Главная » Книги

Полонский Яков Петрович - Стихотворения, Страница 13

Полонский Яков Петрович - Стихотворения


1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14

с этим Дунаем прощаясь навеки,
  
   Я думал: едва ль меня родина ждет!..
  
   И вряд ли она будет в жалком калеке
  
   Нуждаться, когда всех на битву пошлет...
  
   Теперь ли, когда и любовь мне изменит,
  
   Жалеть, что могила постель мне заменит!..
  
   - И я уж не помню, как дальше везли
  
   Меня то ухабам румынской земли...
  
   В каком-то бараке очнулся я, снятый
  
   С телеги, и - понял, что это - барак;
  
   День ярко сквозил в щели кровли досчатой,
  
   Но день безотраден был, - хуже, чем мрак...
  
   Прикрытый лишь тряпкой, пропитанной кровью,
  
   В грязи весь, лежал я, прильнув к изголовью,
  
   И, сам искалеченный, тупо глядел
  
   На лица и члены истерзанных тел.
  
   И пыльный барак наш весь день растворялся:
  
   Вносили одних, чтоб других выносить;
  
   С носилками бледных гостей там встречался
  
   Завернутый труп, что несли хоронить...
  
   То слышалось ржанье обозных лошадок,
  
   То стоны, то жалобы на распорядок...
  
   То резкая брань, то смешные слова,
  
   И врач наш острил, засучив рукава...
  
   А вот подошла и сестра милосердья! -
  
   Волнистой косы ее свесилась прядь.
  
   Я дрогнул. - К чему молодое усердье?
  
   "Без крика и плача могу я страдать...
  
   Оставь ты меня умереть, ради бога!"
  
   Она ж поглядела так кротко и строго,
  
   Что Дал я ей волю и раны промыть, -
  
   И раны промыть, и бинты наложить.
  
   И вот, над собой слышу голос я нежный:
  
   "Подайте рубашку!" и слышу ответ, -
  
   Ответ нерешительный, но безнадежный:
  
   "Все вышли, и тряпки нестиранной нет!"
  
   И мыслю я: Боже! какое терпенье!
  
   Я, дышащий труп, - я одно отвращенье
  
   Внушаю; но - нет его в этих чертах
  
   Прелестных, и нет его в этих глазах!
  
   Недолго я был терпелив и послушен:
  
   Настала унылая ночь, - гром гремел,
  
   И трупами пахло, и воздух был душен...
  
   На грязном полу кто-то сонный храпел...
  
   Кое-где ночники, догорая, чадились,
  
   И умиравшие тихо молились
  
   И бредили, - даже кричали "ура!"
  
   И, молча, покойники ждали утра...
  
   То грезил я, то у меня дыбом волос
  
   Вставал: то, в холодном поту, я кричал:
  
   "Рубашку - рубашку!.." и долго мой голос
  
   В ту ночь истомленных покой нарушал...
  
   В туманном мозгу у меня разгорался
  
   Какой-то злой умысел, и порывался
  
   Бежать я, - как вдруг, слышу, катится гром,
  
   И ветер к нам в щели бьет крупным дождем...
  
   Притих я, смотрю, среди призраков ночи,
  
   Сидит, в красноватом мерцанье огня,
  
   Знакомая тень, и бессонные очи,
  
   Как звезды, сквозь сумрак, глядят на меня.
  
   Вот встала, идет и лицо наклоняет
  
   К огню и одну из лампад задувает...
  
   И чудится, будто одежда шуршит,
  
   По белому темное что-то скользит...
  
   И странно, в тот миг, как она замелькала
  
   Как дух, над которым два белых крыла
  
   Взвились, - я подумал: бедняжка устала,
  
   И если б не крик мой, давно бы легла!..
  
   Но вот, снова шорох, и - снова в одежде
  
   Простой (в той, в которой ходила и прежде),
  
   Она из укромного вышла угла,
  
   И светлым виденьем ко мне подошла -
  
   И с дрожью стыдливой любви мне сказала:
  
   "Привстань! Я рубашку тебе принесла"...
  
   Я понял, она на меня надевала
  
   Белье, что с себя потихоньку сняла.
  
   И плакал я. - Детское что-то, родное,
  
   Проснулось в душе, и мое ретивое
  
   Так билось в груди, что пророчило мне
  
   Надежду на счастье в родной стороне...
  
   И вот, я на родине! - Те же невзгоды,
  
   Тщеславие бедности, праздный застой.
  
   И старые сплетни, и новые моды...
  
   Но нет! не забыть мне сестрицы святой!
  
   Рубашку ее сохраню я до гроба...
  
   И пусть наших недругов тешится злоба!
  
   Я верю, что зло отзовется добром: -
  
   Любовь мне сказалась под Красным Крестом.
  
   1878. Марта 6
  
  
  
  
  * * *
  
  
  Поэт и гражданин, он призван был учить.
  
  
  В лохмотьях нищеты живую душу видеть.
  
  
  Самоотверженно страдающих любить
  
  
  И равнодушных ненавидеть.
  
  
  1878
  
  
  
  
  ОПАСЕНИЕ
  
   На праздник ты одна ушла, друг милый мой,
  
  
  Без горничной, без провожатых,
  
   Ушла - порадовать своею красотой
  
  
  Людей беспечных и богатых.
  
   Уж поздно... тьма кругом... и напряжен мой слух,
  
  
  И ум мой полон смутных бредней:
  
   Не твой ли шорох там, где газ давно потух?
  
  
  Чу! что-то звякнуло в передней!..
  
   Уж поздно... я не сплю - клянусь, не оттого,
  
  
  Что горячо тебя люблю я
  
   И что не мог бы я заснуть без твоего
  
  
  Рассказа или поцелуя...
  
   Нет, не из ревности я не смыкаю глаз
  
  
  И жду тебя не как влюбленный:
  
   Я праздника боюсь - мне страшен поздний чае
  
  
  И этот город полусонный.
  
   Здесь каждый ждет беды, здесь каждый запер дверь,
  
  
  Здесь невидимкой между нами
  
   Блуждает нищета, косматая, как зверь,
  
  
  Дрожит и шарит за дверями.
  
   Быть может, тень ее завистливо глядит
  
  
  На яркий свет тех самых окон,
  
   Где под напев смычка нога твоя скользит,
  
  
  Где вьется твой летучий локон.
  
   Ты не нуждаешься благодаря трудам, -
  
  
  Но для нее и ты богата;
  
   И то, что любишь ты, и то, что свято нам,
  
  
  Для голодающих не свято...
  
   . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . .
  
   О, я б не ждал тебя с тревогой и тоской,
  
  
  Об этом не было б и речи,
  
   Когда б у каждого, в семье его родной,
  
  
  Горели праздничные свечи!
  
   <1878>
  
  
  
  
  * * *
  
  
   Глаза и ум, и вся блестишь ты,
  
  
   Невзгод житейских далека...
  
  
   И молча взорам говоришь ты,
  
  
   Как ночью пламень маяка...
  
  
   Но я, пловец, завидя пламень,
  
  
   Своим спасеньем дорожу
  
  
   И, обходя подводный камень,
  
  
   От блеска дальше ухожу...
  
  
   Вот, если б я волной был шумной -
  
  
   Ветрам послушною волной,
  
  
   С какой бы страстью вольнодумной
  
  
   Примчался я к твоим стопам,
  
  
   Чтоб хоть на малое мгновенье
  
  
   Взыграть - разбиться и - слезам
  
  
   Дав волю, выплакать забвенье
  
  
   Своим безумствам и страстям.
  
  
   <1882>
  
  
  
  
  * * *
  
  
  Я умер, и мой дух умчался в тот эфир,
  
  
   Что соткан звездными лучами;
  
  
  Я не могу к тебе вернуться в пыльный мир
  
  
   С его пороком и цепями.
  
  
  Прощай! Ты слышишь дня однообразный гул,
  
  
   И для тебя он скучно-светел;
  
  
  Но день твой предо мной как молния мелькнул
  
  
   И в нем тебя я не заметил.
  
  
  Ты видишь, ночи тень идет на смену дня;
  
  
   Но я твоей не вижу ночи;
  
  
  Какое ж дело мне, ты любишь ли меня
  
  
   Или другому смотришь в очи...
  
  
  Я на земле постиг изменчивость страстей:
  
  
   Смерть погасила жар недужный...
  
  
  Не бойся ж ревности и не проси моей
  
  
   Взаимности, тебе ненужной...
  
  
  <1882>
  
  
  
  
  К ПОРТРЕТУ
  
  
  Она давно прошла, и нет уже тех глаз,
  
  
  И той улыбки нет, что молча выражали
  
  
  Страданье - тень любви, и мысли - тень печали.
  
  
  Но красоту ее Боровиковский спас.
  
  
  Так часть души ее от нас не улетела,
  
  
  И будет этот взгляд и эта прелесть тела
  
  
  К ней равнодушное потомство привлекать,
  
  
  Уча его любить, страдать, прощать, молчать.
  
  
  Январь 1885
  
  
   КОНЕЦ 1880-х - 1890-е ГОДЫ
  
  
  
  ПАМЯТИ С. Я. НАДСОНА
  
  
  
   (19 января 1887 г.)
  
  
   Он вышел рано, а прощальный
  
  
   Луч солнца в тучах догорал;
  
  
   Казалось, факел погребальный
  
  
   Ему дорогу освещал:
  
  
   В темь надвигающейся ночи
  
  
   Вперив задумчивые очи,
  
  
   Он видел - смерть идет...
  
  
   Хотел
  
  
   Тревоги сердца успокоить
  
  
   И хоть не мог еще настроить
  
  
   Всех струн души своей, - запел.
  
  
   И был тот голос с нервной дрожью,
  
  
   Как голос брата, в час глухой
  
  
   Подслушан пылкой молодежью
  
  
   И чуткой женскою душой.
  
  
   Без веры в плод своих стремлений,
  
  
   Любя, страдая, чуть дыша,
  
  
   Он жаждал светлых откровений,
  
  
   И темных недоразумений
  
  
   Была полна его душа.
  
  
   И ум его не знал досуга:
  
  
   Поэта ль, женщину иль друга
  
  
   Встречал он на пути своем, -
  
  
   Рой образов боролся в нем
  
  
   С роями мыслей неотвязных.
  
  
   . . . . . . . . . . . . .
  
  
   Рассудку не хватало слов...
  
  
   И сердце жаждало стихов,
  
  
   Унылых и однообразных,
  
  
   Как у пустынных берегов
  
  
   Немолчный шум морских валов.
  
  
   Томил недуг и - вдохновенье
  
  
   Томило до изнеможенья:
  
  
   Недаром, из страны в страну
  
  
   Блуждая, он искал спасенья,
  
  
   И, как эмблему возрожденья,
  
  
   Любил цветущую весну.
  
  
   Но паче всех благоуханий
  
  
   И чужеземных алтарей
  
  
   Поэт тревожных упований
  
  
   И сокрушительных идей
  
  
   Любил, среди своих блужданий,
  
  
   Отчизну бедную свою:
  
  
   Ее метелями обвеян,
  
  
   Ее пигмеями осмеян,
  
  
   Он жить хотел в ее краю,
  
  
   И там, под шум родного моря,
  
  
   В горах, среди цветущих вилл,
  
  
   Чтоб отдохнуть от зол и горя,
  
  
   Прилег - и в боге опочил.
  
  
   Спи с миром, юноша-поэт!
  
  
   Вкусивший по дороге краткой
  
  
   Все, что любовь дает украдкой,
  
  
   Отраву ласки и клевет,
  
  
   Разлуки гнет, часы свиданий,
  
  
   Шум славы, гром рукоплесканий,
  
  
   Насмешку, холод и привет...
  
  
   Спи с миром, юноша-поэт!
  
  
   24 января 1887
  
  
  
  ПАМЯТИ В. М. ГАРШИНА
  
  
   Вот здесь сидел он у окна,
  
  
   Безмолвный, сумрачный: больна
  
  
   Была душа его - он жался
  
  
   Как бы от холода, глядел
  
  
   Рассеянно и не хотел
  
  
   Мне возражать, - а я старался
  
  
   Утешить гостя и не мог.
  
  
   Быть может, веры в исцеленье
  
  
   Он жаждал, а не утешенья;
  
  
   Но где взять веры?! Слово "бог"
  
  
   Мне на уста не приходило;
  
  
   Молитв целительная сила
  
  
   Была чужда обоим нам,
  
  
   И он ко всем моим речам
  
  
   Был равнодушен, как могила,
  
  
   Как птица раненая, он
  
  
   Приник - и уж не ждал полета;
  
  
   А я сказал ему, чтоб он
  
  
   Житейских дрязг порвал тенета,
  
  
   Чтоб он рванулся на простор -
  
  
   Бежал в прохладу дальних гор,
  
  
   В глушь деревень, к полям иль к морю,
  
  
   Туда, где человек в борьбе
  
  
   С природой смело смотрит горю
  
  
   В лицо, не мысля о себе...
  
  
   Он воспаленными глазами
  
  
   Мне заглянул в глаза, руками
  
  
   Закрыл лицо и не шутя
  
  
   Заплакал горько, как дитя.
  
  
   То были слезы без рыданья,
  
  
   То было горе без названья,
  
  
   То были вздохи без мечты -
  
  
   В сетях любви и пустоты,
  
  
   В когтях завистливого рока,
  
  
   Он был не властен над собой;
  
  
   Ни жить не мог он одиноко,
  
  
   Ни заодно брести с толпой.
  
  
   И думал я: "Поэт! - больное
  
  
   Дитя? Ужель в судьбе твоей
  
  
   Есть что-то злое, роковое,
  
  
   Неодолимое!.."
  
  
   С тех пор прошло немало дней;
  
  
   Я слышал от его друзей,
  
  
   Что он в далекий путь собрался
  
  
   И стал заметно веселей;
  
  
   Но беспощадный рок дождался
  
  
   Его на лестнице крутой
  
  
   И сбросил...
  
  
  
  
   Странный стук раздался...
  
  
   Он грохнулся и разметался,
  
  
   Изломанный, полуживой, -
  
  
   И огненные сновиденья
  
  
   Его умчали в край иной.
  
  
   Без крика и без сожаленья
  
  
   Покинул он больной наш свет;
  
  
   Его не восторгал он - нет!..
  
  
   В его глазах он был теплицей,
  
  
   Где гордой пальме места нет,
  
  
   Где так роскошен пустоцвет,
  
  
   Где пойманной, помятой птицей,
  
  
   Не веря собственным крылам,
  
  
   Сквозь стекла потемневших рам,
  
  
   Сквозь дымку чадных испарений
  
  
   Напрасно к свету рвется гений,
  
  
   К полям, к дубровам, к небесам...
  
  
   28 марта 1888
  
  
  
  
  * * *
  
  
  Для сердца нежного и любящего страстно
  
  
   Те поцелуи слаще всех наград,
  
  
  Что с милых робких губ похищены украдкой
  
  
   И потихоньку отданы назад.
  
  
  Но к обладанью нас влечет слепая сила,
  
  
   Наш ум мутит блаженства сладкий яд:
  
  
  Слезами и тоской отравленная чаша
  
  
   Из милых рук приходит к нам назад.
  
  
  Не всякому дано любви хмельной напиток
  
  
   Разбавить дружбы трезвою водой,
  
  
  И дотянуть его до старости глубокой
  
  
   С наперсницей, когда-то молодой.
  
  
  1888
  
  
  
   В АЛЬБОМ Г... В...
  
  
  И дождь прошумел, и гроза унялась,
  
  
  А капли все падают, падают...
  
  
  Смыкаю глаза я, ночник мой погас,
  
  
  Но прежние грезы в полуночный час
  
  
   Не радуют душу, не радуют...
  
  
  И дрогнет душа, потому что она
  
  
  Несет две утраты тяжелые:
  
  
  Утрату любви, что была так полна
  
  
  Блаженных надежд в дни, когда мать-весна
  
  
   Дарила ей грезы веселые;
  
  
  Другая утрата - доверчивый взгляд
  
  
  И вера в людей - воспитавшая
  
  
  Святую мечту, что всем людям я брат,
  
  
  Что знанье убьет растлевающий яд
  
  
   И к свету подымет все падшее.
  
  
  1888
  
  
  
  В ГОСТЯХ У А. А. ФЕТА
  
  
   Тщетно сторою оконной
  
  
   Ты ночлег мой занавесил, -
  
  
   Новый день, румян и весел,
  
  
   Заглянул в мой угол сонный.
  
  
   Вижу утреннего блеска
  
 &nbs

Категория: Книги | Добавил: Armush (29.11.2012)
Просмотров: 364 | Рейтинг: 0.0/0
Всего комментариев: 0
Имя *:
Email *:
Код *:
Форма входа