Главная » Книги

Воейков Александр Федорович - Стихотворения, Страница 2

Воейков Александр Федорович - Стихотворения


1 2 3 4

койством уврачуй.
   Да будет целый мир - единое семейство!
   Да обнимаются, как братия, цари!
   Да встанут новые для Феба алтари!
   Под Александровой счастливою державой
   Дадут науки плод, искусства процветут;
   Тебе обязаны спокойствием и славой,
   Отчизне и тебе дань сердца принесут.
   Уже бессмертие от муз тебе готово:
   Векам провозгласит дела твои Платон,
   Хвалами возгремит об оных Цицерон,
   Созвездье в небесах откроет Гершель ново
   И именем твоим великим наречет;
   Рафаэль оживит твой образ на холстине,
   В меди и мраморе твой вид - гроза гордыне.
   Я зрю: твой обелиск до облак восстает,
   И восседит орел полночный на вершине.
   Я слышу гласы лир: славнейшие певцы -
   Державин, Дмитриев - плетут тебе венцы;
   Коломбы росские вкруг света обтекают,
   Дела твои в концах вселенной возвещают,
   И имя славное твое из рода в род
   В благословениях к потомству перейдет.
  
   1812
  
   1 Написано до получения плачевного известия о кончине великого нашего полководца.
  
  
   107. К Ж<УКОВСКОМУ>
  
   Ты, который с равной легкостью,
   С равным даром пишешь сказочки,
   Оды, песни и элегии;
   Муз любимец и учитель мой
   В описательной поэзии!
   Добрый друг, открой мне таинства!
   Где ты взял талант божественный
   Восхищать, обворожать умы,
   Нежить сердце, вображение?
   Не Зевес ли положил печать
   На челе твоем возвышенном?
   Не Минерва ль обрекла тебя
   При рожденьи чистым музам в дар?
   Нам талантов приобресть нельзя,
   Мы с талантами рождаемся.
   Все пиитики, риторики,
   Все Лагарпы, Аристотели
   Не соделают поэтами.
   Что наука? Кормчий смысленный,
   Искушенный и воспитанный
   В школе времени и опытов;
   Но без ветра, морем плыть нельзя
   И писать без дарования.
   Ты поэтом родился на свет,
   В колыбели повит лаврами.
   Родился - и улыбнулася
   Мать-природа сыну милому,
   И все виды для очей твоих
   В красоту преобразилися,
   И все звуки для ушей твоих -
   В сладкогласие небесное.
   Представляешь ли Фантазию,
   Как она по свету рыскает,
   Подостлавши самолет-ковер,
   Алый мак держа в одной руке,
   А в другой ширинку белую, -
   Претворяешь в пурпур рубище,
   В пышный храм шалаш соломенный,
   Узы тяжкие железные
   В вязь легчайшую, цветочную.
   Все блестящи краски радуги
   На палитру натираешь ты,
   Все цветы, в полях растущие,
   Разноцветны, разновидные,
   Рвешь, плетешь из всех один венок
   И венчаешь им прелестную
   Дщерь Зевесову - Фантазию.
  
   Со друзьями ли беседуешь
   Под покровом кленов сетчатым,
   На ковре лугов узорчатом,
   Где ручей журчит по камышкам,
   Где шум сладкий бродит по лесу,-
   Ты, сливая голос с лирою,
   Поощряешь к наслаждениям,
   К сладострастию изящному.
   "О друзья мои! - вещаешь ты. -
   Жизнь есть миг, она пройдет, как сон,
   Как улыбки след прелестныя,
   Как минутный Филомелы глас
   Умолкает за долиною.
   Посмотрите, как за часом час
   Оставляет нас украдкою.
   И как знать? Быть может, завтра же
   Мы уснем в могиле праотцев;
   Так почто же дни столь краткие
   Отравлять еще заботами,
   Подлой страстью сребролюбия,
   Домогаться пресмыканием
   Мзды за низкость жалких почестей?
   Насладимся днем сегодняшним!
   В чаше радости потопим грусть
   И, стаканом об стакан стуча,
   Смерть попросим, чтоб нечаянно
   Посетила среди пиршества,
   Так, как добрый, но нежданный друг".
  
   Иль с Людмилою тоску дели
   О потере друга милого.
   Иль с Светланою прелестною
   Вечерком крещенским резвишься,
   Топишь в чашу белый ярый воск
   И, бросая свой золот перстень,
   Ты поешь подблюдны песенки.
  
   О соперник Гете, Бюргера!
   Этой сладкою поэзией,
   Этой милой философией
   Ты пленяешь, восхищаешь нас;
   Превосходен и в безделицах,
   Кисть Альбана в самых мелочах.
   Но почто же, мой почтенный друг,
   Ты с цветка лишь на цветок летишь
   Так, как пчелка златокрылая,
   Так, как резвый мотылек весной?
   Ты умеешь соколом парить
   И конем лететь чрез поприще.
   Состязайся ж с исполинами,
   С увенчанными поэтами;
   Соверши двенадцать подвигов:
   Напиши четыре части дня,
   Напиши четыре времени,
   Напиши поэму славную,
   В русском вкусе повесть древнюю, -
   Будь наш Виланд, Ариост, Баян!
   Мы имели славных витязей,
   Святослава со Добрынею;
   А Владимир - русско солнышко,
   Наш Готфред или Великий Карл;
   А Димитрий - басурманов бич;
   Петр - Сампсон, раздравший челюсть льва,
   Великан между великими;
   А Суворов - меч отечества,
   Затемнивший славой подвигов
   Александра, Карла, Цесаря;
   А Кутузов - щит отечества,
   Мышцей крепкою, высокою
   Сокрушивший тьмы и тысячи
   Колесниц, коней и всадников
   Так, как ветр великий севера
   Истребляет пруги алчные,
   Губит жабы ядовитые,
   Из гнилых болот излезшие
   И на нивах воссмердевшие;
   А Платов, который так, как волхв,
   Серым волком рыщет по лесу,
   Сизым орлом по поднебесью,
   Щукой зоркой по реке плывет
   И в единый миг и там, и здесь
   Колет, гонит и в полон берет!
  
   Выбирай, соображай, твори!
   Много славы, много трудностей.
   Слава ценится опасностью,
   Одоленными препятствами.
   В колыбели сын Юпитеров
   Задушил змей черных зависти,
   Но зато Иракл на небо взят;
   И тебе, орел поэзии,
   Подле Грея, подле Томсона
   Место на небе готовится!
  
   7 января 1813
  
  
   108. К ЕК<АТЕРИНЕ> АФ<АНАСЬЕВНЕ> П<РОТАСОВ>ОЙ
   ПРИ ОТЪЕЗДЕ ИЗ ЕЕ ДЕРЕВНИ 31 ЯНВАРЯ
  
   Итак, оставить сей гостеприимный кров,
   Где снова с тишиной и радостью дружился
   И с каждым днем добрей и лучше становился!
   Нося из края в край отеческих богов,
   Скитался долго я, как странник бесприютный,
   Далёко от родных, от милых, от друзей,
   Встречал холодный взгляд, холодных лишь людей
   И, перестав уже погоды ждать попутной,
   Вздремал под бурей бед унывшею душой,
   Когда, несытая разлукою одной,
   Судьба из малого любезного мне круга
   В бою похитила еще героя-друга,
   Незалеченные открылись раны вновь -
   И друга прежнего жестокая утрата,
   И смерть во цвете лет любезнейшего брата,
   И в гробе матери нежнейшая любовь!..
   Вотще мой кликал глас, мои искали взоры
   Необходимыя утехи и подпоры!
  
   Но сердце привело к обители твоей...
   В Жуковском обнял я утраченных друзей
   И спутников живых, рассеянных судьбою, -
   В нем был соединен весь мир мой предо мною.
   Пространство, время, смерть исчезли в сладкий час!
   Мы испытания минувшие забыли,
   Биение сердец приветствовало нас,
   И слезы лишь одне в восторге говорили!
  
   О, радость полная превыше бед моих!
   Я поспешал сюда в объятья только брата,
   И что же? - Я нашел твой дом семьей родных!
   И месяц радостей за год скорбей заплата!
   И быстро по цветам сей месяц пробежал
   В неизмеримую пучину лет и веков!
   И своенравный рок стезю мне указал
   Из мира ангелов в мир низкий человеков...
   Удел мой - находить в сем мире и терять,
   И чаще грустью смех, чем смехом грусть сменять.
  
   Простите, милые! В какой бы край судьбами
   Отброшен ни был я - всё буду сердцем с вами!
   К вам, к вам, под тихий кров, растерзанной душой!..
   Рассеешься ли ты, тумана мрак ужасный?
   Приветный солнца луч блеснет ли надо мной?
   Дождусь ли я тебя, возврата день прекрасный?
   И скоро ль положу дорожный посох свой?..
  
   <1814>
  
  
   109. ПОСЛАНИЕ К С. С. УВАРОВУ
  
   Муз благодатных славный любимец, владеющий лирой,
   Даром языков и грифелем Клии, Уваров! постыдно
   Великолепный российский язык, сладкозвучный и гибкий,
   Сделать рабом французской поэзии жалкой, нескладной,
   Рифмой одной отличенной от прозы. Не нам пресмыкаться!
   Льзя ль позабыть, что законные мы наследники греков?
   Нам с православием вместе науки они завещали -
   И сохраним в чистоте наследное наше богатство!
   Усыновим богатый и полный Гомеров гексаметр,
   Разнообразнейший всех стихотворных древних размеров!
  
   Как невозможно в одежду младенца одеть великана,
   Углем и мелом сходно списать картину Вернета,
   Или Моца?ртов сонат рассказать в простом разговоре,
   Так невозможно александрийским стихом однозвучным
   В ходе, в падении стоп, в пресеченьи стиха, в сочетаньи
   Рифм, одинаким в течение целой пространной поэмы,
   Часто из нескольких песен и тысяч стихов состоящей,
   Выразить с тою же верностью, смелой в рисовке, в смешеньи
   Света и тени, и с тою же яркостью в красках, всю силу
   Чувств, всю возвышенность мыслей и блеск, которыми каждый
   Стих Илиады и каждый стих Энеиды сияет.
  
   Вспомни, Уваров! что пишет Вольтер к китайскому хану:
   Острый старик насмехается едко над варварским, странным
   Правилом их стихотворным, которое требует строго
   Двух шестистопных стихов и друг подле друга стоящих.
   Ежели верить Вольтеру: одна стихов половина
   Служит для смысла, другая же вечно только для рифмы,
   Так что легко, ничего в существе не теряя, французам
   Можно во всякой поэме стихов половину убавить.
  
   Участь русской державы и русской словесности сходны:
   Долго владычество чуждое Русь ярмом тяготило!
   Нас, несогласных, татары, быстро нахлынув, пленили;
   Россы, оковы татар разорвав, их самих оковали.
   Нам, не радевшим о чести народной, о славе престола,
   Дали сарматы царя и красной Москвой овладели.
   Иго сарматское сбросили мы; но, приняв от французов
   Моды и образ их мыслей, снова стали рабами.
   Галлы, тяжелую цепь наложа на поэзию нашу,
   Видя, что мы отступили от древних обычаев русских,
   Дать и царя своего и уставы свои возмечтали...
   Но орел встрепенулся, расторгнул железные путы,
   Крикнул германским орлам знакомым им голосом славы
   И, распустив могучие крылья, стал над Парижем.
  
   Наши поэты среднего века с умом и талантом:
   Славный князь Кантемир, Феофан, Симеон и Буслаев
   Правилам польской поэзии, с нашею столько несродной,
   Русский, способный ко всем измененьям, язык добровольно
   Поработили. И сам Ломоносов своею чредою
   Дань заплатил предрассудкам и мнению века
   Преобразитель словесности нашей пишет, об ней рассуждая,
   Что велелепнейшим метром, и звучным и самым способным
   Выразить скорость и тихость и страсти движенья, считает
   Он анапесты с ямбами. Но увлеченный примером
   Немцев, которых словесность была тогда в колыбели,
   Больше - примером французов, дал преимущество ямбам,
   И в Петриаде своей подражает поэме Вольтера.
  
   Тщетно полезный муж Тредьяковский желал в Телемахе
   Истинный путь проложить российской эпической музе:
   Многоученый, он не имел дарований и вкуса,
   Нужных вводителю новой системы и новых законов.
   И Ломоносова гений, увенчанный лавром победы,
   Ямб освятил и заставил признать эпическим метром.
   И Херасков повлекся за ним - слепой подражатель.
   И отважный Петров не посмел изобресть в Энеиде
   Нового, больше поэме приличного стопосложенья!
   И стихотворец, рожденный с талантом, Костров в Илиаде
   Ямб утомительный выбрал своим стихотворным размером!
   Сам подражатель Кострова, Гнедич уж несколько песен
   Переложил шестистопными русскими ямбами с рифмой.
   И восхищенный Вергилием и ослепленный Делилем,
   Юноша дерзкий, я перевел половину Георгик,
   Мысля, что рифмой и новым и лучшим размером украсил
   Песни Вергилия, коим в сладости нету подобных.
  
   Честь и слава тебе, Уваров, славный питомец
   Эллинских муз и германских! Ты, испытательно вникнув
   В стопосложение греков, римлян, славян и германцев,
   Первый ясно увидел несовершенство, и вместе
   Способ исправить наш героический стих, подражая
   Умным германцам, сбросившим иго рифмы гремушки,
   Освободившим слух свой от стука ямбов тяжелых.
   Я устыдился, бросил в камин свое земледелье;
   Начал поэму сию и новым, и, сколько возможно
   Мне было, к метру латинскому самым ближайшим размером.
  
   В самом деле, сличая ямб всегда одновидный
   С разнообразным и звучным гексаметром, вижу в последнем
   Больше, чем тридцать колен, перекатов в тоны из тонов:
   Можно возвысить свой стих и понизить; быстро промчаться
   Вихрем, кружащим с свистом и шумом по воздуху листья;
   Серной скакать с скалы на скалу, с камня на камень,
   Тихо ступать ступень с ступени по лестнице звуков.
  
   Пусть говорят галломаны, что мы не имеем спондеев!
   Мы их найдем, исчисляя подробно деяния россов:
   Галл, перс, прусс, хин, швед, венгр, турок, сармат и саксонец,-
   Всех победили мы, всех мы спасли и всех охраняем.
  
   Мы их найдем, исчисляя прекрасные свойства монарха.
   Царь Александр щедр, мудр, храбр, тверд, быстр, скромен и сметлив.
   Хочешь ли видеть поле сраженья: пыль, дым, огнь, гром,
   Щит в щит, меч в меч, ядры жужжат, и лопают бомбы,
   Сгрянулись рати, брань закипела - и кровь полилася.
   Хочешь ли видеть мирное поле под жатвой богатой,
   Слышать в гумне на току бой в лад цепов молотящих:
   Здесь сквозь доски пила визжит, зацепляясь зубами;
   Тут ковачи раз в раз бьют сталь, стуча молотами;
   Там раздается лай псов по мхам, по холмам, по долинам.
   Грянул перун - и громкое эхо кругом прокатилось;
   Свистнул порывистый ветр, буграми вздулося море,
   Хлябь ревет и клокочет, огромные волны хлебещут,
   Ребра трещат в корабле и скрипят натручены скрепы.
   Руль раздроблен, и внезапно вал, на корабль набежавший,
   Перевернув его трижды, стремглав сшиб кормчего в бездну.
  
   Вот, Уваров! гекзаметр, которому дать не желают
   В русской империи права гражданства, законного права!
  
   Я не дивлюся нимало, что есть на святой Руси странные люди,
   Люди, которых упрямство ничем не преклонное губит:
   Знают они, что в осьмнадцать годов текущего века
   Русское царство в искусствах, в науках, в силе и славе,
   Как исполин, на столетие целое смело шагнуло;
   Но из упрямства на прежнем старом месте остались,
   Смотрят на вещи с той точки, с которой полвека смотрели,
   Верить никак не хотят, что время и опыт открыли
   Многое в ходе, в сложеньи вселенныя бывшее тайной;
   Мыслят, что всякая новость в правленьи, в науках, в искусствах
   Гибель и веры и нравов и царства ведет за собою.
   Проклят, по мнению их, всяк тот, кто, древних читая,
   Вздумает ввесть в поэзию нашу новые метры -
   Он прослывет нечестивцем, не знающим бога и правды.
  
   Но признаюсь пред тобой: с удивлением слышу, что те же
   Наши великой ученостью в свете славные люди,
   Те просвещенные наши большие бояра, которым
   Прежде читал я старый свой перевод из Георгик,
   С жаром которые выше Делилева труд мой ценили,
   Ныне, когда им новый читаю, жалеют об рифмах.
   Часто, терпенье совсем потеряв, головою качая,
   Думаю: "Знать, у больших господ и... затеи большие!"
  
   1818
   Дерпт
  
  
  
   110. ПОСЛАНИЕ К Д. В. ДАВЫДОВУ
  
   Давыдов, витязь и певец
   Вина, любви и славы!
   Я слышу, что твои совсем
   Переменились нравы:
   Что ты шампанского не пьешь,
   А пьешь простую воду,
   И что на розовую цепь
   Ты променял свободу;
   Что ныне реже скачешь в клоб,
   В шумливые беседы,
   И скромные в семье своей
   Тебе вкусней обеды.
   Не завиваешь ты уса;
   Конь праздный в стойле тужит,
   И сабельная полоса
   За зеркало не служит.
   Вкруг кивера обвился плющ
   И всполз на верх султана;
   Паук раскинул сеть свою
   По сетке доломана.
   Вкруг двоеглавого орла
   Твоей блестящей шашки,
   Влетев в открытое окно,
   Порхают дерзко пташки.
   Заглядываю в тайный шкаф -
   Он пуст: в печи Буянов,
   Гервасияда в камельке;
   Один певец Русланов
   Тихонько прячется в углу,
   Загорожен Бюффоном.
   И вместо прежних книг - Руссо,
   И Кампе с Фенелоном,
   И Локка любишь ты читать.
   Из моралистов строгих
   Выписываешь в свой альбом,
   Но, чудное для многих,
   Открой мне таинство свое!
   Скажи, Шольёв наследник,
   Кто обратил тебя на путь?
  
   Кто - славный проповедник,
   Или писатель - Златоуст?
   Кто подал в помощь руку
   Закореневшему в грехах
   И объяснил науку
   Не у прелестниц записных
   На ложе сладострастья,
   Но в Целомудренной любви
   Искать прямого счастья?
   Нет! то не мог быть человек,
   Как мы же, земнородный,
   Уверен я, хотя бы он
   Мудрец был превосходный.
   Я слышу: ангел доброты
   К тебе с небес спустился
   И в виде грации младой
   С тобою обручился.
  
   Давыдов! правду говоря,
   Тебе бы за проказы
   Ветрану должно дать в жену
   И произвесть в Пролазы.
   Но ты не глуп, не подл, не крив,
   Грехи твои забыты,
   И верный ты, счастливый стал
   Супруг из волокиты.
   Любимец ветреных богов,
   Которые играли
   Тобой средь мира и боев,
   Довольно!.. днесь настали
   Блаженства тихого часы,
   Венере с Марсом смена:
   Из баловня богов сих ты
   Стал баловнем Гимена.
  
   1819
  
  
   111. ТОРЖЕСТВЕННЫЙ ВИЗГ
   ЖИТЕЛЕЙ ПРЕСЛОВУТОГО ГОРОДА ЮРЬЕВА
   ПО СЛУЧАЮ ОТЪЕЗДА ИЗ ЮРЬЕВА
   В БОГОСПАСАЕМЫЙ ПСКОВ КОРОЛЕВИШНЫ,
   МАТЕРОЙ ЖЕНЫ АННЫ ПЕТРОВИШНЫ,
   на Каменном мосту в лицах представленное
   1820-го года 10 января, по-славянски просинца
   ПРОЛОГ
  
   Уж как было то в осьмисотом году,
   В осьмисот во двадцатом году,
   Во двадцатом году другой тысячи,
   Во десятый день было месяца
   Того ли холодного просинца,
   А и деялось, учинилось
   Во славном во городе Юрьеве,
   На широком Каменном мосту,
   Собиралась поляница удалая,
   Что и русская и немецкая.
   Еще чукчи со лютерами,
   Вся сорочина долгополая,
   Провожать свою любушку
   Во путь, во дороженьку.
   Как вскричали они зычным голосом:
   "Закатился наш светел месяц!
   Упала звезда поднебесная!
   Потухла свеча воску ярого!
   Увез злодей К<арло> Горынович
   Из Юрьева во Псков голубушку,
   Матеру жену Анну Петровишну!"
  
   (Solo. Положа руку на ухо, поет)
  
   Ты растрога, растрога моя,
   Ты растрогала, растрогала меня,
   Ты зазноба, зазноба моя,
   Зазнобила ты сердечушко мое;
   Ты растрепа, растрепа моя,
   Растрепала кудри рыжие мои,
   Раззамаха, раззамаха ты моя,
   Раззамала кости старые мои.
  
   T....
   (с гитарой и умильными взглядами)
  
   Душа моя возлюбленна,
   Серая кобыла!
   За что меня невзлюбила,
   Мерина гнедова?
  
   Старик Ш<амаев>
  
   Ох вы славные русски кислы щи,
   Вы медвяные щи пузырные!
   Для чего вы, щи, скоро киснете
   Середи поры, время теплова?
   Что поутру вы, щи, запенилися,
   О полудни, щи, поспевали вы,
   А при вечере и окиснули.
  
   Л<авр>ов
  
   Голова ль ты моя, головушка,
   Голова моя бесталанная!
  
   Профессор А<деркас>
  
   Фертом белы руки в боки,
   Делайте легкие скоки.
  
   Енко
  
   Высота ли высота поднебесная,
   Широта ли широта моря синева,
   Глубина ли глубина мать сырой земли!
  
   Студент Б<рок>
  
   Уж как я ли молодец
   Никуда не годен,
   Ни в солдаты, ни в драгуны,
   Ни в мелки матросы.
   Только годен молодец
   На печи лежати.
   На печи, печи лежати,
   Пряники жевати.
  
   Майор Ш<ульц>
  
   Что у нас было во Чухонщине,
   Что во Юрьеве славном городе,
   Во соборе Петропавловском,
   Что у правого у крылоса,
   Молодой майор богу молится,
   Сам он плачет, как река льется;
   В возрыданьи слово вымолвил:
   "Расступись ты, мать сыра земля,
   Что на все четыре стороны,
   Ты раскройся, гробова доска!"
  
   Анна Петровишна
   (высунув голову из возка, который подъезжает к мосту)
  
   Ах, вы очи, вы очи ясные!
   Вы глядели да огляделися,
   Не по мысли вы друга выбрали,
   Не по моему по обычаю.
  
   Догадчица
   (solo приплясывает)
  
   Государь З<онтаг>, ты мой батюшка!
   Не давай, З<онтаг>, меня за старого замуж;
<

Другие авторы
  • Дон-Аминадо
  • Мильтон Джон
  • Месковский Алексей Антонович
  • Введенский Иринарх Иванович
  • Малиновский Василий Федорович
  • Мурзина Александра Петровна
  • Бласко-Ибаньес Висенте
  • Клеменц Дмитрий Александрович
  • Кузьмин Борис Аркадьевич
  • Норов Александр Сергеевич
  • Другие произведения
  • Венгеров Семен Афанасьевич - Григорович, Дмитрий Васильевич
  • Венгеров Семен Афанасьевич - Кохановская (Соханская) Надежда Степановна
  • Гаршин Всеволод Михайлович - Автобиография В. М. Гаршина
  • Тан-Богораз Владимир Германович - У Григорьихи
  • Толстой Лев Николаевич - Две войны
  • Вересаев Викентий Викентьевич - Исанка
  • Тайлор Эдуард Бернетт - Эдуард Бернетт Тайлор: биографическая справка
  • Белинский Виссарион Григорьевич - Стихотворения графини Б. Ростопчиной
  • Андреев Леонид Николаевич - Политические очерки
  • Вельяшев-Волынцев Дмитрий Иванович - Песня ("Здесь, под тенью древ ветвистых...")
  • Категория: Книги | Добавил: Armush (29.11.2012)
    Просмотров: 384 | Рейтинг: 0.0/0
    Всего комментариев: 0
    Имя *:
    Email *:
    Код *:
    Форма входа