Главная » Книги

Комаровский Василий Алексеевич - Первая пристань, Страница 2

Комаровский Василий Алексеевич - Первая пристань


1 2 3 4

tify">         Пусть это день один,
   И в тонком воздухе я чую дуновенье
         И холод первых льдин.
  
   Но солнце катится, и сердце благодарно
         В короткие часы
   За желтый мед листвы, и полдень светозарный,
         И ясный звон косы.
  
   Церера светлая сегодня отдала мне
         И запахи смолы,
   Все эти серые и розовые камни,
         И мокрые стволы.
  
                    1912
                   Царское Село
  
  
  
   *   *   *
  
  
   Устало солнце, жегшее спокойно
   Полет стрекоз и зоркие труды.
   И отсверкал Июль рекою знойной,
   Роняя недозрелые плоды
   В зеленый хмель. Завянул дягиль белый.
   Вливая горечь в сумрак отсырелый,
   Анисовые чахли кружева...
   Повсюду буйная сошла трава,
   И облака, как клочья серой ваты,
   Текли гурьбой в огнистые закаты.
  
   А я следил природы поворот:
   Внезапные и злые перемены,
   И трепеты осин над рябью вод,
   И мокрых пней зияющие тлены,
   И снизу зеленеющие мхи.
   Сметая горсть осенней шелухи,
   Рождался ветер в холоде и буре.
   Дожди шумели вновь. В овечьей шкуре
   Стоял старик. И влажен был, и вял
   Бесцветный взгляд. Но я таким не стал.
  
   Я не ушел безлунною, вечерней,
   Щемящею порой, угрюмый, в сад,
   Где полон пруд и золота и черни,
   Где гнезда разоренные висят,
   И воронья гортанное стенанье.
   Где обессилено припоминанье
   За шумом вод, за убылью мечты.
   Ноябрьским утром не вернешься ты
   Над черною и гневною рекою,
   С печальным ртом и тонкою рукою.
  
   Но в яркий день, когда слепят снега,
   На глянце этих прутьев рыже-красных
   Стеклянный лед. И бодрая нога
   Хрустит поляной белой и безгласной,
   Блеснул иной, зелено-карий взгляд.
   Кругом мороз, а я гляжу назад,
   За розовым ее - мужицким платьем.
   Она сурово тронет сладострастьем
   Упорного и черствого скупца.
   Она играет прелестью лица
   Веселою своей. И кровь напрасно
   Перебежит. Безлюдье. Всё опасно.
  
                    1913
  
  
   ИСКУШЕНИЕ
  
  
   Она уже идет трущобою звериной,
   Алкая молодо и требуя права,
   И, усыпленная разлукою старинной,
   Любовь убитая - она опять права.
  
   Ты выстроил затвор над северной стремниной,
   Где в небе северном скудеет синева;
   Она передохнет в твой сумрак голубиный
   Свои вечерние и влажные слова.
  
   И, сердце ущемив, испытанное строго,
   Он в расселине елового порога
   Воздушною струей звенит и шелестит.
  
   Скорее убегай и брось далекий скит!
   С глазами мутными! Ночными голосами
   Она поет! Шумит весенними лесами!
  
                    1913
  
  
  
   *   *   *
  
  
   Видел тебя сегодня во сне, веселой и бодрой.
   (Белый наш дом стоял на горе, но желтый от солнца.)
   Всё говорил о себе, да о том, что в тебе нераздельно
   Трое живут: ненавистна одна, к другой равнодушен,
   Третья прелестна и эту люблю старинной любовью.
  
                    1913
  
  
   LA CRUSHE CASSÉE*
  
  
   Ни этот павильон хандры порфирородной
   (Предел, поставленный тоске простонародной),
   Где сладострастие и дымчатый агат,
   А ныне - факелов потушенный обряд;
   Ни в триумфальный год воздвигнутая арка,
   Где лицемерен цвет намеренно неяркий;
   Ни гладь зеленая бесчисленных запруд,
   Ни желтый мох камней, как будто плесень руд,
   На скудном севере далекий отблеск Рима,
   Меня не повлекут назад необоримо.
  
   Я тоже не пойду по траурным следам,
   Где - "равнодушная к обидам и годам"
   Обманутым стихом прославленная Pace**
   Стоит, довольная придворною удачей:
   Помолодеть и ей внезапно довелось!
   Отремонтирован ее ужасный нос
   Ремесленным резцом; и выбелены раны,
   Что накопили ей холодные туманы.
  
   Я буду вспоминать, по-новому скупой,
   Тебя, избитую обыденной тропой,
   Сочувствием вдовы, насмешкой балагура...
   С рукой подпертою сидящую понуро.
   Я вечер воскрешу и поглотят меня
   Деревьев сумерки. Безумолчно звеня,
   Пускай смешается с листвою многошумной
   Гремучая струя и отдых мой бездумный.
  
                    1913
                   Царское Село
   __________________
  
   * Разбитый кувшин (франц.).
   ** Нос Pace, статуи в Царскосельском парке (смотри "Кипарисовый ларец" И .Ф. Анненского), приделан в июне 1913 года. (Прим. В. Комаровского).
  
  
   ОХОТА
  
   Бар. Е. Ф. Таубе
   Князь-Епископ сегодня гарцует.
   Свита скачет на пегих конях.
   В соснах бешено ветер танцует,
   Бегло вьется в густых сединах.
  
   Всюду эта глубокая осень
   К бурым, сизым лесам прилегла,
   Где склубились у северных сосен
   Дым, и темная сырость, и мгла.
  
   И смеется, и полнится лаем
   Воздух влажно-соленый окрест.
   И в тумане едва замечаем
   На соборе сияющий крест.
  
   Горделивая скачет охота,
   Где недавние жаты овсы.
   Князь-Епископ - сегодня забота
   Только эти веселые псы!
  
                    1908
  
  
   МУЗЕЙ
  
   П. И. Нерадовскому
   Июльский день. Почти пустой музей,
   Где глобусы, гниющие тетради,
   Гербарии - как будто Бога ради -
   И черный шлем мифических князей.
  
   Свиданье двух скучающих друзей,
   Гуляющих в прохладной колоннаде.
   И сторожа немое: "не укрáди",
   И с улицы зашедший ротозей.
  
   Но Боже мой - какое пепелище,
   Когда луна совьет свое жилище,
   И белых статуй страшен белый взгляд.
  
   И слышно только - с площади соседней,
   Из медных урн изогнутых наяд,
   Бегут воды лепечущие бредни!
  
                    1910
  
  
  
   ВЕЧЕР
  
  
   За тридцать лет я плугом ветерана
   Провел ряды неисчислимых гряд;
   Но старых ран рубцы еще горят
   И умирать еще как будто рано.
  
   Вот почему в полях Медиолана
   Люблю грозы воинственный раскат.
   В тревоге облаков я слушать рад
   Далекий гул небесного тарана.
  
   Темнеет день. Слышнее птичий грай.
   Со всех сторон шумит дремучий край,
   Где залегли зловещие драконы.
  
   В провалы туч, в зияющий излом,
   За медленным и золотым орлом
   Пылающие идут легионы.
  
                    1910
  
  
   АВГУСТ
  
  
   В твоем холодном сердце мудреца
   Трибун, и жрец, и цензор - совместится.
   Ты Кассия заставил удавиться
   И римлянам остался за отца.
  
   Но ты имел придворного льстеца
   Горация - и многое простится...
   И не надел, лукавая лисица,
   Ни затканных одежд, ни багреца.
  
   Пасется вол над прахом Мецената,
   Растет трава. Но звонкая цитата
   Порою вьет лавровые венки.
  
   Пусть глубока народная обида!
   Как мерный плеск серебряной реки -
   Твой острый слух пленяла Энеида.
  
                    1911
  
  
   TOGA VIRILIS*
  
  
   На площадях одно лишь слово - "Даки".
   Сам Цезарь - вождь. Заброшены венки.
   Среди дворов - военные рожки,
   Сияет мед и ластятся собаки.
  
   Я грежу наяву: идут рубаки
   И по колена тина и пески;
   Горят костры на берегу реки,
   Мы переходим брод в вечернем мраке!
  
   Но надо ждать. Еще Домициан
   Вершит свой суд над горстью христиан,
   Бунтующих народные кварталы.
  
   Я никогда не пробовал меча,
   Нетерпеливый, - чуял зуд плеча,
   И только вчуже сердце клокотало.
  
                    1911
   _____________________
  
   * Toga virilis (лат.) - мужская тога, которую римский юноша надевал при достижении совершеннолетия, в 16 лет.
  
  
  
   ВОЗРОЖДЕНИЕ
  
   Гр. Л. Е. Комаровской
   Я обругал родную мать.
   Спустил хозяйские опалы.
   И приходилось удирать
   От взбешенного принципала.
  
   Полураздетый, я заснул,
   Голодный, злой, в абруцкой чаще.
   И молний блеск, и бури гул,
   Но сердцу стало как-то слаще.
  
   И долго, шалый, по горам
   Скакал и прыгал я, как серна.
   Но, признаюсь, по вечерам
   На сердце становилось скверно.
  
   С холодных и сырых вершин
   Спущусь ли в отчую долину?
   Отдаст ли розгам блудный сын
   Свою озябнувшую спину?
  
   Нет. Забывая эту ширь,
   Где облака бегут так низко,
   Стучись, смиренный, в монастырь
   Странноприимного Франциска.
  
   Доверье, ласка пришлецу.
   Меня берут - сперва как служку.
   Пасу овец, или отцу
   Несу обеденную кружку.
  
   На всё распределенный день:
   Доят коров, и ставят хлебы,
   И для соседних деревень
   Вершат молитвенные требы.
  
   Или на сводчатой стене
   Рисуют ангельские кудри...
   А после мессы, в тишине, -
   Дела еще смиренномудрей.
  
   Постятся. Спаржа и салат.
   Лишь изредко крутые яйца.
   Из мяса же они едят -
   И тоже редко - только зайца.
  
   Послушен, кроток, умилен,
   Ищу стигмат на грешном теле.
   Дни чисты. Разум усмирен.
   И сновиденья просветлели.
  
   На пятый месяц, наконец,
   Дрожит рука, берусь за кисти.
   Ее, гонявшую овец,
   Господь направи и очисти!
  
   Ползком вдоль монастырских стен
   На ризах подновляю блики.
   Счищаю плесень: едкий тлен
   Попортил праведные лики.
  
   Мадонна в гаснущей заре.
   Святой Франциск, святой Лаврентий,
   И надписи на серебре
   На извивающейся ленте.
  
   Или с востока короли,
   В одежде празднично-убранной,
   В чалмах и перьях, повезли
   Христу подарок филигранный.
  
   Или под самым потолком,
   Где ангел замыкает фреску,
   Рисую вечером, тайком,
   Черноволосую Франческу.
  
                    1910
  
  
   В НЕМЕЦКИХ ГОРАХ
  
  
   I
  
   О страннике, одетом в плащ зеленый,
   Расплакалась апрельская тоска.
   Грустят снега. И сыростью влюбленной
   В еловый лес спустились облака.
  
   Сквозит туман. И в чермных котловинах
   Стоит форель в стеклянной глубине.
   И с каждым днем всё выше, гривой львиной,
   Взлетает солнце в золотом огне.
  
   Ты, Рюбецаль, над горной стороною
   Раскатистым копытом простучи
   И, промелькнувши челкой вороною,
   Шальной поток внезапно протопчи!
  
                    1910
  
  
   II
   Песнь служанки
  
   Пускай почтарь трубит с высоких козел,
   Летит письмо в открытое окно,
   Но Фихте Вам всю душу заморозил
   И Вам весна и осень - всё равно?
  
   Звучат ручьи - бессонны, неустанны,
   Зеленым светом тлеют светляки.
   Взойдет луна. Кругом цветут каштаны
   И девушки - мы собрались в кружки.
  
   Всем христианам новое стремленье
   От глубины души дает весна.
   В такие дни Ваш холод - преступленье...
   Но господин барон, как сатана?
  
                    1911
  
  
  
   РЫНОК
  
   Д. Н. Кардовскому, на заданную им тему
   Здесь груды валенок и кипы кошельков,
   И золото зеленое копчушек.
   Грибы сушеные, соленье, связки сушек,
   И постный запах теплых пирожков.
  
   Я утром солнечным выслушивать готов
   Торговый разговор внимательных старушек:
   В расчеты тонкие копеек и осьмушек
   Так много хитрости затрачено - и слов.
  
   Случайно вызванный на странный поединок,
   Я рифму праздную на царскосельский рынок,
   Проказницу, - недаром приволок.
  
   Тут гомон целый день стоит, широк и гулок.
   В однообразии тупом моих прогулок,
   В пустынном городе - веселый уголок.
  
                    1911
  
  
  
   *   *   *
  
  
   Изгнанники, из тьмы пещер,
         Мы провожали жадным взглядом
   По морю яркому надменный бег галер,
         Перебегавших к Симплегадам.
  
   Исчезли. Взор блуждает, туп.
         Печаль поет свои литии.
   Но в криптах памяти воскресла радость труб,
         Аргира в бармах Византии.
  
   Под истязаньями вериг
         Зажглись языческие ласки.
   Победы вспомнились разубранных квадриг,
         Пиров полуночные пляски.
  
   Как будто в позабытый скит,
         В пустыню каменного зноя,
   Стопою легкою императрица Зоя
         Вошла - и сердце бередит.
  
                    1911
  
  
   БЛУДНЫЙ СЫН
  
  
   Печален воздух. Темен стыд.
   И не обут, и не умыт,
   У запертых еще дверей
   Стою. Репейник и пырей
   Покрыты каплями росы.
   Пускай мне ноги лижут псы
   В саду почтенного отца.
   И не заплаты беглеца,
   Не копоть омертвелых рук,
   Водивших в зное рабий плуг
   И с принужденностью тупой
   Свиней в скалистый водопой;
   Но эта пыль земного зла
   В душе так тускло-тяжела,
   Что даже если б и возник
   Родителей веселый крик,
   Когда бы даже мать сама
   Меня бы повела в дома,
   Чалму стараясь развязать,
   Я не сумел бы рассказать...
   Отцу бессовестный палач,
   Не удержал бы женский плач!
  
   Испить на дне пустой души
   Не уксус казни... только вши,
   Исчадье вавилонских дев,
   Испытывать внезапный гнев
   И устыдиться, что на суд
   Несешь заплеванный сосуд!
  
                    1911
  
  
   ЗАКАТ
  
  
   Я подвиг совершил военный и кровавый
   И ухо напитал немолчным гулом славы,
   И приобщен к Руну, и крепостные рвы
   Над входом стерегут изваянные львы;
   В весеннем воздухе серебряные трубы
   Звучат без устали. Пажей пестры раструбы.
   Друг Императора, великий Тициан,
   Мне посоветовал соорудить фонтан,
   Я окружил его стеблями тучных лилий,
   Растущих сладостно в прохладе влажной пыли.
   Дождливой осенью резвящиеся псы
   Отыскивают след уклончивой лисы,
   Рычат и прядают оскаленные доги,
   В поток бросается олень широкорогий...
   Собачьим холодом пронизанный январь
   С собою принесет дымящуюся гарь,
   И жарит кабана язвительное пламя,
   А в небе плещется прославленное знамя
   И с ветром говорит. И тихо шьет жена,
   И шея нежная ее обнажена.
   Мадонна! потуши припоминанья сердца:
   Я, звонким молотом дробивший иноверца,
   Фриульских берегов надежда и оплот,
   У Кефалонии испепеливший флот,
   В болотах Павии настигнувший Франциска,
   Я в недрах совести ищу поступок низкий...
   В телесной белизне коралловых цветов
   Мне плоть мерещится изрубленных бойцов,
   В кудрявой зелени мелькают чьи-то лица.
   Моя жена молчит и спрашивать боится.
   В огне играющем и красном видит взгляд
   Кощунственные сны и воспаленный ад.
  
                    1912
  
  
   ИТАЛЬЯНСКИЕ ВПЕЧАТЛЕНИЯ
   I
  
   La dove io t'amai primo...
                          Michel-Angelo*
  
   Утром проснулся рано.
   Поезд в горной стране.
   Солнце. Клочья тумана.
   Воздух свежий в окне.
   Эхо грохотом горным
   Множит резкий свисток.
   Снег по деревьям черным.
   Пенный мелькнет поток.
  
   Знаю - увижу скоро
   Древних церквей виссон.
   Кружевом Casa d'oro**
   Встанет солнечный сон.
   Вечером пенье. Длится
   Радости краткий хмель.
   Море. Сердце боится:
   Поздний страшен апрель.
  
   В прошлом - тяжкие веки,
   Сонные дни, года;
   Скованы русские реки
   Серой корою льда.
   Люди солнца не помнят;
   Курят, снуют, грустят;
   В мороке мутных комнат
   Северный горький чад...
  
                    1912
   _____________________
  
   * Там, где я любил тебя прежде...
                             Микельанджело (итал.).
  
   ** Золотой Дом (ит.) - дворец в Венеции
  
  
   II
  
   Je montai l'escalier d'un pas
                          Théophile Gautier*
  
   Пылают лестницы и мраморы нагреты,
   Но в церковь и дворец иди, где Тинторетты
   С багровым золотом мешают желтый лак,
   И сизым ладаном напитан полумрак.
   Там в нише расцвела хрустальная долина
   И с книгой, на скале, Мария Магдалина.
   Лучи Спасителя и стол стеклянных блюд.
   Несут белеющее тело, ждет верблюд:
   Разрушила гроза последнюю преграду,
   Язычники бегут от бури в колоннаду
   И блеск магический небесного огня
   Зияет в воздухе насыщенного дня.
  

Другие авторы
  • Матюшкин Федор Федорович
  • Башилов Александр Александрович
  • Аммосов Александр Николаевич
  • Привалов Иван Ефимович
  • Чурилин Тихон Васильевич
  • Карнович Евгений Петрович
  • Бутков Яков Петрович
  • Голдсмит Оливер
  • Соловьев Юрий Яковлевич
  • Чехова Мария Павловна
  • Другие произведения
  • Лондон Джек - Небольшой счет, предъявленный Суизину Холлу
  • Толстой Лев Николаевич - Том 23, Произведения 1879-1884, Полное собрание сочинений
  • Кайсаров Михаил Сергеевич - Скромный ответ на нескромное замечание г. К-ва
  • Соллогуб Владимир Александрович - Воспитанница
  • Зарин-Несвицкий Федор Ефимович - Зарин-Несвицкий Ф. Е.: биографическая справка
  • Ключевский Василий Осипович - Лекции по русской историографии
  • Соллогуб Владимир Александрович - Тарантас
  • Гнедич Николай Иванович - О тактике ахеян и троян, о построении войск, о расположении и укреплении станов (лагерей) у Гомера
  • Мопассан Ги Де - Ночь
  • Бенедиктов Владимир Григорьевич - Ф. Я. Прийма. В. Г. Бенедиктов
  • Категория: Книги | Добавил: Armush (29.11.2012)
    Просмотров: 517 | Рейтинг: 0.0/0
    Всего комментариев: 0
    Имя *:
    Email *:
    Код *:
    Форма входа