Одоевский Александр Иванович - Полное собрание стихотворений

stify">   Тогда я тихо запою.

  

  

   Конец 1837

  

  

   Тифлис

  

  

  

  

  МОЯ ПЕРИ

  

   Взгляни, утешь меня усладой мирных дум,

  

  

  Степных небес заманчивая Пери!

  

   Во мне грусть тихая сменила бурный шум,

  

  

  Остался дым от пламенных поверий.

  

   Теперь, томлю ли грусть в волнении людей,

  

  

  Меня смешит их суетная радость;

  

   Ищу я думою подернутых очей;

  

  

  Люблю речей задумчивую сладость.

  

   Меня тревожит смех дряхлеющих детей,

  

  

  С усмешкою гляжу на них угрюмой.

  

   Но жизнь моя цветет улыбкою твоей,

  

  

  Твой ясный взор с моей сроднился думой.

  

   О Пери! улети со мною в небеса,

  

  

  В твою отчизну, где всё негой веет,

  

   Где тихо и светло, и времени коса

  

  

   Пред цветом жизни цепенеет.

  

   Как облако плывет в иной, прекрасный мир

  

   И тает, просияв вечернею зарею,

  

   Так полечу и я, растаю весь в эфир

  

   И обовью тебя воздушной пеленою.

  

   Февраль 1838

  

   Караагач

  

  

   БРАК ГРУЗИИ С РУССКИМ ЦАРСТВОМ

  

  

  Дева черноглазая! Дева чернобровая!

  

  

   Грузия! дочь и зари, и огня!

  

  

  Страсть и нега томная, прелесть вечно новая

  

  

   Дышат в тебе, сожигая меня!

  

  

  

  Не томит тебя кручина

  

  

  

  Прежних, пасмурных годов!

  

  

  

  Много было женихов,

  

  

  

  Ты избрала - Исполина!

  

  

  Вот он идет: по могучим плечам

  

  

  Пышно бегут светлорусые волны;

  

  

  Взоры подобны небесным звездам,

  

  

  Весь он и жизни и крепости полный,

  

  

   Гордо идет, без щита и меча;

  

  

  

  Только с левого плеча,

  

  

  

  Зыблясь, падает порфира;

  

  

  Светл он, как снег; грудь, что степь, широка,

  

  

  

  А железная рука

  

  

  

  Твердо правит осью мира.

  

  

  Вышла невеста навстречу; любовь

  

  

  Зноем полудня зажгла ее кровь;

  

  

  

  И, откинув покрывало

  

  

  

  От стыдливого чела,

  

  

  В даль всё глядела, всем звукам внимала,

  

  

  Там, под Казбеком, в ущелье Дарьяла,

  

  

  

  Жениха она ждала.

  

  

  В сладостном восторге с ним повстречалась

  

  

   И перстнями поменялась;

  

  

   В пене Терека к нему

  

  

  Бросилась бурно в объятья, припала

  

  

  Нежно на грудь жениху своему.

  

  

  Приняла думу, и вся - просияла.

  

  

  Прошлых веков не тревожься печалью,

  

  

  Вечно к России любовью гори,-

  

  

  Слитая с нею, как с бранною сталью

  

  

   Пурпур зари.

  

  

  12 апреля 1838

  

  

  Тифлис

  

  

  

  

  * * *

  

  

  

  Я разлучился в колыбели

  

  

  

  С отцом и матерью моей,

  

  

  

  И люди грустно песнь запели

  

  

  

  О бесприютности моей.

  

  

  

  Но жалость их - огонь бесплодный,

  

  

  

  Жжет укоризненной слезой;

  

  

  

  Лишь дева, ангел земнородный,

  

  

  

  Простерла крылья надо мной.

  

  

  

  Мне, сирому, ты заменила

  

  

  

  Отца и мать, вдали от них,

  

  

  

  И вполовину облегчила

  

  

  

  Печаль родителей моих.

  

  

  

  С отцом и матерью родною

  

  

  

  Теперь увиделся я вновь,

  

  

  

  Чтоб ввек меж ними и тобою

  

  

  

  Делить сыновнюю любовь.

  

  

  

  22 июня 1838

  

  

  

  Пятигорск

  

   СТИХОТВОРЕНИЯ, ПРИПИСЫВАЕМЫЕ ОДОЕВСКОМУ

  

  

  

  

  * * *

  

  

  Как носятся тучи за ветром осенним,

  

  

  Я мыслью ношусь за тобою, -

  

  

  А встречусь - забьется в груди ретивое,

  

  

  Как лист запоздалый на ветке.

  

  

  Хотел бы - как небо в глубь синего моря

  

  

  Смотреть и смотреть тебе в очи,

  

  

  Приветливой речи, как песни родимой,

  

  

  В изгнаньи хотел бы послушать!

  

  

  Но света в пространстве падучей звездою

  

  

  Мелькнешь, ненаглядная, мимо, -

  

  

  И снова не видно, и снова тоскую,

  

  

  Усталой душой сиротея...

  

  

  

  

  * * *

  

  

  На западе подъемлется заря,

  

  

  На встречу ей кипит народ могучий

  

  

  И шлет привет наследнику царя,

  

  

  Сливая гул из всех любви созвучий.

  

  

  И вздрогнула от радости святой

  

  

  Вся русская земля, заколебалась:

  

  

  "К нам будет гость державный, наш родной!"

  

  

  И мыслью той, как солнцем обновлялась:

  

  

  "Дум царственных отеческую цель

  

  

  Исполни, гость, слей душу ты с полсветом!

  

  

  Вступил он в путь, и Руси колыбель

  

  

  Он первую почтил своим приветом.

  

  

  Сам Рюрик-князь, с дружиной удалой,

  

  

  На Новгород из светозарной тучи

  

  

  Глядит и пьет из чаши круговой

  

  

  Янтарный мед, как радость их, шипучий;

  

  

  А там, нося святыню честных ран,

  

  

  Монгольских мук нетленное преданье,

  

  

  Князь Михаил с небес склоняет стан,

  

  

  Своей Твери он слышит ликованье:

  

  

  "Нежданный здесь!" У всех забилась грудь,

  

  

  И Тверь его с любовью угостила,

  

  

  И вся, как взор один, следила путь,

  

  

  Где встретит гость иного Михаила.

  

  

  Витая над обителью святой,

  

  

  Где Русь нашла единство и спасенье,

  

  

  Он с неба шлет невидимой рукой

  

  

  Напутное тебе благословенье.

  

  

  Он предок твой, Петра высокий дед,

  

  

  Кем лжецарей окончен пир кровавый.

  

  

  Родник всех дел великих, всех побед,

  

  

  И первый луч неугасимой славы.

  

  

  Взгляни: волной сменяется волна,

  

  

  Тесна для них широкая дорога;

  

  

  Спешат к тебе всей Руси племена

  

  

  Твой встретить взор и громко славят бога.

  

  

  Что град, что весь, - всё здравый русский ум,

  

  

  Плоды труда и русское приволье;

  

  

  Для чувств добра, для благотворных дум

  

  

  Везде царю роскошное раздолье.

  

  

  И где предел? Там - гранью Арарат,

  

  

  Тут - вечных льдов полярные громады,

  

  

  И та же мысль всё движет: все горят,

  

  

  Ждут на всю жизнь одной себе отрады.

  

  

  Но здесь - чья тень? Кто в думу погружен?

  

  

  Над Иртышем стоит Ермак печальный.

  

  

  Всё скорбь одна его тревожит сон,

  

  

  Опальный сон: обрел он край опальный.

  

  

  Века идут, о берег бьется вал,

  

  

  И каждый вал приносит плач изгнанья.

  

  

  Не край, а мир Ермак завоевал,

  

  

  Но той страны страшатся и названья.

  

  

  Взирай: крутит Иртыш; до крайних стран

  

  

  Промчалась весть, за нею ликований

  

  

  Несется гром, и льдяный Океан

  

  

  Заискрился от радужных сияний.

  

  

  Слилась Сибирь в гимн радости; сердца

  

  

  В ее сынах забились русской кровью,

  

  

  Боготворя отечества отца,-

  

  

  К тебе они исполнены любовью.

  

  

  Сибирь стрясла двухвековой укор

  

  

  И - вся восторг - к стопам твоим припала.

  

  

  Как сладостен ей первый царский взор!

  

  

  Твой взор блеснул, и рушилась опала.

  

  

  Минула ночь: от солнца тьма бежит;

  

  

  Теперь Сибирь не та же ли Россия?

  

  

  Уж гостя нет! но вся еще дрожит,

  

  

  Храня о нем предания святые.

  

  

  Уж гостя нет! Куда ж далекий путь

  

  

  Лежит царя возлюбленному сыну?

  

  

  Туда, где Русь ему откроет грудь

  

  

  И крепкий дуб окажет сердцевину,

  

  

  Приволжие - горнило русских сил,

  

  

  Где Нижний-град разгул готовит царский

  

  

  И где четой хранительных светил

  

  

  Нам светятся и Минин и Пожарский.

  

  

  А там, как Рим, разлегшись на холмах,

  

  

  Взнося тьмы глав, святыни украшенье,

  

  

  Москва хранит их памятник в стенах,

  

  

  Как вечное потомства вдохновенье.

  

  

  Спасенья град, где враг великий пал,

  

  

  Чья длань грозой победною владела;

  

  

  Святый костер, где гибли лях и галл

  

  

  И дважды Русь как феникс возъюнела,

  

  

  Москва! Москва! В чьем русском сердце нет

  

  

  Отзывных чувств на клик сей величавый?

  

  

  Она блестит и славой древних лет,

  

  

  И твоего рожденья юной славой;

  

  

  Свой первый взор ты кинул на Москву,

  

  

  Твой первый звук отгрянул в них громами,

  

  

  Внемли ж ее восторженному зву

  

  

  И озари престольную очами,

  

  

  Всей юностью и красотой,

  

  

  Ее надежд небесным ясполненьем!

  

  

  Святи ж и будь нам радостной судьбой,

  

  

  Нас радуй всех безоблачным воззреньем.

  

  

  Но подвиг твой не кончен! Не свершен

  

  

  Возвышенный урок самодержавья.

  

  

  Ты слышишь ли печерский звон

  

  

  Над первою купелью православья?

  

  

  Туда твой путь: во сретенье спешит

  

  

  Весь Киев-град веселыми толпами.

  

  

  И самый Днепр торжественно шумит

  

  

  Под мирными обители стенами.

  

  

  Лазурь небес раскрылась над тобой.

  

  

  Сплетясь в венцы, горят лучи златые,

  

  

  И райскою сияют в них красой

  

  

  России всей хранители святые;

  

  

  Ко господу возносятся хвалой

  

  

  Апостол-князь и все светила веры,

  

  

  И вторят им из глубины земной

  

  

  Угодников священные пещеры.

  

  

  От бога - власть и в господе предел

  

  

  Путей земных и всех благих деяний.

  

  

  Конец пути в святыне ты обрел,

  

  

  Исполнив цель высоких назиданий.

  

  

  Ждет гостя царь: крылатых сто полков

  

  

  Приветствуют их сладкое свиданье;

  

  

  И примет сын награду всех трудов,

  

  

  Родителей державных целованье.

  

  

  В тот самый миг, склоня колено в прах,

  

  

  Взнесет царю чело свое Россия;

  

  

  Признательность блестит в ее очах,

  

  

  Уста дрожат от радости немые,

  

  

  И свежих чувств всей юностью горит,

  

  

  Могучим вся восторгом пламенеет

  

  

  И за тебя его благодарит:

  

  

  Мужаясь в нем, она в тебе юнеет,

  

  

  Благодарит за свет твоих очей

  

  

  Царя-отца и кроткую царицу,

  

  

  Прозрев в тебе бессмертный цвет царей

  

  

  И будущих судеб своих денницу.

  

  

  

  

  ПРИЛОЖЕНИЕ

  

  

  

  PRIERE D'UN PAYSAN RUSSE

  Dieu des hommes libres, Dieu fort! J'ai longtemps prie vers le tzar qui est ton representant sur la terre... Le tzar n'a pas ecoute ma plainte... il se fait tant de bruit autour de son Trone!

  Si, comme nos pretres le disent, l'esclave est aussi ta creature, ne le condamne point sans l'entendre, comme le font les boyards et les serviteurs des boyards.

  J'ai arrose la terre de mes sueurs, mais rien de ce que la terre produit n'appartient a l'esclave. Cependant, nos maitres nous comptent par ames; ils ne devraient compter que nos bras.

  Ma fiancee etait belle,- ils l'ont envoyee a Moscou dans la maison de notre jeune maitre: alors je me suis dit: il y a un Dieu pour l'oiseau, pour les plantes, il n'y a point de Dieu pour l'esclave!

  Pardonne-moi dans ta misericorde, o mon Dieu! Je voulais te prier, et voi'a que je t'accuse!

  {Перевод:

  "Бог людей свободных, боже сильный! Я долго молился царю, твоему представителю на земле... Царь не услышал моей жалобы. .. ведь так шумно вокруг его престола! Если, как говорят наши священники, раб - также твое творение, то не осуждай его, не выслушав, как это делают бояре и слуги боярские. Я орошал землю потом своим, но ничто, производимое землей, не принадлежит рабу. А между тем наши господа считают нас по душам; они должны были бы считать только наши руки. Моя суженая была прекрасна,- они отправили ее в Москву, в дом к нашему молодому барину. Тогда я сказал себе: есть бог для птицы, для растений, но нет бога для раба! Прости меня, о боже, в милосердии твоем! Я хотел молиться тебе, и вот - я тебя обвиняю!"}

  

  

  

  

  ПРИМЕЧАНИЯ

  В данное издание входят все известные в настоящее время произведения А. И. Одоевского.

  Издание стихотворений Одоевского представляет особую трудность. Несмотря на свидетельства друзей поэта о "многих тысячах" написанных им стихов, до нас дошло лишь несколько более трех тысяч его стихотворных строк. Одоевский редко сам записывал свои стихи; чаще - диктовал их, а многое, очевидно, только импровизировал. Так было на каторге, на Кавказе. До 14 декабря 1825 г. дело обстояло иначе: "Стихи пишу и весьма много бумаги мараю не только в продолжение года, но даже ежедневно, смотря по вдохновению",- сообщал он В. Ф. Одоевскому в 1824 г. Но, записывал ли он сам или диктовал, Одоевский неоднократно перерабатывал свои стихи, исправлял их, постоянно оставался неудовлетворен и немало своих произведений сам же уничтожал. До 14 декабря 1825 г. он ничего в печать не отдавал, за исключением одной критической статьи. {"О трагедии "Венцеслав", сочинение Ротру, переделанной г. Жандром" ("Сын отечества", 1825, No 1, стр. 100-105, подпись: А. О.). Авторство Одоевского засвидетельствовано В. К. Кюхельбекером (см. "Дневник В. К. Кюхельбекера". Л., 1929, стр. 105). В издании произведений Одоевского 1934 г. статья помещена в числе приписываемых ему сочинений, хотя в комментарии никаких сомнений в авторстве Одоевского не высказано. М. К. Азадовский предполагал, что статья приписана Одоевскому Кюхельбекером по догадке, на основании сходства инициалов, и вопрос об авторстве Одоевского решал отрицательно, т. к. в том же году в "Сыне отечества" другая статья, явно не Одоевского, была подписана теми же инициалами (см. М. К. Азадовский. Затерянные и утраченные произведения декабристов. "Литературное наследство", No 59. М., 1954, стр. 772). Но Кюхельбекер именно в 1825 г. был дружен с Одоевским, жил у него на квартире; сближали их, прежде всего, литературные интересы; сам Кюхельбекер в 1824-1825 гг. не раз печатался в "Сыне отечества", - все это решительно не позволяет даже предположить, чтобы он не знал твердо, кем написана статья о русском стихосложении (поводом для которой, тем более, послужил перевод, выполненный А. А. Жандром - близким другом А. С. Грибоедова и Одоевского).} После 14 декабря известна лишь одна попытка П. А. Муханова - надо думать, с ведома Одоевского - напечатать несколько его стихотворений (см. ниже).

  Наконец, многое, записанное друзьями Одоевского, погибло в условиях тюрьмы и ссылки, а также и впоследствии. Какие произведения Одоевского не сохранились, невозможно сказать даже приблизительно. Известно, во всяком случае, что не дошли до нас написанные им в 1823 г. стихотворение "К товарищам", в 1824 г. - "К юности", стихотворение "Безжизненный град", стихи, посвященные Никите Муравьеву как президенту Северного общества, 3-я песнь поэмы "Василько", тюремная песня на голос "Во саду ли, в огороде...", ряд эпиграмм, стихотворение, посвященное М. Л. Огаревой, предсмертная импровизация о лечившем Одоевского молодом враче (подробный обзор сведений о не дошедших до нас произведениях Одоевского см. в упомянутой в примечании на стр. 197 работе М. К. Азадовского, стр. 685-686, 700-706, 726, 729). Кроме того, дворовые Одоевских помнили ранние стихотворения Александра Ивановича о липе и о русалках в пруду; {См. запись краеведа М. Орлова. Центральный государственный архив литературы и искусства, ф. 368, оп. I, ед. хр. 2.} есть основание думать, что в 1837-1838 гг. Одоевским было написано второе стихотворение памяти А. С. Грибоедова. {См. А. Е. Розен. Записки декабриста. М., 1907, стр. 243.}

  Первым и единственным до сих пор академическим изданием произведений Одоевского было "Полное собрание стихотворений и писем", вышедшее в 1934 г. и подготовленное И. А. Кубасовым, под редакцией Д. Д. Благого.

  При подготовке настоящего издания обследованы все известные печатные тексты и рукописи и выявлен ряд новых, не входивших в научный оборот.

  Сравнительно с изданием 1934 г., в настоящем сборнике помещено свыше четырехсот ранее неизвестных стихотворных строк Одоевского, причем три стихотворения - "Иоанн Преподобный", "Дифирамб" и "Два духа" - публикуются впервые.

  Вместе с тем в данное издание не включены восемь стихотворений, обычно печатавшихся в собраниях произведений Одоевского: "Глетчер", "Лавина", "А. М. П-ой", "Охлаждение", "На приезд в Сибирь наследника цесаревича", "Склонясь рукой на грань Урала...", "Вдруг над высями Урала...", "Итак, исполнены желанья..." (последние четыре стихотворения были объединены в издании 1934 г. в одно). Все они принадлежат другим авторам. {См. наше сообщение "Мнимые стихотворения А. И. Одоевского". Сб. "Декабристы и их время". Л., 1951, стр. 204-213.} Кроме того, вызывают серьезные сомнения в авторстве Одоевского стихотворения "Как носятся тучи за ветром осенним..." и "На западе подъемлется заря...", включавшиеся обычно в основной корпус; здесь они перенесены в раздел приписываемых (подробнее см. в примечаниях к названным стихотворениям).

  Вовсе не помещены - даже в числе приписываемых - "Песня" ("Бывало, в доме преобширном..."), {См. издание 1934 г., стр. 246-247, 411.} "Луна" ("Тебя ли вижу из окна...") {Рукописный сборник второй половины XIX века. Государственная библиотека СССР им. В. И. Ленина, ОР, No 256.} и так называемые стихи о наводнении ("И день настал, и истощилось..."). Для приписывания их Одоевскому нет решительно никаких оснований. Ввиду большого интереса, который вызывает отрывок "И день настал, и истощилось...", мы считаем необходимым остановиться на нем несколько подробнее.

  Отрывок этот был опубликован в журнале "Былое" (1906, No 5, стр. 1-2) по списку Н. И. Второва, собирателя 40-50-х годов, как принадлежащий М. Ю. Лермонтову (первые четыре строки печатались и ранее в некоторых собраниях его сочинений). Основываясь на том, что Д. И. Завалишин вспоминал о "дифирамбе на наводнение" Одоевского, Н. О. Лернер в 1925 г., в статье "Мелочи прошлого. IV. Стихи о наводнении", приписал этот отрывок Одоевскому. {"Каторга и ссылка". 1925, No 8 (21), стр. 243-247.} С тех пор в изданиях сочинений Лермонтова эти стихи не печатаются даже в разделе "Dubia". В собрании сочинений Одоевского, в числе приписываемых, оно помещено впервые в 1934 г. М. К. Азадовский, в обзоре "Затерянные и утраченные произведения декабристов", категорически отверг возможность авторства Одоевского и подробно аргументировал свою точку зрения. Аргументация М. К. Азадовского сводится к тому, что стихотворение, о котором вспоминал Завалишин, было, судя по его передаче содержания, посвящено действительному наводнению в 1824 г.; между тем в отрывке, о котором идет речь, изображено не наводнение, а революционное восстание, символом которого является наводнение. "Все эти соображения приводят к мысли о невозможности отождествлять упоминаемые Завалишиным стихи о наводнении со стихотворением, обнаруженным в сборнике Второва и четыре первых стиха которого сохранились в автографе Лермонтова. Это-два различных произведения; подлинное же стихотворение Одоевского пока не разыскано". {"Литературное наследство", No 59. М., 1954, стр. 702-704.} Доводы М. К. Азадовского относительно несоответствия отрывка "И день настал, и истощилось..." и стихотворения, о котором вспоминал Д. И. Завалишин, вполне убедительны; это несоответствие отметил также В. Н. Орлов. {См. сб. "Декабристы". Л., 1951, стр. 638.} А ведь это кажущееся соответствие было единственным основанием приписывать отрывок Одоевскому. Но, конечно, Д. И. Завалишин мог и неточно передать содержание "дифирамба" Одоевского. Однако в таком случае гораздо больше оснований видеть в его словах воспоминание о стихотворении, так и озаглавленном: "Дифирамб", впервые печатаемом в данном издании. Вопрос об авторе стихотворения "И день настал, и истощилось..." остается открытым.

  Из автографов Одоевского известны лишь 24 строки в юношеских письмах к В. Ф. Одоевскому, одно стихотворение 1838 г. и одна строфа из другого стихотворения конца 1837 г. Последние два автографа - без подписи; собственная рука Одоевского засвидетельствована его друзьями - М. М. Нарышкиным и А. Е. Розеном. Одно стихотворение дошло в писарской копии, подписанной Одоевским, одно - в публикации несохранившегося автографа. Все же остальное дошло до нас лишь в записях (некоторые с поправками, очевидно, самого Одоевского) и в списках.

  Любое издание стихотворений Одоевского поэтому в какой-то мере гипотетично; понятие канонического текста здесь неприменимо; понятие последней авторской воли весьма условно, и можно даже сказать, что часть стихотворений печатается, вероятно, в редакции декабристского круга друзей Одоевского. {Характерно, как озаглавил декабрист А. Е. Розен свою тетрадь со списками стихотворений Одоевского: "Стихотворения князя Александра Ивановича Одоевского, сочиненные на память без помощи пера или карандаша, большею частью продиктованные А. П. Беляеву и А. Е. Розену. От переписывания копии с копии встречаются в печати и рукописях ошибки и пропуски..." (Институт русской литературы Академии наук. Рукописный отдел, ф. 265, оп. 2, No 1874, л. 1).} Выбор того или иного варианта, датировка и хронологическая последовательность стихотворений, самая принадлежность их перу Одоевского часто предположительны и нередко требуют детальных мотивировок.

  Основными авторитетными источниками для уточнения круга произведений, несомненно принадлежащих Одоевскому, и для установления их текста являлись до сих пор так называемое издание 1883 г. (фактически 1882 г.), {Полное собрание стихотворений князя Александра Ивановича Одоевского (декабриста). Собрал бар. А. Е. Розен. СПб., 1883.} в основе которого лежали списки декабриста А. Е. Розена, и две тетради с записями и списками друзей Одоевского по каторге (в частности, П