Бальмонт Константин Дмитриевич - Литургия красоты - Книги

К. Бальмонт

Литургия красоты

Стихийные гимны

1905 --------------------------------------

Бальмонт К. Д. Избранное. Стихотворения. Переводы. Статьи

М., "Художественная литература", 1980

Дополнения по:

Бальмонт К. Солнечная пряжа. Изборник

Библиотека поэта. Малая серия

СПб, 2003

Дополнение 2 по:

Бальмонт К. Д. Собрание сочинений в двух томах. Т. 1 М., "Терра", 1994

OCR Бычков М. Н. mailto:bmn@lib.ru --------------------------------------

Содержание

"Люди солнце разлюбили, надо к солнцу их вернуть..."

Три страны

Самоутверждение

К славянам

Колибри

И нет пределов

Быть утром

В белом

Пронунсиамиэнто

Мировая тюрьма

Тень от дыма

Читатель душ

Железный Шар

Проклятие человекам

Человечки

Бедлам наших дней

Война, не вражда

"Мне странно подумать, что трезвые люди..."

Тройственность двух

"Мир на земле, мир людям доброй воли..."

Город золотых ворот

Безглагольность

Осень

Мало криков

Мой завет

Йони-Лингам

Призыв

Вино минут

Весна

Растение

Темному брату

Солнце - красное

Ветер

Талисман

Живи

Юная девушка

Влюбленность

Греза

Жалоба девушки

Серая птичка

Польской девушке

Финская колыбельная песня

Осень

Прощай

Кольцо

Быть может

Ты пришла

Вновь

Серебряные звезды

Мандолина

Ночной цветок

Лунный свет

"Ben escrivia motz et sons"

Пляска атомов

Их двое

Безнадежность

Бог Океан

Горенье

Мудрецы говорят

Как знать!

Не обвиняй

Отзвуки благовеста

Безвременье

Воспоминание

Гений мгновенья

Замок

Примета

Змея

Границы

Лемуры

Проклятье человекам

Война

Гвоздики

На черном фоне

Фата Моргана

Розовый

  Предрассветно-лепестковый

  Горицветный

  Желтый

  Красный и желтый

  Красный и голубой

  Красный, желтый, голубой

  Голубой, зеленый, желтый, красный

  Золотистый

  Прощально-золотистый

  Зеленый

  Зеленый и черный

  Синий

  Нежно-лиловый

  Фиолетовый

  Хрустально-серебристый

  Опалово-зимний

  Голубовато-белый и красновато-серый

  Белый

Черный

Зарево мгновений

Огонь

Вода

Воздух

Земля

Вся земля - моя, и мне дано пройти по ней.

Аполлоний Тианский

* * *

Люди Солнце разлюбили, надо к Солнцу их вернуть,

Свет Луны они забыли, потеряли Млечный Путь.

Развенчав Царицу-Воду, отрекаясь от Огня,

Изменили всю Природу, замок Ночи, праздник Дня.

В тюрьмах дум своих, в сцепленье зданий-склепов, слов-могил

Позабыли о теченье Чисел, Вечности, Светил.

Но качнулось коромысло золотое в Небесах,

Мысли Неба, Звезды-Числа, брызнув, светят здесь в словах.

Здесь мои избрали строки, пали в мой журчащий стих,

Чтоб звенели в нем намеки всех колодцев неземных.

Чтоб к Стихиям людям бледным показал я светлый путь,

Чтобы вновь стихом победным в царство Солнца всех вернуть.

ТРИ СТРАНЫ

Строить здания, быть в гареме, выходить на львов,

Превращать царей соседних в собственных рабов,

Опьяняться повтореньем яркой буквой я, -

Вот, Ассирия, дорога истинно твоя.

Превратить народ могучий в восходящесть плит,

Быть создателем загадок, сфинксом пирамид,

И, достигши граней в тайнах, обратиться в пыль, -

О Египет, эту сказку ты явил как быль.

Мир опутан светлой тканью мыслей-паутин,

Слить душой жужжанье мошки с грохотом лавин,

В лабиринтах быть как дома, все понять, принять, -

Свет мой, Индия, святыня, девственная мать.

Много есть еще созданий в мире бытия,

Но прекрасна только слитность разных ты и я,

Много есть еще мечтаний, сладко жить в бреду, -

Но, уставши, лишь к родимой, только к ней приду.

САМОУТВЕРЖДЕНИЕ

Я знаю, что Брама умнее, чем все бесконечно-имянные боги.

Но Брама - индиец, - а я - славянин. Совпадают ли наши дороги?

О, Брама - индиец, а я - скандинав, а я - мексиканец жестокий,

Я - эллин влюбленный, я - вольный араб, я - жадный, безумный, стоокий.

Я - жадный, и жить я хочу без конца, не могу я насытиться лаской.

Не разум люблю я, а сердце свое, я пленен многозвучною сказкой.

Все краски люблю я, и свет белизны не есть для меня завершенье.

Люблю я и самые темные сны, и алый цветок преступленья.

Оранжевый, желтый и красный огонь мне желанен, как взор темно-синий.

Не знаю, что лучше: снега ли вершин, или вихри над желтой пустыней.

И стебель зеленый с душистым цветком - прекрасен, прекрасна минута.

Не странно ли было б цветку объявить, что он только средство к чему-то.

И если ты викинга счастья лишишь - в самом сердце Валгаллы рубиться,

Он скажет, что небо беднее земли, из Валгаллы он прочь удалится,

И если певцу из славянской страны ты скажешь, что ум есть мерило,

Со смехом он молвит, что сладко вино и песни во славу Ярила,

1904

К СЛАВЯНАМ

Славяне, вам светлая слава

За то, что вы сердцем открыты,

Веселым младенчеством нрава

С природой весеннею слиты.

К любому легко подойдете,

С любым вы смеетесь, как с братом,

И все, что чужого возьмете,

Вы топите в море богатом.

Враждуя с врагом поневоле,

Сейчас примириться готовы.

Но если на бранном вы поле -

Вы тверды и молча-суровы.

И, снова мечтой расцвечаясь,

Вы - где-то, забывши об узком,

И светят созвездья, качаясь,

В сознании польском и русском.

Звеня, разбиваются цепи,

Шумит, зеленея, дубрава,

Славянские души - как степи,

Славяне, вам светлая слава!

КОЛИБРИ

Тиуй! - Идем!

Мексиканское слово

Колибри, птичка-мушка, бесстрашная, хоть малая,

Которой властью солнца наряд цветистый дан,

Рубиновая фея, лазурная и алая,

Сманила смелых бросить родимый их Ацтлан.

Веселым пышным утром, когда весна багряная

Растит цветы, как солнца, как луны, меж ветвей,

Летунья щебетнула: "Тиуй, тиуй", - румяная,

Как бы цветочно-пьяная: "Тиуй, - идем, скорей!"

В тот миг жрецы молились, и пение жемчужное

Лазурно-алой феи услышали они,

Пошел народ бесстрашный все дальше, в царство Южное.

И красной лентой крови свои обвил он дни.

И Мексика возникла, виденье вдохновенное,

Страна цветов, и солнца, и плясок, и стихов,

Безжалостность и нежность, для грезы - сердце пленное,

Сын бога - жертва богу, земной - среди богов.

Дабы в чертогах солнца избранник знал забвенье,

Ему исторгнут сердце агатовым ножом:

Разбей земные лютни, забудь напев мгновения,

Там в небе - Девы Солнца, Бог-Семицветник в нем.

Богиня Белой Жатвы, Богиня Звездотканости,

Бог-Пламя, Бог-Зеркальность, Богиня - Сердце Гор...

Колибри, птичка-мушка, в безжизненной туманности

Ты сердце научила знать красочный узор!

И НЕТ ПРЕДЕЛОВ

Ты создал мыслию своей

Богов, героев и людей,

Зажег несчетности светил

И их зверями населил.

От края к краю - зов зарниц,

И вольны в высях крылья птиц,

И звонко пенье вешних струй,

И сладко-влажен поцелуй.

А смерть возникнет в свой черед, -

Кто выйдет здесь, тот там войдет,

У жизни множество дверей,

И жизнь стремится все быстрей.

Все звери в страсти горячи,

И солнце жарко льет лучи,

И нет пределов для страстей

Богов, героев и людей.

БЫТЬ УТРОМ

Тот, кто хочет, чтобы тени, ускользая, пропадали,

Кто не хочет повторений и бесцельностей печали, -

Должен властною рукою бесполезность бросить прочь,

Должен сбросить то, что давит, должен сам себе помочь.

Мир - бездонность, ты - бездонность, в этом свойстве вы едины,

Только глянь орлиным оком, - ты достигнешь до вершины.

Мир есть пропасть, ты есть пропасть, в этом свойстве вы сошлись,

Только вздумай подчиниться, - упадешь глубоко вниз.

О, глубоко видит око! О, высоко ходят тучи!

Выше туч и глубже взоров свет сознания могучий.

Лишь пойми, скажи - и будет. Захоти сейчас, сейчас, -

Будешь светлым, будешь сильным, будешь утром в первый раз!

В БЕЛОМ

Я сидел с тобою рядом,

Ты была вся в белом.

Я тебя касался взглядом,

Жадным, но несмелым.

Я хотел в твой ум проникнуть

Грезой поцелуя.

Я хотел безгласно крикнуть,

Что тебя люблю я.

Но кругом сидели люди,

Глупо говорили.

Я застыл в жестоком чуде,

Точно был в могиле.

Точно был в гробу стеклянном,

Где-то там - другие.

Я - с своим виденьем странным -

В сказке летаргии.

И твои глаза горели

В непостижной дали.

Но мои сказать не смели,

Почему мерцали.

Ты - невеста, ты - чужая,

Ты и он - мечтанья.

Но застыл я, твердо зная,

Что любовь - страданье.

Вижу, вижу, как другого

Счастье ослепило.

Я утратил силу слова,

Но сильна могила.

Кто узнал с другим слиянье,

Тем не возродиться.

Я застыл, как изваянье,

Знаю, нам не слиться.

Смерть свои соткала сети,

Смерть непобедима.

Если есть любовь на свете,

Ты лишь мной любима!

ПРОНУНСИАМИЭНТО

Снова Тень, и снова Дьявол, снова Тень, и снова боги,

Снова тягость перекрестков и несчетные дороги.

Будет, будет. Надоело. Есть же мера наконец.

Если жалкую повторность ты не видишь, ты - глупец.

Или нужно в самом деле нам вздыхать, бледнеть всечасно?

Даже глупая ищейка устает искать напрасно.

И тогда ее хозяин прочь с собой ведет домой;

И не скажет: "Псу - усталость!" И не скажет:"

"Отдых - мой!"

Нет, собаку холит, кормит - кто идет за красной дичью.

Это только справедливость, тут и места нет величью.

Мы же, люди, кто мы? Кто мы? - Кто не слеп, тот сам суди:

Мы - охотник, мы - собака или зверь с копьем в груди?

Выбирайте. Только, братья, раз хотите вы лохмотий,

Я вам больше не товарищ, здесь, на этом повороте.

Брама, Вишну, Сива, Эа, Мирри-Дугга, Один, Тор,

Витцлипохтли, маски, маски - это все сплошной позор.

В лабиринтах ли индийских или в бешеной Валгалле,

На уступах пирамидных мексиканских теокалли,

Всюду - Демону в угоду - истязание умов,

Трепет вырванного сердца, темный праздник, темный ров.

Жертва, жертва, нож вонзенный, ужас взора, кровь из груди,

Растоптанье, оскверненье, одураченные люди.

Прочь, кошмары, Ночь провальна, прочь, Дракон, и

прочь, Змея,

Я люблю одну бездонность, это - Воля, это - Я.

Вера в Тени - это только мозговая паутина,

Призрак Дьявола - попутчик Привиденья-Исполина.

Против этих двух бактерий прибегаю я к лучу:

Нет их больше! Нет их больше! Больше чудищ не хочу!

МИРОВАЯ ТЮРЬМА

Когда я думаю, как много есть вселенных,

Как много было их и будет вновь и вновь, -

Мне небо кажется тюрьмой несчетных пленных,

Где свет закатности есть жертвенная кровь.

Опять разрушатся все спайки, склейки, скрепы,

Все связи рушатся, - и снова будет тьма,

Пляс жадных атомов, чудовищно-свирепый,

Циклон незримостей, стихийная чума.

И вновь сомкнет, скует водоворот спиральный

Звено упорное сложившихся планет,

И странной музыкой, безгласной и печальной,

В эфирных пропастях польется звездный свет.

И как в былые дни, чтоб прочным было зданье,

Под основание бывал живой зарыт, -

В блестящих звездностях есть бешенство страданья,

Лучист дворец небес, но он из тяжких плит.

ТЕНЬ ОТ ДЫМА

Мое несчастье несравнимо

Ни с чьим. О, подлинно! Ни с чьим.

Другие - дым, я - тень от дыма,

Я всем завидую, кто - дым.

Они горели, догорели

И, все отдавши ярким снам,

Спешат к назначенной им цели,

Стремятся к синим небесам.

Великим схвачены законом,

Покорно тают в светлой мгле.

А я, как змей, ползу по склонам,

Я опрокинут на земле.

И я хотел бы на вершины

Хоть бледным призраком дойти,

Они - для всех, они едины,

Но я цепляюсь по пути.

Увы, я сам себя не знаю

И от себя того я жду,

Что преградит дорогу к раю,

Куда так зыбко я иду.

ЧИТАТЕЛЬ ДУШ

Читатель душ людских, скажи нам, что прочел ты?

Страницы Юности? Поэмы Красоты?

- О нет, затасканы, истерты, темны, желты

В томах людской души несчетные листы.

Я долго их читал и в разные наречья

Упорно проникал внимательной мечтой,

Все думал в их строках нежданность подстеречь я,

Искал я тайны тайн за каждою чертой.

Я родился чтецом, и призрачные строки

Полуослепший взор волнуют, как всегда,

Я жажду островов, ищу, люблю намеки,

Их мало, и горька в морях души вода.

За днями странствия, усталый, истомленный,

В книгохранилище случайное зайду,

Перед чужой душой встаю, как дух бессонный,

И укоризненно беседы с ней веду.

Зачем так бледны вы, несмелые стремленья?

Зачем так гордости в вас мало, сны людей?

Я иногда хочу вам всем уничтоженья,

Во имя свежести нетронутых полей.

Не потому ль, храня незримую обиду,

Природа вольная замыслила потоп,

Прияла гневный лик и стерла Атлантиду,

Чтоб все повторности нашли свой верный гроб?

Нам быстрый час грозит. Есть мера повторенья.

Природа стережет и утра ждет от нас.

Сожжемте ж прошлое, сплетем в венок мгновенья,

Начнем свою весну, скорей, теперь, сейчас!

ЖЕЛЕЗНЫЙ ШАР

Не говори мне! Шар земной, скажи точнее: Шар железный -

И я навеки излечусь от боли сердца бесполезной.

Да, Шар железный с круговым колодцем скрытого огня

И легким слоем верховым земли с полями ячменя.

С полями ржи, с лугами трав, с зелеными коврами леса,

С громадой гор, где между скал недвижных туч висит завеса,

И с этой плесенью людской, где ярче всех - кто всех старей,

Кто мозг свой жадный расцветил на счет умов других людей.

Я только должен твердо знать, что жёсток этот Шар железный.

И пусть, и пусть. Зачем же грусть? Мы с ним летим

воздушной бездной.

Зачем же мягким буду я в железный, в жесткий этот век?

Я меч беру - и я плыву - до устья пышных - пышных рек.

ПРОКЛЯТИЕ ЧЕЛОВЕКАМ

Мы, человеки дней последних, как бледны в жизни мы своей!

Как будто в мире нет рубинов, и нет цветов, и нет лучей.

Мы знаем золото лишь в деньгах, с остывшим бледным серебром,

Не понимаем мысли молний, не знаем, что поет нам гром.

Для нас блистательное солнце не бог, несущий жизнь и меч,

А просто желтый шар центральный, планет сферическая печь.

Мы говорим, что мы научны в наш бесподобный умный век.

Я говорю - мы просто скучны, мы прочь ушли от светлых рек.

Мы разорвали, расщепили живую слитность всех стихий,

И мы, живя одним убийством, бормочем лживо: "Не убий".

Я ненавижу человеков в цилиндрах, в мерзких сюртуках,

Исчадья вечно душных комнат, что могут видеть лишь в очках.

И видят - только пред собою, так прямо, ну, сажени две,

И топчут хилыми ногами, как звери, все цветы в траве.

Сказав - как звери, я унизил - зверей, конечно, не людей,

Лишь меж зверей еще возможна - жизнь, яркость жизни, без теней.

О человеки дней последних, вы надоели мне вконец.

Что между вас найти могу я, искатель кладов и сердец!

Вы даже прошлые эпохи наклейкой жалких слов своих

Лишили грозного величья, всех сил живых, размаха