Начну, как водится, смиренно восхвалять,
Великим в древности мужам уподоблять
И, если он читать немножко хоть умеет,
Пишу, что разума он больше всех имеет,
Что Локк, Невтон пред ним не значат ничего
И вряд достойны ли учиться у него;
Пишу - хоть не бывал он век на ратном поле -
Вселенная гласит: _Смоленского ты боле!_
Ведь можно и тому весьма искусно лгать,
50 Кто рифмы кое-как умеет прилагать.
Однако я и в том читателю признаюсь,
Что в одах таковых лишь с теми я равняюсь,
Которые всегда готовы всех хвалить,
Чтоб сотенку рублей или чинок схватить,
Которые на Пинд с большим стремятся жаром
Затем лишь, что себе там хлеб находят даром.
Когда же написать я оды не могу,
То в поле пестрое или к ручью бегу,
Лилеи, ландыши с фиалками сбираю
60 И _чистою рукой_ венки из них сплетаю;
Или на холмике возвышенном сижу
И с холмика на кедр, обросший мхом, гляжу;
Вдали зрю рощицу зеленую, густую,
А тамо хижинку убогую, простую -
И слез _чувствительных_ тут столько я налью,
Что ими омочу не только грудь мою,
Но даже холмик весь, и все его цветочки,
И все сплетенные из ландышей веночки.
Когда ж растрогаю сим сердце, разум мой,
70 Тогда я полечу стремглав к себе домой
В намереньи писать такое, что бы было
Разумно, и остро, и гладко, и уныло,
И в сильном том жару присяду я к бюро,
Бумаги десть беру, чернильницу, перо,
Все пальцы я себе в восторге искусаю
И мысли новенькой печальной ожидаю, -
Полна их голова, а что ж из головы?
К читателям летят лишь ахи да увы,
Для сердца и ума ужасное страданье!..
80 Хочу ли испытать и в притчах дарованья?
Бюффон передо мной - вот список всех зверей!
Вот птички, мотыльки, чудовища морей!
Любых беру, а всё - мученье со скотами! -
То голубь у меня является с зубами,
То уж с коленами, то прыгает паук,
То мухе смерть пришла от ласточкиных рук!..
Недавно и с ослом я до поту пробился:
Лишь начал я, а он в ослицу превратился,
И вышла чепуха. О Федр! о Лафонтен!
90 Зачем не дожили до нынешних времен!
Итак, по совести теперь признаться должно,
Что мне прославиться стихами невозможно.
Жестокой Аполлон! немилосердый бог!
Скажи, я чем тебя прогневать столько мог,
Что взор свой на меня никак не обращаешь,
Моления мои и жертвы презираешь!
Еще ли мало их тебе я посвящал?
Уже я от стихов как спичка истощал,
Не сплю от них, не ем, и день и ночь страдаю,
100 А пользы никакой и впредь не ожидаю!
Что делать мне? увы! - "_Не сочиняй стихов_".
О глас божественный! не рад я, да готов.
А вы, товарищи, сотрудники любезны,
Лиющие от рифм, как я, потоки слезны!
Внемлите мне, я к вам мой обращаю глас:
Оставим для других утесистый Парнас!
Напрасно мы хотим на верх его взмоститься:
Безумно воробьям во след орлов стремиться!
Должны ли воду мы Кастальскую мутить?
110 Не нам ее судьба определила пить.
Когда не чувствуем небес мы вдохновенья,
То наши нежные и громкие творенья,
Какой бы нам собой ни приносили труд,
Покажутся на свет и - тотчас перемрут.
Не лучше ли сие рукомесло оставить?
Послушайтесь - пора подобных нам убавить.
<1805>
188. К АМИНЕ
Nous cherchons le bonheur - l'amour
en est la route.
(Мы ищем счастия - любовь к нему
ведет.)
Амина! сказано неложно,
Что счастие в любви одной
Искать на свете смертным должно;
Любовь небесная собой
Людей всегда переменяет.
Дает их чувствам новый вид,
Любить добро их заставляет, -
Она лишь только злых страшит.
Так, милый друг мой! надо мною
10 Пример сей очевиден был:
С тех пор как я любим тобою,
Себя я больше полюбил;
С тех пор, мне кажется, Амина,
Что будто я добрее стал;
Счастливцев лестная судьбина,
Которой прежде я искал,
Меня теперь не восхищает:
Теперь друг нежный, страстный твой
В тебе всё счастье полагает
20 И хочет только быть с тобой,
Быть неразлучно, вечно, вечно!
Чего ж еще мне пожелать,
Когда любим тобой сердечно?
Ты всё мне можешь заменять!
Когда ж судьба своей рукою
Завяжет крепче узел наш,
Как будем властны над собою
И удалится всякой страж, -
Тогда, Амина, друг любезный,
30 Мы жертву принесем судьбе,
Жить будем в тишине прелестной,
Завидовать - самим себе.
Ах! сколь приятную картину
Теперь представить я могу!
Я вижу вдалеке Амину,
Сидящую на берегу,
Тогда как _Шограш_ серебрится
Меланхолической луной,
И травка и цветок свежится
40 Душистой жизненной росой;
Я вижу - слышу голос милой,
Который, стройно согласясь
С гитарой томною, унылой,
То возвышаясь, то дробясь,
Мой пленный дух обворожает.
Я приближаюсь - всякий шаг
Восторг мой больше умножает;
Я с нею - ив ее глазах
Блаженство всё мое читаю,
50 И не владею сам собой,
К ногам любезной упадаю,
Тут ночь покров тенистый свой
Спускает тихо на вселенну,
И мы обнявшися идем
В ту хижинку уединенну,
Счастливей где царей живем.
Или мне вдруг на мысль приходит
В те дни, когда Борей седой
На всю природу сон наводит,
60 Я в горнице, сидя с тобой
Перед пылающим камином,
_Канастером_ тебя дымлю;
Или за тихим клавесином
Тебя воображать люблю:
Ты нежишь, услаждаешь чувства -
Я в восхищенье прихожу,
Или нестройным, без искусства,
Припевом милую сержу.
Или, в кружок садясь с друзьями,
70 О новостях мы говорим,
Смеемся над собою сами,
Смеемся шалостям чужим,
Всё критикуем, разбираем,
Но не злословим никого;
Или, одни, в марьяж играем,
Или, отставши от него,
Ты вдруг садишься за работу,
Я принимаюсь за стихи,
К которым страшную охоту
80 Мне бог дал - видно, за грехи
Читателей моих несчастных;
Но будто бы нарочно тут,
От чувств, тобою пленных, страстных,
Стихи приятные идут:
И льзя ли быть им не такими,
Когда в предмет беру тебя?
Или твореньями чужими
Увеселяем мы себя;
Или... Но, ах! о том мечтая,
90 Лишь умножаю грусть мою!
Блаженство в _мыслях_ обретая,
_На деле_ слезы только лью.
Зачем, Амина! невозможно
В сем свете по желанью жить?
Зачем необходимо должно
Игралищем фортуны быть?
Ее мы просим, умоляем -
Злодейка не внимает нам!
Не живши, жизнь мы оставляем,
100 И знаем ли, что будет _там_?..
Смотря, как должно здесь терзаться
И в горе век свой провождать,
Тот может _счастливым_ назваться,
О счастьи может кто мечтать.
О друг мой! будем терпеливо
Переносить мы жребий свой!
В подлунной всё превратно, лживо, -
И мы расстанемся с тоской!
И мы, Амина! _вместе будем
110 Смотреть на бледную луну_!..
Тогда вселенную забудем,
Чтоб помнить лишь любовь одну,
Теперь за грусть я награждаюсь
Любовью, милая, твоей;
Хоть часто, часто я терзаюсь -
Доволен участью моей!
<1805>
189. НА КОНЧИНУ ИВАНА ПЕТРОВИЧА ПНИНА
17 сентября 1805
Дивиться ль, смерть, твоей нам злобе?
Ты не жалела никого;
Ты вздумала - и Пнин во гробе,
И мы не зрим уже его!
Но тщетно ты его сразила:
Он будет жить в сердцах друзей!
Ничто твоя над теми сила,
Любим кто в жизни был своей.
В сем мире всё превратно, тленно
И всё к ничтожеству идет;
Лишь имя добрых незабвенно!
Оно из века в век пройдет!
Друзья! мы друга не забудем
В отмщение тиранке злой,
Мы помнить вечно, вечно будем,
Как Пнин пленял своей душой!
Как он приятной остротою
Любезен в обществе бывал
И как с сердечной простотою
Свои нам мысли открывал.
Мы будем помнить, что старался
Он просвещенье ускор_и_ть {*}
И что нимало не боялся
В твореньях правду говорить.
Мы будем помнить - и слезами
Его могилу окропим,
И истинными похвалами
В потомство память предадим...
Блажен, кто в жизни сей умеет
Привлечь к себе любовь сердец!
Блажен! - надежду он имеет
Обресть бессмертия венец!
Между 17 и 23 сентября 1805
{* Его сочинения: "Вопль невинности, отвергаемой законом", "Опыт о
просвещении относительно до России" и неконченное "О возбуждении
патриотизма". "С.Петербургский вестник" (sic), изданный им в 1798 году, и
многие стихотворения заслуживают уважение как любителей словесности, так и
любителей философии. - См. изданный в 1805 году Г. Брусиловым "Журнал
российской словесности", No 10.}
190. ГИМН КРАСОТЕ
Из сочинений Делиля
О ты, которая, как повествуют нам,
Происхождением обязана волнам,
Снисшедшая с небес, владычица вселенной!
О ты, которую в душе, тобою пленной,
Равняет человек лишь с благостью святой!
Рожденная богов улыбкою одной!
Тебя, о красота, воспеть я покушаюсь!
Но, ах! я сам тобой почти не наслаждаюсь;
Творение твое не веселит меня!
10 Уже природы вид весна переменя,
Приятной зеленью долины одевает,
От зимних тяжких уз ручьи освобождает,
Авроре блеск дает, лист новый древесам,
Всё оживляется, - одним моим глазам,
Покрытым мрачною завесой от судьбины,
Едва приметны те волшебные картины.
Мильт_о_н, слепой Мильт_о_н еще их меньше зрел,
Но он счастливей был: он их писать умел.
Когда, прелестные искусством и сердцами,
20 Свой голос ангельский сливая со струнами,
За жизнь, им данную, рождали в нем восторг,
Тогда твои дары, он коих зреть не мог,
В воображении мгновенно оживлялись
И с новой прелестью в стихах его являлись. {1}
Увы! я не могу с ним в славе равен быть,
Но также не могу и образ твой забыть.
Источник радости, приятностей, богатства!
Благодеяния ты льешь на все три царства.
То скрытно от очей, во глубине земной
30 Твоей искусною, всемощною рукой
Простые камни ты в рубины превращаешь,
Цветами разными металлы украшаешь,
Вливаешь огнь в алмаз и любишь, чтоб кристалл,
Сияньем радужным пленяя нас, блистал.
Иль, в Антипаросе ты чудо представляя, {2}
Альбастровые льды по капле собирая,
Велишь им ожидать, доколе Фебов свет,
Проникнув мрачный свод, им даст и блеск и цвет;
Или, изящное являя украшенье,
40 Живописуешь нам кусток, цветок, растенье,
В лазурь и золото спуская кисть свою;
На юных деревцах мы руку зрим твою,
На мрачных рощах сих, где призраки летают
И где прохлада, тень, безмолвье обитают.
Но одаренный род и жизнью и душой
От прочих отличен, всесильная, тобой,
И более к нему любовь твоя стремится.
И насекомое красой своей гордится!
Ты в перье звездное павлина убрала,
50 Ты дуновением жизнь бабочке дала;
Неукротимый лев и тигр, для всех ужасный,
С величеством своим имеют вид согласный;
Олень приятностью, проворством одарен,
Конь смелый гордою осанкой награжден:
Он, голову подняв и меру дав стремленью,
Летит с отважностью к играм, к любви,
к сраженью.
Равно украсила ты мошку и орла.
К царю природы всей щедрее ты была.
Один лишь человек, всем тварям предпочтенный,
60 Челом возвышенным от прочих отличенный,
В удел свой получил тот кроткий, милый взгляд,
Улыбка и слеза в котором говорят.
И наконец его подруга в мир явилась.
Искусство дивное ты в ней явить потщилась,
Она есть лучшее творение твое,
Ты всеми прелестьми украсила ее:
Стыдливой скромностью ее ты одарила,
Душою пламенной и нежной наградила.
Один быв, человек взирал на блеск небес, -
70 Узрел ее - сей блеск в глазах его исчез,
Она вселенной всей прекрасней показалась, -
Ее произведя, сама ты любовалась!
В другом достойное лишь удивленья зрим,
Но в ней, но в ней всегда тебя боготворим!
<1806>
{1 Известно, что Делиль имел весьма слабое зрение, а Мильтон был
совершенно слеп. Три дочери последнего игрою на инструментах и пением
производили тот восторг, которым сей необыкновенный поэт весьма часто был
преисполнен.
2 Антипарос - небольшой остров в Архипелаге. Там есть пещера, в которой
кристаллизация, происходящая от капели со свода, образует разные фигуры.
"Voyages" de Choiseul et de Milady Craven.}
191
(На голос простонародной песни:
"Скучно, грустно мне в деревне жить одной")
Солнце красное! оставь ты небеса,
Ты скорей катись за темные леса!
Ясный месяц! ты останься за горой!
Вы оденьте всё ночною темнотой!
Дайте времечко укрыться от людей
И наплакаться об участи моей!
Люди бегают от горестей чужих, -
Людям нужно ль знать причину слез моих?
Ах! где милый мой, где ангел дорогой?
Не навеки ли простился ты со мной?
Нет ни грамотки, ни вести от тебя!
Напиши хоть, что забыл уж ты меня,
Дай отраду мне скорее умереть!
Мне на белый свет постыло уж смотреть!
В нем не видят ничего мои глаза,
Покрывает их горячая слеза.
Вы, подруженьки, вы сжальтесь надо мной,
Не шутите вы над лютою тоской!
Уделите часть вы горя моего!
Придет время, вы узнаете его, -
Страсть-злодейка не минует никого!
Ах! зачем нельзя без горести любить?
Ах! зачем нельзя неверного забыть?.
<1806>
192