Станкевич Николай Владимирович - Стихотворения - Книги

iv align="justify">

Н. В. Станкевич

Стихотворения

--------------------------------------

Библиотека поэта. Большая серия. Второе издание

Поэты кружка Н. В. Станкевича

Н. В. Станкевич, В. И. Красов, К. С. Аксаков, М. П. Клюшников

Вступительная статья, подготовка текста и примечания С. И. Машинского

М.-Л., "Советский писатель", 1964

OCR Бычков М. Н. mailto:bmn@lib.ru

--------------------------------------

СОДЕРЖАНИЕ

Биографическая справка

СТИХОТВОРЕНИЯ

Экспромт. По прочтении стихотворений Козлова

На игру г-жи Остряковой

Луна. Подражание французскому

Стансы

Отрывки из стихотворной повести

Утешение

Весна

Элегия

Избранный

Филин (Перевод)

Не сожалей

Песнь духов над водами. Из Гете

На могилу сельской девицы

Грусть

Мгновение

К месяцу. Подражание Гете

Старая, негодная фантазия

Отшельник

Два пути

Раздумье

Фантазия

Песни. Фантазия под вальс Бетховена

Я. М. Неверову

Слабость

Заветное

Подвиг жизни

На могиле Эмилии

Эпиграммы и шуточные стихотворения

Эпиграмма ("Кутейник всех обрек с Парнаса на изгнанье...")

Эпиграмма ("Я знаю свет!..")

Эпиграмма ("Есть русская пословица одна...")

<На Каченовского>

<На Снегирева>

Януарию Михайловичу и Тимофею Николаевичу, отправляющимся наслаждаться жизнью

Опять в Берлине

"Профессор будущий! преследуем судьбою..."

Послание к Я. М. Неверову по случаю печальных звуков, которые он извлекал из мусикийского струмента

"Дай руку мне, любезный Тимофей!.."

Н. В. СТАНКЕВИЧ

Николай Владимирович Станкевич родился 27 сентября 1813 года в имении

своего отца - селе Удеревка, Острогожского уезда, Воронежской губернии. Его

дед - серб по происхождению, выходец из Далмации, в 1757 году принял "вечное

подданство в России". Это был образованный и храбрый офицер, он участвовал в

ряде: заграничных походов русской армии, в частности во взятии Берлина.

Детство Станкевича прошло в богатой помещичьей усадьбе. Десяти лет

Станкевич был определен в Острогожское уездное училище, а два года спустя -

в благородный пансион в Воронеже. Николай Станкевич был первенцем в семье, в

которой росло девятеро детей. Сестра поэта Александра Владимировна,

впоследствии вышедшая замуж за сына М. С. Щепкина, сообщает в своих

воспоминаниях множество интересных подробностей, характеризующих духовную

атмосферу детских и юношеских лет Станкевича. С помощью братьев, сестер,

соседей он устраивал домашние театральные представления, на которые

съезжалось множество народу из окрестных поместий. Спектакли заканчивались

различными музыкальными дивертисментами, танцами, сопровождаемыми оркестром,

состоявшим из шести крепостных музыкантов.

Средоточием культурных интересов в семье неизменно был Николай

Станкевич. "Все в нем привлекало к нему родных и знакомых, -

свидетельствовала его сестра, - на нем сосредоточивалась общая

привязанность, все поддавалось его влиянию". {А. В. Щепкина. Воспоминания.

М., 1915, стр. 73.} Станкевич рано начал писать стихи, увлекался

музицированием, с детских лет обучаясь игре на фортепьяно и пению.

Серьезный, начитанный и вместе с тем веселый, остроумный, Станкевич всегда

умел возбуждать интерес окружающих к значительным явлениям современной

литературы и искусства. Его любимыми авторами в ту пору были Гете и Шиллер,

а из русских - Пушкин, несколько позднее к ним прибавился Гоголь.

В Воронеже Станкевич встретился с поэтом А. В. Кольцовым. Именно он

открыл его поэтический талант, а позднее познакомил с Белинским и ввел в

круг московских литераторов. В 1831 году в "Литературной газете" появилось

стихотворение Кольцова "Русская песня", впоследствии известное под названием

"Кольцо". Оно было сопровождено следующим примечанием: "Вот стихотворение

самородного поэта г. Кольцова. Он воронежский мещанин, и ему не более

двадцати лет от роду; нигде не учился и, занятый торговыми делами по

поручению отца, пишет часто дорогою, почти сидя верхом на лошади.

Познакомьте читателей "Литературной газеты" с его талантом".

Рекомендательные строки были подписаны: "Н. С-ч".

Эта криптонимная подпись уже не впервые появлялась в печати. Еще в

1829 году ее можно было нередко встретить под стихами - лирическими или

эпиграммами - на страницах выходившего в Петербурге тоненького литературного

журнала "Бабочка. Дневник новостей, относящихся до просвещения и общежития".

Затем стихи Станкевича стали появляться в "Атенее", "Литературной газете",

"Телескопе", "Молве". Еще будучи в Воронеже, он написал трагедию в стихах

"Василий Шуйский", вышедшую в 1830 году отдельным изданием. Содействовал

этой публикации содержатель воронежского благородного пансиона А. А. Попов,

заботившийся о литературных успехах своих воспитанников и доброй репутации

своего учебного заведения.

Успешно закончив воронежский пансион, Станкевич решил перебраться в

Москву. 14 июля 1830 года датировано его прошение в правление Московского

университета о допуске его к экзаменам на словесное отделение. Знания

Станкевича получили высокую оценку, и он был зачислен в университет

своекоштным студентом.

Станкевич поселился в доме М. Г. Павлова, профессора Московского

университета. Это был замечательный педагог и воспитатель, оказавший

серьезное влияние на духовное развитие целого поколения студенческой

молодежи. В 1831 году М. Г. Павлов открыл студенческий пансион, которым

преследовал цели отнюдь не меркантильные, а научно-педагогические.

Станкевич жил у Павлова не в качестве обычного пансионера. Хорошо

материально обеспеченный и по состоянию здоровья нуждавшийся в специальном

уходе, он пользовался в пансионе - столом, имел в доме Павлова отдельную,

довольно просторную квартиру и содержал свою прислугу. Чахлый, болезненный,

Станкевич оказывался вынужденным нередко пропускать занятия, а то и подолгу

задерживаться в деревне. В 1831 году на этой почве возник инцидент, едва не

закончившийся исключением Станкевича из университета. {"О помещении

студентов, живущих на вольных квартирах, в предполагаемый дом и об

исключении не явившихся для получения табелей". - Московский областной

государственный исторический архив, ф. 418, оп. 101, д. No 283, л. 6. Далее

ссылки на этот архив даются сокращенно: МОГИА.}

С огромным интересом и любопытством входит Станкевич в новую для него

университетскую жизнь. Наступает пора напряженных раздумий, философских

исканий. Быстро расширяется круг знакомых Станкевича. Ярко одаренный,

открытый и доверчивый, он привлекает к себе друзей не только со своего

курса, но и людей значительно старше его по возрасту. Образуется кружок

студенческой молодежи, члены которого регулярно собираются на квартире

Станкевича. "...Весь наш товарищеский кружок, - рассказывал Я. М. Неверов, -

очень часто у него собирался и проводил целые вечера в чтении и в

одушевленной беседе". {Н. Бродский. Я. М. Неверов и его автобиография. М.,

1915, стр. 42.}

Сам Станкевич считал первый год своей жизни в Москве периодом, пока

еще только предшествовавшим поре сознания. Вспоминая это время много лет

спустя, он писал из Берлина своему другу Неверову: "В 17 лет я еще бродил в

неопределенности; если думал о жизни и о своем назначении, то еще больше

думал о своих стихах и их внешней участи. Пора сознания наступила годом

позже..." {Письмо от 8 марта/24 февраля 1838 г. - "Переписка Н. В.

Станкевича", стр. 171.}

Что касается стихов, то хотя Станкевич продолжал их еще писать, но ему

никогда в голову не приходила мысль, что это занятие могло бы стать делом

его жизни.

Обучение в университете требовало от студентов много времени и сил. На

словесном отделении в эти годы к чтению лекций были привлечены видные

профессора. Русскую историю, например, читал М. Т. Каченовский, всеобщую

историю - М. П. Погодин, историю русской словесности - С. П. Шевырев.

Большим успехом пользовался у студентов Н. И. Надеждин, открывший в 1832

году курс теории, а затем и истории изящных искусств. Следует назвать еще М.

Г. Павлова, лекции которого по специальным естественным наукам включали в

себя некоторые философские темы и имели немаловажное значение для

формирования общего Мировоззрения студентов.

В студенческие годы Станкевич усиленно штудирует немецких философов,

особенно Шеллинга и Фихте, затем Канта. В его архиве хранится огромное

количество записей и конспектов прочитанных книг и прослушанных лекций.

Следы серьезной работы мысли несут на себе и его письма. Он мечтает целиком

посвятить себя науке. "Холодна и неприманчива жизнь! - пишет он в октябре

1833 года Шевыреву. - Может быть, только на время. Зато вдвое дороже мне мои

занятия: я сижу, работаю и надеюсь сидеть и работать еще больше. Может быть,

науки со временем совершенно заменят мне жизнь; начало этому я уже вижу. Как

прекрасно отказаться от счастия толпы, создать себе свой мир и стремиться к

нему, хотя не достигая". {"Переписка Станкевича", стр. 252.} Эти признания,

однако, вовсе не отражали жизненного кредо Станкевича. Напротив, со временем

он все решительнее стал склоняться к выводу, что "счастие толпы" - есть

высший смысл жизни и забота о благе человечества - ее главная цель.

Общение и дружба с Белинским все более укрепляли Станкевича в этих его

убеждениях. Они познакомились в 1832 году, уже после исключения Белинского

из университета. Я. М. Неверов рассказывает в одной из мемуарных заметок:

"Белинский, будучи студентом, написал драму, сюжетом которой было

злоупотребление владетельного права над крестьянами. Этот труд <драму

"Дмитрий Калинин">, плод юношеской восторженности, он представил в цензуру и

за это лишен был права посещать университет. Станкевич, услыхавши об этой

истории от общего нашего товарища Клюшникова, пожелал прочесть драму и

ознакомиться с автором". {"Литературное наследство", No 56. М., 1950, стр.

100.} Через посредничество Клюшникова Белинский был введен в кружок

Станкевича. И вскоре они стали друзьями.

Сближение Белинского со Станкевичем и его кружком активизировало

интерес всего кружка к общественным вопросам, к явлениям современной жизни.

В июне 1833 года Станкевич и его друзья были привлечены к следствию по делу

"государственных преступников" Я. И. Костенецкого и П. А. Антоновича.

История едва не закончилась серьезными неприятностями - особенно для

ближайшего друга Станкевича Я. М. Неверова (см. вступит. статью, стр. 16). В

июле 1833 года в университете произошел новый переполох. На имя ректора

прибыла бумага "О присылке студента Станкевича в Пречистенскую часть".

Оказалось, что разыскивают другого Станкевича - некоего Ивана Петровича,

который, как выяснилось потом, в августе 1833 года собирался поступить в

университет, но ввиду "невыдержания надлежащего экзамена" принят не был. Вся

переписка по этому нелепому вопросу была на всякий случай включена в

студенческое дело Николая Станкевича. {"Относительно присылки в

Пречистенскую часть студента Станкевича". - МОГИА, ф. 418, оп. 491, д. No

34.}

К 1834 году отношения Станкевича с Белинским стали особенно тесными,

близкими. Кроме ежесубботних "сходбищ" на квартире Станкевича, они нередко

вместе посещают театр, коротают досуги.

В 1834 году Станкевич закончил университет и получил на руки документ,

удостоверявший результаты его четырехлетнего обучения на словесном

отделении: "Был испытываем в науках оного отделения, показал отличные успехи

при таковом же поведении; почему определением университетского совета сего

1834 года июля 30 дня утвержден кандидатом отделения словесных наук".

{МОГИА, ф. 418, оп. 104, д. No 217, л. 5.}

Теперь близился самый ответственный момент в жизни Станкевича,

наступил "возраст деятельности". Надо было сделать окончательный выбор и

смело следовать по намеченному пути. После поездки в Петербург Станкевич

возвращается в Удеревку и вскоре получает должность почетного смотрителя

Острогожского уездного училища. Станкевич с энтузиазмом берется за это

интересное, как ему кажется, дело. У него возникает множество идей, которые

он хочет осуществить в самом непродолжительном времени - например,

уничтожить телесные наказания в школах, ввести в уездных училищах

ланкастерскую, взаимную систему обучения, написать учебник всеобщей истории

и так далее. {См.: П. В. Анненков. Н. В. Станкевич. Переписка его и

биография. М., 1857, стр. 90.} Эти планы и намерения представляются ему

самому столь серьезными, что он мечтает стать инспектором казенных училищ и

окончательно посвятить себя педагогическому поприщу.

Обязанности почетного смотрителя оказались не очень обременительными и

оставляли достаточно времени для самообразования и досуга. Станкевич много

занимается историей, философией, иногда подумывает о подготовке к

магистерским экзаменам, хотя считает это делом далекого будущего. Больше

всего он сейчас озабочен мыслью о необходимости заняться полезной,

практической деятельностью. В декабре 1834 года он пишет Неверову: "Часто я,

бог знает как, расфантазируюсь о своих подвигах, потребность деятельности не

дает мне покоя..." {"Переписка Станкевича", стр. 303.}

В январе 1835 года Станкевич снова в Москве. Его здоровье, хрупкое с

детских лет, причиняет все большие беспокойства. Оно становится постоянной

темой его писем. К тому времени уже обнаружились симптомы грозной болезни,

которой суждено было через пять лет унести его в могилу. "Убийственная для

меня мысль, пишет он Неверову, - болезнь похищает у тебя душевную энергию,

ты ничего не сделаешь для людей. Природа, может быть, дала тебе средства

стать если не выше толпы, то в передних рядах ее, а болезнь забивает в

середину!" {Там же, стр. 309.} Значительную часть 1835 и 1836 годов

Станкевич живет в Москве, среди "братии" своих - то есть товарищей,

Состояние здоровья не позволяло ему длительное время оставаться в деревне,

без врачебного надзора. Обязанности почетного смотрителя пришлось пока

забросить. Станкевич много читает по истории; желая восполнить пробелы в

своих познаниях, он изучает греческую и римскую историю, его занимают

различные события из истории средних веков. Чтобы лучше усвоить интересующие

его разделы, он стал давать частные уроки по истории братьям Белинского.

Временами Станкевича преследуют сомнения в правильности его образа

жизни. Он мечтает поскорее стать на ноги, "быть человеком" и посвятить себя

какому-нибудь общественно полезному делу. Он с иронией, а то и с сарказмом

отзывается о людях образованных, ученых, но живущих в бездействии и без

пользы. Порой ему кажется, что и он сам принадлежит к их числу. В октябре

1835 года Станкевич пишет Неверову: "Я не чужд энергии, но часто теряю центр

в моих занятиях и не знаю, куда иду: всякая вдохновляющая мысль покидает

меня, и я брожу несколько дней в апатии, не зная, к чему устремиться". {Там

же, стр. 332.} Станкевич мучительно ищет выхода из этих сомнений, ищет путей

к душевному покою и гармонии.

Между тем в его личной жизни наметились и некоторые другие коллизии,

имевшие важное для него значение.

Весной 1835 года Станкевич познакомился с М. А. Бакуниным. Он стал

бывать у него дома, в имении его родных - Прямухине. Здесь он познакомился с

сестрой Бакунина - Любовью Александровной, с которой у него вскоре завязался

роман, чреватый, как выяснилось потом, серьезными душевными потрясениями.

Когда Бакунина была в 1837 году объявлена невестой Станкевича, он вдруг

усомнился в истинности своего чувства к ней и не смог заставить себя ни

отказаться от, брака, ни согласиться на него. В 1839 году, уже за границей,

Станкевич получил сообщение о смерти Бакуниной.

Отъезд Станкевича за границу был вызван прежде всего резким

обострением чахотки, давно точившей его, кроме того - желанием завершить

свое образование, особенно в области философии. Наконец, отъезд на

продолжительное время из России должен был, по мысли Станкевича,

окончательно проверить его чувства к Бакуниной и внести какую-то ясность в

их отношения, становившиеся все более тягостными.

21 июня 1837 года Станкевич получил официальное увольнение с должности

почетного смотрителя училища, {ГИМ, ф. 351, д. No 53, л. 19.} а в первой

половине августа был оформлен и заграничный паспорт, разрешавший его

обладателю в течение трех лет проживать в Германии, Италии, Швейцарии и

разъезжать "по собственным его надобностям". В том же месяце Станкевич

выехал из Москвы.

После трехнедельного пребывания на водах в Карлсбаде состояние его

здоровья заметно улучшилось, и он смог продолжать свое путешествие. В

октябре Станкевич прибыл в Берлин.

Здесь его ожидала радостная встреча с друзьями - Неверовым и

Грановским. Станкевич снял небольшую квартиру в том же доме, где

расположились его друзья. И жизнь скоро вошла в свою нормальную колею. Он

посещал лекции некоторых видных профессоров Берлинского университета -

например, лекции историка Ранке, юриспрудента Ганса, кроме того брал

приватные уроки по философии у молодого профессора Карла Вердера, с которым

у него вскоре установились весьма дружеские отношения. Занятия науками,

лечение, веселые досуги совместно с Неверовым и Грановским - в таких

условиях протекала жизнь Станкевича в Берлине.

Круг русских его знакомств здесь расширился. Осенью 1837 года сюда

прибыл Сергей Строев - давнишний университетский товарищ Станкевича, через

год - И. С. Тургенев. "Здесь довольно русских, готовящихся в профессоры", -

сообщает родным Станкевич. {Письмо от 11 ноября/30 октября 1837 г. -

"Переписка Станкевича", стр. 28.} В конце 1837 года в Берлин приехала чета

Фроловых. Умная и образованная Елизавета Павловна Фролова открыла своего

рода салон, ставший центром умственной жизни всей русской колонии в Берлине.

Нередко коротали вечера здесь и Станкевич с друзьями. Е. П. Фролова - автор

замечательной, не опубликованной при ее жизни записки "Несколько слов о

воспитании женщины в России", в редактировании которой принимал участие

Станкевич. {Текст этой записки со вставками Станкевича напечатан в "Русских

пропилеях", т. 1. М, 1915, стр. 223-231.}

Он жил в Берлине интересной и содержательной духовной жизнью.

Основательное штудирование гегелевской логики заставило Станкевича, с одной

стороны, по-новому взглянуть на некоторые философские проблемы, занимавшие

его в последние годы, а с другой - почувствовать вскоре односторонность

гегелевской системы, ее отвлеченность от практических потребностей времени.

Несколько позже он обратит внимание на Фейербаха.

Помимо научных занятий Станкевич интенсивно знакомился с искусством

Германии, посещал музеи, театры. Громадное впечатление произвели на него

поездки в Дрезден и посещение знаменитой картинной галереи, а также в

Веймар, где все дышало воспоминаниями о близких его сердцу Гете и Шиллере.

К весне 1839 года круг берлинских друзей Станкевича стал быстро

редеть. Уехал домой Неверов, оставил Германию Грановский, стали готовиться в

дорогу Фроловы. Настал черед Станкевича. Однако врачи настоятельно

советовали ему продолжить курс лечения на юге. В августе 1839 года он выехал

в Италию, рассчитывая там пробыть месяцев восемь и летом, совершенно

исцеленным и окрепшим, вернуться домой.

По пути в Италию он остановился в Базеле, в Швейцарии. Здесь

состоялась заранее условленная встреча с давним университетским товарищем и

близким другом - А. П. Ефремовым, от которого Станкевич узнал потрясшую его

весть о смерти своей невесты Л. А. Бакуниной. Вместе с Ефремовым он

отправился в Милан, затем в Геную, Ливорно, Флоренцию и, наконец, в Рим.

Путешествие это продолжалось несколько месяцев. Друзья останавливались в

каждом из названных городов, с возможной тщательностью знакомились с

культурой и бытом страны, особенно с ее живописью и музыкой.

В Риме он встретился снова с И. С. Тургеневым. Встреча в Берлине не

была для Тургенева особенно памятной, она не сблизила обоих

соотечественников. Тургенев замечает, что Станкевич в ту пору "не очень-то

жаловал" его. {И. С. Тургенев. Собр. соч., т. 11. М., 1956, стр. 229.

Станкевич свидетельствует в письмах, что он "узнал" Тургенева еще в

Москве, студентом университета (см.: "Переписка Станкевича", стр. 64). А

Тургенев в своих воспоминаниях о Станкевиче говорит, будто бы они впервые

познакомились лишь в Берлине, через посредство Грановского. Тургенев мог

запамятовать, свидетельство Станкевича представляется более достоверным.}

Совсем иными стали их отношения теперь, в Риме. Они подружились, часто

встречались у Ховриных - общих московских знакомых, также путешествовавших

по Европе.

Здоровье Станкевича между тем неожиданно сильно ухудшилось. По словам

Тургенева, он стал часто кашлять кровью, говорил "чуть слышным голосом".

Тургенев рассказывает в своих воспоминаниях, как однажды они вместе

поднимались к Ховриным, на четвертый этаж. Станкевич был в отличном

расположении духа и читал вслух Пушкина; вдруг он закашлялся, остановился,

поднес платок к губам: на платке осталась кровь. Тургенев вздрогнул, а

Станкевич улыбнулся и продолжал читать прерванное стихотворение.

Станкевич не мог не знать, как опасно он болен. Но он никогда не

хандрил, никому не жаловался на нездоровье. В своих письмах к родным и

друзьям он часто с иронией отзывался о своем смертельном недуге.

В мае 1840 года болезнь Станкевича снова резко обострилась. Затем

наступило некоторое улучшение. В начале июня он вместе с А. П. Ефремовым и

В. А. Дьяковой, урожденной Бакуниной, к которой все больше привязывается,

отправляется во Флоренцию. Врачи строжайше запретили уезжать из Италии:

перемена климата могла оказаться гибельной. Станкевич предполагает остаток

лета провести в Германии или Швейцарии, а на зиму перебраться в Ниццу. Он

все еще полон веры, что его воля и молодой организм одолеют болезнь. Он

полон планов "насчет studieren und schreiben" (изучения и писания). Помимо

нескольких статей в форме "популярных писем", уже вполне созревших в голове,

он замышляет большой труд по истории философии, он рассчитывает написать

специальную работу, посвященную изложению философии Гегеля. И теперь,

сильнее, чем когда бы то ни было прежде, его охватывает желание вернуться

домой. Он с тоской пишет родным о своем изгнанничестве": "Мне хотелось

только сказать вам, в каком бы удовольствии я поскакал в Россию! Ну, пусть

это будет несколько позже, но прочнее! Между тем прошу вас быть спокойными и

не придумывать ничего другого; я здоров и, повторяю, хочу только

закрепнуть". {Письмо от 7 мая/25 апреля 1840 г. - "Переписка Станкевича",

стр. 152.}

Надеждам Станкевича вернуться на родину уже, однако, не суждено было

сбыться. Из Флоренции он вместе со своими спутниками направился в Милан. Но

не доехал. На полпути, в городе Нови - том самом, близ которого Суворов

одержал знаменитую победу над наполеоновской армией, - в ночь с 24 на 25

июня 1840 года Станкевичу стало неожиданно плохо, и наутро его нашли

мертвым. Хорошо осведомленный К. С. Аксаков писал по этому поводу своему

брату Ивану: "Если Виссарион не знает об этом, то ты скажи ему, милый Иван.

Скажи ему, что Ефремов с Станкевичем спали в одной комнате, поутру Ефремов

стал будить его ехать, а он уже умер". {ЛБ, ГАИС III, III/1а.} Тело

Станкевича было перевезено в Россию и похоронено в родной Удеревке.

Смерть Станкевича глубоко потрясла его близких и друзей. Грановский 8

августа 1840 года писал Неверову: "Он унес с собою что-то необходимое для

моей жизни. Никому на свете не был я так обязан: его влияние на меня было

бесконечно и благотворно". {"Т. Н. Грановский и его переписка", т. 2. М.,

1897, стр. 404.} А вот строки из письма Тургенева к Грановскому, написанного

под свежим впечатлением от смерти Станкевича: "Мы потеряли человека,

которого мы любили, в кого мы верили, кто был нашей гордостью и надеждой..."

{Письмо от 16/4 июня 1840 г. - Собр. соч., т. 12. М., 1958, стр. 15.} На

протяжении многих лет образ Станкевича не давал покоя Тургеневу-художнику. В

"Рудине" - в образе Покорского, в повестях "Андрей Колосов", "Гамлет

Щигровского уезда", "Призраки", "Несчастная" - мы ощущаем глубокий след,

оставленный Станкевичем в душе писателя. Опубликованная П. В. Анненковым в

1857 году переписка и биография Станкевича обострила в русском обществе

интерес к его памяти. Под свежим впечатлением книги Анненкова Л. Н. Толстой

писал Б. Н. Чичерину: "Читал ли ты переписку Станкевича? Боже мой! что это

за прелесть. Вот человек, которого я любил бы как себя. Веришь ли, у меня

теперь слезы на глазах. Я нынче только кончил его и ни о чем другом не могу

думать. Больно читать его - слишком правда, убийственно грустная правда. Вот

где ешь его кровь и тело. И зачем? за что! мучалось, радовалось и тщетно

желало такое милое, чудное существо. Зачем?.." {Письмо от 21-23 августа 1858

г. - Л. Н. Толстой. Полн. собр. соч., т. 60. М., 1949, стр. 272:} Лишь через

полвека после смерти Станкевича впервые был издан сборник его сочинений.

СТИХОТВОРЕНИЯ

ЭКСПРОМТ

(ПО ПРОЧТЕНИИ СТИХОТВОРЕНИЙ КОЗЛОВА)

С прекрасною и твердою душой,

С покорностью прияв судьбы веленья,

Умел он вознестись над грозною судьбой

И в бедствии нашел источник вдохновенья.

<1829>

Воронеж

НА ИГРУ Г-ЖИ ОСТРЯКОВОЙ

Талант твой нас обворожает,

Твой нежный взгляд, твой милый вид

Невольно в душу проникает

И сердцу внятно говорит.

Равно в Амалии, Аглаевой прелестна,

Как и свободы дочь в толпе цыган.

Ты об