В жилище дедовских костей.
Счастлив! там персть твоя сокрыта
От стрел мучительных забот,
И от судеб тебе защита
Могилы каменный оплот.
Но горе мне! я здесь скитаюсь;
Я раб судьбины, раб страстей,
В бессильи гордом премыкаюсь
Под грузом тягостных скорбей.
И старость грустная настанет,
Она потушит жар ланит,
Морщины по челу протянет,
Мой черный волос убелит.
Она холодною рукою
Исторгнет из души моей
Мечты, любимые тобою,
Порывы юношеских дней,
Восторги, радости, желанья,
Отымет всё... Нет, страх пустой!
Я воскрешу твои мечтанья,
Надежды, сердца жар святой
Волшебной силою воспоминанья;
Я буду жизнью жить двойной,
И, юностью твоею молод,
Продливши краткую весну,
Я старости угрюмый холод
От сердца бодро отжену;
Не презрю я мечты мгновенной,
Восторгов чистого огня,
И сон, тобою разделенный,
Священным будет для меня.
[1827]
Тот, кто не плакал, не дерзни
Своей рукой неосвященной
Струны коснуться вдохновенной:
Поэтов званья не скверни!
Лишь сердце, в коем стрелы рока
Прорыли тяжкие следы,
Святит, как вещий дух пророка,
Свои невольные труды.
И рана в нем не исцелеет,
И вечно будет литься кровь;
Но песни дух над нею веет
И дум возвышенных любовь.
Так средь Аравии песчаной
Над степью дерево растет:
Когда его глубокой раной
Рука пришельца просечет, -
Тогда, как слезы в день страданья,
По дико врезанным браздам
Течет роса благоуханья,
Небес любимый фимиам.
[1828]
Кода Сивиллы слух смятенной
Глаголы Фебовы внимал
И перед девой исступленной
Призрак грядущего мелькал, -
Чело сияло вдохновеньем,
Глаза сверкали, глас гремел,
И в прахе с трепетным волненьем
Пред ней народ благоговел.
Но утихал восторг мгновенный,
Смолкала жрица - и бледна
Перед толпою изумленной
На землю падала она.
Кто, видя впалые ланиты
И взор без блеска и лучей,
Узнал бы тайну силы скрытой
В пророчице грядущих дней?
И ты не призывай поэта!
В волшебный круг свой не мани!
Когда вдали от шума света
Душа восторгами согрета,
Тогда живет он. - В эти дни
Вмещает всё существованье;
Но вскоре, слаб и утомлен,
И вихрем света увлечен,
Забыв высокие созданья,
То ловит темные мечтанья,
То, как дитя сквозь смутный сон,
Смеется и лепечет он.
[1828]
Ах! я хотел бы быть в степях
Один с ружьем неотразимым,
С гнедым конем неутомимым
И с серым псом при стременах.
Куда ни взглянешь, нет селенья,
Молчат безбрежные поля,
И так, как в первый день творенья,
Цветет свободная земля.
Там не просек ее межами
Людей бессмысленный закон;
Людей безумными трудами
Там божий мир не искажен;
Но смертных ждет святая доля:
Труды, здоровие, покой,
Беспечный мир, восторг живой,
Степей кочующая воля.
Ах! для чего ж я не в степях
Один с ружьем неотразимым,
С гнедым конем неутомимым
И с серым псом при стременах?
[ 1828 ]
(Отрывок из неоконченной поэмы)
Но кто же сей юный победитель,
Варягов бич, славян спаситель?
Не князь, не вождь, - но вслед за ним
Толпы послушные летают!
Не старец он, - но пред бойцом младым
Вожди и старцы умолкают.
Его был счастливый удел:
Владеть покорными сердцами;
В душе возвышенной горел
Огонь, возжженный небесами;
Ему от ранних детских дней
Дажбог внушил дар чувств высоких,
И мудрости, и дум глубоких,
И сладкий дар златых речей.
Его и силой, и красою
Блестящий света царь одел,
И на младом челе могущею рукою
Черты владычества Перун запечатлел.
Как в сомне звезд денница золотая,
Стоял ли он в кругу богатырей,
Их всех главою превышая,
Прекрасен был и тихий свет очей
И стана стройность молодая;
Прекрасен средь седых вождей,
Когда он силой слов могучих
Готовил гибель для врагов,
Победу новоградских полков
И славу подвигов грядущих.
Когда ж он к битвам выступал
И на врагов остановлял
Свои сверкающие очи,
Кто взор бы встретить сей возмог?
Не столь ужасен брани бог,
Когда мрачнее черной ночи
Несется в вихрях он меж небом и землей,
Одетый ужасом, сопутствуем враждой!
[ Начало 1820-х годов, 1828 ]
Пробил полночи час туманной,
Сын времени свершил свой ход,
И вот в приют мой, гость незваный,
Спустился тихо Новый год.
Слетая в мир, он ждал привета,
И света плеском встречен был,
Но что же? стройный глас поэта
Его досель не освятил.
И он с улыбкою лукавой
"Чего ты просишь?" - мне сказал, -
Я подружу тебя со славой,
Дам кучи злата". - Я молчал.
"Я утолю твои печали, -
Шепнул он с ласковым лицом, -
И сердца грустные скрижали
Забвенья смою я ручьем.
Ты вспомнишь прежние утраты,
Как помнят сон с восходом дня,
И вновь, надеждами богатый,
Полюбишь жизнь!" - Оставь меня,
Ты слышишь: там рукоплесканья,
Веселье, шумные пиры;
Поди там сыпать обещанья,
Там расточай свои дары.
Давно ль, когда твой брат коварный
Мне те же речи говорил,
Я жертвой песни благодарной
Его приход благословил?
И что ж? - питомец вдохновенья,
Мой друг, мой брат был взят землей,
И чистый гений песнопенья
Любимый храм покинул свой.
Но многих горесть утолится,
Ты многим счастье можешь дать;
Но что в груди певца таится,
Того не в силах ты отнять.
Не как другие, дни проводит
Душа, любимица мечты:
В ней, как в воде, резец проходит,
Как в камне, вечны в ней черты.
[ Январь 1828 ]
О, сжальтесь надо мной! о, дайте волю мне!
Из края дальнего волшебный зов несется,
И кровь моя кипит, и сердце бурно рвется
В тот дальний край, к войне, к войне.
Вы видите, стремятся ополченья,
И взоры их блестят надеждою побед.
Туда, туда, в кровавые сраженья,
Я полечу за ними вслед.
Противны мне безумное веселье,
И мирных дней безжизненный покой,
Как путь в степях однообразный,
Как гроб холодный и немой.
Противны мне безумное веселье,
Неупоенных душ притворное похмелье,
И скука вечная, и вечный переход
Младенческих забав и нищенских забот.
О, сжальтесь надо мной! отдайте меч блестящий,
Отдайте бодрого и легкого коня!
В тот край, куда летит мечты порыв горящий,
Как вихрь, как мысль, он унесет меня...
Нак миг один судьбины здой оковы
Рукой я смелою расторг, -
И сердцу памятны сражений блеск суровый
И торжества воинственный восторг...
В час утренней зари, румяной и росистой,
Услышать пушки глас, зовущий нас к боям,
Глядеть, как солнца луч златистый,
Играя, блещет по штыкам;
Как вождь седой, отваги юной полный,
На сретенье врагам ведет покорный строй,
И движутся полки, как бурь осенних волны, -
И чувствовать тогда, что верен меч стальной,
Что длань сильна, что вихрем конь несется
Под свистом пуль, средь дыма и огня,
Что сердце гордое в груди спокойно бьется,
Что этот дольний мир не дорог для меня;
Что я могу с улыбкою презренья
На жизнь, на смерть и на судьбу взирать!
О, эти сладкие мгновенья!
Отдайте мне, отдайте их опять!
Я не хочу в степи земной скитаться
Без воли и надежд, безвременный старик;
Как робкая жена, пред роком не привык
Главой послушной преклонятся,
Внимать, как каждый день, и скучен и смешон,
Всё те же сказки напевает
И тихо душу погружает
В какой-то слабоумный сон.
Я не рожден быть утлою ладьею,
Забытой в пристани, не знающей морей,
И праздной истлевать кормою,
Добычей гнили и червей.
Но я хочу летать над бурными волнами
Могущим кораблем с дружиной боевой,
Под солнцем тропика, меж северными льдами
Бороться с бездною и с дикою грозой,
Челом возвышенным встречать удар судьбины,
Бродить по области и смерти и чудес,
И жадно пить восторг, и из седой пучины
Крылом поэзии взноситься до небес.
Вот счастливый удел, давно желанный мною.
Отдайте ж мне коня, булат отдайте мой!
В тот дальний край я полечу стрелою
И ринутся в кровавый бой.
[ Апрель 1828 или начало 1831(?) ]
Три импровизированные пиесы
1
В стаканы чок!
И в губы чмок!
На долгий срок,
Друзья, прощайте!
Лечу к боям,
К другим краям,
Вослед орлам:
Чок - выпивайте!
Быть может, нас
В последний раз
Веселый час
Собрал за чашей.
Что ж? плакать? - нет!
В честь прежних лет,
Святых бесед
И дружбы нашей
В стаканы чок!
И в губы чмок!
И виват младость!
Она была
Не весела,
Но всем дала
Подчас нам радость,
Так в честь же ей
Стакан налей,
И виват младость!
2
Кипит шампанское в стакане,
Кипит и блещет жемчугом;
Мечты виются над моим челом,
Как чайки белые в тумане.
Налейте мне еще стакан!
Тогда рассеется туман,
И яркими чертами света
Увидит светлый взор поэта
Другого мира чудеса;
Увидит новые творенья,
Другие земли, небеса,
Мечты восторженной виденья!
Как мир тот сердцу говорит!
Там никогда надежды цвет не вянет,
Там дружба дружбу не обманет,
Любовь любви не изменит.
Там вечная весна, там вечно песнь звучит,
Но здесь наш век есть век чугунный,
На миг нам бог даст юность и весну.
Чтоб позабыть про мир подлунный,
Прибегнете, товарищи, к вину.
Еще стакан! - и я засну
Под говор горних лир и арфы тихострунной.
3
Ударил час, прощайте, други!
Мне предстоит далекий путь.
С кем мне теперь делить мои досуги?
При ком свободно мне вздохнуть?
Пусть весел светлый край Дуная
И веселы кровавые бои;
Но верьте мне, там образ рая,
Где с вами я, друзья мои!
Надолго я расстанусь с вами;
Но под рущукскими стенами,
На поле битвы роковой,
Под ставкою, под знаменами,
В мечтах вы будете со мной.
Быть может, не венец лавровый,
Кровавый мне готовится венец,
Но над тобою, рок суровый,
И там, как здесь, возносится певец, -
И там, как здесь, в последнее мгновенье
Спокойно улыбнулся я.
Мне явятся веселые виденья,
Мне явятся далекие друзья.
А вы!.. забудете ль поэта?
В роскошной, южной стороне,
В столице шумной, в вихре света,
Друзья! вздохнете ль обо мне?
[Конец апреля 1828]
25. Экспромт. К Н. А. М(уханов)у
Зачем печальный и угрюмый
Мой друг молчание хранит?
Какой смущен мятежной думой,
Куда мечтами он летит?
Летит ли он в тот край далекий,
Где светел синий небосклон,
Где воды льет Дунай глубокий,
Трубою бранной оглашен?
Туда, где русские палатки
Покрыли скат крутых холмов
И жажда битв и близкой схватки
Тревожит смелу грудь бойцов?
И ты томим желаньем брани,
И ты алкаешь бурных сеч,
К мечу падут невольно длани,
В ножнах трепещет верный меч.
Но нет! Судьбы тебя сковали,
Мечу назначен долгий сон,
И тяжким облаком печали
Недаром взор твой омрачен.
Ты проникаешь рок суровый,
Столицы дремлющий покой
И рвешь железные оковы
Увы! бессильною рукой.
[1 мая 1828]
Я видел сон, что будто я певец,
И что певец - пречудное явленье,
И что в певце на все свое творенье
Всевышний положил венец.
Я видел сон, что будто я певец,
И под перстом моим дышали струны,
И звуки их гремели как перуны,
Стрелой вонзалися во глубину сердец.
И как в степи глухой живые воды,
Так песнь моя ласкала жадный слух;
В ней слышен был и тайный глас природы,
И смертно гор"е парящий дух.
Но час настал. Меня во гроб сокрыли,
Мои уста могильный хлад сковал;
Но из могильной тьмы, из хладной пыли,
Гремела песнь и сладкий глас звучал.
Века прошли, и племена другие
Покрыли край, где прах певца лежал;
Но не замокли струны золотые,
И сладкий глас по-прежнему звучал.
Я видел сон, что будто я певец,
И что певец - пречудное явленье,
И что в певце на все свое творенье
Всевышний положил венец.
[3 июля 1828]
[Базарджик]
27. Прощанье с Адрианополем
Эдныре! прощай! уже боле мне
Не зреть Забалканского края!
Ни синих небес в их ночной тишине,
Ни роскоши древней Сарая!
Ни тени густой полуденных садов,
Ни вас, кипарисы, любимцы гробов!
Эдныре! на стройных мечетях твоих
Орел возвышался двуглавый;
Он вновь улетает, но вечно на них
Останутся отблески славы!
И турок в мечтах будет зреть пред собой
Тень крыльев Орла над померкшей Луной!
[7 октября 1829]
[Адрианополь]
28. Из Саади. На кусок янтаря
Червь ядовитый скрывался в земле,
Черные думы таились во мгле.
Червь, изгибаяся, землю сквернил;
Грех ненавистный мне душу тягчил.
Червь ядовитый облит янтарем,
Весело взоры почиют на нем.
К нему подъемлю я очи с мольбой,
Грех обливаю горячей слезой.
В сердце взгляну я: там божья печать,
Грех мой покрыла творца благодать.
[1830]
"Досель известна мне любовь
И пылкой страсти огнь мятежной;
От милых взоров, ласки нежной
Моя не волновалась кровь". -
Так сердца тайну в прежни годы
Я стройно звуки облекал
И песню гордую свободы
Цевнице юной проверял;
Надеждами, мечтами славы
И дружбой верною богат,
Я презирал любви отравы
И не просил ее наград.
С тех пор душа познала муки,
Надежд утрату, смерть друзей
И грустно вторит песни звуки,
Сложенной в юности моей.
Я под ресницею стыдливой
Встречал очей огонь живой,
И длинных кудрей шелк игривый,
И трепет кудри молодой,
Уста с приветною улыбкой,
Румянец бархатных ланит,
И стройный стан, как пальма, гибкой,
И поступь легкую харит.
Бывало, в жилах кровь взыграет,
И сердце шепчет: вот она.
Но светлый миг очарованья
Пришел как сон, пропал и след.
Ей дики все мои молчанья,
И не понятен ей полэт.
Когда ж?.. И сердцу станет больно,
И к арфе я прибегну вновь,
И прошепчу, вздохнув невольно:
"Досель безвестна мне любовь"
[1830]
В тени садов и стен Ески-Сарая
При блеске ламп и шуме вод живых,
Сидел султан, роскошно отдыхая
Среди толпы красавиц молодых.
Он в думах был, - главою помавая,
Шумел чинар, и ветер, свеж и тих,
Меж алых роз вздыхал, благоухая,
И рог луны был в сонме звезд ночных.
" Чтоб кисть писца на камнях начертала,
Что всё пройдет"! - воскликнул падишах.
Я зрел Сарай и надпись на стенах,
И вся душа невольно тосковала,
И снова грусть былое воскрешала,
И мысль моя неслась на прежних днях.
[1830]
Не презирай клинка стального
В обделке древности простой
И пыль забвенья векового
Сотри заботливой рукой.
Мечи с красивою оправой,
В златых покояся ножнах,
Блистали тщетною забавой
На пышных роскоши пирах;
А он в порывах бурь военных
По латам весело стучал
И на главах иноплемнных
Об Руси память зарубал.
Но тяжкий меч, в ножнах забытый
Рукой слабеющих племен,
Давно лежит полусокрытый
Под едкой ржавчиной времен
И ждет, чтоб грянул голос брани,
Булата звонкого призыв,
Чтоб вновь воскрес в могущей дали
Его губительный порыв;
И там, где меч с златой оправой
Как хрупкий сломится хрусталь,
Глубоко врежет след кровавый
Его синеющая сталь.
Так не бросай клинка стального
В обделке древности простой
И пыль забвенья векового
Сотри заботливой рукой
[1830]
"Много в Олимпе богов сильней златовласого Феба;
Что ж ты, других позабыв, жертву приносишь ему?"
- "Много сильных богов восседает на горнем Олимпе,
Все же подвластны они воли Фортуны слепой;
Феб златовласый один от дерзкой Фортуны свободен,
Жертвы ему одному приносит певец".
[1830]
33. В альбом П. А. Бартеневой
Прощай, прелестный край, где токи вод целебных,
Ключи кипущие и вечные снега,
И скалы дикие среди долин волшебных,
И хищников стопой измятые луга;
Ты дал мне много наслаждений,
Ты радость возвратил и силу юных лет;
И много новых впечатлений
В часы безмолвных размышлений
Припомнит счастливый поэт.
Пришелец святой Москвы, он не забудет встречи
С пришельцами из дальних крымских стран,
Радушный их привет, их дружеские речи,
И песнь волшебную про дивный талисман.
[Лето или осень 1830(?)]
Поля покрылися пушистыми снегами,
И солнце, скрытое туманными зыбями,
Как будто крадется невидимой стезей
От утра позденего до ранней тьмы ночной.
Прощайте, осени разгульные забавы!
Прощай, призывный рог в безмолвии дубравы,
И легкий скок коня по долам и горам,
И звучная гоньба по утренним зарям!
Когда пройдет зима? когда увидим снова
Веселый цвет лугов и поля озимнова,
Леса, согретые дыханием весны,
И синеву небес над зеркалом волны?
Вотще, исполненный невольного томленья,
Чтоб разогнать тоску и скуку заточенья,
Гляжу в замерзшее и тусклое окно:
Вокруг всё холодно, и мертво, и темно!
Вдали шумит метель, и на земле печальной
Раскинут белый снег как саван погребальный;
Вокруг всё холодно, но что ж? В груди моей
Теплее кровь бежит, и взор души светлей.
Мечта проснулася, и чудные виденья
Рисует предо мной игра воображенья.
Мне помнятся края, где, путник молодой,
Я с мирным посохом и пылкою душой
Бродил среди картин и прелестей природы;
Скалы Швейцарии, убежище свободы,
И роскошь Франции, и ты, страна чудес
И пламенных искусств, и радужных небес,
Страна Италии, где луг, и лес, и волны,
И диких гор верхи восторгов страстных полны!
Мне битвы помнятся, гусаров шумный стан
Блестящей сабли взмах, погибель мусульман,
Марицы светлый ток, Эдырне горделивый
И стройный минарет в пустыне молчаливой.
Но чаще помню я, забывши внешний мир,
На лоне юности мой беззаботный пир,
Надежды светлые, веселые мечтанья,
Давно увядшие цветы существованья;
И брата, и певца, любимца чистых муз,
И смертью раннею разорванный союз;
И с памятью утрат и прежних наслаждений
Бегут потоки слез, стихов и вдохновений.
[Конец 1830]
Внимайте голос истребленья!
За громом гром, за криком крик!
То звуки дальнего сарженья,
К ним слух воинственный привык.
Вот ружей звонкие раскаты,
Вот пешей рати верный шаг,
Вот натиск конницы крылатой,
Вот пушек рев на высотах,
И крик торжеств, мне крик знакомый,
И смерти стон, мне плач родной...
О замолчите, битвы громы!
Остановись, кровавый бой!
Потомства пламенным проклятьем
Да будет предан тот, чей глас
Против славян славянским братьям
Мечи вручил в преступный час!
Да будут прокляты сраженья,
Одноплеменников раздор
И перешедший в поколенья
Вражды бессмысленный позор;
Да будут прокляты преданья,
Веков исчезнувший обман,
И повесть мщенья и страданья,
Вина неисцелимых ран!
И взор поэта вдохновенный
Уж видит новый век чудес...
Он видит: гордо над вселенной,
До свода синего небес,
Орлы славянские взлетают
Широким дерзостным крылом,
Но мощную главу склоняют
Пред старшим северным орлом.
Их тверд союз, горят перуны,
И будущих баянов струны
Поют согласье и покой!..
[Конец 1830]
Есть час блаженства для поэта,
Когда мгновенною мечтой
Душа внезапно в нем согрета
Как будто огненной струей.
Сверкают слезы вдохновенья,
Чудесной силы грудь полна,
И льются стройно песнопенья,
Как сладкозвучная волна.
Но есть поэту час страданья,
Когда восстанет в тьме ночной
Вся роскошь дивная созданья
Перед задумчивой душой;
Когда в груди его сберется
Мир целый образов и снов,
И новый мир сей к жизни рвется,
Стремится к звукам, просит слов.
Но звуков нет в устах поэта,
Молчит окованный язык,
И луч божественного света
В его виденье не проник.
Вотще он стонет иступленный;
Ему не внемлет Феб скупой,
И гибнет мир новорожденный
В груди бессильной и немой.
[ 1831 ]
Прелестна песнь полуденной страны!
Она огнем живительным согрета,
Как яркий день безоблачного лета;
Она сладка, как томный свет луны,
Трепещущий на зеркале лагуны;
Все в ней к любви и неге нас манит,
Но не звучат отзывно сердца струны,
И мысль моя в груди безмолвной спит.
Другая песнь! то песнь родного края,
Протяжная, унылая, простая,