Всё жизнью светлой, мыслью ясной,
Чаруя, оживило нас.
Ты пел - и Обь, Иртыш и Лена
В степях вилися предо мной;
Белела их седая пена,
Леса чернели над волной.
Ты пел - и под крылом бурана
Гудела степь и гнулся бор,
И, прорезая зыбь тумана,
Росли вершины снежных гор.
Вставал Алтай, весь полон злата,
И тайны и видений полн;
А песнь твоя звучала свято,
Прекрасней гор, степей и волн.
Ты наш, ты наш. По сердцу братья
Тебе нашлись. Тебя зовут
И дружбы теплые объятья,
И музам сладостный приют.
[1839]
"Гордись! - тебе льстецы сказали. -
Земля с увенчанным челом,
Земля несокрушимой стали,
Полмира взявшая мечом!
Пределов нет твоим владеньям,
И, прихотей твоих раба,
Внимает гордым повеленьям
Тебе покорная судьба.
Красны степей твоих уборы,
И горы в небо уперлись,
И как моря твои озеры..."
Не верь, не слушай, не гордись!
Пусть рек твоих глубоки волны,
Как волны синие морей,
И недра гор алмазов полны,
И хлебом пышен тук степей;
Пусть пред твоим державным блеском
Народы робко кланят взор
И семь морей немолчным плеском
Тебе поют хвалебный хор;
Пусть далеко грозой кровавой
Твои перуны пронеслись -
Всей этой силой, этой славой,
Всем этим прахом не гордись!
Грозней тебя был Рим великой,
Царь семихолмного хребта,
Железных сил и воли дикой
Осуществленная мечта;
И нестерпим был огнь булата
В руках алтайских дикарей;
И вся зарылась в груды злата
Царица западных морей.
И что же Рим? и где монголы?
И, скрыв в груди предсмертный стон,
Кует бессильные крамолы,
Дрожа над бездной, Альбион!
Бесплоден всякой дух гордыни,
Неверно злато, сталь хрупка,
Но крепок ясный мир святыни,
Сильна молящихся рука!
И вот за то, что ты смиренна,
Что в чувстве детской простоты,
В молчаньи сердца сокровенна,
Глагол творца прияла ты, -
Тебе он дал свое призванье,
Тебе он светлый дал удел:
Хранить для мира достоянье
Высоких жертв и чистых дел;
Хранить племен святое братство,
Любви живительный сосуд,
И веры пламенной богатство,
И правду, и бескровный суд.
Твое всё то, чем дух святится,
В чем сердцу слышен глас небес,
В чем жизнь грядущих дней таится,
Начало славы и чудес!..
О, вспомни свой удел высокой!
Былое в сердце воскреси
И в нем сокрытого глубоко
Ты духа жизни допроси!
Внимай ему - и, все народы
Обняв любовию своей,
Скажи им таинство свободы,
Сиянье веры им пролей!
И станешь в славе ты чудесной
Превыше всех земных сынов,
Как этот синий свод небесный -
Прозрачный вышнего покров!
Осень 1839
Высоко передо мною
Старый Киев над Днепром,
Днепр сверкает под горою
Переливным серебром.
Слава, Киев многовечный,
Русской славы колыбель!
Слава, Днепр наш быстротечный,
Руси чистая купель!
Сладко песни раздалися,
В небе тих вечерний звон:
"Вы откуда собралися,
Богомольцы, на поклон?"
- "Я оттуда, где струится
Тихий Дон - краса степей".
- "Я оттуда, где клубится
Беспредельный Енисей!"
- "Край мой - теплый брег Евксина!"
- "Край мой - брег тех дальних стран,
Где одна сплошная льдина
Оковала океан".
- "Дик и страшен верх Алтая,
Вечен блеск его снегов,
Там страна моя родная!"
- "Мне отчизна - старый Псков".
- "Я от Ладоги холодной".
- "Я синих волн Невы".
- "Я от Камы многоводной".
- "Я от матушки Москвы".
Слава, Днепр, седые волны!
Слава, Киев, чудный град!
Мрак пещер твоих безмолвный
Краше царственных палат.
Знаем мы, в века былые,
В древню ночь и мрак глубок,
Над тобой блеснул России
Солнце вечного восток.
И теперь из стран далеких,
Из неведомых степей,
От полночных рек глубоких -
Полк молящихся детей -
Мы вокруг своей святыни
Все с любовью собраны...
Братцы, где ж сыны Волыни?
Галич, где твои сыны?
Горе, горе! их спалили
Польши дикие костры;
Их сманили, их пленили
Польши шумные пиры.
Меч и лесть, обман и пламя
Их похитили у нас;
Их ведет чужое знамя,
Ими правит чуждый глас.
Пробудися, Киев, снова!
Падших чад своих зови!
Сладок глас отца родного,
Зов моленья и любви.
И отторженные дети,
Лишь услышат твой призыв,
Разорвав коварства сети,
Знамя чуждое забыв,
Снова, как во время оно,
Успокоиться придут
На твое святое лоно,
В твой родительский приют.
И вокруг знамен отчизны
Потекут они толпой,
К жизни духа, к духу жизни,
Возрожденные тобой!
( Ноябрь 1839 )
Бывало, в глубокий полуночный час,
Малютки, приду любоваться на вас;
Бывало, люблю вас крестом знаменать,
Молиться, да будет на вас благодать,
Любовь вседержателя бога.
Стеречь умиленно ваш детский покой,
Подумать о том , как вы чисты душой,
Надеяться долгих и счастливых дней
Для вас, беззаботных и милых детей,
Как сладко, как радостно было!
Теперь прихожу я: везде темнота,
Нет в комнате жизни, кроватка пуста;
В лампаде погас пред иконою свет.
Мне грустно, малюток моих уже нет!
И сердце так больно сожмется!
О дети, в глубокий полуночный час
Молитесь о том, кто молился о вас,
О том, кто любил вас крестом знаменать.
Молитесь, да будет и с ним благодать,
Любовь вседержателя бога.
( 1839 )
62. Ritterspruch - Richterspruch
Ты вихрем летишь на коне боевом
С дружиной своей удалою;
И враг побежденный упал под конем,
И пленный лежит пред тобою.
Сойдешь ли с коня ты? поднимешь ли меч?
Сорвешь ли бессильную голову с плеч?
Пусть бился он с диким неистовством брани,
По градам и селам пожары простер;
Теперь он подъемлет молящие длани;
Убьешь ли? о стыд и позор!
А если вас много, убьете ли вы
Того, кто охвачен цепями,
Кто, стоптанный в прахе, молящей главы
Не смеет поднять перед вами?
Пусть дух его черен, как мрак гробовой;
Пусть сердце в нем подло, как червь гноевой;
Пусть кровью, разбоем он весь знаменован:
Теперь он бессилен, угас его взор;
Он властию связан, он ужасом скован...
Убьете ль? о стыд и позор!
(1839) (?)
Как темнота широко воцарилась!
Как замер шум дневного бытия!
Как сладостно дремотою забылась
Прекрасная любимая моя!
Весь мир лежит в торжественном покое,
Увитый сном и дивной тишиной;
И хоры звёзд как праздненство ночное,
Свои пути свершают над землёй.
Что пронеслось как вешнее дыханье?
Что надо мной так быстро протекло?
И что за звук, как арфы содроганье,
Как лебедя звенящее крыло?
Вдруг свет блеснул , полнеба распахнулось;
Я задрожал безмолвный, чуть дыша...
О, перед кем ты, сердце, встрепенулось?
Кого ты ждёшь? - скажи, моя душа!
Ты здесь, ты здесь, владыка песнопений,
Прекрасный царь моей младой мечты!
Небесный друг, мой благодатный гений,
Опять, опять ко мне явился ты!
Всё та ж весна ланиты оживлённой,
И тот же блеск твоих эфирных крыл,
И те ж уста с улыбкой вдохновенной;
Всё тот же ты, - но ты не то, что был.
Ты долго жил в лазурном том просторе,
И на челе остался луч небес;
И целый мир в твоём глубоком взоре,
Мир ясных дум и творческих чудес.
Прекраснее, и глубже, и звучнее
Твоих речей певучая волна;
И крепкий стан подъемлется смелее,
И звонких крыл грознее ширина.
Перед тобой с волненьем тайным страха
Сливается волнение любви.
Склонись ко мне; возьми меня из праха,
По-прежнему мечты благослови!
По-прежнему эфирным дуновеньем,
Небесный брат, коснись главы моей;
Всю грудь мою наполни вдохновеньем;
Земную мглу от глаз моих отвей!
И полный сил, торжественный и мирный,
Я восстаю над бездной бытия...
Проснись, тимпан! проснися, голос лирный!
В моей душе проснися, песнь моя!
Внемлите мне, вы, страждущие люди;
Вы, сильные, склоните робкий слух;
Вы, мёртвые и каменные груди,
Услыша песнь, примите жизни дух!
[1840]
64. НА ПЕРЕНЕСЕНИЕ НАПОЛЕОНОВА ПРАХА
Небо ясно, тихо море,
Воды ласково журчат;
В безграничном их просторе
Мчится весело фрегат.
Молньи сизые трепещут,
Бури дикие шумят,
Волны бьются, волны плещут;
Мчится весело фрегат.
Дни текут; на ризах ночи
Звёзды южные зажглись;
Мореходцев жадны очи
В даль заветную впились.
Берег! берег! Перед ними
К небу синему взошла
Над пучинами морскими
Одинокая скала.
Здесь он! здесь его могила
В диких вырыта скалах:
Глыба тяжкая покрыла
Полководца хладный прах.
Здесь страдал он в ссылке душной,
Молньей внутренней сожжён,
Местью страха малодушной,
Низкой злостью истомлён.
Вырывайте ж бренно тело -
И чрез бурный океан
Пусть фрегат ваш мчится смело
С новой данью южных стран!
Он придёт, он в пристань станет,
Он его храним судьбой;
Слыша весть о вас, воспрянет,
Встретит пепел дорогой, -
С шумом буйных ликований,
Поздней ревности полна,
В дни несчастий, в дни страданий
Изменившая страна!
Было время, были годы -
Этот прах был бог земли:
Взглянет он - дрожат народы,
Войска движутся вдали.
А пойдёт он, строгий, бледный,
Словно памятник живой -
Под его стопою медной
Содрогнётся шар земной,
В поле вспыхнет буря злая,
Вспыхнут громы на морях,
И ложатся, умирая,
Люди в кровь и царства в прах!
И в те дни своей гордыни
Он пришёл к Москве святой,
Но спалил огонь святыни
Силу гордости земной.
Опускайте ж тело бренно
В тихий, тёмный, вечный дом,
И обряд мольбой смиренной
Совершите над вождём.
Пусть из меди, пусть из злата,
Камней, красок и резьбы
Встанет памятник богатый
Той неслыханной судьбы!
Пусть над перстью благородной
Громомещущей главы
Блещет саван зим холодный,
Пламя жаркое Москвы;
И не меч, не штык трёхгранный,
А в венце полнощных звёзд -
Усмиритель бури бранной -
Наша сила, русский крест!
Пусть, когда в земное лоно
Пренесён чрез бездну вод,
Бедный прах Наполеона,
Тленью отданный, заснёт, -
Перед сном его могилы
Скажет мир, склонясь главой:
Нет могущества, ни силы,
Нет величья под луной!
[Конец 1840]
Когда мы разрыли могилу вождя
И вызвали гроб на сияние дня,
В нас сердце сжалось от страха:
Казалось, лишь тронем свинец гробовой,
Лишь дерзко подымем преступной рукой
Покров могучего праха -
Сердитые волны вскипят на морях,
Сердитые тучи взбегут в небесах
И вихрь средь знойного поля!
И снова польётся потоками кровь,
И, вставши, всю землю потребует вновь
Боец и железная воля!
Мы сняли покровы: глядим - небеса
Спокойны, безмолвны поля и леса
И тихи, зеркальны волны!
И всё озлатилось вечерним лучом,
И мы вкруг могилы стоим и живём,
И сил, и юности полны;
А он недвижим, он - гремящий в веках,
Он, сжавший всю землю в орлиных когтях,
Муж силы, молния брани!
Уста властелина навеки молчат,
И смертью закрыт повелительный взгляд,
И смертью скованы длани.
И снова скрепляя свинец роковой,
Тогда оросили мы горькой слезой
Его доску гробовую:
Как будто сложили под вечный покров
Всю силу души, и всю славу веков,
И всю гордыню людскую.
[Конец 1840]
Не сила народов тебя подняла,
Не воля чужая венчала,
Ты мыслил и властвовал, жил, побеждал,
Ты землю железной стопой попирал,
Главу самозданным венцом увенчал,
Помазанник собственной силы !
Не сила народов повергла тебя,
Не встал тебе ровный противник;
Но тот, кто пределы морям положил,
В победном бою твой булат сокрушил,
В пожаре святом твой венец растоптал
И снегом засыпал дружины.
Скатилась звезда с омраченных небес,
Величье земное во прахе !..
Скажите, не утро ль с Востока встаёт?
Не новая ль жатва над прахом растет?
Скажите!.. Мир жадно и трепетно ждёт
Властительной мысли и слова!..
[ Конец 1841 ]
67. ("Москва-старушка вас вскормила...")
Москва-старушка вас вскормила
Восторгов сладостных млеком
И в гордый путь благословила
За поэтическим венком.
За песен вдохновенных сладость,
За вечно свежий ваш венец,
За вашу славу - нашу радость,
Спасибо, наш родной певец!
Да будет ваше небо ясно;
Да будет светел мир труда;
И да сияет вам прекрасно
Любви негаснущей звезда.
[Февраль 1841. ]
1.
Вчерашняя ночь была так светла,
Вчерашняя ночь все звёзды зажгла
Так ясно,
Что, глядя на холмы и дремлющий лес,
На воды, блестящие блеском небес,
Я думал: о! жить в этом мире чудес
Прекрасно!
Прекрасны и волны, и даль степей,
Прекрасна в одежде зелёных ветвей
Дубрава,
Прекрасна любовь с вечно свежим венком,
И дружбы звезда с неизменным лучом,
И песен восторг с озарённым челом,
И слава!
Взглянул я на небо - там твердь ясна:
Высоко, высоко восходит она
Над бездной;
Там звёзды живые катятся в огне,
И детское чувсво проснулось во мне,
И думал я: лучше нам в той вышине
Надзвёздной.
2.
Сумрак вечерний тихо взошёл,
Месяц двурогий звезды повёл
В лазурном просторе,
Время покоя, любви, тишины,
Воздух и небо сиянья полны,
Смолкло роптанье разгульной волны,
Сравнялося море.
Сердцу отрадно, берег далёк;
Как очарован, спит мой челнок,
Упали ветрила.
Небо, как море, лежит надо мной;
Море, как небо, блестит синевой;
В бездне небесной и бездне морской
Всё те же светила.
О, что бы в душу вошла тишина!
О, что бы реже смущалась она
Земными мечтами!
Лучше, чем в лоне лазурных морей,
Полное тайны и полно лучей,
Вечное небо гляделось бы в ней
Со всеми звездами.
(1841)
Певец-пастух на подвиг ратный
Не брал ни тяжкого меча,
Ни шлема, ни брони булатной,
Ни лат с Саулова плеча;
Но, духом божим осенённый,
Он в поле брал кремень простой -
И падал враг иноплемённый,
Сверкая и гремя бронёй.
И ты - когда на битву с ложью
Восстанет правда дум святых -
Не налагай на правду божью
Гнилую тягость лат земных.
Доспех Саула ей окова,
Саулов тягостен шелом:
Её оружье - божье слово,
А божье слово - божий гром!
(1841)
Не говорите: "То былое,
То старина, то грех отцов,
А наше племя молодое
Не знает старых тех грехов".
Нет! этот грех - он вечно с нами,
Он в вас, он в жилах и крови,
Он сросся с вашими сердцами -
Сердцами, мертвыми к любви.
Молитесь, кайтесь, к небу длани!
За все грехи былых времён,
За ваши каинские брани
Ещё с младенческих пелён;
За слёзы страшной той годины,
Когда, враждой упоены,
Вы звали чуждые дружины
На гибель русской стороны;
За рабство вековому плену,
За рабость пред мечом Литвы,
За Новград и его измену,
За двоедушие Москвы;
За стыд и скорбь святой царицы,
За узаконенный разврат,
За грех царя-святоубийцы,
За разорённый Новоград;
За клевету на Годунова,
За смерть и стыд его детей,
За Тушино, за Ляпунова,
За пьянство бешенных страстей,
За сон умов, за хлад сердец,
За гордость тёмного незнанья,
За плен народа; наконец,
За то, что, полные томленья,
В слепой терзания тоске,
Пошли просить вы исцеленья
Не у того, в его ж руке
И блеск побед, и счастье мира,
И огнь любви, и свет умов,
Но у бездушного кумира,
У мёртвых и слепых богов,
И, обуяв в чаду гордыни,
Хмельные мудростью земной,
Вы отреклись от всей святыни,
От сердца стороны родной;
За всё, за всякие страданья,
За вский попранный закон,
За тёмные отцов деянья,
За тёмный грех своих времён,
Пред богом благости и сил
Молитесь, плача и рыдая,
Чтоб он простил, чтоб он простил!
72. (В АЛЬБОМ В. В. Ганки)
Когда-то я просил бога об России и говорил:
Не дай ей рабского смиренья,
Не дай ей гордости слепой
И дух мертвящий , дух сомненья
В ней духом жизни успокой.
Эта же молитва у меня для всех славян. Если не
будет сомнения в нас, то будет успех. Сила в нас будет,
только бы не забывалось братство. Что я это мог
записать в книге вашей, будет мне всегда помниться, как
истинное счастие.
19 июня 1847
Прага.
Не гордись перед Белградом,
Прага, чешских стран глава!
Не гордись пред Вышеградом,
Златоверхая Москва!
Вспомним: мы родные братья,
Дети матери одной,
Братьям братские объятья,
К груди грудь, рука с рукой!
Не гордися силой длани
Тот, кто в битве устоял;
Не скорби, кто в долгой брани
Под грозой судьбины пал.
Испытанья время строго,
Тот, кто пал, восстанет вновь:
Много милости у бога,
Без границ его любовь!
Пронесётся мрак ненастный,
И, ожиданный давно,
Воссияет день прекрасный,
Братья станут заодно:
Все велики, все свободны,
На врагов - победный строй,
Полны мыслью благородной,
Крепки верою одной!
20 июня 1847
Прага.
Беззвёздная полночь дышала прохладой,
Крутилася Лаба, гремя под окном;
О Праге я с грустною думал отрадой,
О Праге мечтал, забываяся сном.
Мне снилось - лечу я: орёл сизокрылый
Давно и давно бы в полете отстал,
А я, увлекаем невидимой силой,
Всё выше и выше взлетал.
И с неба картину я зрел величаву,
В уборе и блеске весь западный край,
Мораву, и Лабу, и дальнюю Славу,
Гремящий и синий Дунай.
И Прагу я видел: и Прага сияла,
Сиял златоверхий на Петчине храм:
Молитва славянская громко звучала
В напевах, знакомых минувшим векам.
И в старой одежде святого Кирилла
Епископ на Петчин всходил,
И следом валила народная сила,
И воздух был полон куреньем кадил.
И клир, воспевая небесную славу,
Звал милость господню на Западный край,
На Лабу, Мораву, на дальнюю Славу,
На шумный и синий Дунай.
1847
75. (К И. В. Киреевскому)
Ты сказал нам: "За волною
Ваших мысленных морей
Есть земля; над той землею
Блещет дивной красотою
Новой мысли эмпирей".
Распусти ж свой парус белый -
Лебединое крыло -
И стремися в те пределы,
Где тебе, наш путник смелый,
Солнце новое взошло.
И с богатством многоценным
Возвратившись снова к нам,
Дай покой душам смятенным,
Крепость волям утомленным,
Пищу алчущим сердцам.
1847
(ангел спасает две души от сатаны).
Я видел, как посланник рая
Две души в небо уносил,
И та прекрасна, и другая,
Но образ их различен был:
Одна небес не забывала,
Но и земное все познала,
И пыль земли на ней легла,
Другая чуть земли коснулась
И от земли уж отвернулась,
И для бессмертья сберегла
Всю прелесть юного чела.
1848
Гаснет месяц на Стамбуле,
Всходит солнышко светло,
И маджар и турки злого
Никнет гордое чело.
Спишь ли ты, наш королевич?
Посмотри-ка, твой народ
Расходился, словно волны,
Что ломают вешний лёд!
Спишь ли, спишь ли, королевич?
Посмотри-ка, в чьих руках
Блещут копья и пищали
На дунайских берегах!
Слушай! Трубы з