| Главная » Книги |
Комаровский Василий Алексеевич - Первая пристань, Страница 3
Комаровский Василий Алексеевич - Первая пристаньgn="justify"> 1912
_____________________
* Взойду по лестнице медлительно и грузно.
Теофиль Готье (фр.).
III
...Squilla di lontano
Dante*
Вспорхнула птичка. На ветвистой кроне
Трепещет солнце. Легкий кругозор,
И перелески невысоких гор,
Как их божественный писал Джорджоне.
Из райских тучек сладостный кагор
Струится в золотистом небосклоне,
И лодочник встает в неясном звоне,
И шевелится медленно багор.
Дохнула ночь болотом, лихорадкой.
Перегорев, как уголь, вспышкой краткой,
Упало солнце в марево лагун.
Ночь синяя - и в самом восхищеньи
(Я с севера пришел, жестокий гунн)
Мне тяжело внезапное смущенье.
1913
_____________________
* Дальний звон внимая, / Подобный плачу над умершим днем...
Данте (итал.). Перевод М. Лозинского
IV
В стране, где гиппогриф веселый льва
Крылатого зовет играть в лазури...
Н. Гумилев
Гляжу в окно вагона-ресторана:
Сквозь перья шляп и золото погон
Горит закат. Спускается фургон,
Классической толпой бегут бараны.
По виноградникам летит вагон,
Вокруг кудрявая цветет Тоскана,
Но кофеем плеснуло из стакана,
С окурками смешался эстрагон...
Доносятся слова: Барджелло, Джотто,
Названья улиц, книжные остроты,
О форуме беседует педант.
Вот Фьезоле. Cuique* - свой талант:
И я уже заметил профиль тонкий
Цветочки предлагающей девчонки.
1913
_____________________
* Каждому - часть латинского выражения cuique suum - каждому свое.
V
И ты предстала мне, Флоренция,
Как многогрешная вдова,
Сжимающая индульгенцию,
Закутанная в кружева.
Его костер как будто курится!
Как будто серая зола
Все эти своды, эти улицы,
Все эти камни обмела.
Звеня узорными уздечками,
По ним спускался и сверкал,
Дразня бесстыдными словечками,
Неугомонный карнавал.
И будто здесь Савонаролою
Навеки радость проклятá...
Над мертвою Прокридой голою
Дрожат молитвенно уста!
1913
VI
Как Цезарь жителям Алезии
К полям все доступы закрыл,
Так дух забот от стран поэзии
Всех в век железный оградил.
Валерий Брюсов
Как древле - к селам Анатолии
Слетались предки-казаки,
Так и теперь - на Капитолии
Шаги кощунственно-тяжки.
Там, где идти ногами босыми,
Благословляя час и день,
Затягиваюсь папиросою
И всюду выбираю тень.
Бреду ленивою походкою
И камешек кладу в карман,
Где над редчайшею находкою,
Счастливый, плакал Винкельман!
Ногами мучаясь натертыми,
Накидки подстилая край,
Сажусь - а здесь прошел в когортами
Сенат перехитривший Кай...
Минуя серые пакгаузы,
Вздохну всей полнотою фибр.
И с мутною водою Яузы
Сравню миродержавный Тибр!
1913
VII
O sol beato!*
В гостинице (увы - в Неаполе!)
Сижу один, нетерпелив.
Дробинки горестно закапали
И ощетинился залив.
Над жерлом хмурого Везувия,
Уснувшего холостяка,
Как своды тяжкие Витрувия -
Гроза склубилась в облака.
Раскрою книгу - не читается;
Хочу писать - выходит вздор;
А занавеска раздвигается,
Стучит дверями коридор.
А рядом едкими укорами
Супруга потчует жена,
Несдержанными разговорами
Моя печаль раздражена.
Минуты длятся бесталанные,
Как серый пепел серых лав;
Вдруг - и лучи обетованные
Вторгаются, затрепетав!
Опять смеется солнце южное,
Мгновенье - высохнет балкон;
А переулок блещет лужами,
На vetturino* - балахон.
Опять, размахивая косами,
В окне - и прямо против нас,
Она проветривает простыни
И полосатый свой матрас.
И всюду воздух опьяняющий,
Пестро-раскрашенный Восток.
А я - веселый, обоняющий
Ее мелькающий цветок!
1913
_____________________
* О прекрасное солнце! (итал.)
РАКША
Осенней свежести благоуханный воздух,
Всепроникающий, дарует сладкий роздых,
Балует и поит родимым молоком...
Под алебастровым и пышным потолком
Висит широкая, померкнувшая люстра.
В огромной комнате торжественно и пусто.
Квадратами блеснет дубовый, светлый пол...
Но сдвинут в малый круг многосемейный стол,
И - праздные следы исчезнувшего улья -
Расставлены вдоль стен рассохшиеся стулья.
Напыщенной рукой отодвигая трость,
Щедротой царскою задабривая злость,
С мутно-зеленого холста взирает Павел...
Он Ракшу подарил и памятник поставил
В румяной красоте бесчисленных девиц*;
И смотрит со стены безусых много лиц,
Сержанты гвардии, и, с Анною в алмазах,
Глядит насмешливо родоначальник Глазов**.
Усердно слушает его далекий внук -
И каждый птичий писк, и деревенский звук,
И скотного двора далекое мычанье...
И снова тишина и долгое молчанье.
В осенней сырости и холоде зимы,
Равно, еще стоят, средь серой полутьмы,
Шкапы, где спутаны и мысли и форматы,
Дела военные и мирные трактаты;
Где замурованы, уснувшие вполне,
Макиавелли, Дант, и Байрон, и Вине.
Бывало, от возни, мальчишеского гама,
Сюда я уходил, - Колумб, Васко де Гама, -
В новооткрытый сад и ядов и лекарств,
Где пыль моршанская*** легла над пылью царств,
И человечество - то прах, то бесконечность -
Свой хрупкий зигурат бесцельно зиждет в вечность.
Разыскивая всех, разузнавая всё,
Я всё перелистал: Лукреция, Руссо,
Паскаля чистые сомненья и уроки,
Под добродетелью сокрытые пороки,
Тщеславье, что в душе сидит так глубоко
(А герцог отыскал его Ларошфуко),
И всё, что, меж войной, охотой, фимиамом,
Былые короли писали умным дамам,
Что хитрый Меттерних, скучая не у дел,
В историю вписал или не доглядел,
Бантыш и Голиков, - где Миних, где Румянцев,
И Петр молодой со сворой иностранцев, -
Мысль Чаадаева, в дыму взлетевший форт,
И комментарии, и тяжкий шаг когорт, -
Всё ум мой тешило и сладостно манило
То кровь свою пролить, то проливать чернила.
Кандида прочитав - я начинал Задиг...
Но здесь нечаянно мой дед меня настиг,
Отнял и у себя запрятал том Вольтера, -
Чтоб разум не мутил и не погасла вера.
В лес ухожу бродить, в соседние поля...
Листом орешника налипшая земля
Душистой сыростью и грязью черноземной
Волнует сердце мне. Лесистый и огромный
Простор, и в зелени не видно деревень.
Но всюду около - полынь и серый пень,
Недавних вырубок поконченное дело;
Где прежде Заповедь**** сияла и шумела
Могучей красотой нетронутых лесов, -
Сменили белизну березовых стволов
Осины мелкие и небо грустных тучек.
Всё на приданое своих подросших внучек, -
Потомство иногда тягчайшая из бед, -
Леса обрек свести чадолюбивый дед,
Да управляющий, с улыбкой бессердечной,
Свой собственный карман наполнил, всеконечно...
Тропинка тянется через мохнатый луг,
И носится кругом пьянящий сердце дух,
И вьются облака набухшей вереницей
Над белой церковью и белою больницей.
1913
_____________________
* У В.Г. Безобразова, прежнего владельца имения "Ракша", было восемь дочерей. (Прим. В. Комаровского.)
** Ракша подарена Имп. Павлом генералу Глазову, командовавшему его гатчинским войском. (Прим. В. Комаровского.)
*** Название уезда. (Прим. В. Комаровского.)
**** Название леса в Ракше. (Прим. В. Комаровского.)
* * *
Лицо печальное твое осеребрило
И день бессолнечный, и вечер темнокрылый,
И ночь безлунную. Сиянием клинка
Мерцает римлянки прелестная тоска,
И лебединые волнующие складки
На шее мраморной - торжественны и сладки.
(На копенгагенский бюст Агриппины Старшей)
1912
* * *
Шумящие и ветреные дни!
Как этот воздух пахнет медом!
Насыщенное теплым медом,
О, лето позднее и ветреные дни!
В недоуменьи первых встреч
Какая нежная суровость...
Жечь эту мудрую суровость
В перегорании преображенных встреч?
Среди прохладно-синих трав
Восторг и грустные улыбки!
Восторг и белые улыбки
В прикосновении прохладных, синих трав?
Хочу над бледным этим лбом
Волос таинственную пышность,
Твою таинственную пышность
Хочу поцеловать над бледным этим лбом!
1913
В ЦАРСКОМ СЕЛЕ
Я начал, как и все - и с юношеским жаром
Любил и буйствовал. Любовь прошла пожаром,
Дом на песке стоял - и он не уцелел.
Тогда, мечте своей поставивши предел,
Я Питер променял, туманный и угарный,
На ежедневную прогулку по Бульварной.
Здесь в дачах каменных - гостеприимный кров
За революцию осиротевших вдов.
В беседе дружеской проходит вечер каждый.
Свободой насладись - ее не будет дважды!
Покоем лечится примерный царскосел,
Гуляет медленно, избавленный от зол,
В аллеях липовых скептической Минервы.
Здесь пристань белая, где Александр Первый,
Мечтая странником исчезнуть от людей,
Перчатки надевал и кликал лебедей,
Им хлеба белого разбрасывая крошки.
Иллюминация не зажигает плошки,
И в бронзе неказист великий лицеист.
Но здесь над Тютчевым кружился "ржавый лист",
И, может, Лермонтов скакал по той аллее?
Зачем же, как и встарь, а может быть и злее,
Тебя и здесь гнетет какой-то тайный зуд? -
Минуты, и часы, и месяцы - ползут.
Я знаю: утомясь опять гнездом безбурным,
Скучая дóсугом своим литературным,
Со страстью жадною я душу всю отдам
И новым странностям, и новым городам.
И в пестрой суете, раскаяньем томимый,
Ведь будет жаль годов, когда я, нелюдимый,
Упорного труда постигнув благодать,
Записывал стихи в забытую тетрадь...
1912
* * *
Как этот день сегодня странно тонок:
Слепительный, звенящий ряд берез;
И острое жужжанье быстрых ос
Над влажностью коралловых масленок.
Сегодня облака белеют ярки,
Нагромождает ветер эти арки,
Идешь один, как будто жданный вождь.
Младенчески чему-то сердце радо.
И падает осенняя награда -
Блистательный, широкий, светлый дождь.
1913
* * *
Мы, любопытствуя, прошли дворец и своды,
Где тень внезапно леденит.
Но равнодушие бездумного народа
Их предрассудок сохранит...
Лазурная стена сияет веселее,
Чем синий, зимний небосклон.
И Камероновы белеют пропилеи
Беспечной четкостью колонн.
Ингерманландии окутанные дали
И елей сероватый цвет.
День этот солнечный, в котором нет печали,
Но счастья - счастья тоже нет.
И всюду важные и пышные дороги
Сплелись в себялюбивый круг.
А снегом искрится и блещет скат отлогий,
Равняя озеро и луг.
Лишь ветер налетит и жжет, немного пряный,
И временами, снова злей,
Он всюду закрутит, тоскуя окаянно
Среди расчищенных аллей.
1913
АННЕ АХМАТОВОЙ
(Вечер и Четки)
В полуночи, осыпанной золою,
В условии сердечной тесноты,
Над темною и серою землею
Ваш эвкалипт раскрыл свои цветы.
И утренней порой голубоокой
Тоской весны еще не крепкий ствол,
Он нежностью, исторгнутой жестоко,
Среди камней недоуменно цвел.
Вот славы день. Искусно или больно
Перед людьми разбито на куски,
И что взято рукою богомольно,
И что дано бесчувствием руки.
1914
СТАТУЯ
Над серебром воды и зеленью лугов
Ее я увидал. Откинув покрывало,
Дыханье майское ей плечи целовало
Далеким холодом растаявших снегов.
И равнодушная, она не обещала -
Сияла мрамором у светлых берегов.
Но человеческих и женственных шагов
И милого лица с тех пор как будто мало.
В сердечной простоте, когда придется пить,
Я думал, мудрую сумею накопить,
Но повседневную, негаснущую жажду...
Несчастный! - Вечную и строгую любовь
Ты хочешь увидать одетой в плоть и кровь,
А лики смутные уносит опыт каждый!
1914
* * *
Я рад, сегодня снег! И зимнему беззвучью
В спокойном сердце нет преград.
В окно высокое повсюду смотрят сучья
И белый свет, - которому я рад.
И знаю, смерть одолевая нежно,
Опять листы согласно зацветут.
И коченевшие печалью этой снежной,
Земля оттает, травы прорастут.
Зеленый сад, зеленые кочевья!
И блеклой памятью спеша,
Вернется к вам, осенние деревья,
В урочный час, вечерняя душа...
И говорливые и ропщущие думы
Застынут, замкнутые в круг,
Где легкий хруст ветвей и сумрачные шумы,
Всепроникающий недуг.
1913
* * *
Видел тебя красивой лишь раз. Как дымное море,
Сини глаза. Счастливо лицо. Печальна походка.
Май в то время зацвел, и воздух светом и солью
Был растворен. Сияла Нева. Теплом и весною
Робкою грудью усталые люди дышали.
Ты была влюблена, повинуясь властному солнцу,
И ждала - а сердце, сгорая, пело надеждой.
Я же, случайно увидев только завесу,
Помню тот день. Тебя ли знаю и помню?
Или это лишь молодость - общая чаша?
1913
* * *
Июль был яростный и пыльно-бирюзовый.
Сегодня целый день я слышу из окна
Дождя осеннего пленительные зовы.
Сегодня целый день и запахи земли
Волнуют душу мне томительно и сладко
И, если дни мои еще вчера текли
В однообразии порядка...
1914
* * *
То летний жар, то солнца глаз пурпурный,
Тоска ветров и мокрый плен аллей, -
И девушка* в тоске своей скульптурной
В осенний серый день еще милей.
Из черных урн смарагдовых полей
Бежит вода стремительно и бурно, -
И был тяжел ей лета пыл мишурный,
И ей бодрей бежать и веселей.
Над стонущей величественной медью
Бежит туман взволнованною твердью,
Верхушки лип зовут последний тлен.
Идет сентябрь, и бодрыми шагами,
В предчувствии осенних перемен,
Он попирает сучья под ногами.
<Первая публикация: "Звено",
Париж, 1924, No 69>
* * *
Июньской зелени дубов, прохладно-черной,
И полдню-золоту, и сини, точно горной,
И белым облакам - в ответ - молчат сердца.
Забывшие любить, усталые бороться,
Усталые глядеть и видеть без конца
Как медленно течет и терпеливо льется
Зеленая вода. Вот мертвая пчела
Упала с сломанною веткой. Поплыла.
И рябью движется в мучительном значеньи
Как этот летний день в сверкающем свеченьи?
1911
* * *
Листок сухой, без жизни и названья,
Я думал, май еще далек,
Но веет здесь весеннее дыханье,
Уже летает мотылек.
Окроплены незримою рукою
Весны душистые цветы.
| |
| Просмотров: 517 | Рейтинг: 0.0/0 |
| Всего комментариев: 0 | |
Жанры