное в буквах всех временных строк.
Еще до рожденья, взлелеяны светом
И мглами и снами различнейших лун, -
Мы стройно проходим по разным планетам,
И в звездные ночи здесь разум наш юн.
Земные, небесны мы в сказочной мере.
Но помнишь лишь редко тот виденный сон, -
Еще до рожденья, еще на Венере,
В тебя я, о, сердце, был звездно влюблен.
НАШ ТАНЕЦ
Наш танец, наш танец - есть дикая пляска,
Смерть и любовь.
Качанье, завязка - шептанье, развязка,
Наш танец, наш танец, когда ж ты устанешь,
и будет безмолвие вновь?
Несказанность слов, неизношенность чувства,
теченье мгновений без скрипа минут,
Цветов нераскрытость, замкнутые очи,
красивость ресниц, и отсутствие путь.
Завесы бесшумные бархатной Ночи,
бездонность затонов, и свежесть глубин,
И тихая, тихая нежность, нежнее, чем стоны
свирели и плач мандолин.
Наш танец, наш танец - от края до края,
наш зал сновиденный - небесная твердь,
Любовь нас уводит, - о злая, о, злая! -
и манит нас добрая, добрая Смерть.
ПРИЧАСТИЕ НОЧИ
Полюбите слезы, в вас воскреснет смех.
Прикоснитесь боли, удалится грех.
Помолитесь Ночи, вам сверкнет Заря,
С светлым, с темным сердцем светом говоря.
Прикоснитесь к Миру мыслию своей,
На касанье мысли - поцелуй лучей.
Поцелуй безгласный просиявших глаз.
Посмотревших ясно из души на нас
Причаститесь боли, это верный путь,
Чтоб на вольной воле глубоко вздохнуть.
ЗВУК ИЗ ТАИНСТВ
Цветок есть расцветшее пламя,
Человек - говорящий огонь,
Движение мысли есть радость
всемирных и вечных погонь.
И взглянем ли мы на созвездья,
расслышим ли говоры струй,
Мы знаем, не знать мы не можем,
что это один поцелуй.
И струн ли рукой мы коснемся,
чтоб сделать певучим наш пир,
Мы песней своей отзовемся
на песню, чье имя есть Мир.
И кто бы ты ни был, напрасно -
цветка ль, человека ль - не тронь -
Цветок есть расцветшее пламя,
Человек - говорящий огонь.
С ВЕТРАМИ
Душа откуда-то приносится ветрами,
Чтоб жить, светясь в земных телах.
Она, свободная, как вихрь владеет нами.
В обманно-смертных наших снах.
Она как молния, она как буревестник,
Как ускользающий фрегат,
Как воскресающий - отшедших в смерть - кудесник,
С которым духи говорят.
Душа - красивая, она смеется с нами,
Она поет на темном дне,
И как приносится, уносится с ветрами,
Чтоб жить в безмерной вышине.
ТРИ ДУШИ
Три души блуждали, вольные от жизни,
В радости эфирной неземных пространств.
Там, где нет, не будет места укоризне,
Там, в неизреченном, средь живых убранств.
Средь живущих вечно, меж всегда живого,
Три души блуждали, и спустились вниз.
Предземное царство было им так ново,
Три свечи на Небе новые зажглись.
В трех бессмертных душах вспыхнуло желанье,
Загорелись очи, зазмеился страх.
И у вышних окон, в Доме соэиданья,
Замелькали руки безглагольных Прях.
Для одной души - пернатая сорочка,
Для другой души - осенний волчий мех,
Лик людской - для третьей... "Что ты плачешь, дочка?
Расскажи, поведай. Горе? Или грех?"
Плачут, плачут, плачут очи человека,
Волк в лесу боится, пробуждая страх,
Бесприютна птица в воздухе, от века,
Три души забыли о совместных днях.
ЗВЕЗДНОЕ ТЕЛО
Страстное тело, звездное тело,
звездное тело, астральное,
Где же ты было? Чем ты горело?
Что ж ты такое печальное?
Звездное тело, с кем целовалось?
Где лепестки сладострастные?
Море шумело. Солнце смеялось.
Искристы полосы властные.
Чудо-дороги. К свету от света.
Звезды в ночах караванами.
Очи и очи. Губы с губами,
пьяными, жадно-румяными.
Гроздья сияний, дрожи и смеха.
Слиты все выси с низинами.
Сердце у сердца. Светлое эхо.
Дальше путями змеиными.
К свету от света. Радость одета мглою -
игрой многопенною.
Песни поются, и песня пропета,
век ли ей быть неизменною?
Час предрассветный. Мы у предела.
Ночь так кротка в непреклонности.
Страстное тело, звездное тело,
мирно потонем в бездонности.
ПРИМЕЧАНИЯ
Юной кубанке (стр. 257). - Кубанка - здесь: кубинка; в 1905 г. Бальмонт
был на Кубе по пути в Мексику. Фиал - чаша, кубок.
У моря (стр. 258).- Сага - древнеисландское эпическое повествование.
Из страны Кветцалькоатля (стр. 261). - Кветцалькоатль
(изумрудно-перистый змей) - древнее божество ацтеков (см. примеч. к с. 263).
Ментезума (1466-1520) - последний царь ацтеков, погиб в испанском плену.
Изумрудная птица (стр. 261).- Паленка - развалины большого города на
полуострове Юкатан, культурного центра народа майя в III-VIII вв. Город
погиб в IX в., руины дворцов и храмов, украшенные многочисленными рельефными
надписями, обнаружены в XVIII в. Квегцаль - см. примеч. на с. 659. Побывав в
1905 г. в Мексике, Бальмонт в своих стихотворениях, посвященных прошлому
этой страны, использовал не только личные впечатления (см. его книгу очерков
"Змеиные цветы". М., 1910), но и научную литературу, в особенности труды
этнографа Рошфуко (F. A. de la Rochefoucauld. Palenque et la civilization
Maya. Paris, 1888).
Мексиканский вечер (стр. 263).- Чапультепек - парк в городе Мехико.
Ацтеки - коренное население Мексики. В XVI в. государство ацтеков было
покорено Испанией. Печальница немая - Елена Константиновна Цветковская
(1880-1943), впоследствии жена поэта. Э. Кортес (1485-1547) - испанский
военачальник, завоеватель Мексики. Монтезума - см. примеч. к с. 261.
Ицтаксигуатль, Попокатепетль - потухшие вулканы в окрестностях Мехико.
Дополнение 2
Мы уйдем на закате багряного дня
В наш наполненный птичьими криками сад.
Слушай их, меж ветвей. Или слушай меня.
Я с тобой говорю - как они говорят.
Миновала зима. И в воздушность маня,
Это - сердце душе говорит через взгляд.
Эти птицы поют о дрожаньях Огня.
Их понять торопись. Пропоют, улетят.
В ЯРКИХ БРЫЗГАХ
ДВАЖДЫ РОЖДЕННЫЕ
Мы вольные птицы, мы дважды рожденные,
Для жизни, и жизни живой.
Мы были во тьме, от Небес огражденные,
В молчаньи, в тюрьме круговой.
Мы были как бы в саркофагной овальности,
Все то же, все то же, все то ж.
Но вот всколыхнулась безгласность печальности,
Живу я - мой друг - ты живешь.
Мы пьяность, мы птицы, мы дважды рожденные,
Нам крылья, нам крылья даны.
Как жутко умчаться в провалы бездонные,
Как странно глядеть с вышины.
ХМЕЛЬНОЕ СОЛНЦЕ
Летом, в месяце Июле,
В дни, когда пьянеет Солнце,
Много странных есть вещей
В хмеле солнечных лучей.
Стонет лес в громовом гуле,
Молний блеск - огонь червонца.
Все кругом меняет вид,
Самый воздух ум пьянит.
Воздух видно. Дымка. Парит.
Воздух словно весь расплавлен.
В чащу леса поскорей,
Вглубь, с желанною твоей.
В мозге нежный звон ударит,
Сердце тут, а ум оставлен.
Тело к телу тесно льнет.
Праздник тела. Счастье. Вот.
Ночь приходит. Всем известно,
Ночь Иванова колдует.
Звездный папоротник рви.
Миг поет в твоей крови.
Пляшет пламя повсеместно.
Мглу огонь светло целует.
Где костры сильней горят,
Ройся глубже, вспыхнет клад.
ВИНО
Хорошо цветут цветы, украшая сад.
Хорошо, что в нем поспел красный виноград.
Был он красным, темным стал, синий он теперь.
Хорошо, что вход раскрыт - что закрыта дверь.
Чрез раскрытый вход вошел жаждущий намек.
И расцвел, и нежно цвел, между нас цветок.
Виноград вбирал огни. Будет. Суждено.
Счастье. Дверь скорей замкни. Будем пить вино.
ПЧЕЛА
Пчела летит на красные цветы,
Отсюда мед и воск и свечи.
Пчела летит на желтые цветы,
На темносиние. А ты, мечта, а ты,
Какой желаешь с миром встречи?
Пчела звенит и строит улей свой,
Пчела принесена с Венеры.
Свет Солнца в ней с Вечернею Звездой.
Мечта, отяжелей, но пылью цветовой,
Ты свет зажжешь нам, свечи веры.
ХАОС
Пусть Хаос хохочет и пляшет во мне,
Тот хохот пророчит звезду в вышине.
Кто любит стремительность пенной волны,
Тот может увидеть жемчужные сны.
Кто в сердце лелеет восторг и беду,
Тот новую выбросит Миру звезду.
Кто любит разорванность пляшущих вод,
Тот знает, как Хаос красиво поет.
О, звезды морские, кружитесь во мне,
Смешинки, рождайтесь в рассыпчатом сне.
Потопим добро грузовых кораблей,
И будем смеяться над страхом людей.
Красивы глаза у тоскующих вдов,
Красиво рождение новых цветов.
И жизни оборванной белую нить
Красиво румяной зарей оттенить.
Пусть волны сменяются новой волной,
Я знаю, что будет черед и за мной.
И в смехе, и в страхе есть очередь мне,
Кружитесь, смешинки, в мерцающем сне.
СКРИПКА
Скрипку слушал я вчера
О, как звонко трепетала,
Человечески рыдала
Эта тонкая игра.
В нарастающем ручье,
Убедительном, разливном,
Так мучительно призывном,
Дух подобен был змее.
Бриллиантовой змеей
Развернул свои он звенья,
Вовлекал в свои мученья,
И владел моей душой.
И пока он пел и пел,
Увидал я, лунно-сонный,
<