ейник.
Потом трубил в бумажный рог,
Кичась неравным боем.
О! для чего всю жизнь не мог
Я быть таким героем!
<1866>
СПУСТЯ 15 ЛЕТ
Там, где на каменные мысы
Буруны хлещут, а в горах
Сады, плющи и - кипарисы
У светлых лестниц на часах,
Там, где когда-то равнодушный
К весне моих тридцатых лет,
Я не сносил ни лжи бездушной,
Ни деспотизма, ни клевет, -
Не благодатный ветер южный,
Не злого моря бурный вал
Остепенял мой жар недужный,
Мне раны сердца врачевал,
Нет, - я встречал людей с душою,
Счастливых, добрых и простых,
За них мирился я с судьбою
И сердцем счастлив был при них;
Я отдыхал в их тесном круге,
Их ласкам верил как добру,
Я видел брата в каждом друге
И в каждой женщине сестру.
Но и тогда, как будто скован
Их сладко дремлющим умом,
Я втайне не был очарован
Их счастья будничным венцом, ~
Иных людей я жаждал встретить,
Иные страсти испытать,
На зов их трепетом ответить,
Торжествовать иль погибать.
Пора титановских стремлений,
Дух бескорыстного труда
Часы горячих вдохновений,
Куда умчались вы, - куда!
Новорожденные титаны,
Где ваши тени! - я один,
Поклонник ваш, скрывая раны,
Брожу, как тень, среди руин...
В борьбе утраченные силы,
Увы! нескоро оживут...
Молчат далекие могилы, -
Темницы тайн не выдают.
<1866>
ОРЕЛ И ЗМЕЯ
На горах, под метелями,
Где лишь ели одни вечно зелены,
Сел орел на скалу в тень под елями
И глядит - из расселины
Выползает змея, извивается,
И на темном граните змеиная
Чешуя серебром отливается...
У орла гордый взгляд загорается:
Заиграло, знать, сердце орлиное,
"Высоко ты, змея, забираешься! -
Молвил он, - будешь плакать - раскаешься!.."
Но змея ему кротко ответила:
"Из-под камня горючего
Я давно тебя в небе заметила
И тебя полюбила, могучего...
Не пугай меня злыми угрозами,
Нет! - бери меня в когти железные,
Познакомь меня с темными грозами,
Иль умчи меня в сферы надзвездные".
Засветилися глазки змеиные
Тихим пламенем, по-змеиному,
Распахнулися крылья орлиные,
Он прижал ее к сердцу орлиному,
Полетел с ней в пространство холодное;
Туча грозная с ним повстречалася:
Изгибаясь, змея подколодная
Под крыло его робко прижалася.
С бурей борются крылья орлиные:
Близко молния где-то ударила...
Он сквозь гром слышит речи змеиные -
Вдруг -
Змея его в сердце ужалила.
И в очах у орла помутилося,
Он от боли упал как подстреленный,
А змея уползла и сокрылася
В глубине, под гранитной расселиной.
<1866>
ЦЫГАНЫ
Скоро солнце взойдет...
Шевелися, народ,
Шевелись!.. Мы пожитки увязываем...
Надоело нам в зной
У опушки лесной -
Гайда в степь! Мы колеса подмазываем...
Куда туча с дождем,
Куда вихорь столбом,
И куда мы плетемся - не сказываем...
На потеху ребят
Мы ведем медвежат,
Снарядили козу-барабанщицу,
А до панских ворот
Мы пошлем наперед
Ворожить ворожейку-обманщицу.
Ворожейка бойка -
Воровская рука,
Да зато молода, черноокая!
Молода, весела...
Гей! идем до села...
Через поле дорога широкая.
Дождик вымоет нас,
Ветер высушит нас,
И поклонится нам рожь высокая...
23 ноября 1865
МУЗА
В туман и холод, внемля стуку
Колес по мерзлой мостовой,
Тревоги духа, а не скуку
Делил я с музой молодой.
Я с ней делил неволи бремя -
Наследье мрачной старины,
И жажду пересилить время -
Уйти в пророческие сны.
Ее нервического плача
Я был свидетелем не раз -
Так тяжела была для нас
Нам жизнью данная задача!
Бессилья крик, иль неудача
Людей, сочувствующих нам,
По девственным ее чертам
Унылой тенью пробегала,
Дрожала бледная рука
И олимпийского венка
С досадой листья обрывала.
Зато печаль моя порой
Ее безжалостно смешила.
Она в венок лавровый свой
Меня, как мальчика, рядила.
Без веры в ясный идеал
Смешно ей было вдохновенье,
И звонкий голос заглушал
Мое рифмованное пенье.
Смешон ей был весь наш Парнас,
И нами пойманная кляча -
Давно измученный Пегас;
Но этот смех - предвестник плача -
Ни разу не поссорил нас.
И до сего дня муза эта
Приходит тайно разделять
Тревоги бедного поэта,
Бодрит и учит презирать
Смех гаера и холод света.
<1867>
* * *
Когда октава за октавой
Неслась и голос твой звучал
Далекой, отзвучавшей славой, -
Верь, не о славе я мечтал!
Нет! воротясь к весне погибшей,
Моя мечта ласкала вновь
Цветущий образ, переживший
В душе погибшую любовь.
Опять остывшей скорби сила
Сжимала сердце - и опять
Меня гармония учила
По-человечески страдать...
<1870>
1870-1880е годы
* * *
Когда я был в неволе,
Я помню, голос мой
Пел о любви, о славе,
О воле золотой,
И узники вздыхали
В оковах за стеной.
Когда пришла свобода,
И я на тот же лад
Пою, - меня за это
Клевещут и язвят:
"Тюремные все песни
Поешь ты, - говорят. -
Когда ты был в неволе,
Ты за своей стеной
Мог петь о лучшей доле,
О воле золотой, -
И узники вздыхали,
Внимая песне той!..
Теперь ты, брат, на воле,
Другие песни пой, -
Пой о цепях, о злобе,
О дикости людской,
Чтоб мы не задремали,
Внимая песне той"
<1870>
О Н. А. НЕКРАСОВЕ
Я помню, был я с ним знаком
В те дни, когда, больной, он говорил с трудом,
Когда, гражданству нас уча,
Он словно вспыхивал и таял как свеча,
Когда любить его могли
Мы все, лишенные даров и благ земли...
Перед дверями гроба он
Был бодр, невозмутим - был тем, чем сотворен;
С своим поникнувшим челом
Над рифмой - он глядел бойцом, а не рабом,
И верил я ему тогда,
Как вещему певцу страданий и труда.
Теперь пускай кричит молва,
Что это были все слова - слова - слова, -
Что он лишь тешился порой
Литературною игрою козырной,
Что с юных лет его грызет
То зависть жгучая, то ледяной расчет.
Пред запоздалою молвой,
Как вы, я не склонюсь послушной головой;
Ей нипочем сказать уму:
За то, что ты светил, иди скорей во тьму...
Молва и слава - два врага;
Молва мне не судья, и я ей не слуга.
<1870>
КОРАБЛИКИ
Я, двух корабликов хозяин с юных дней,
Стал снаряжать их в путь: один кораблик мой
Ушел в прошедшее, на поиски людей,
Прославленных молвой,
Другой - заветные мечты мои помчал
В загадочную даль - в туман грядущих дней,
Туда, где братства и свободы идеал,
Но - нет еще людей.
И вот, назад пришли кораблики мои:
Один из них принес мне бледный рой теней.
Борьбу их, казни, стон, мучения любви
Да тяжкий груз идей.
Другой кораблик мой рой призраков принес,
Мечтою созданных, невидимых людей,
С довольством без рабов, с утратами без слез,
С любовью без цепей.
И вот, одни из них, как тени прошлых лет,
Мне голосят: увы! для всех один закон, -
К чему стремиться?! знай - без горя жизни нет;
Надежда - глупый сон.
Другие мне в ответ таинственно звучат-
У нас иная жизнь! У нас иной закон...
Не верь отжившим, пусть плывут они назад
Былое - глупый сон!
1870
ОТКУДА?!
Откуда же взойдет та новая заря
Свободы истинной - любви и пониманья?
Из-за ограды ли того монастыря,
Где Нестор набожно писал свои сказанья?
Из-за кремля ли, смявшего татар
И посрамившего сарматские знамена,
Из-за того кремля, которого пожар
Обжег венцы Наполеона?
Из-за Невы ль, увенчанной Петром,
Тем императором, который не жезлом
Ивана Грозного владел, а топором:
На запад просеки рубил и строил флоты,
К труду с престола шел, к престолу от труда
И не чуждался никогда
Ни ученической, ни черновой работы? -
Оттуда ли, где хитрый иезуит,
Престола папского орудие и щит.
Во имя нетерпимости и братства,
Кичась, расшатывал основы государства?
Оттуда ли, где Гус, за чашу крест подняв,
Учил на площадях когда-то славной Праги,
Где Жижка страшно мстил за поруганье прав,
Мечом тушил костры и, цепи оборвав,
Внушал страдальцам дух отваги?
Или от Запада, где партии шумят,
Где борются с трибун народные витии,
Где от искусства к нам несется аромат,
Где от наук целебно-жгучий яд,
Того гляди, коснется язв России?..
. . . . . . . . . . . . . . . . .
Мне, как поэту, дела нет,
Откуда будет свет, лишь был бы это свет -
Лишь был бы он, как солнце для природы,
Животворящ для духа и свободы,
И разлагал бы все, в чем духа больше нет...
<1870>
У ОКНА
...И вижу я в окно, как душу холодящий
Отлив зелено-золотой,
В туманную лазурь переходящий,
Объемлет неба свод ночной.
Далекая звезда мелькает точкой белой -
И в небе нет других светил.
Громадный город спит, в беспутстве закоснелый,
И бредит, как лишенный сил...
Мысль ищет выхода - ее пугает холод,
Она мне кажется мечтой,
И не найдут ее, когда проснется город
С его бездушной суетой.
<1876>
БОЛГАРКА
Без песен и слез, в духоте городской,
Роптать и молиться не смея,
Живу я в гареме продажной рабой
У жен мусульманского бея.
Одна говорит: "Ну, рассказывай мне,
Как ваше селенье горело;
И выл ли твой муж, пригвожденный к стене,
Как жгли его белое тело..."
Другая, смеясь, говорит мне: "Ну да,
Недаром тебя пощадили:
Наш бей, уж конечно, был первым, когда
Твою красоту обнажили..."
"Ну что ж? - нараспев третья мне говорит,
Держа над лицом опахало, -
Хоть резать детей нам Коран не велит...