Красов Василий Иванович - Стихотворения

  

  

  

  В. И. Красов

  

  

  

   Стихотворения --------------------------------------

  Библиотека поэта. Большая серия. Второе издание

  Поэты кружка Н. В. Станкевича

  Н. В. Станкевич, В. И. Красов, К. С. Аксаков, М. П. Клюшников

  Вступительная статья, подготовка текста и примечания С. И. Машинского

  М.-Л., "Советский писатель", 1964

  OCR Бычков М. Н. mailto:bmn@lib.ru --------------------------------------

  

  

  

  

  СОДЕРЖАНИЕ

  Биографическая справка

  

  

  

   СТИХОТВОРЕНИЯ

  Куликово поле

  К Уралу

  Булат

  Чаша

  Лира Байрона

  Элегия ("Не говорите ей: ты любишь безрассудно...")

  Элегия ("Я скучен для людей, мне скучно между ними...")

  К *** ("Зачем зовешь ее: "Бесстрастная..."")

  Песня ("Взгляни, мой друг, - по небу голубому...")

  Звуки

  Грусть

  Она... ("Как радостен отцу возврат младого сына...")

  К *** ("Она бежит играющих подруг...")

  "О! есть пронзительные стоны!.."

  Первый выезд

  Возврат

  Песня ("Не гляди поэту в очи...")

  Дума

  Песня ("Прочь, прочь, ни слова!..")

  Стансы к Дездемоне ("Зачем так поздно ты явилась...")

  Элегия ("При сильных страданьях, при едкой печали...")

  Элегия ("Когда порой, свободный от трудов...")

  Сара

  Тени

  Панна

  Мечта

  Сон

  Элегия ("С шумящим потоком, с весенней волной...")

  Разлука

  Песня ("О, как сердце вдруг запало!..")

  Облако

  Элегия ("Спокойно всё, лишь ярко на лазури...")

  Вечерняя звезда

  Паж Генриха Второго. Баллада

  Песня ("Пронеслась, пронеслась моя младость...")

  Степь

  Молитва ("Хвала тебе, творец, хвала, благодаренье!..")

  Клара Моврай

  Известие

  Метель

  Время

  О трубадуре Гелинанте и о прекрасной французской королеве Элеоноре

  Элегия ("Когда душа скорбит, а сердце без желаний...")

  Воспоминание

  Она ("Я трепетно глядел в агат ее очей...")

  Тоска

  Стансы к Дездемоне ("О, ты добра, ты - ангел доброты! ..")

  Прости навсегда

  Веселая песня

  Видение

  Песня ("Ты долго ль, цветущей долины хранитель...")

  Ave Maria

  Вечер

  Бабушка

  Песня ("Уж я с вечера сидела...")

  Флейта

  Песня Лауры

  Октябрьский день

  Русская песня ("Ах ты, мать моя, змея-мачеха...")

  Стансы. К *** ("Ты помнишь ли последнее свиданье?..")

  Стансы к Станкевичу

  Соседи

  Песня ("Взгляни на тучу! Слышишь гром?..")

  Разуверение

  Мелодии

  1. "Мне снится вдруг - и запах роз..."

  2. "Подруга тайная на вечную разлуку..."

  3. "Не пышный катафалк раскинут над тобою..."

  Король. Из Гете

  Из Гейне

  Стансы ("Опять пред тобой я стою очарован...")

  Песня ("Уж как в ту ли ночь...")

  Подражание восточному

  7 января

  Анакреон

  "Скучны, други, под шатрами..."

  Старинная песня

  "К чему ты, мрачное томленье?.."

  Ночной товарищ

  Романс

  Обыкновенная история

  "Мечтой и сердцем охладелый..."

  "Свой век я грустно доживаю..."

  Послание Пенелопы к Улиссу. Героида Овидия

  Последняя элегия

  Ф. Ф. Боденштедту

  Романс Печорина

  М. П. Б.

  Песня ("Он быстрей, он отважней нагорных орлов...")

  "Как звуки песни погребальной..."

  Ожидание

  "Нас с тобой обручило несчастье..."

  Первая любовь

  "С дарами чаща предо мной сияла..."

  "Недаром же резвых подруг..."

  Жених

  "Как до времени, прежде старости..."

  "Стоят паликары кругом..."

  "Нескучное наскучило..."

  Василий Иванович Красов родился 23 ноября 1810 года в городе Кадникове, Вологодской губернии. Сын священника, соборного протоиерея, будущий поэт прошел в детстве суровую школу жизни. С малых лет он познал нужду и не расставался с ней до конца дней своих.

  В 1821-1825 годах Красов учился в Вологодском духовном училище. Ему предстояло, как обычно полагалось в те времена, пойти по стопам отца. Но духовная карьера не привлекала молодого человека, любознательного и восприимчивого к истории, поэзии, живописи. Бездушная муштра и схоластика, царившие в училище, возбуждали скорее ненависть к церковной службе, чем благоговение. Но, выполняя волю отца, он вместе с тремя родными братьями исправно посещает занятия, тихо и смиренно тянет лямку.

  После окончания училища пришлось всем четырем братьям податься в духовную семинарию. Красов прилежно изучал древние языки - греческий и латинский, словесные и математические науки, священную историю, церковную догматику. Но чем более углублялся он в "тайны" богословских наук, тем отчетливее испытывал отвращение к ним.

  Еще в стенах семинарии впервые посетило Красова поэтическое вдохновение.. Первые стихи, написанные им, обострили тягу юного бурсака к иной жизни. Захотелось в Москву, в университет, душа рвалась в другой мир, казавшийся таким заманчивым, счастливым и столь отличным от заскорузлой атмосферы, царившей в бурсе. Не закончив семинарию, Красов осенью 1829 года уехал домой, в Кадников. После долгих хлопот удалось вырвать свидетельство об исключении его "из училищного ведомства в епархиальное". {"Дело о принятии в студенты В. И. Красова". - МОГИА, ф. 418, оп. 100, д. No 133, л. 4.} Этот документ окончательно освобождал Красова от бурсацкой неволи и открыл возможность новой жизни.

  Осенью 1830 года он прибыл в Москву, полный решимости поступить в университет. В написанном с юношеским пылом заявлении были такие строки: "любить изящные науки и упражняться в оных - было издавна требованием и утехою души моей, и осуществить мысль: образовать себя под сению сего высокого заведения в словесных науках было последним и усиленным намерением моим..." {Там же.} В сентябре Красов держал экзамены и был признан "способным к слушанию профессорских лекций". {Там же, л. 6.} От него взяли письменное обязательство, что он ни к какой масонской ложе и "ни к какому тайному обществу не принадлежал и впредь принадлежать не будет", {Там же, л. 11.} и зачислили своекоштным студентом словесного отделения.

  В университете Красов сблизился с Белинским, Станкевичем, Клюшниковым. Под их влиянием развивалось его поэтическое дарование. Начиная с 1832 года он регулярно печатает свои стихи в "Телескопе", "Молве", затем - в "Московском наблюдателе", "Отечественных записках".

  Неплохое знание древних языков, которое Красов вынес из бурсы, очень пригодилось в университете. Слывя первым учеником, он постоянно помогал Станкевичу в изучении латыни и греческого. Друзья вместе штудируют книги по истории, философии, живописи, вместе читают Гете и Шиллера. Красов - едва ли не самый частый гость в квартире Станкевича. 15 декабря 1833 года последний сообщает Я. Неверову, что убеждает Красова избрать в качестве диссертации тему, связанную с историей живописи. {"Переписка Станкевича", стр. 267.} Красов одно из самых часто упоминаемых имен в переписке Станкевича. Красову он поверяет свои самые интимные тайны, Красов - его судья и советчик. В мае 1834 года Станкевич пишет Неверову: "Общество, в котором я беседую еще о старых предметах, согревающих душу, ограничивается Красовым и Белинским: эти люди способны вспыхнуть, прослезиться от всякой прекрасной мысли, от всякого благородного подвига!" {Там же, стр. 287.} В ноябре 1835 года - к Бакунину: "Поверишь ли? Я не могу видеть ровно никого из самых близких друзей, кроме Красова, который живет со мною и делит мою жизнь; я могу быть еще с Клюшниковым и Белинским. {"Переписка Станкевича", стр. 578.} Читая эти строки, следует помнить о том романтическом культе дружбы, который царил в кружке, и тех суровых испытаниях, которым она подвергала каждого из его участников. Красов импонировал Станкевичу безукоризненной чистотой своего нравственного облика, абсолютной отрешенностью от прозаической обыденности, благородной мечтательностью своей натуры, ее высокой лирической настроенностью.

  Не сохранилось портретного изображения Красова. По обрывкам воспоминаний друзей, их письмам мы можем восстановить некоторые черты его внешнего и внутреннего духовного облика. Это был мягкий, добрый, отзывчивый на чужую беду человек, беспомощный в житейских делах, неприхотливый в быту, совершенно равнодушный к условиям своего, так сказать, материального существования. Рассказывали о его "безыскусственной внешности", о его ненависти ко всякой светскости. Тихий, скромный, застенчивый, он всегда съеживался в присутствии незнакомого человека. Но зато вольно и легко дышал в кругу близких друзей. Он был поразительно наблюдателен. Ф. Боденштедт вспоминал: "В своих рассказах, выливавшихся постоянно в форме отдельных сценок и эпизодов, он умел передать чрезвычайно метко разговор людей разного типа, но вышедших из народа, начиная с простого мужика и кончая священником и мелкопоместным дворянином старого закала, причем он передавал неподражаемо верно все особенности их речи и самое выражение их лица, но положительно не мог представить мало-мальски сносно лиц высшего круга..." {Фридрих Боденштедт. Воспоминания. - "Русская старина", 1887, No 5, стр. 425.}

  В 1834 году Красов закончил университет в звании кандидата отделения словесных наук. Неустроенный в жизни и неприспособленный к ней, он должен был серьезно подумать о будущем. Заботами и тревогой проникнуто его письмо к друзьям - Константину и Александре Беер, написанное сразу по выходе из университета: "Я стою один как развалина. Странно, многие радовались окончанию, - я не мог этого сделать. "Как, - был первый вопрос моего духа, - ты кончил приготовление к деятельной жизни? Что ж ты будешь делать, и готов ли ты? Какой подвиг изберешь в деле отчизны, испытал ли, сознал ли свои силы? и возделал ли талант, данный провидением?" Уныние было ответом, я был невесел, - теперь моя жизнь, -длинная дорога, теряющаяся за дальними горами, река, текущая в океан вечности, мысль страшная, беспредельная! Невольно задумаешься долго, глубоко. Но я дал себе святое слово сделать все, что могу, - я посвящаю себя моей Родине, дорогой моей Родине, посвящаю человечеству. Сделаю ли то, чего бы я пламенно желал, по крайней мере сладко жить и умереть по-человечески, без упрека, без раскаяния". {"Литературная Вологда", 1959, No 5, стр. 236.}

  Тревога накануне вступления "в мир самобытной деятельности" перемешана в Красове с чувством одиночества. Ему казалось, что товарищество, столь прочное в университетские годы, внезапно распалось и он всеми оставлен. В том же письме к Беерам мы читаем печальные строки: "Курс университетский кончен, - кончена жизнь университетская. Товарищи разлетелись, общий интерес исчез". Необходимо было найти какую-то новую опору в жизни. Вера в свой поэтический талант невелика. Красов убежден, что его удел "еще сокрыт в темной будущности". А пока надо было искать себе работу.

  Но в какой области? О службе в каком-нибудь департаменте не могло быть и речи. Тихий, мягкий, мечтательный, он был совершенно неприспособлен к ней. Красов, по словам Ф. Боденштедта, "содрогался при одной мысли о чиновничьей карьере". {Фридрих Боденштедт. Воспоминания. - "Русская старина", 1887, No 5, стр. 427.} Тот же Ф. Боденштедт рассказывает о Красове: "Вскоре после окончания курса он получил место домашнего учителя в Малороссии, и тут, живя среди народа, столь богатого песнями, он получил новый толчок к поэтическому творчеству". {Там же.} Обстоятельства этой поездки не вполне ясны, но она была, по-видимому, неудачной. Зимой 1835 года Красов вернулся в Москву.

  Он решил искать службу "по ученой части". Найти ее в Москве молодому человеку, ничем еще не проявившемуся в этой области, было невозможно. Пришлось снова подумать о выезде в провинцию. Неожиданно открылась возможность работы в Киевском университете. Воспитанник Московского университета профессор М. А. Максимович, назначенный незадолго перед тем ректором Киевского университета, подыскивал человека на вакансию адъюнкт-профессора по кафедре словесности. М. П. Погодин, к которому он обратился за советом, 16 ноября 1835 года писал ему: "Я нашел тебе адъюнкта - Красова, Ты, кажется, его знаешь. Он хорошо знает по-русски, ретив и обещает вполне следовать твоим наставлениям, трудиться усердно. Если хочешь, напиши - и он явится немедленно к тебе и будет держать магистерский экзамен". {"Письма М. П. Погодина к М. А. Максимовичу". СПб., 1882, стр. 9.}

  Решение вопроса, однако, сильно затягивалось. Красов перебивался частными уроками и случайными заработками, терпел острую нужду. В начале 1837 года он получил приглашение в Чернигов, на должность старшего учителя местной гимназии. Пришлось согласиться. Работа была однообразная, скучная. Но больше всего угнетало отсутствие друзей, духовной среды. Месяцы, проведенные в Чернигове, казались вечностью. Но наконец улыбнулось счастье. Его пригласили в Киев, в университет. В сентябре 1837 года Красов приступил к своим новым обязанностям адъюнкт-профессора кафедры русской словесности.

  Поначалу работа спорилась. Красов много и упорно трудился над подготовкой своих лекций. Приходилось быстро осваивать новые разделы курса, так худо изученного у профессора И. И. Давыдова в университете. Пробелов в знаниях было много, а времени, чтобы их восполнить, не хватало. Помимо чтения лекций по теории красноречия и теории поэзии на Красова возложили еще руководство занятиями по "изъяснению свойств русского языка". Словом, работы было вдоволь: приходилось урывать от сна, сидеть за сто- лом далеко за полночь.

  На первых порах лекции Красова проходили с успехом. Он тщательно готовился к ним, и студенты были довольны. Но так продолжалось недолго. Красов все больше увлекался импровизацией. Говорил он ладно, с жаром и вдохновением, но вместе с тем, как свидетельствовал один из бывших его слушателей, "без обдуманного плана и предварительного приготовления". {В. Шульгин. История университета св. Владимира. СПб., 1860, стр. 1123.} Иным студентам, особенно старшекурсникам, он казался слишком восторженным и поверхностным. С Красовым почти повторилась история, случившаяся незадолго перед тем с адъюнкт-профессором Гоголем в Петербургском университете. История неудачного профессорства Гоголя хорошо известна.

  А тут возникла еще одна забота. Красов решил написать и защитить докторскую диссертацию на тему: "О главных направлениях поэзии в английской и немецкой литературах конца XVIII века". В октябре 1838 года ученый совет факультета предварительно обсудил эту диссертацию и, признав ее удовлетворительной, постановил допустить соискателя к публичной защите.

  Она состоялась 24 декабря 1838 года. Обстановка на защите была сложной. У Красова обнаружились недоброжелатели, завистники. Его ответы на ряд поставленных перед ним вопросов показались начальству и ученым мужам университета недостаточно аргументированными. Словом, диссертация была провалена. Вот как сам Красов объяснял случившееся с ним в письме к Станкевичу: "Я держал на степень доктора словесных наук, написал диссертацию, долго, черт бы ее побрал, с нею возился; но наши университетские киевские клячи не дали мне степени по диспуту, хоть признали диссертацию вполне достойною степени. Они, мерзавцы, не дали потому, что сами были все только магистры, и когда просили у министра, чтоб и им, то есть ординарным профессорам (здесь я разумею Максимовича, Новицкого - профессоров нашего факультета), позволено было без всякого экзамена - только написав диссертацию - искать докторской степени, им министр отказал наотрез. Они торжественно дали слово не сделать и нас докторами - так и сделали". {ЛБ, 8421/11.} В том же письме Красов сообщает Станкевичу, что вскоре после защиты он заявил ректору, что с нового года его "ноги не будет в их скверном университете". Он просил перевести его в Петербургский университет, но под предлогом отсутствия вакансии ему отказали.

  Красов решил бросить "ученую службу". "... Пойду в инспекторы гимназии, - писал он Станкевичу, - чтобы под старость занять когда-нибудь место директора - хоть в Сибири, все равно, - и доживу до смерти и деятельно и не без пользы". {Там же.} Весной 1839 года он оставил университет и уехал из Киева. В течение 25 дней на. попутном "обозе с табаком", в стужу и метель Красов снова возвращался в Москву. "По крайней мере был непокупной табак", - с горькой иронией писал он по этому поводу Станкевичу.

  Встреча с Москвой была не особенно радостной. Многие из друзей юности разлетелись - кто куда. Станкевич с Неверовым были за границей, Белинский переехал в Петербург, Клюшникова он застал в каком-то подавленно-болезненном состоянии духа, пылкий Константин Аксаков обзавелся новыми друзьями и увлекся славянофильскими идеями. От прежнего кружка мало что осталось.

  Красов снова решает заняться частными уроками. Он хочет года два-три "копить деньжонки", а потом укатить года на полтора в Италию. Но осуществима ли эта мечта? На грошовых уроках Далеко не уедешь! Правда, у него накопилось много стихов. Он подумывал об издании их отдельной книжкой. Но, сомневаясь в истинности своего поэтического призвания, постоянно откладывал осуществление этого замысла.

  Тем временем жизнь Красова в Москве никак не устраивалась. Не было ни денег, ни угла, ни постоянной работы. Он влачит почти нищенское существование. Возникает мысль уехать в Петербург, подышать воздухом столицы, усладиться Эрмитажем, а там, "поволочившись" за министром просвещения С. С. Уваровым и петербургским попечителем, исхлопотать себе место инспектора гимназии где-нибудь в северной, родной губернии. Он хочет познакомиться в столице с Жуковским и В. Ф. Одоевским, рассчитывает на их помощь в устройстве своих дел. Но все эти расчеты остаются благостными мечтаниями. Для отъезда в Питер нужны деньги, а их все нет. Да и Белинский не советует оставлять Москвы. В марте 1841 года он просит В. П. Боткина передать Красову: "В Питер ехать не советую - пропадет. На Одоевского надежда плохая, а на Жук<овского>! и говорить нечего. В Москве его знают, а в Питере он не найдет и уроков". {В. Г. Белинский. Полн. собр. соч., т. 12, стр. 28.}

  Белинский высоко ценил Красова. Он постоянно побуждал его к сотрудничеству в "Отечественных записках" и в то же время настоятельно просил не посылать своих стихов в "Москвитянин". "Сохрани его аллах дать хоть полстиха в гнусного "Москвитянина"", пишет он Боткину. {Письмо от 25 октября 1840 г. - Полн. собр. соч., т. 11, стр. 565.} Белинский хотел уберечь талантливого поэта от влияния со стороны М. П. Погодина и его окружения.

  А Красов писал все реже и реже. В иной год - два-три стихотворения. Силы поэта иссякали в изнурительной, почти мученической борьбе за существование. Он перебивался грошовыми уроками, опустошавшими всю его душу, не оставлявшими ни времени, ни желания писать стихи. Между делом Красов продолжал заниматься историей. В 1848 году в девятой книжке "Москвитянина" Красов напечатал полемическую статью, направленную против одной из работ историка С. Соловьева о Смутном времени.

  В 1850-х годах он преподавал русский язык в кадетском корпусе. Сохранились воспоминания одного из бывших воспитанников этого корпуса - рассказ о том, с каким энтузиазмом относилась детвора к своему учителю, с каким живым интересом ловила она каждое его собственное поэтическое слово. {Из воспоминаний о поэте В. И. Красове. "Русское обозрение", 1897, No 5, стр. 423.}

  Летом 1854 года умерла жена Красова, а шесть недель спустя, 17 сентября скончался в больнице и он сам от чахотки, которой страдал последние годы. "Он жил своими трудами и не оставил детям ничего, кроме доброго имени и благословения", - писал один из друзей поэта в некрологической статье, опубликованной в "Москвитянине". {"Москвитянин", 1854, No 18, Смесь, стр. 118.} По просьбе того же автора анонимной статьи редакция опубликовала и "последнее стихотворение" Красова "Стоят паликары кругом..." - стихотворение о подвиге поэта, вдохновенным словом своим поднимающего воинов на великие патриотические дела.

  

  

  

   СТИХОТВОРЕНИЯ

  

  

  

   КУЛИКОВО ПОЛЕ

  

  

  

  

  

  

  

  Н. В. С<танкевичу>

  

  

  Есть поле победы, широкое поле!

  

  

  Там ветер пустынный гуляет по воле!

  

  

  На поле курганы - гробницы костей:

  

  

  То грозное дело булатных мечей!

  

  

  Давно там замолкли и крик и удары,

  

  

  И высохли белые кости бойцов.

  

  

  Здесь русскою силой разбиты татары, -

  

  

  И здесь их обитель - ряд темных холмов!

  

  

  Здесь гений России, с улыбкой презренья,

  

  

  С высоких гробов на вселенну взирал.

  

  

  Он круг необъятный жезлом начертал:

  

  

  То грани России, то наши владенья!

  

  

  Так это здесь - побоище Мамая,

  

  

  Позорище решительной борьбы,

  

   Игра кровавая таинственной судьбы,

  

  

  Спасение отеческого края!

  

   О поле славное, покой тебе, покой!

  

   Немало на тебе гостей отпировало,

  

  

  Немало ты, широкое, стонало:

  

   О поле славное, покой тебе, покой!

  

  

  Вот с той страны, как туча, набежала

  

   Неумолимая, жестокая Орда;

  

  

  Здесь русских рать отмщением пылала

  

   И вековых оков и русского стыда!

  

   Там смуглые бойцы - станицы кочевые -

  

   Их взоры дикие, а чела как туман;

  

  

  Здесь цвет славян, краса полночных стран,

  

   И кудри русые, и очи голубые!

  

  

  Туманна ночь последняя была:

  

  

  Два стана спят, безмолвные, в покое.

  

  

  Заутра шум - и там в кровавом бое

  

  

  Судьба свершит великие дела!

  

  

  Вот все бойцы беспечно засыпают!

  

  

  Но ночь страшна: то слышен крик орлов,

  

  

  То, в тысячу ужасных голосов,

  

  

  Стада волков протяжно завывают.

  

  

  И он вскипел, вскипел упорный бой;

  

  

  Сразилися тиранство и свобода;

  

  

  И ты, любовь российского народа,

  

  

  Носился здесь, воинственный Донской!

  

  

  Ты здесь летал, виновник ополченья,

  

   Для милой родины, при зареве сраженья!

  

  

  Для родины! Прекрасен твой удел,

  

  

  Благословен твой подвиг незабвенный

  

  

  Для родины несчастной, угнетенной!

  

  

  Хвала тебе! Прекрасен твой удел!

  

  

  И вот бегут разбитые татары,

  

  

  Перуны сыплются от русского плеча.

  

   Вновь крики русские, как звонкие удары

  

   Заветного славянского меча!

  

  

  Теперь молчит, молчит победы поле...

  

  

  И я здесь был, и я благоговел!..

  

  

  . . . . . . . . . . . . . . . . . . .

  

  

  . . . . . . . . . . . . . . . . . . .

  

  

  <1832>

  

  

  

  

  К УРАЛУ

  

  

  

   Урал, Урал,

  

  

  

   Тебя Ермак

  

  

  

   Переплывал!

  

  

  

   Твой белый вал

  

  

  

   Не заплескал

  

  

  

   Его ладьи!

  

  

  

   Шумят струи,

  

  

  

   Валы бегут,

  

  

  

   Но берегут

  

  

  

   Его челнок...

  

  

  

   Поток глубок;

  

  

  

   Ладья летит,

  

  

  

   Пловец молчит...

  

  

  

   Знать, ты узнал,

  

  

  

   Седой Урал,

  

  

  

   Кто твой ездок...

  

  

  

   Твой белый вал

  

  

  

   Не заплескал

  

  

  

   Его челнок!

  

  

  

   Почто ж вскипел,

  

  

  

   Родной Урал?

  

  

  

   Зачем взревел

  

  

  

   Твой белый вал?

  

  

  

   Ты взволновал

  

  

  

   Со дна песок,

  

  

  

   Ты распознал

  

  

  

   Чужой челнок...

  

  

  

   В твоих волнах

  

  

  

   Заклятый враг,

  

  

  

   Коварный лях...

  

  

  

   То Мнишек... Ну!

  

  

  

   Топи, волна,

  

  

  

   Ладью ко дну!

  

  

  

   Плывет она,

  

  

  

   Змея жена...

  

  

  

   Урал, Урал,

  

  

  

   Играй, Урал!

  

  

  

   В твоих волнах

  

  

  

   Заклятый враг!..

  

  

  

   <1833>

  

  

  

  

  БУЛАТ

  

  

   России мститель роковой,

  

  

   Булат заветный - радость деда,

  

  

   Ты весь избит о кости шведа

  

  

   Тяжелой русскою рукой!

  

  

   Ты погулял в полях Полтавы

  

  

   Для русской чести, русской славы!

  

  

   Прошла кровавая пора...

  

  

   Ты бушевал без укоризны,

  

  

   Ты выручал и честь Отчизны,

  

  

   И честь великого Петра!

  

  

   Хвала тебе, - как старый воин,

  

  

   Ты много службы прослужил,

  

  

   Как сын родной, не изменил

  

  

   И деда храброго достоин!

  

  

   Почто ж замолк и в жалком сне

  

  

   Оделся ржавчины корою,

  

  

   И в сокрушительной войне

  

  

   Не бился с западной грозою?

  

  

   Тебя никто не разбудил,

  

  

   Никто на брань не наострил!..

  

  

   Ты спал, обросший повиликой,

  

  

   Ты не блеснул, когда Великий

  

  

   Великой родине грозил;

  

  

   Ты не встречал Наполеона,

  

  

   Тебя рука не подняла

  

  

   На корсиканского орла,

  

  

   За жизнь родных, за славу трона!

  

  

   Не подняла... ты не найден,

  

  

   И без тебя вскипели бои,

  

  

   Где бились вы, мои герои,

  

  

   Где вас узнал Наполеон!

  

  

   Напрасно он свой мощный гений

  

  

   В глубоких думах напрягал...

  

  

   И он разбит, и он бежал -

  

  

   Звезда войны, судьба сражений!

  

  

   И - житель дикия скалы -

  

  

   Он помнил русские удары,

  

  

   Побег, позор, Москву, пожары

  

  

   И вас, двуглавые орлы!

  

  

   Но я нашел, решитель боя,

  

  

   Я отыскал тебя, булат, -

  

  

   И как я весел, как я рад

  

  

   Тебе - товарищу героя!

  

  

   Как часто в полночь, при луне,

  

  

   Тебя рассматриваю жадно!..