v>
От страху неживой,
Был в мусорную яму
Сметен городовой.
*
Простилась Русь навеки
С проклятой стариной.
Страж нового порядка
Имеет вид иной.
Геройски охраняя
Завод и Исполком,
Уж он не козыряет
Пред барским котелком.
Советской власти - око
И твердая рука,
Он - бдительный и строгий
Защитник бедняка.
С бандитом уголовным
В отчаянном бою
Не раз уже на карту
Он ставил жизнь свою.
Вокруг него соблазны,
И подкуп, и разврат,
Что шаг, то самогонный
Змеится аппарат.
И много нужно силы,
Чтоб вдруг не разомлеть,
Чтоб злые все соблазны
Презреть и одолеть.
Наш страж - его работа
Труднее с каждым днем.
Наш общий долг - забота
Любовная о нем,
Чтоб, ею укрепленный,
Свершая подвиг свой,
Стоял он, закаленный
На страже боевой.
ТРЕТЬЕГО НЕ ДАНО
По заявлению Стиннеса, германские
рабочие на восстановление "народного"
(стиннского?) хозяйства должны в течение 15
лет отдавать ежедневно 2 часа добавочного и
безвозмездного труда.
"Пятнадцать лет под каторжным ярмом!"
"Пятнадцать лет закабаленья!"
"Пятнадцать лет... с гарантией продленья!"
Речь Стиннеса составлена с умом
И смелостью, достойной удивленья!
Рабочим дан нагляднейший урок,
Который им пойдет, я верю, впрок:
Их не смутят холопские внушенья.
Судьба дала рабочим два решенья:
Вот выбор ваш - "_борьба_ иль _кабала_"
А третьего решенья не дала.
НЕ С ТОГО НАЧАЛИ
Кадетская газета "Руль" заявила, что
отныне кадеты "будут бороться с большевизмом -
крестным знамением".
("Руль".)
Советский строй стал утверждаться,
И на году его шестом -
Чего пришлося нам дождаться? -
Иосиф Гессен ограждаться
От большевизма стал... крестом!
К чему послания синода,
Коль есть кадетская печать?
Выходит: белая порода
Зря просражалася три года.
С креста б ей прямо и начать!
ДЕРУНОВ 1001-й
(Хроника в десяти баснях с двумя эпилогами)
Басня первая
СОН
"Мать-богородица!.. С чего бы вся причина?..
Аль торговал ты без почина?..
Гордеич!.. Батюшка!.. Очнись!.. Христос с тобой!" -
Купчиха плачется. Но в тяжком сне купчина
Ревет белугою: "Ограбили!.. Разбой!..
У... воры... у... злодеи!..
Вишь... грамотеи!..
Каки
Таки...
Идеи?"
Гордеич, почернев, сжимает кулаки.
"Федосьюшка! - купчиха с перепугу
Зовет прислугу. -
Воды!" Окаченный чуть не ведром воды,
Свалился наш купец с постели:
"Тьфу! Сны какие одолели!..
Впрямь, не дожить бы до беды!"
"Спаси нас, господи!" - заохала купчиха.
"Спасешься, мать, дождавших лиха.
Сон, чую, не к добру.
Что снилось-то, смекай: как будто поутру
Вхожу я это в лавку...
Иду к прилавку...
Приказчиков ни-ни...
Где, думаю, они?
Зову. Молчок. Я в кладовую.
Ну, так и есть: все сбились в круговую -
Вот угадай ты - для чего?
Картишки? Пьянство? Ох, все б это ничего.
А тут - взобравшись на бочонок,
Приказчичий журнал читает всем мальчонок
Микитка... чертов куль... сопляк,
Что из деревни нам зимой привез земляк.
"Товарищи, - орет подлец, - пора нам
Обресть лекарство нашим ранам!
Пора хозяйскую нам сбросить кабалу,
Губившую наш ум, калечившую тело!..
Объединяйтеся! Спасенья час приспел!.."
Ну, знамо дело,
Я дальше не стерпел.
Грудь сперло. Затряслись не то что жилы - кости!
Не разбуди меня ты во-время, от злости
Я б, верно, околел!"
О басне не суди, читатель, по заглавью.
Что было "сном", то стало "явью".
Вот только в басне нет конца:
Я после расскажу насчет судьбы купца.
1912 г.
Басня вторая
СЪЕЗД
Сидит Гордеич туча-тучей.
"Ох, тяжко, - говорит, - ох, тяжко, - говорит. -
Душа горит.
Не остудить ее ни пивом, ни шипучей.
Жена!"
"Что, батюшка?"
"Жена!
Ты мне... сочувствовать... должна аль не должна."
Перед бедою неминучей?"
"Перед какой бедой? Не смыслю, хоть убей. "
Должно, мерещится с похмелья?
Вот... говорила я: не пей!
На что ты стал похож от дьявольского зелья?"
"Ну-к, что ж? Хочу - и пью. Хочу - за ворот лью.
Спросила б лучше ты, коль знать тебе охота:
С чего я пью?"
"С чего ж, Гордеич?"
"То-то!..
Ты думаешь, поди, что досадил мне кто-то.
Так знай: не кто-то - свой: приказчик старший Нил.
Я как его ценил!
Смышленый, разбитной... и преданный парняга:
Добра хозяйского при нем никто не тронь,
С подручными - огонь,
С хозяином - смирняга.
Почтительный такой допреж был паренек:
Захочет отдохнуть один-другой денек,
За месяц раньше клянчит.
А нынче черт его, поди-ко-сь, не унянчит.
Глядишь: да точно ль это Нил?
Как будто кто его, злодея, подменил!
Вечор потребовал получку.
"Зачем?"
"Как я в отлучку".
(А сам впился в меня глазами - чуть не съест!)
"Спросил бы загодя. Куда с такою спешкой?"
"В Москву я, - говорит, да с этакой усмешкой. -
В Москву... на съезд".
"Дорожка ровная: ни кочки, ни ухаба.
Садись - кати... на съезд. Скажи хоть, на какой?"
"А на такой...
Приказчичий".
Смекаешь, дура-баба?!
Все молодцы стоят кругом и ни гу-гу...
А я уж совладать с собою не могу
(Чай, есть и у меня... вот эти, как их... нервы!):
"Так вот вы по каким пошли теперь делам!
Так вот о чем вы по углам
Шушукалися, стервы!.."
А кто всему виной? Приказчичий журнал!
Он, он, проклятый, им мозги так взбудоражил!
Да, нечего сказать, беду себе я нажил.
Нет, Нил-то, Нил каков? Да ежели б я знал!
Спасибо, милый, разуважил:
"В Москву - на съезд!.." Убил! Зарезал! Доконал!..
На съезде, дьяволы, затеют разговоры
Про наймы, договоры,
Про отдых, про еду... Найдется, что сказать!
Столкуются сынки с отцами,
Сведут концы с концами.
Там долго ль круговой порукой всех связать?
Попробуй, сладь тогда с моими молодцами!
И выйдет: у себя ты в лавке - не хитро ль? -
Сиди, как аглицкий король,
Не на манер расейский:
Законами тебя к стене-то поприпрут...
Ох, матушка, скажи: я ль был не в меру крут?
Аль чем был нехорош обычай наш житейский?
Ведь всем им, подлецам, я был родным отцом.
Ну, приходилося, обложишь там словцом,
Ино потреплешь малость, -
Так по вине: прогул, аль воровство, аль шалость...
Неблагодарные!.. Как дальше с ними жить?.."
Тут наш Гордеич стал так горестно тужить,
Что самого меня взяла за сердце жалость.
Так басенку опять придется отложить.
1913 г.
Басня третья
СИЛА
Купчиха в горницу глядит сквозь щель украдкой:
"Ох, господи!.. Войти ль!"
Гордеич возится у образов с лампадкой:
Вправляет новенький фитиль.
Решилася. Вошла. Глядит убитым взглядом.
"Что, мать? - мычит купец. - Садись со мною рядом...
Гляди-ко веселей.
Про съезд приказчичий пришли какие вести!
Ну, прямо, будто кто, заместо векселей,
Наличностью поднес мне тысяч двести!
Как, значит, съехался весь этот подлый сброд,
Так с первых слов: "Мы - кто? Мы - трудовой народ...
Мы, дескать, сотворим... свободные... скрижали!"
Ан, тут им, голубкам, хвосты и поприжали!
"Мы"? Что за важность: "мы"??
"Мы - пролетарии...Мы - сточки зренья нашей..."
"Что? - тут начальство им. - Так вы смущать умы?!
Городовой! гони их взашей!
Чего, мол, с ними толковать
Да драть напрасно глотку?"
Того-другого - хвать!
И за решетку!
Где, мне узнать бы, Нил? Влетело ль и ему?
Аль дал, мошенник, тягу?
Сюда заявится? Ну, я ж его приму,
Бродягу!
Метлой его! Метлой, злодея, за порог!
Я нынче строг!
Я покажу, чья сила:
Всех молодцов скручу, согну в бараний рог!
У, дьяволы! Чума б вас всех скосила!"
. . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . .
. . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . .
. . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . .
Гордеича сейчас, пожалуй, не унять.
И потому, как ни обидно,
А басне без конца придется быть опять
Надолго ль, - будет видно.
1913 г.
Басня четвертая
ЗАЩИТА
Приказчичий союз
Гордеич потчует в трактире Кузьмича:
"Пей, - просит, кулаком о грязный стол стуча, -
Пей, деревенский боров!..
Не ладно, говоришь? Бунтуют батраки?
Эх-ма, на мой-то норов,
Я б не жалел руки.
Ведь у тебя народ - деревня, дураки.
Не то, что вот мои: псы, нет на них проп_а_ду!
Как был разогнан их - слыхал? - разбойный съезд,
Ну, - думал я, - теперь добьются с ними сладу.
Не выдаст бог - свинья не съест.
Затеплил с радости лампаду.
Так нет! Куда!
Планида, знать, такая:
Ушла беда,
Пришла другая.
- Ну, что теперь вы все? - зажав мальцу ьихры,
Я в тот же день пристал к Микитке, -
Угомонилися? Навек? Аль до поры?
Запляшете, небось, все по хозяйской нитке!
Журналы? Вечера? Рабочие кружки?
Да балалаечки? А нутка балалайкой
Потешьте, милые дружки,
По божьим праздничкам хозяина с хозяйкой!..
Жидок есть у меня в галантерее, Кац.
"Товарищи! - он взвыл. - Ответьте же... сатрапу!"
"А, говорю, ты так?" И, что есть силы, бац
По храпу!
Да заодно еще влепил кому-то: р-раз!
Все - в крик. Кого-то там зовут по телефону.
Гляжу: каких-то два паршивца прут в лабаз:
"За самодурство, мол, тово... мы по закону".
"Закон? Здесь я - закон!
Чего суетесь? Вон!"
Зову городового:
"Бери вот этого, такого-растакого,
И этого!" Так что ж?
Ну, прямо в сердце нож.
Городовой-то к ним. Они ему бумажку...
С печатями, как след... Из думы депутат!..
Городовой сейчас и руку под фуражку:
"Не наше дело, - грит, - их право... виноват!"
Да, так-то, брат...
Не наше дело. Чье же дело?
К паршивцам этим я опять (не так уж смело!):
"Вам, собственно, чего-с?"
Как объяснили мне, так я повесил нос.
Выходит: молодцам защита от союза.
Как ежли у меня вновь... эта... кутерьма:
Обижу зря кого аль хрясну там по роже, -
Союз меня - к суду, и... штраф или тюрьма!
Кузьмич! Ведь это - что же?!
Счастливец ты: царьком кати себе домой!.."
"Ну, у меня, брат, тоже -
Не бог ты мой!" -
Кряхтит Кузьмич со злобой.
Но Кузьмича рассказ - уж в басенке особой.
1913 г.
Басня пятая
ЗАДАТОК
Сомлевши от жары, раскисши весь от поту,
Бранясь, кряхтя и дух переводя с трудом,
Купчина вечером в субботу
Ввалился в дом.
"Гордеич! - расплылась купчиха, - с легким паром!"
"Чево?!"
"Из баньки?.."
"Во!
Попарился... задаром.
Так вспарили, что ой-ой-ой,
Не надо чище.
Ты полюбуйся, с чем явился я домой?"
"Ай, батюшки! Синяк!"
"Какое - синячище!"
"Сейчас примочечку... аль приложить пятак...
Да кто ж тебя? Да как же так?"
"Ох, мать, все очень просто:
Явилось к лавке-то, примерно, этак со сто
Приказчиков чужих
И стали вызывать молодчиков моих:
"Вы, братцы, - как, бишь, там? - не рабская, мол, каста!
Пора вам, дескать, быть свободными людьми:
Поторговали до семи,
И - баста!"
Столпились, ироды, у самых у дверей,
Ревут, как звери:
"А ну-тка шевелись, хозяин, поскорей
Да закрывай-ка двери!"
Тут, значит, я как заору:
"Что, дуй вас всех горою?
Подохну здесь, умру,
А лавки не закрою!"
&nbs