Главная » Книги

Трефолев Леонид Николаевич - Стихотворения, Страница 3

Трефолев Леонид Николаевич - Стихотворения


1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15

tify">  
  
  
   В темном омуте, в жизненной тине,
  
  
  
   Ширь, раздолье полей мудрено
  
  
  
   Рисовать на унылой картине.
  
  
  
   Нет, боюсь я цветущих полей,
  
  
  
   Начертить их не хватит отваги...
  
  
  
   Карандаш, не жалея бумаги,
  
  
  
   Деревеньку рисует смелей.
  
  
  
  
   Ох, деревня! Печально и ты
  
  
  
   Раскидалась вдоль речки за мостом,
  
  
  
   Щеголяя обширным погостом...
  
  
  
   Всюду ставлю кресты да кресты...
  
  
  
   Карандаш мой, не ведая меры,
  
  
  
   Под рукою дрожащей горит
  
  
  
   И людей православных морит
  
  
  
   Хуже ведьмы проклятой - холеры.
  
  
  
  
   Я ему подчинился невольно:
  
  
  
   Он рукою моей, как злодей,
  
  
  
   Овладел и мучительно, больно жжет ее...
  
  
  
   Мертвых слишком довольно,
  
  
  
   Нам живых подавайте людей!
  
  
  
   Вот и люди... И дьякон, и поп
  
  
  
   На гумне, утомившись, молотят,
  
  
  
   И неспелые зерна, как гроб
  
  
  
   Преждевременный, глухо колотят.
  
  
  
   . . . . . . . . . . . . . . . .
  
  
  
   ...Вот и люди... Огромный этап
  
  
  
   За пригорком идет вереницей...
  
  
  
   Овладевши моею десницей,
  
  
  
   Карандаш на мгновенье ослаб,
  
  
  
   Не рисует: склонился, как раб
  
  
  
   Перед грозной восточной царицей.
  
  
  
   Я его тороплю, чтобы он
  
  
  
   Передал в очертаниях ясных
  
  
  
   И бряцание цепи, и стон,
  
  
  
   И мольбу за погибших, "несчастных"...
  
  
  
   У колодца молодка стоит,
  
  
  
   Устремив на несчастных взор бледный...
  
  
  
   Подойдут к ней - она наградит
  
  
  
   Их последней копейкою медной...
  
  
  
  
   ...Вот и люди, веселые даже,
  
  
  
   Подпершись молодецки в бока,
  
  
  
   Входят с хохотом в дверь кабака...
  
  
  
   ...О создатель, создатель!; Когда же
  
  
  
   Нарисую я тонко, слегка,
  
  
  
   Не кабак, а просторную школу,
  
  
  
   Где бы люд православный сидел,
  
  
  
   Где бы поп о народе радел?
  
  
  
   Но, на грех, моему произволу
  
  
  
   Карандаш назначает предел.
  
  
  
   Оп рисует и бойко и метко
  
  
  
   Только горе да жизненный хлам,
  
  
  
   И ломаю зато я нередко
  
  
  
   Мой тупой карандаш пополам.
  
  
  
  
   1870
  
  
  
  
  
  
   К МОЕМУ СТИХУ
  
  
  
  
   Мой бедный неуклюжий стих
  
  
  
   Плохими рифмами наряжен,
  
  
  
   Ты, как овечка, слаб и тих,
  
  
  
   _Но, слава богу, не продажен_. -
  
  
  
   "Слова! Слова! Одни слова!" -
  
  
  
   О нет, зачем же мне не верить?
  
  
  
   Пусть ошибется голова,
  
  
  
   Но сердцу стыдно лицемерить.
  
  
  
  
   5 ноября 1870
  
  
  
  
  
  
   СОЛДАТСКИЙ КЛАД
  
  
  
  
  
  (Рассказ)
  
  
  
  
   В кафтан изношенный одетый,
  
  
  
   Дьячок Иван сидит с газетой,
  
  
  
  
  Читает нараспев.
  
  
  
   К нему подходят инвалиды;
  
  
  
   Они видали также виды,
  
  
  
   Они дрались в горах Тавриды,
  
  
  
  
  Врага не одолев.
  
  
  
  
   И говорит один калека:
  
  
  
   "Читаешь ты, небось, про грека,
  
  
  
  
  Не то - про басурман?
  
  
  
   Скажи нам, братец, по газете;
  
  
  
   Что нового на белом свете,
  
  
  
   И нет ли драки на примете?
  
  
  
  
  Да не введи в обман!" -
  
  
  
  
   "Зачем обманывать, служивый,
  
  
  
   Но за рассказ какой поживой
  
  
  
  
  Утешен буду я?
  
  
  
   Поставьте мне косушку водки,
  
  
  
   И, не жалея сильной глотки,
  
  
  
   Все, значит, до последней нотки
  
  
  
  
  Вам расскажу, друзья!"
  
  
  
   Друзья пошли в "приют веселья";
  
  
  
   Они дьячку купили зелья
  
  
  
  
  На кровный пятачок.
  
  
  
   И закипели живо речи:
  
  
  
   О митральезах {*}, о картечи,
  
  
  
   Об ужасах седанской сечи
  
  
  
  
  Витийствовал дьячок.
  
  
  
  
   "Теперь (сказал дьячок с усмешкой)
  
  
  
   Играет немец, будто пешкой,
  
  
  
  
  Французом. Наш сосед,
  
  
  
   Глядишь, и к нам заглянет в гости..." -
  
  
  
   "А мы ему сломаем кости,
  
  
  
   Мы загрызем его со злости.
  
  
  
  
  Храбрее русских нет!" -
  
  
  
  
   "Старуха надвое сказала...
  
  
  
   Альма вам дружбу доказала;
  
  
  
  
  Фельдфебель без ноги;
  
  
  
   Ты, унтер, также петушился,
  
  
  
   Зато руки своей лишился;
  
  
  
   А Севастополь порешился;
  
  
  
  
  В него вошли враги".
  
  
  
  
   Вздохнули усачи уныло.
  
  
  
   И горько им, и сладко было
  
  
  
  
  При имени Альмы.
  
  
  
   Дьячок задел их за живое,
  
  
  
   Он тронул сердце боевое,
  
  
  
   И оба думают: нас двое, -
  
  
  
  
  Дьячку отплатим мы.
  
  
  
  
   "Послушай, человек любезный,
  
  
  
   Едали мы горох железный,
  
  
  
  
  А ты едал кутью.
  
  
  
   Есть у тебя и голосище,
  
  
  
   И в церкви служишь ты, дружище,
  
  
  
   И мы служили, да почище,
  
  
  
  
  В особую статью.
  
  
  
  
   Егорья дали нам недаром,
  
  
  
   Им не торгуют, как товаром.
  
  
  
  
  А дело было так:
  
  
  
   Угодно, значит, было богу,
  
  
  
   Чтоб на попятную дорогу
  
  
  
   Мы отступали понемногу
  
  
  
  
  От вражеских атак.
  
  
  
  
   Отдав врагу позицью нашу,
  
  
  
   Мы встали, заварили кашу:
  
  
  
  
  Солдатик есть здоров.
  
  
  
   И ели мы, ворча сквозь зубы:
  
  
  
   На первый раз французы грубы,
  
  
  
   Они согрели нас без шубы,
  
  
  
  
  Паля из штуцеров.
  
  
  
  
   Владимирцы и все другие,
  
  
  
   Все наши братья дорогие,
  
  
  
  
  Могли бы счет свести
  
  
  
   С французами. Да обманула,
  
  
  
   Ружьем кремневым всех надула
  
  
  
   Заводчица родная - Тула,
  
  
  
  
  Господь ее прости!
  
  
  
  
   Настала ночь. "Петров, Фадеев!
  
  
  
   В ночную цепь, искать злодеев!"
  
  
  
  
  Мы, ружья на плечо,
  
  
  
   Идем - отборное капральство,
  
  
  
   Идем, куда ведет начальство,
  
  
  
   Вдруг рана у меня - канальство! -
  
  
  
  
  Заныла горячо...
  
  
  
  
   Я ранен был, как видишь, в руку,
  
  
  
   Но затаил на время муку
  
  
  
  
  От наших лекарей:
  
  
  
   И дело смыслят, и не плуты,
  
  
  
   Да в обращеньи больно люты,
  
  
  
   Отрежут лапу в две минуты,
  
  
  
  
  Чтоб зажило скорей.
  
  
  
  
   Тихонько говорю Петрову:
  
  
  
   "Ты по-добру, да по-здорову,
  
  
  
  
  А я... я ранен, брат!"
  
  
  
   Петров сказал в ответ сердито:
  
  
  
   "И мне ударили в копыто,
  
  
  
   Да это дело шито-крыто:
  
  
  
  
  Я схоронил мой _клад_".
  
  
  
  
   И что ж? Подслушал, как лазутчик,
  
  
  
   Нас сзади молодой поручик;
  
  
  
  
  Он не из русских был;
  
  
  
   Хоть не какой-нибудь татарин,
  
  
  
   По-нашенски молился барин;
  
  
  
   Не то он - серб, не то - болгарин,
  
  
  
  
  Фамилию забыл.
  
  
  
  
   Как бешеный, он вскрикнул дико:
  
  
  
   "Вы мертвых грабить? Покажи-ка
  
  
  
  
  Мне этот клад сюда.
  
  
  
   "Скорей! Разбойников не скрою
  
  
  
   И вас сейчас, ночной порою,
  
  
  
   Сам расстреляю и зарою
  
  
  
  
  Без всякого суда.
  
  
  
  
   Вы - звери! Вы достойны плахи,
  
  
  
   Вы рады сдернуть и рубахи
  
  
  
  
  С убитых честных тел;
  
  
  
   Спокойно, не моргнувши бровью,
  
  
  
   Умоетесь родною кровью...
  
  
  
   А я, глупец, с такой любовью
  
  
  
  
  В Россию прилетел!
  
  
  
  
   Кажи свой _клад_!" - "Да мне зазорно, -
  
  
  
   Сказал ему Петров покорно,
  
  
  
  
  Не чувствуя вины: -
  
  
  
   Я в ногу ранен, и, примером,
  
  
  
   Никоим не могим манером
  
  
  
   Стащить с себя пред офицером
  
  
  
  
  Казенные штаны".
  
  
  
  
   Поручик обласкал нас взглядом.
  
  
  
   "И ты, Фадеев, с тем же _кладом_?
  
  
  
  
  Признайся, брат, не трусь!"
  
  
  
   А в чем мне было сознаваться?
  
  
  
   И без того мог догадаться,
  
  
  
   Что и безрукому подраться
  
  
  
  
  Желательно за Русь.
  
  
  
  
   Нас потащили в госпитали,
  
  
  
   И там, как водится, пытали,
  
  
  
  
  И усыпили нас
  
  
  
   Каким-то дьявольским дурманом
  
  
  
   И искалечили обманом,
  
  
  
   Чтоб не могли мы с басурманом
  
  
  
  
  Еще сойтись хоть раз.
  
  
  
  
   Пошли мы оба в деревеньку,
  
  
  
   Где я оставил сына Сеньку,
  
  
  
  
  Лихого молодца.
  
  
  
   Когда нагрянут супостаты,
  
  
  
   Сам поведу его из хаты
  
  
  
   И сдам охотою в солдаты -
  
  
  
  
  Подраться за отца.
  
  
  
  
   А у Петрова - дочь девица.
  
  
  
   Бела, свежа и круглолица...
  
  
  
  
  Петров, не забракуй:
  
  
  
   По девке парень сохнет, вянет.
  
  
  
   И только мясоед настанет, -
  
  
  
   Не правда ли, товарищ? - грянет
  
  
  
  
  "Исайя, ликуй!" -
  
  
  
  
   "Согласен, братец, с уговором,
  
  
  
   Чтоб не якшаться с этим вором.
  
  
  
  
  Дьячок, але-машир!
  
  
  
   На свадьбу ты имеешь виды, _
  
  
  
   Но за насмешки и обиды
  
  
  
   Тебе отплатят инвалиды:
  
  
  
  
  Не позовут на пир.
  
  
  
  
   Мы не остались без награды
  
  
  
   За наши раны, наши _клады_,
  
  
  
  
  И, доживая век,
  
  
  
   Свои кресты с любовью носим,
  
  
  
   Людей напрасно не поносим.
  
  
  
   Засим у вас прощенья просим,
  
  
  
  
  Любезный человек.
  
  
  
  
   И молвим снова, друг любезный"
  
  
  
   Едали мы горох железный,
  
  
  
  
  А ты едал кутью.
  
  
  
   Есть у тебя и голосище,
  
  
  
   И в церкви служишь ты, дружище,
  
  
  
   И мы служили, да почище,

Категория: Книги | Добавил: Armush (29.11.2012)
Просмотров: 483 | Рейтинг: 0.0/0
Всего комментариев: 0
Имя *:
Email *:
Код *:
Форма входа