| Главная » Книги |
Лонгфелло Генри Уодсворт - Песня о Гайавате, Страница 3
Лонгфелло Генри Уодсворт - Песня о Гайаватеbsp; Но за то постился много,
Своему моляся духу -
Покровителю усердно.
Какъ-то мать его бранила:
"Отчего, ленивый Квазиндъ,
Не поможешь мнѣ въ работѣ?
Лѣтомъ ты безъ дѣла бродишь
По лѣсамъ и по долинамъ,
А зимой сидишь согнувшись,
Надъ жаровнею вигвама.
Въ жесточайшiй зимнiй холодъ
Толстый лёдъ сама должна я
Прорубать для рыбной ловли,
Ты жь сидишь, сложивши руки!
Вонъ виситъ мой мокрый неводъ,
У порога, замерзая, -
Встань, возьми его, да выжми,
Просуши его на солнцѣ,
Ну, ступай же, Йенадиззи[5]."
Квазиндъ медленно поднялся,
Ничего не отвѣчая;
Молча вышелъ изъ вигвама,
Взялъ онъ сѣти, что висѣли
У порога, леденѣя,
Какъ соломенку скрутилъ ихъ,
Какъ соломенку сломалъ ихъ:
Онъ не могъ ихъ не испортить,
Такова была въ нёмъ сила.
А отецъ ему однажды
Говорилъ: "лѣнивый Квазиндъ
Никогда въ моей охотѣ
Ты не думаешь помочь мнѣ.
Прикоснёшься ли ты къ луку -
Ты всегда его сломаешь,
Чуть за стрѣлу ты возьмешься-
Ужь она въ куски разбита.
Впрочемъ, всё-таки пойдёмъ-ка
Въ лѣсъ со мною на охоту,
Ты мнѣ нуженъ: ты оттуда
Принесёшь домой добычу."
Вдоль по узкому ущелью
Шли они въ лѣсу пустынномъ,
Направляясь по теченью
Ручейка, гдѣ по прибрежью,
Слѣдъ оленей и бизоновъ
Видѣнъ былъ на мягкомъ илѣ;
Шли покуда путь ихъ не былъ
Преграждёнъ внезапно грудой
Повалившихся деревьевъ:
Вдоль и поперекъ дороги
Пни огромные лежали,
Не давая имъ прохода.
"Мы должны назадъ вернуться"
Говорилъ старикъ въ раздумья:
"Черезъ эти пни и корни
Перелѣзть намъ невозможно,
Тутъ сурку пробраться негдѣ,
Не вскарабкаться тутъ бѣлкѣ!"
И свою зажегши трубку
Сѣлъ-и сталъ курить да думать;
Не успѣлъ онъ кончить трубку,
Какъ проходъ ужь былъ очищенъ:
Квазиндъ поднялъ всѣ деревья,
Разбросалъ ихъ вправо, влѣво;
Сосны онъ металъ какъ стрелы,
Кедры онъ кидалъ какъ копья.
Молодые люди тоже
Разъ пристали: "Вялый Квазиндъ!
Ну, чего стоишь ты праздно,
Прислонясь спиной къ утёсу?
Выходи бороться съ нами
И бросать желѣзный обручъ!"
Квазиндъ не далъ имъ отвѣта,
Только всталъ неторопливо,
Изъ земли скалу онъ вырвалъ,
И швырнулъ какъ палку въ рѣку
Въ рѣку быструю Повэтинъ, -
Тамъ скала видна донынѣ.
По рѣкѣ, покрытой пѣной,
Разъ съ друзьями плылъ онъ въ лодкѣ.
И бобра въ волнахъ увидѣлъ,
Что боролся съ быстриною,
То всплывая на поверхность,
То въ пучинѣ пропадая.
Не сказавъ друзьямъ ни слова,
Не теряя ни минуты,
Подъ клокочущiя волны
Онъ нырнулъ, и сталъ гоняться
По изгибамъ бурной рѣчки,
По ея водоворотамъ,
За царёмъ бобровъ Амикомъ[6],
И такъ долго подъ водою
Былъ, что спутники въ вспугѣ
Закричали: "бѣдный Квазиндъ!
Не видать его намъ больше!"
Не пропалъ, однако, Квазиндъ:
Изъ воды онъ вдругъ явился,
Мёртвый бобръ висѣлъ, весь мокрый,
На плечахъ его блестѣвшихъ.
Таковы два были друга
Гайаваты, Чайбай-абосъ,
Музыкантъ, и сильный Квазиндъ,
И всѣ трое жили въ мирѣ
И любви между собою,
Говоря другъ съ другомъ прямо,
Отвровенно, задушевно,
Много думая-гадая
Какъ бы сдѣлать то, чтобъ люди
Были счастливы на свѣтѣ.
Примѣчанiя.
1. Въ оригиналѣ пѣснь VI. (Прим. ред.)
2. Чайбай-абосъ - музыкантъ, правитель въ странѣ духовъ. (Прим. перев.)
3. Квазиндъ - силачъ. (Прим. перев.)
4. Сибовита - названiе ручья. (Прим. перев.)
5. Йенадиззи - щёголъ, франтъ. (Прим. перев.)
6. Амикъ - бобръ. (Прим. перев.)
V. Лодка Гайаваты. [1]
"Дай своей коры, берёза!
Дай своей коры мнѣ жёлтой,
О, высокая берёза,
Что стоишь среди долины,
Надъ стремительной рѣкою!
Я челнокъ себѣ построю, -
По рѣкѣ онъ будетъ плавать,
На волнахъ ея качаясь,
Точно жолтый листъ осеннiй,
Точно лилiя рѣчная!
"О, сними свой плащъ, берёза!
Бѣлый плащъ сними, скорѣе:
Вотъ ужь лѣто наступаетъ,
Солнце въ небѣ свѣтить жарче
И покровъ тебѣ не нуженъ!"
Такъ взывалъ въ лѣсу пустынномъ
Возлѣ быстрой Таквамино
Майскимъ утромъ Гайавата,
Между тѣмъ какъ птицы громко
Пѣли вкругъ него и солнце,
Пробудясь отъ сна ночнаго,
Съ яркимъ блескомъ восходило,
Говоря: смотри, любуйся
На меня на солнце-Джизисъ,
На великое свѣтило!
И колеблемая вѣтромъ,
Всѣми сучьями своими
Вдругъ берёза зашумѣла
И, съ покорнымъ, тихимъ вздохомъ,
Отвечала Гайаватѣ:
"На, возьми, о Гайавата!"
И ножомъ своимъ берёзу
Опоясалъ Гайавата
Ниже сучьевъ подъ корнями,
Такъ, что сокъ оттуда брызнулъ;
По стволу отъ верха къ низу
Пополамъ кору разрѣзалъ,
И содралъ её съ берёзы,
Поваливъ её на землю.
"Дай, о, кедръ! своихъ мнѣ сучьевъ,
Дай своихъ ветвей мнѣ гибкихъ,
Чтобы сделать чолнъ прочнее,
Чтобы чимаюнъ[2] былъ крѣпокъ
И устойчивъ подо мною!"
По вѣтвямъ вершины кедра
Пробѣжалъ мятежный ропотъ,
Громкiй крикъ негодованья,
Но склонившись, прошепталъ онъ:
"На, возьми, о Гайавата!"
Обрубилъ онъ сучья кедра;
Въ видѣ двухъ луковъ согнувши
И связавъ ихъ крѣпко вмѣстѣ,
Сдѣлалъ остовъ чимаюна.
"Дай корней своихъ мнѣ, Тамрокъ[3],
Дай корней мнѣ волокнистыхъ,
Я свяжу корнями лодку,
Чтобъ вода не проникала
И меня не замочила!"
Всѣми фибрами своими
Лиственница задрожала,
И чела его коснувшись
Съ долгимъ вздохомъ отвѣчала:
"Всѣ возьми, о Гайавата!"
Гайавата вырвалъ корни,
Вырвалъ крѣпкiя волокна;
Ими сшилъ свой чолнъ, приладилъ
Плотно къ остову покрышку.
"Дай, о ель, своей смолы мнѣ,-
Засмолю я щели лодки,
Чтобъ вода не проникала
И меня не замочила!"
Изъ груди высокой ели
Глухо вырвалось рыданье;
Всей своей одеждой тёмной
Ель печально зашумела,
Какъ шумитъ кремнистый берегь,
Омываемый волнами,
И отвѣтила со стономъ:
"На, возьми, о Гайавата!"
Взявъ смолу и сокъ у ели,
Ими онъ замазалъ въ лодкѣ
Швы и скважины и дырки
И её такою смазкой
Отъ воды обезопасилъ.
"Дай, о ёжъ, своихъ мнѣ иголъ,
Всѣ свои отдай мнѣ иглы,
Чтобъ убрать мою красотку:
Сдѣлать поясъ, ожерелье,
И украсить грудь звѣздами!"
Изъ дупла пустого дуба
Ёжикъ сонными глазами
Посмотрѣлъ на Гайавату
И, метнувъ свои иголки,
Точно стрѣлы, вразсыпную,
Онъ, сквозь лѣсъ усовъ колючихъ,
Соннымъ шопотомъ промолвилъ:
"На, возьми, о Гайавата!"
Гайавата поднялъ иглы,
Эти блещущiя стрѣлки,
Сокомъ ягодъ и кореньевъ
Ихъ окрасилъ въ жолтый, красный,
Въ синiй цвѣтъ, - и разукрасилъ
Новосозданную лодку...
Такъ въ лѣсу, среди долины,
У рѣки, построилъ лодку
Гайавата. Въ ней таилась
Жизнь лѣсовъ, со всей ихъ тайной,
Легкость быстрая берёзы,
Сила крѣпкихъ сучьевъ кедра,
Жилы лиственницы гибкой,
И она могла носиться
По волнамъ, какъ листъ осеннiй,
Точно лилiя рѣчная.
Вёселъ не было у лодки,
Въ нихъ и нужды не имелось,
Потому что Гайаватѣ
Мысли вёслами служили,
А желанiя - кормиломъ...
И тогда призвалъ онъ громко
Друга Квазинда на помощь,
"Помоги мнѣ, говорилъ онъ,
Помоги очистить рѣку
Отъ корней и баръ песчаныхъ!"
Богатырь великiй Квазиндъ
Прыгнулъ въ рѣку точно выдра,
Поднырнулъ бобромъ подъ волны,
Сталъ въ водѣ сперва по поясъ,
Сталъ въ водѣ потомъ подмышки;
Началъ плавать съ громкимъ крикомъ
И таскать со дна рѣчного
Пни, и сучья, и коренья,
Разгребать песокъ рукою,
И выбрасывать ногами
Илъ и травы водяныя.
И по быстрой Таквамино
Началъ плавать Гайавата
То надъ страшной глубиною,
То по отмелямъ песчанымъ,
Между тѣмъ, какъ Квазиндъ возлѣ
Плавалъ тамъ, гдѣ было глубже,
И ходилъ, гдѣ было мелко.
Такъ два друга осмотрѣли
Вдоль и поперёкъ всю рѣку,
И очистили въ ней ложе
Отъ стволовъ деревьевъ мёртвыхъ,
Отъ корней переплетённыхъ
И песчаныхъ косогоровъ.
И устроили фарватеръ
Безопасный и удобный
Отъ ея истоковъ горныхъ
До рѣки Повэтинъ бурной,
До залива Таквамино.
Примѣчанiя.
1. Въ оригиналѣ пѣснь VII. (Прим. ред.)
2. Чимаюнъ - берёзовая лодка. (Прим. перев.)
3. Тамрокъ - американская лиственница. (Прим. перев.)
V I1]. Сватовство Гайаваты.
"То, что тетива для лука,
То жь и женщина мужчинѣ:
Хоть она его сгибаетъ,
Но сама ему покорна,
Хоть она его и тянетъ,
Но сама за нимъ стремится,
И какъ тотъ, такъ и другая
Другъ безъ друга безполезны."
Такъ съ собою Гайавата
Разсуждалъ и думалъ думу,
Съ сердцемъ полнымъ чувствъ различныхъ,
Опасенiй и надежды
И желанiй и томленья,
Грезя все о Миннегагѣ,
О смеющейся той струйкѣ
Что жила въ странѣ Дакотовъ.
Наставительно Нокомисъ
Убеждала Гайавату:
"Ты себѣ невесту долженъ
Взять изъ нашего народа;
Не ходи, о, Гайавата,
Ни къ востоку, ни на западъ:
Дочь хорошаго сосѣда
Очага огню подобна,
А красавица чужая -
Точно лунный свѣть иль звѣздный -
Только свѣтитъ, а не грѣетъ".
Но на это Гайавата
Отвѣчалъ ей: "о, Нокомисъ,
Свѣтъ огня весьма прiятенъ,
Но свѣтъ лунный и свѣтъ звѣздный
Я люблю гораздо больше."
И тогда ему Нокомисъ
Съ видомъ строгимъ говорила:
"Не бери, о, Гайавата,
Въ жоны праздную дѣвчонку;
Не вводи въ нашъ домъ лѣнивой,
Безполезной бѣлоручки,
А возьми себѣ такую,
У которой гибки пальцы,
Сердце владъ съ рукою ходитъ,
Ноги движутся охотно."
Улыбаясь, Гайавата
Отвѣчалъ: "Въ землѣ дакотовъ
Есть одинъ старикъ почтенный,
Стрѣлодѣлатель искусный;
У него есть Миннегага
Дочь, Смѣющаяся Струйка,
Изъ красавицъ всѣхъ прекраснѣй.
Я возьму её въ вигвамъ твой,
И она охотно будетъ
Делать всё, что ты захочешь,
Будетъ для тебя, Нокомисъ,
Свѣтомъ луннымъ, свѣтомъ звѣзднымъ,
Огонькомъ твоимъ домашнимъ,
Свѣтомъ солнца для народа!"
Но его разубѣждая,
Снова молвила Нокомисъ:
"Не женись на чужеземкѣ
Изъ земли дакотовъ дикихъ:
Это злой народъ, свирѣпый,
Мы ведёмъ войну съ нимъ часто,
Между нами были распри,
Что ещё не позабыты,
Застарѣлыя есть раны,
Заживлённыя лишь съ виду."
Но, смѣяся, Гайавата
Отвѣчалъ: "Ужь по этой
По одной причинѣ долженъ
И желаю я жениться
На дакотянкѣ прекрасной;
Чтобы наше племя было
Съ этимъ племенемъ въ союзѣ,
Чтобы старые раздоры
Были преданы забвенью,
И гноившiяся раны
Залечилися на вѣки."
И пошёлъ въ страну дакотовъ
За невѣстой Гайавата
Чрезъ луга, болота, степи,
Нескончаемые дебри,
Чрезъ пустыни, гдѣ царило
Непробудное молчанье.
Въ башмакахъ своихъ волшебныхъ
Въ каждый шагь онъ дѣлалъ милю,
Но ему дорога долгой,
Очень долгой показалась:
Шагъ не могъ поспѣть за сердцемъ,
И онъ шёлъ не отдыхая
По тѣхъ поръ, пока услышалъ
Дальнiй грохотъ водопадовъ,
Водопадовъ Миннегаги[2].
Вотъ стада оленей красныхъ
Онъ увидѣлъ на опушкѣ,
Между лѣсомъ и лугами.
Не замѣтили олени,
Какъ подкрался къ нимъ охотникъ;
Луку онъ шепнулъ: "не выдай!"
А стрѣлѣ: "не промахнися!"
И пустилъ её онъ прямо
Въ сердце робкое оленя.
И, взваливъ его на плечи,
Онъ опять вперёдъ пустился
И спѣшилъ не отдыхая.
У дверей вигвама, молча,
За своей сидѣлъ работой
Стрѣлодѣлатель почтенный;
Дѣлалъ онъ головки къ стрѣламъ,
Острiя изъ халцедона;
Рядомъ съ нимъ сидѣла тоже
Миннегага за работой,
И плела она циновки
Изъ тростинъ и травъ болотныхъ.
Оба думали въ молчаньи,
Онъ - о томъ что прежде было,
А она - о томъ, что будеть.
Думалъ онъ о дняхъ минувшихъ,
Какъ подобными стрѣлами
Убивалъ онъ на охотѣ
И оленей и бизоновъ,
Какъ однажды подстрѣлилъ онъ
Гуся Вэву, въ лётъ ударивъ,
И о воинахъ онъ думалъ,
Что толпами приходили
Покупать такiя стрѣлы,
И безъ нихъ не шли сражаться.
"Нѣтъ такихъ бойцовъ ужь ныньче,
Не найдёшь ихъ въ цѣломъ свѣтѣ;
Намъ оружiя не надо,
Всѣ теперь мужчины стали
Точно бабы, и работать
Языкомъ однимъ горазды."
А она всё размышляла
Объ охотникѣ красивомъ,
Молодомъ, высокомъ, стройномъ,
Приходившемъ издалёка
Запастись у нихъ стрелами.
Онъ сидѣлъ у нихъ въ вигвамѣ,
Отдохнувши всталъ, и долго
Послѣ медлилъ у порога,
И, отправясь въ путь обратный,
Оборачивался часто.
И слыхала Миннегага
Какъ отецъ хвалилъ ей гостя,
Восхвалялъ въ нёмъ умъ и храбрость:
"Не придётъ ли за стрѣлами
Молодой охотникъ снова
Къ водопадамъ Миннегаги?"
И, при этой мысли, праздно
Руки дѣвушки лежали
На неконченной циновкѣ;
Взглядъ дакотянки прекрасной
Былъ задумчивъ и разсѣянъ.
Шумъ шаговъ прервалъ ихъ мысли,
Вѣтви лѣса зашумѣли,
И, съ пылавшими щеками,
На плечахъ неся оленя,
Вдругъ изъ лѣса показался
Гайавата передъ ними.
И старикъ съ своей работы
Поднялъ голову; стрѣлу онъ,
Не донончивъ, отодвинулъ,
Всталъ на встрѣчу Гайаватѣ,
Приглашалъ его въ вигвамъ свой,
Говоря: "а! Гайавата!
Очень радъ тебя я видеть!"
Предъ Смѣющеюся Струйкой
Гайавата сбросилъ ношу;
Онъ у ногъ ея оленя
Положилъ; и Миннегага
На него взглянула съ лаской
И привѣтливо сказала:
"Будь намъ гостемъ, Гайавата!"
Очень былъ вигвамъ обширенъ,
Изъ оленьей сдѣланъ кожи,
Побѣлёнъ и занавѣски
Размалёваны въ нёмъ были
Всѣ дакотскими богами.
Входъ былъ такъ высокъ, что еле
Гайавата наклонился,
Чтобъ войти; едва коснулся,
Проходя, его вершины
Головнымъ своимъ уборомъ
Изъ большихъ орлиныхъ перьевъ.
И Смѣющаяся Струйка,
Отложивъ свою циновку,
Не доконченную, встала,
Тотчасъ сбѣгала за пищей,
Принесла воды холодной
Изъ ручья, и подавала
Пищу въ глиняныхъ сосудахъ,
Воду въ ковшикахъ изъ липы,
Молча слушая беседу
Старика-отца и гостя.
Какъ во снѣ она внимала
Всѣмъ разсказамъ Гайаваты:
О Нокомисъ, доброй бабкѣ,
Что за нимъ ходила въ дѣтствѣ,
О друзьяхъ его сердечныхъ -
Силачѣ и музыкантѣ,
И о счастьи, изобильи
На землѣ его родимой,
Въ этой мирной и весёлой
Сторонѣ оджибуэевъ.
И разсказъ свой Гайавата
Заключилъ такою рѣчью:
"Послѣ многихъ лѣтъ раздора,
Многихъ лѣтъ войны кровавой
Между племенемъ дакотовъ
И народомъ оджибвейскимъ,
Миръ насталъ, давно желанный."
А потомъ прибавилъ тихо:
"Чтобы этотъ миръ былъ вѣченъ,
Чтобы крѣпче наши руки
Были сжаты, и прочнѣе
Нашъ союзъ установился,
Дочь отдай свою мнѣ въ жоны,
Миннегагу, что прекраснѣй
Всѣхъ дакотянокъ прекрасныхъ".
Помолчалъ старикъ съ минуту,
Покурилъ, въ раздумье, трубку,
Посмотрѣлъ на Гайавату,
Посмотрѣлъ на Миннегагу,
И отвѣтилъ очень важно:
"Да, когда она желаетъ.
Что ты скажешь, Миннегага?"
И ещё милѣй, прекраснѣй
Показалась Миннегага
Въ ту минуту, какъ стояла
Въ нерѣшимости стыдливой,
Послѣ жь прямо къ Гайаватѣ
Подошла, съ нимъ рядомъ сѣла
И сказала, вся зардѣвшись:
"Я пойду съ тобою, мужъ мой!"
И пошолъ онъ изъ вигвама,
Взявъ Смѣющуюся Струйку,
А старикъ одинъ остался,
У дверей вигвама, долго
Ихъ глазами провожая.
Шли они рука съ рукою
По лѣсамъ и по долинамъ,
Между тѣмъ какъ издалёка
Нёсся къ нимъ приветь прощальный
Водопадовъ Миннегаги:
"Добрый путь, О Миннегага!"
Грохотали водопады.
И старикъ осиротѣвшiй
Сѣлъ на солнцѣ, у порога,
За свою работу снова;
И шепталъ онъ самъ съ собою:
"Такъ насъ дочери бросаютъ
Тѣ, которыхъ мы такъ любимъ,
И что насъ такъ любятъ тоже.
Только что онѣ успѣютъ
Научиться помогать намъ,
Быть опорой намъ подъ старость,
Какъ откуда ни возьмётся
Молодецъ въ красивыхъ перьяхъ:
Онъ побродитъ по деревнѣ,
Да пошныритъ, да посмотритъ,
Лучшей дѣвушкѣ кивнётъ онъ -
И она за нимъ покорно
Ужь идётъ, для незнакомца
Всё на свѣтѣ оставляя!"
Веселъ былъ ихъ путь далёкiй
По лѣсамъ и по долинамъ,
Черезъ горы, черезъ рѣки,
По холмамъ и по ущельямъ.
Онъ короткимъ показался
Гайаватѣ, хоть и долго
Шли они, хоть принужденъ былъ
Гайавата шагъ свой быстрый
Замедлять для Миннегаги.
Черезъ бурные потоки
И стремительныя рѣки
На рукахъ онъ нёсъ невѣсту;
И она ему казалась
Очень лёгкой, точно перья
Въ головномъ его уборѣ.
Очищалъ для ней тропинку,
Отклонилъ съ дороги вѣтви,
На начлегъ шалашъ построилъ
& 
| |
| Просмотров: 289 | Рейтинг: 0.0/0 |
| Всего комментариев: 0 | |
Жанры